Той ночью

      Собственное тело отказывалось подчиняться и двигаться, налитое раскалённым свинцом. Единственное, что мог — прижимал руку ко рту, стараясь не издать ни звука. Желательно не дышать и вовсе. Сердце бешено колотилось, отбивая сумасшедший ритм о рёбра. Странная смесь из страха и шока корнями впивалась в мозг, вызывая панику. Дыхание участилось, выдыхать приходилось через нос, от этого тут же переставал дышать, боясь быть услышанным. Перед глазами плыл пол, и острые мурашки бежали по спине, болезненно покалывая кожу. В висках стучало настолько сильно, что заглушало мысли напрочь. — Цзин Юань… — знакомый голос складывался в приторно-сладкий стон, выворачивая внутренние органы чуть ли не наизнанку от отвращения.       Стало тошнить и Яньцин зажмурил глаза до цветных мурашек под веками. По лбу стекала капля холодного пота. Дышать приходилось ещё сильнее, чтобы не упасть в обморок. Он скатился по стене, поджимая дрожащие одеревеневшие ноги. Начинало лихорадить, как от температуры. Плечи вздрагивали при каждом звуке доносящегося из комнаты. Сердце обливается кровью и во рту скапливается ядовито-тягучая слюна, что слипаются стенки пищевода, не давая сглотнуть. Однако, несмотря на помутнение сознания и чувство отвращения, любопытство было сильнее. Возможно, он пожалеет о том, что не воспользовался слабостью и не сбежал, но об этом поздно думать.       В тёмный коридор падала полоска света из приоткрытой, будто нарочно, двери. Этой щели достаточно хватало, чтобы рассмотреть происходящее. Слишком удачно был открыт обзор, словно всё подстроено. С каждой секундой росло сомнение того, что это не случайность. С другой стороны постепенно пожирало изнутри чувство вины, что Яньцин вторгается в личную жизнь генерала и совершает своего рода преступление. Даже если никто и не застукает, то лейтенант сам себя уже наказал, оставаясь дольше положенного.       Нужно было повернуть назад ещё тогда, когда услышал подозрительные звуки, собираясь зайти по срочному делу к генералу Цзин Юаню. Только сейчас уже это и не так важно. То, что было так важно — разбилось вдребезги вместе с чувствами лейтенанта. Мелкие осколки впивались в ладони, ноги, лёгкие, в самое сердце.       Его никогда не волновало, с кем мог встречаться генерал и… Спал ли с кем-то? Яньцин не был заинтересован постельными утехами и даже мыслями о них. Пусть и переступил черту совершеннолетия, но оставался равнодушным до этого момента.       Пока он был занят тренировками и сражениями, то не мог помыслить о том, насколько думает о генерале в неправильном ключе. Как долго смотрит на его руки, желая ощутить тепло и объятия. Старался не думать о манящих губах, в которые порой так хотелось впиться, что внутри всё горело до невозможности сильно и только ныряние с головой в холодную воду спасало. Как же ужасающе быстро росло это неведомое доселе желание. Такое странное, такое порой противное или… Запретное, манящее и соблазняющее.       Волна жара пробежалась по телу, постепенно согревая от шока. Щёки вспыхнули от неприличия мыслей.       То, что он испытывал по отношению к генералу — называлось влюблённостью. Это было как-то глупо или даже по-детски наивно. Такое странное и несуразное слово. Именно оно сюда и подходило, нежели уважение или восхищение. При последних условиях нет желания коснуться другого человека. Нет желания очутиться на месте Дань Хэна. Нет зависти извиваться на генерале и сладко стонать вместо другого человека, впиваться ногтями в кожу в порыве страсти и царапать до красных отметин.       Сердце пропустило удар, и Яньцин стиснул зубы. Разум его кричал о том, что нужно бежать, а внутри изнывал от чувств, желания и мерзкой ревности.       Встать на ноги не получалось, тут же оседал не в состояние принять происходящее. Яньцин смог только подняться на колени, что выглядело жалко. Горечь положения ощущалась тошнотворной вязкой слюной во рту, что сглотнуть не получалось.       Поглядывать было само по себе неприлично и от того под рёбрами скребётся совесть, раздирая плоть. Внутри боролось противоречие, сильно связанное с тем, что продолжает смотреть. По венам бегущий адреналин придаёт сил, бодрости и страх меркнет на заднем фоне, оставляя лишь тяжесть неугасающей боли.       От увиденного бросает в жар и пересыхает в горле. Пальцы от чего-то дрожат. Щёки покрываются багровым румянцем, и лицо невыносимо печёт, словно от огня, задевая и кончики ушей. Чувство отвращения отступает и из него рождается совершенно другое ощущение. Подступающими волнами подкрадывается доселе неизвестное и совершенно странное желание, чувство опаляющего возбуждения. Это настолько ново, что осознание смешивается со смущением и стыдом. Яньцин старается отвести взгляд, но слух становится острее. Невозможно скрыться от звуков влажных шлепков кожи о кожу и будоражащих стонов.       Невольно кусает губы. В груди разрастается неугасаемое чувство ревности, ещё больше подливая масла в разбушевавшийся огонь вожделения. Отрицать последнее уже бессмысленно и Яньцин просто принимает то, что происходит сейчас с ним. Это неправильно, это отвратительно, мерзко, но чёрт… Приятно. Даже просто ощущать эту бурную смесь, не касаясь себя.       Он хочет так же       Он хочет быть на месте Дань Хэна. Хочет иметь такие же близкие отношения с генералом. Целовать с упоением, склоняясь над ним, кусать за губы. Двигать медленно бёдрами, получать наслаждение от каждого толчка. Яньцин понимает, что они делают. Пусть и не имеет опыта, но просто знает.       Сердце заколотилось где-то в горле. Внизу живота скапливается горячий узел возбуждения, растекаясь импульсами по всему телу. Во рту скопилась слюна, которую пришлось глотать за короткое время не раз, и не два. Губы задрожали от едва сдерживаемых эмоций. Хотелось помешать, ворваться в комнату и прижаться к обнажённому генералу. Вдыхать аромат его тела, едва справляясь с собой. Вплетать пальцы в густую копну и сжимать у корней.       Безумно хотелось. До дрожи и жжения под рёбрами. До потери контроля. — Дань Хэн, — голос Цзин Юаня хриплый, томный и от этого приятные мурашки по коже.       В штанах становится до невозможности тесно. Он заворожённо смотрит на генерала. Заглядывается, как напрягаются мышцы на его руках, а крепкие пальцы хватают Дань Хэна за шею, притягивая для агрессивного, но чертовски чувственного поцелуя. Дань Хэн же чуть ли не рычит, хватая за волосы генерала. Их близость похожа на сплетение двух огней. Жарко, страстно, агрессивно, жёстко и невероятно возбуждающе. Невольно возникает мысль присоединиться, наплевав на всё.       Он мечтает о таком же где-то во снах и спрятанных мыслях.       Яньцин судорожно выдыхает, и взгляд его опускается ниже. Внезапно бросает в смущение и лёгкий стыд. Хочется прижать прохладные от волнения ладони к лицу. Он чувствует, как каплями стала выделяться смазка, пропитывая ткань. Начинает приливать кровь внизу. Горячая и густая. В голову лезут дурные мысли, в которые до безумия тянет окунуться безвозвратно.       Он борется с противоречием внутри и остатками совести. Стоит ли касаться или терпеть? Смотреть, как Дань Хэн плавно двигает бёдрами, насаживаясь на налитый кровью член и давиться слюной?       Дыхание перехватило, и уши загораются сильнее. Ситуация накаляется, но воспитание не позволяет смело думать о таких пошлостях. Кого он вообще обманывает? Яньцин только делает вид для себя, что всё ещё сомневается в своём выборе и строит из себя невинного и целомудренного. Ему очень хочется.       Хочу, хочу, хочу!       Целовать, ласкать, обнимать, стонать, развратно раздвигать ноги перед генералом и принимать внутрь до дрожи напряжённый член, истекающий смазкой. Это сводит с ума только от одной мысли.       Рука непроизвольно тянется вниз, касаясь бедра и Яньцин вздрагивает, на миг, представив, что вдруг за ним тоже подглядывают. Это только больше раззадорило. Пальцами сжимает ткань штанов, натягивая до предела. Дыхание участилось, ведь создаётся давление на эрегированный орган и от того пытка становится слаще. Вкусить нечто запретное хочется всё больше.       Он с трудом сглотнул вставший в горле ком. Бросает то в жар, то в лёгкую прохладу от каждого движения, от каждого звука доносящегося из комнаты. До неприличия дурные мысли закрадываются в голову и Яньцин замер в ожидании. Ему стало стыдно думать о таком, но всё меньше стал подчиняться разуму. Теряет последние остатки здравого смысла, которых в целом-то и не осталось.       От одного движения его отделяет только сомнение. Станет ли он чувствовать себя грязным? Станут ли его мысли развратными? Изменится ли что-то после этого?       Он волнуется, ведь ранее такого не делал и не нуждался даже. Только сейчас рука сама тянется вниз, и лишь разум сопротивлялся в жалких попытках.       Бесполезно       Пальцы на секунду остановились перед тем, как резко оттянуть ткань штанов. С губ сорвался облегчённый выдох и Яньцин замер, прислушиваясь. Ему всего лишь кажется и не более того.       Он прислонился к стене, приоткрывая рот. Ладонь легла на покрытый набухшими венами член, сжимая пальцы кольцом у основания. Несмело делает первое размашистое движение рукой. Едва не задыхается от приятных чувств, зажимая рот. Подавил рвущийся наружу всхлип.       Яньцин изучает себя и свою реакцию на любое действие. Подушечками он размазывает вязкую смазку по головке и прошибает током от макушки до кончиков пальцев. Ноги подкашиваются и становятся ватными. Труднее устоять.       Очередное движение рукой вверх и вниз, специально не касаясь самого чувствительного места. Только даже простая фрикция приносит удовольствие, а под сдержанные стоны генерала можно кончить и без этого. Свободной рукой Яньцин гладит себя так, как хочет, если бы это делал Цзин Юань. Горячими пальцами по подбородку по шее ниже, чуть царапая кожу. Вниз и расстёгивает ворот, забирается смело под одежду, касаясь оголённой ключицы. От фантазий сводит внизу живота. Сильнее пульсирует сжатая ладонью плоть.       Задевает напряжённые соски, царапая ногтем. Кровать скрипит под натиском тел, и чужие толчки становятся сильнее. Происходящее и фантазии смешиваются, сливаются в яркую картину в голове. Движения становятся смелее, а хватка жёстче. Яньцин закрывает глаза, вслушиваясь только в родной голос.       Генерал на пределе, и Яньцин это словно чувствует, вылавливая изменения в голосе. Рука соскальзывает вниз в такт доносящимся до уха толчкам. Вниз и вверх, цепляя пальцами покрасневшую голову. Слишком хорошо, слишком приятно и совсем близко к окончанию. — Цзин Юань, я… — Дань Хэн срывается на стон и даже его голос начинает вплетаться в мечты, заставляя разносить по телу волны возбуждения с наслаждением. — Молчи, — хрипит Цзин Юань, ускоряя темп. Шлепки становятся более громкими.       Приходится прислониться лбом к стене, чтобы не упасть. Яньцин царапает одной рукой стену в неконтролируемом желании. Загнанно дышит сквозь стиснутые челюсти и сильнее двигает рукой. Ему хочется жёстче и быстрее. Ускоряет темп, ладонью размашисто накрывая член, оседает на колени. В висках шумит бурлящая кровь, и звуки смешиваются где-то на фоне. — Цзин Юань… — слетает с губ и тело всё напрягается до предела.       Секунда и резкая вспышка. Руку обжигает белым семенем и оглушает стон… Его стон.       Осознание окатывает, как ледяная вода. Яньцин резко распахивает глаза, в помутнении смотря на руку, покрытую спермой. Вторая мысль приходит позже и на дрожащих ногах он поднимается, впопыхах стараясь как можно скорее убежать. Скрыться. Зарыться настолько глубоко, чтобы никто его не нашёл.       Цзин Юань прикрыл глаза, расслабленно улыбаясь. Тело налилось сладкой истомой. Дань Хэн положил голову на грудь. — Я не хочу прерывать такой момент, но ты не слышал ничего? — голос его серьёзен, словно за ними шпион следил, готовый доложить врагам, чем они тут занимаются.       Генерал хрипло рассмеялся. — Тебе показалось.