***
Паулина протёрла до блеска последнюю суповую тарелку и аккуратно положила в сервант. Следом отправились селёдочницы, креманки, тарелки для вторых блюд, десертные, икорные и особо изысканные кокильницы. Затем выгребла пищевые остатки из раковины, насыпала порошок и отдраила поверхность. Нагрузила на спину мешки с отходами и отправила их в выгребную яму. Открыла кладовку, спустилась по лестнице, по которой ещё год назад катилась с воплями и бранью, уселась на табуретку и начала чистить необходимый запас овощей на завтра. Паулина вышла наверх только когда уже небо начало постепенно окрашиваться в персиковые и розовые цвета – значит, её смена заканчивалась. Она обвела взглядом кухню. Зацепилась за кастрюлю, стоявшую на плите – конечно же, грязную! Странно, но этот факт не взбесил Паулину и не расстроил. Руки выполняли всё механически, взгляд был устремлен в меню на сегодняшний день: суп-лапша, паштет, салат с картофелем, яйцом и… «Наверное, стоило сварить сегодня картошку, чтобы в обед не тратить на неё время», – подумала она, взглянув в окно. – «До рассвета успею». Вымыв кастрюлю, Непризнанная сразу же принялась за варку. Вода кипятилась, занять себя теперь было совсем нечем. Пальцы стали отковыривать корочки с губ. Каникулярная неделя приближалась к своему концу, а воспоминания о ядовитом дожде, под которым истлевали костлявые, практически мёртвые на вид нечестивцы не собирались покидать голову Паулину. Лицо её теперь отражало мрачную задумчивость. Мысли крутились вокруг Третьего Круга, но о чём конкретно – она до сих пор не могла понять. Из раза в раз Паулина вспоминала те пустые взгляды, простёршие в мольбе к ней руки, гнойные раны, оставленные каплями дождя. Неосознанно дотронулась до лба, где выжжено клеймо. Картофель был готов ровно к тому времени, как пришла ангел Иона. Утренний ритуал был выполнен так же чётко и слажено, как и всегда: каждая тарелка пересмотрена, овощи проверены, рот грешницы обыскан. Паулина подпёрла голову ладонью в ожидании вердикта Ионы. — Ты в последнее время сама не своя. Я даже начинаю скучать по твоему вечно брезгливому выражению лица, — сказала она настолько добродушно, насколько это возможно в её случае. — Нет… настроения для брезгливости, — вяло ответила Паулина, неотрывно глядя на висящие на стене кухонные принадлежности. «Забыла повесить половник», — перебила она этой мыслью тот миг, когда перед глазами опять попытались всплыть неприятные картины. — Да что с тобой произошло? – спросила Иона, скорее, саму себя. Она обшарила её голову за пропуск дня и ничего не поняла. Она видела, как Паулина плакала, грустила или боялась, но не было ничего, чтобы могло бы настолько поразить душу. Иголка Арахны работала. — Я думаю, ангел Иона. Много. О своём грехе, — Непризнанная внешне была всё так же безразлична, но при упоминании вслух своего душевного недуга вдруг почувствовала давление в области груди. — Я пытаюсь понять, что я делаю не так. — У меня нет универсального способа искупления чревоугодия. Но я вижу в тебе перемены с тех пор, как ты впервые попала ко мне на кухню. Возможно, уже не так далёк тот самый день. «Перемены… Надо встретится с Люцифером… Нет, не могу сейчас об этом думать», — и так она обещала себе встречу с Люцифером уже пару дней. Сам он тоже её не вызывал. Видимо, они взаимно друг другу надоели. А надоел ли он Паулине? Нет. Откровенно говоря, она хотела встречи с ним. Хотела дальше продолжить разгадывать загадку, хотела этих дурацких разговоров ни о чём. И даже хотела послушать его пошлые, совершенно идиотские шутки над ней. Но у Паулины не было сил. — Ангел Иона, насколько тяжек мой грех? — Что ты имеешь в виду? — Если бы я умерла в старости, я бы попала… в Ад? Иона молчала. Только рассматривала её профиль, а Паулина не хотела поворачиваться к ней лицом. Страшилась увидеть в глазах ответ «да». Когда молчание затянулось на неприлично долгую минуту – или так только казалось? – Иона всё же сказала: — Нет. Ешь. Паулина опустила взгляд – перед ней стояла тарелка овсяной каши. Горячая, вкусно пахнувшая. А рядом чай с лимоном. Рот мгновенно наполнился слюной, отчего она почувствовала омерзение к самой себе, но всё что она смогла, это удивлённо посмотреть на Иону. — Я тебе её поднесла несколько минут назад, — кивнула на тарелку ангел. — Ты действительно её не заметила? Глаза Паулины округлились от непонимания того, что сейчас происходит. Это шутка? Очередное испытание её силы воли? Какая-то иллюзия? Что угодно, но эта тарелка и эта кружка точно не могли быть правдой, потому что её наказание за пропуск того дня, когда они с Люцифером бегали по Аду, должно было длиться не меньше двух недель. — Да-а-а… — туманно произнесла Иона. — Искупление тебе даётся странно. Но оно даётся. Она взяла из вазы с фруктами апельсин и протянула Непризнанной. — Зачем? — Разве ты не хотела бы съесть ещё и апельсин? — Я не знаю. Наверное… Честно говоря, я вообще не хочу есть. — Ты должна. Ты давно не ела, а у вас уже начались тренировки. Без еды ты будешь слишком быстро выдыхаться. Паулина опять сглотнула слюну, повертела апельсин, будто решаясь с мыслями. — Хорошо, спасибо. Ложку она взяла так же неуверенно. Каша была вкусной и сытной, чай – несладким, с приятной кислинкой, а лимон в нём – бодрящим. Паулина впила ноготок в шкурку апельсина, как вдруг Иона её спокойно остановила: — Оставь его для тренировки. На каждый урок с Алроком я буду давать тебе целый апельсин, но я не разрешаю тебе его есть – только пить, не прожевывая мякоть. Остатки апельсина ты будешь приносить мне обратно. Если я увижу, что ты всё-таки откусила кусок, то я назначу тебе наказание. — Я поняла Вас. Спасибо. Иона кивнула и отпустила её. Непризнанная бродила по петляющим пустынным коридорам, пока не добралась до вестибюля, откуда были выходы в любое крыло в Школе. Она зашла в нужный переход и сразу очутилась в крыле женских комнат. Дверь с номером 12 отворилась. — «Она была похожа на женщин из книг романтиков». — Какого! — заверещала Паулина, отпрыгнув к стене. — «Он ничего бы не прибавил к её облику, ничего бы не убавил в нём. Мир внезапно расширился. Она была той лучезарной…» — Я же запирала комнату! — Ну и нудятина, — захлопнул книгу Люцифер. — Я думал, ты любишь что-то приключенческое, даже фантастическое, а не любовные романчики. — Во-первых, это не «любовный романчик», — она обиженно выхватила книгу из его рук и вернула на комод. — Во-вторых, я могу читать всё. В-третьих, как ты сюда попал и зачем? — У вас с Мими есть дурная привычка оставлять окно открытым, — Люцифер рухнул на пуфик и беззаботно закинул руки за голову. — Ты на меня обиделась? — Нет. На что мне обижаться? — Вас, женщин, сам чёрт не разберёт. Ости постоянно обижается на что-то. Мими тоже злопамятная. — Ты вломился в мою комнату, чтобы поговорить о женской природе? — Да. Ты подозрительно молчалива после нашего путешествия, — он по-кошачьи прищурился. — Я думал, что ты от меня не отлипнешь после нахождения мозаики и расшифровки второго слова. — Я тоже, — усмехнулась Паулина, заторможенно кладя апельсин на свой туалетный столик. — Чревоугодие? — спросил Люцифер. — Угу. — Слушай, Непризнанная, — он не слишком грациозно поднялся с пуфа, едва не свалившись обратно, и подошёл к ней: — Не то, чтобы мне было дело до твоего искупления, но… Замолкнул, сжал челюсть и закатил глаза. Паулина с удовольствием смотрела на то, сколько сил он тратил на то, чтобы сейчас произнести что-то приятное. Люцифер положил ладонь на её плечо и выдал: — Давай, приходи в себя. — Оу, как мило! Ты заботишься обо мне? — Нет, просто у нас куча работы, а у меня есть идея. — Я вся внимаю. Твоя забота придала мне… — театрально расчувствовалась она. — Раз уж ты пригласила меня прогуляться по Аду, — нарочито громко перебил её Люцифер, — теперь я обязан пригласить тебя на Небеса. — Какой ты романтичный, сейчас в обморок упаду. — Не падай, собирайся. — Сейчас? — выпучилась Паулина. — Я отвернусь, так уж и быть. — Люцифер, если я опять пропущу день на кухне, то Иона меня изничтожит! — взволнованно заворчала та. — Она и так обшарила всю мою голову. Спасибо Арахне, что всё обошлось. Ну и тебе тоже. Люцифер в раздумье лёг на кровать Паулины и посмотрел в окно. — Мы вернёмся до заката, если вылетим сейчас. — Как, если нам лететь аж до Шестого Неба? — Меркава.***
Солнечный свет проникал сквозь высокие оконные рамы, ярко освещая древнюю застеклённую и ограждённую решётчатым заборчиком мозаичную картину, над которой более двух тысяч лет назад трудился Высший ангел Метатрон. Паулина и Люцифер, словно оцепенели: стоя бок о бок, они не сводили глаз с переплетающихся в сложные композиции узоров и потускневших, но не потерявших свою прелесть красок. Мозаика была круглой формы, метра два в длину и ширину, каждый период жизни Чудовища обрамляла рамка со словами Оракула. Сцены делились ровно так, как написал Винчесто: Рождение, Детство, Превращение, Поражение. Ребёнок действительно выглядел безобразно, но не чудовищно: с неестественно крупной головой, кривыми ручками и ножками, борозды покрывали всё его тельце, губы были скошенными, а разного размера глаза пугали своей… живостью. Мать и отец изображены довольно схематично и скрытно, однако по позам было понятно, до чего они напуганы собственным чадом. Чайки, парящие в серых облаках, падали замертво. Вокруг перья. Ребёнок подрос. Всё такой же пугающий не столько своей внешностью, сколько глазами, которые теперь горели безумием, ибо у его ног лежали тела погибших ангелов и демонов. Над ребёнком клубилась тьма. Везде кровь. Ребёнок превратился в то Чудовище, которое представил ей Ади, только отличалось оно ужасающей, куда бо́льшей натуральностью, чем показал талантливый метаморф. Справа от него – легионы ангелов и демонов, слева – сияющий портал, который вёл на Седьмое Небо, Аработ, где находилась Обитель Шепфа. Поле битвы, усеяно окровавленными перьями бессмертных. Ребёнок – уже не Чудовище – стоял на коленях перед окутанной светом сущностью. И… распадался? Его крылья рассыпались в труху, но тело пронзило глубокой трещиной. Непонятно: задумка ли это художника или просто повреждение временем? Паулина нахмурилась и перевела взгляд на то место, где должна была лежать найденная ею часть мозаики. Вместе пророчество звучало так:«Равновесие наклонится в одну Сторону, когда чадо узрит Создателя в первый раз, и вернется в Баланс, когда они встретятся вновь. Перемены двигают…»
— Есть мысли? — тихо спросил Люцифер. — Слишком много. Пытаюсь понять слова Зигзы о том, чтобы узреть истину, нужно пройти дорогой жизни Маль… — она поперхнулась от того, что локоть Люцифер врезался в её бок. — Кхм, ты понял. Каким образом нужно пройти дорогой его жизни? Стать монстром и встретиться с Создателем? — Без понятия. А конкретно о мозаике что-нибудь скажешь? — Ну, она действительно впечатляет. Метатрон был настоящим мастером. — Непризнанная, — процедил он. — Я не знаю, Люцифер, — прошептала Паулина. — Мне нужно время, чтобы переварить всё. Может, у тебя что-то есть? Принц незаметно огляделся. — Помнишь, когда ты впервые ко мне подлетела? Ты ещё спросила про нападение на Серафима. Она кивнула. — В тот день я был здесь, разглядывал мозаику. Меня схватили и привели к Совету. Допрос был такой, будто… Меня просто-напросто хотели подставить. Так бы и получилось, если бы не прилетел Геральд. Сейчас я понимаю, что у Совета был куда более глубокий мотив. Они хотели вытащить из Шеола моего отца. — Зачем? — У Серафимов и Сатаны давний конфликт. Отец считает, что демонов всегда притесняют. — Так Мамона изгнали из Совета? — Пф, если бы так было, то в тот же день началась бы война без всякого Ма… — Паулина вовремя, но довольно грубо его пихнула. — Ты поняла. Нет, отец сам отозвал Мамона, потому что мнение демонов стали, мягко говоря, игнорировать. Мамон и остальные Князья… Люцифер сцепил челюсть. Опять огляделся и всем телом повернулся к Паулине, схватив её за подбородок. В голове тут же зазвучал его хрипловатый голос: «…готовят армию». — Что?! — она едва подавила в себе крик, но довольно звучно зашипела, чем заставила Люцифера бесцеремонно накрыть ей рот ладонью. Но даже это не помогло унять возмущение, потому что ладонь очень быстро вспотела от мычания Паулины сквозь неё. — Смотри мне в глаза и говори в мыслях. Она сконцентрировалась. Голоса теперь звучали с эхом: — Сатана собирается идти на Семь Небес? — Нет. Только готовится в случае, если интересы ангелов окончательно станут заходить за рамки интересов демонов. — А видение, которое нам показывал Мальбонте? Ты сказал, что это полный бред. Люцифер как по принуждению признался: — Я сказал это на эмоциях. Видимо, не такой уж это и бред. — Каким образом ангелы притесняют демонов? — Мамона отозвали после того, как в Совете встал вопрос о том, чтобы присоединить Чистилище к Небесам. — Чего?! Паулина на секунду утратила связь от ошарашившей её новости. Шумно втянула воздух через ноздри и продолжила: — Зачем? Они хотят подобраться ближе к Аду? — Почти. — Но я не понимаю, какой смысл им присваивать Чистилище? Чтобы – что? Ангелы всё равно не смогут контролировать Ад до тех пор, пока есть Сатана и Князья. Уверена, они даже к горе Каф… — мысли Непризнанной лихорадочным роем окутали мозг. Она думала и думала, и выдавала одну мысль за другой. — Во имя всех грехов, останови свой поток сознания! Дай ответить! — возопил Люцифер. — Ангелы считают, что Ад непозволительно близок к Непризнанным и таким образом влияет на них сильнее, чем Небеса. Это, конечно, не так, но в последние десятилетия Непризнанные и правда чаще выбирают сторону демонов. — Почему? — Потому что мы свободнее. Потому что мы смелее и умеем держать удар, даже если против нас сам Шепфа. А люди всегда были влюблены в отступничество. Паулина против воли согласилась. Согласно истории создания демонов, данный вид бессмертных вообще не входил в планы Шепфа. Они появились в сумерки перед первой субботой от Сотворения мира. Среди ангелов был самый прекрасный – Люцифер, сын утренней зари, Несущий свет. Отвергнув идею Шепфа о создании людей и пожелав жить по своему разумению, он обратился в дракона – в форму, которая сейчас именуется как Вторая Ипостась и которая обозначила его падение и принадлежность к тьме. «От красоты своей ты возгордился. От славы своей ты мудрость свою загубил» Люцифер стал олицетворением Гордости, до тех пор неизвестной никому из ангелов. Те, кто последовал за ним так же познали грехи, которые позже будут именоваться смертными, ибо падшие ангелы стали распространять свои пороки на людей. Бельфегор воплощал Лень, Сладострастием промышлял всё ещё живой Асмодей, Завистью стал Левиафан, Жадностью обладал Ма́ммон – отец действующего Князя Мамо́на. Вельзевул был Чревоугодием, а Лилит развратил Гнев. Тогда Шепфа, создав Ад, изгнал туда падших ангелов и нарёк их демонами. Несущий свет стал первым Сатаной, а его соратники – первыми Князьями. Вместе они именовались Великими бесами. — Ангелы боятся…? — Ну-у, продолжай, — лукаво подтолкнул её Люцифер. — Я уже вижу ответ в твоей голове. — Боятся, что демонов по численности станет больше? — Умничка. — Я не совсем понимаю… Неужели ангелы готовы по такому пустяку развязать войну? — Это не пустяк, — он возразил серьёзным, даже непримиримым тоном. — Не в случае бессмертных. Вспоминай, Непризнанная, у нас за все тысячелетия было только две полномасштабных войны. Каковы были их причины? — А просто ответить нельзя? — скривилась она. — Это слишком скучно. Мне нравится проверять твою догадливость. Она разорвала зрительный контакт, утопая в догадках. — Жаль, — подчёркнуто грустно сказал демон. — В твоей головушке довольно уютно, хоть и беспокойно от постоянно мельтешащих мыслей. — Война Первых разразилась, когда Шепфа прогневался на бессмертных за то, что те сношались с людьми, и дети от их союза, исполины, обладали большой силой, которая шатала Равновесие. А Времена Разлада начались из-за высочайшей смертности детей от ангелов и демонов, что тоже шатало Равновесие. Это как-то связано в Равновесием? — Нет. Дети. Одна из причин, по которой бессмертные с трудом выносят землян, это ваша плодовитость. Одна пара может заделать максимум двух детей, и то после долгих и жарких усилий, а вы один раз потрахались – и уже понесли. — Я думала, всё дело в даре созидания, — неловко произнесла Паулина. — Полагаю, ваша фертильность тоже относится к дару созидания, — съязвил Люцифер. — Пойми, Паулина, пока люди плодятся как не в себя, бессмертные не знают, смогут ли они когда-нибудь дать потомство. — Значит, вот почему землян стали обучать в Школе – чтобы повысить численность бессмертных? А нам на уроках рассказывали про более возвышенную цель… Но я не совсем понимаю, мы же всё равно нечистокровные. Какой смысл от нашей численности? — Нечистокровные вы формально, как бы на словах. Когда Непризнанный выпускается из Школы, то он вкушает кору Дерева познания Добра и Зла, чтобы изменить свою природу. — В смысле «изменить природу»? — тревожно, понизившимся голос спросила она. — О бесы. Кора меняет его… — Люцифер стал крутить руками, что-то неуклюже показывать. Паулина недоумённо смотрела, а он только злился от своей неспособности донести верно мысль. — Ну подскажи мне, чёрт! КДН? — ДНК? — Да. Наверное. Ну ты поняла. — Надеюсь. Что ж, теперь многое становится на места. Мал… Кхм, кое-кто хочет сыграть на вашем давнем конфликте. — А вот здесь я уже не понимаю. Какая ему выгода от нашего конфликта? — Возможно, он хочет воспользоваться притеснением демонов и переманить Ад на свою сторону. Это было бы логично. Шепфа его заточил на две тысячи лет. Он хочет, как он сам выразился, справедливости. Ты же понимаешь, о какой справедливости идёт речь? Месть. Как её осуществить в случае, если твой враг сам Создатель? Нужна как минимум армия, — она не закончила речь, как вдруг переключилась на следующий терзающий её вопрос: — Подожди, а остальные демоны в Совете? Что с ними произошло? — Кто-то сам отказался от места. Довели, видимо. Кого-то подвинули, чтобы освободить место для очередного Серафима. Ребекка, чтоб её… Причин было много. Но то, что Сатана сам отозвал Мамона, было очень тревожным звоночком в обществе всех бессмертных. Я думаю, после этого ангелы тоже… Он заглянул ей в глаза: «…стали наращивать армию. Столкновение так или иначе произойдёт. Мой отец не отличается терпением». Паулина только мрачно кивнула и снова посмотрела на мозаику. Не доставало всего лишь два кусочка. Каждая крошечная плитка приоткрывала тайну большой и запутанной истории, и Паулина чувствовала лёгкий мандраж, глядя и осознавая, что прямо сейчас она является частью этой истории.***
Столица Семи Небес, город Гиперборея, была отлита в белый цвет: высокие башни, чьи крыши из золота и серебра утопали в молочных облаках, широкие улицы, усыпанные светлыми камнями, фонтаны, вымощенные из цикрона, жемчуга и лунного камня. Но на фоне постоянного пасмурного неба и частого тумана это величие и роскошь больше напоминали Паулине стены психбольницы. И что удивительно столица имела крайне вялое движение: ангелы никуда не спешили, звуки тянулись упорядоченно, немного лениво, даже часы на колокольне отмеряли время слишком умеренным тиканьем. Улица оборвалась, и Люцифер спрыгнул вниз на следующий уровень Гипербореи. Паулина за ним пролетела между утыкающимися колоннами в самый высокий уровень, где находился музей и другие особо важные архитектурные объекты, пересекла уровень, в котором уже расселялись жители. Здесь было чуть больше суеты, однако все так же двигались поразительно неторопливо. Спустились ниже – оказались на самом шумном, насколько это было возможно в Гиперборее, уровне: торговые лавки, придирчивые покупатели, сговорчивые продавцы, закусочные и гостиницы. Люцифер галантно приоткрыл дверь перед Паулиной в кантину «Борей и три ветра». Просторное, забитое народом местечко с открытой кухней и звучанием кифары. В ноздри ударил запах чего-то вкусного – у Паулины болезненно свернулся живот, но вовсе не от голода. — Я подожду тебя снаружи. Принц поймал её за локоть: — В чём дело? — Догадайся. — Ты уверена? Я тебя не сдам, честное сатанинское, — заверил он её. — Уверена. Я буду рядом, никуда не убегу и не потеряюсь. Люцифер неоднозначно почесал щетину и взгляд его вдруг зацепился за хлебную корзинку на свободном столике. Мягкая румяная булочка была протянута Паулине. — На случай если вдруг всё-таки решишь поесть. Я тебя не сдам. — Это всё-таки забота, — Непризнанная по-доброму усмехнулась и слегка сжала его запястье. — Спасибо, Люци. Она повернулась к выходу, но напоследок, растрогавшаяся его жестом, сделала то, чего не ожидала от самой себя – чмокнула его в щеку. Люцифер на мгновение замер, кивнул и сел на стул. Свежий прохладный воздух немного привёл в чувство. Ненадолго. Не нужно было брать эту булку, и всё-таки она сжимала её так, что та потеряла уже свою форму. Отдала бы её сейчас Паулина, если бы попросили? Смогла бы отказаться? Голод уже ощущался, но ведь она сегодня ела и весьма неплохо – какого чёрта она так вцепилась в эту булку? Солнце пробилось через гонимые северным ветром белые облака. Непризнанная залезла на плоскую крышу соседнего прилавка и смотрела на них, как завороженная. Булка сжималась всё сильнее, как бы сильно не были свежи в памяти гниющие чревоугодники. В нижнюю губу больно вцепились зубы. Она же прекрасно понимала, что маленькая слабина может разрушить все её усилия. А кем она будет выглядеть в своих глазах после этого даже не хотелось представлять. «Не смей. Не смотри. Не смотри. Не см…». Резкий звон перевёрнутой банки где-то справа прервал её борьбу. Из-за угла соседнего здания сверкнула рыжая лента. Паулина вытянула шею, силясь разглядеть того, кто прятался за стеной. Робко показалась худощавая кошачья мордочка с большими серо-зелёными глазами и опущенными ушами. Спряталась. Опять показалась и снова спряталась. Паулина взволнованно приподнялась, узнав значение этого взгляда, – кот был ужасно голоден. Не думая, она разломала булку на несколько кусочков, подползла, однако тот, чуя приближение чужака, убежал на соседнюю крышу. Паулина оставила хлеб на углу, притаилась. Кот вернулся быстро, и то, с каким испугом он озирался по сторонам, как неуверенно подступал к еде, заставило её сердце сжаться. Будто в панике, он схватил самый большой кусок, который еле помещался во рту, запрыгнул на ветвь и спрятался в дупле. «Как же нужно было издеваться над животным, чтобы оно настолько боялось двуногих?», — рассуждала Паулина, когда с остатками подлетела к дуплу. — Кс-кс-кс. Эй, не бойся, я тебе не наврежу, — она без резких движений высыпала туда хлеб. Кот в темноте свернулся клубочком. — Ну же, кушай. Паулина оставила его, и немного погодя он вновь боязливо высунулся на свет. Когда она к нему подсела на ветке он, хоть и подрагивал, но уже не бежал в страхе, а затем после её ласк на спинке подставил голову. Непризнанная рассмеялась и взяла животное на руки («какой же он тощий!»): — Полетишь со мной в Чистилище? Я тебя искупаю, буду кормить… — она укутала его в полы своего плаща. — Ты, наверное, хочешь молока? Как же я сразу не додумалась. Пойдём, познакомлю тебя с… Дверь в кантину открылась и на пороге остановился тот, с кем она собиралась познакомить своего нового друга. — Давай прогуляе… — Принеси молоко. Хлеб нужно размягчить. — Чего? — выгнул бровь Люцифер, но все вопросы тут же отпали, когда Паулина развернула плащ. — Это что? — Кот. Я беру его с собой. Он перевёл на неё взгляд, затем на кота. И так несколько раз. — Нет, не берешь. — Нет, беру, — твёрдо ответила Непризнанная. — Я тебя вообще не спрашиваю. — Ты не можешь просто так притащить в Чистилище какого-то бродячего кота, — не отступал Люцифер, то и дело возвращаясь глазами к прижавшемуся к Паулине коту. — Кто сказал? Где в уставе Школы это написано? — Немедленно верни кота на места. — Люцифер, он голодает и над ним издеваются! — с чувством воскликнула она. — Я не могу его здесь оставить! — Ну и что ты с ним будешь делать? Где ты его будешь содержать? — Я найду. Разговор закончен. Ты либо везешь меня обратно с котом, либо я сама доберусь до Чистилища. — Ты..! — он не смог подобрать нужных слов, сжал челюсть и устало подкатил глаза. — Чёрт, ладно! — Молоко, напоминаю. С каким выражением лица Люцифер заходил в кантину и выходил из неё с тарелкой молока Паулина долго не забудет: надутый, как индюк, хмурый и бубнящий какие-то проклятия. Но тарелку перед животным он поставил мягко, даже с толикой нежности. Кот лакал, а Паулина и Люцифер на корточках просто сидели рядом. — Так что ты хотел мне предложить? Прогуляться? — Да. Время ещё есть, я подумал, что… Он запнулся, нахмурившись. — Что-о? — Что тебе было бы интересно взглянуть на столицу Семи Небес. — Да, было бы, — игриво ответила она, однако сразу отвела взгляд, отчего Люцифер наклонил головой в попытке вернуть его обратно на себя. — Но? — Но я должна быть в Чистилище. — Я думал, ты, как и я, любишь нарушать правила. — Не люблю вообще-то. Я их нарушаю ненамеренно. Люцифер ухмыльнулся и дёрнул рубеллит на своём ухе. — Да, точно. Наверное, это меня и привлекает. Значит, возвращаемся? Паулина только с извиняющейся улыбкой кивнула, задвигая в дальние уголки сознания мысль о том, что она чем-то привлекала такого мужчину, как он. Они слетели к гавани реки Каусар, которая пролегала через всё Шестое Небо – Маком. Каусар по легенде имела золотое дно, усыпанное рубинами и жемчугами, но пить и купаться в ней разрешалось только священному зверю, запряжённому в сияющую колесницу Меркаву. Тетраморф обладал телом дракона и имел четыре лица. С правой стороны находился человек, который смотрел на юг, и лев, который указывал на запад. С левой – бык, обозначающий север, и орёл, повёрнутый на восток. Этот зверь во главе Меркавы помогал бессмертным преодолевать большие расстояния. Солнце постепенно клонилось к западу, когда Люцифер и Паулина зашли в колесницу. Покрытый золотыми уздечками Тетраморф разогнался на глади реки и взмыл вверх. Облака были его дорогой, ветер – песней. Меркава мчалась так быстро, что едва ли вокруг можно было бы что-то разглядеть, притом движение было столь плавным, будто бы это вовсе не колесница, а колыбель. К закату, как и было обещано, они вернулись в Чистилище, к их острову Ээя. Весь путь занял не более сорока минут. В полнейшей тишине, что довольно сильно смущало. Принц выпустил Паулину, оставшись в Меркаве, чтобы вернуть её туда, где взял. Он не смотрел на свою спутницу и, казалось, был чем-то огорчён. — Люцифер? — Что? — Я бы хотела с тобой прогуляться по Гиперборее. Как-нибудь, — честно призналась Непризнанная. В груди у неё что-то защекотало, представив себе это «как-нибудь». Люцифер впервые за всю дорогу посмотрел на неё прямо, вздохнул и сказал: — Хорошо. Только не подбирай больше никого с улицы, мать Тереза, — вожжи вздёрнулись, и Тетраморф снова приготовился к полёту. Но Люцифер его вдруг слегка придержал, повернувшись к Паулине: – Искупляй быстрее свои грехи. Я жду. «Ждёт? Чего?», — изумилась она, хотя сердце уже подсказало, чего именно ждал Люцифер, и от этого всё непривычно затрепетало. Паулина улыбнулась, а щёки её окрасились нежным розовым цветом.
***
Подходил к концу последний день каникул. Паулина покинула кухню раньше глубокой ночи. В широком рукаве своей укороченной кофты она припрятала замотанные в чистую тряпку остатки жаренного хека. Паулина спрятала кота – точнее кошку, которую в шутку прозвала Белкой из-за окраса и того, что она пряталась в дупле, – в лабиринтах деревьев и садов возле кухни, где вечно спели и никогда не гнили овощи и фрукты. Туда она приносила ей всё, что могла незаметно добыть со столов. Кошка ещё привыкала к её обществу, поэтому встречала насторожено, но потом непременно оттаивала и подставлялась под ласки. Оставив свёрток с хеком, она подождала пока Белка перекусит, поигралась с ней немного, проверила миску с водой и вскоре, когда та с опущенными веками свернулась калачиком, улетела отдыхать сама. В полёте на глаза нечаянно попалась Огигия с её вагончиком для дискотек, и неожиданно Непризнанная поняла, что неимоверно хочет послушать музыку. Магнитофон и коробка с кассетами были припрятаны в ящиках потрёпанных сидений. Хотелось послушать что-нибудь, что вылечит мечущуюся из угла в угол душу, но что? Мадонна, Депеш Мод, АББА… Чайковский? Паганини, Вивальди… Паулина остановилась. В вагоне не только проходили дискотеки, но и репетиции вальсов, поэтому здесь и было несколько кассет великих композиторов. Она перевернула кассету с «Щелкунчиком», пробежалась по списку композиций, нашла нужный номер и вставила в магнитофон. Сначала по старом вагону прошлись струнные, затем полился звон нежной челесты. Паулина слегка ухмыльнулась воспоминаниям. Ей было восемнадцать, когда она окончила музыкальную школу. На отчётный концерт необходимо было подготовить соло, и Паулина рискнула взять «Танец Феи Драже» в стиле контемпорари. Отговоров и упрёков от своего хореографа было услышано много, ведь «Фея Драже» – это в первую очередь балет и сделать под неё контемп, сохранив привычное очарование, задача не для только что выпустившейся танцовщицы. И всё же Паулине удалось заставить своего учителя уступить. Сколько она готовилась? Точно больше пары месяцев. Как будто даже около полугода… Результат вышел лучше всяких ожиданий. Те две минуты под хрустальную мелодию были её триумфом и победой над самой собой. Паулина сделала несколько сценических шагов. Руки сами взметнулись лёгкими движениями. Как же она тогда делала? Круг ногой, шпагат в положении стоя, переворот в сторону… Нет, чушь, у неё не получится после стольких лет застоя! Музыка стала немного динамичнее и игривее, словно приглашала её к продолжению. Паулина невольно плавно повернулась с вытянутой ногой назад, ещё и ещё, завершив повороты в четвёртой позиции. Скользящий шаг, бросок ноги, сценический бег… А вот здесь был перекидной прыжок, но она его пропустила. Так не пойдёт: либо танцевать как полагается, либо переключить мелодию. Паулине нравилось чувствовать пластичность своего тела, пропускать через себя ритм, но она всегда ненавидела огни сцены и внимание зрителей. Ей нравилось танцевать для себя, а не для кого-то – так почему она сейчас стесняется так, будто бы окружена десятками глаз? Что она потеряет от того, что сейчас попробует восстановить свой давний танец? Не сможет – чёрт с ним. Паулина завязала поуже сандалии и подвернула полы своих светлых штанов. Первые ноты снова заиграли из колонок магнитофона. Тело начало двигаться в такт музыке, мягко и грациозно. Ковёр под ногами отзывался на каждое движение, будто подпевая мелодии. Непризнанная погрузилась в свои далекие восемнадцать лет: небольшая сцена, софиты, мама и бабушка в зале, хореограф за кулисами. Танец наполнен кокетливостью и дерзостью, пышная цветастая юбка красиво развивалась в полётах и поворотах, новые пуанты. Не смотреть в зал, чтобы не сбиться. Бордовые кулисы, розовый свет, блёстки в волосах. А сейчас старый вагон посреди леса, растрепавшиеся косы, растянутые светло-серые вещи и крылья – такие же гибкие, как стан хозяйки, и изящные, как её руки. Круг ногой, шпагат, переворот в сторону. Получилось! Танец двигался дальше. Прыжок, упала на пол. Села, сымитировала игру на челесте, перекат через плечо. Подскочила, поставила руки во вторую позицию, подняла ногу до предела. И снова закружилась. Она кружилась и порхала, как будто и не было всех тех лет, что она пропустила. Тело вспомнило, а вновь обретённая пластичность помогла даже сымпровизировать некоторые трюки. Последние ноты улетели в воздух, и Паулина замерла в финальной позиции. — Браво! Браво! — оглушил её знакомый визг. — О боже! — закричала она в таком искреннем ужасе, что даже забыла имя Создателя. Непризнанная обернулась, и сердце её упало в пятки. Мими вбежала в вагон, что-то восторженно щебеча, жестикулировала и одновременно пыталась хлопать. Из окна, в котором она наблюдала представление подруги, с разинутым ртом выглядывал Дино. Когда он показался в дверном проёме, он был всё с тем же впечатлённым выражением лица и заторможенно аплодировал. — Ты была изумительна! Сама грация! Почему ты никогда не говорила, что ты так великолепно танцуешь?! — Мими обхватила её локти, а Паулина сейчас выглядела, как задыхающаяся рыба. — Я согласен с каждым словом, — еле вымолвил ангел. — Что вы здесь делаете?! — наконец воскликнула она. — Мы гуляли и услышали музыку. Я думала, что здесь развлекаются Непризнанные и решила их напугать, а тут ты и… И-и! О, это был восторг! Ты будешь со мной танцевать на празднике Сотворения! Сэми не любит танцевать, Ади танцует, как подстреленный, а ты, Паули, как бабочка! — Правда? — смутилась Паулина, постепенно приходя в себя. — Конечно! Я же врать не буду! А Дино просто не умеет, — продолжала лепетать Мими. — Спасибо. Я не ожидала, что я ещё в форме. — У меня есть идея, — гордо сказал Дино. — Мими, не хочешь помочь мне с тренировками нашей подруги? Серые глаза Мими полыхнули рвением, отчего она лихорадочно закивала. — Как насчёт Zwin Zwan? — Ты хочешь, чтобы она изучала этот стиль? — удивилась демоница. — Но он… непрактичный. — Непрактичность состоит только в том, что для него сначала нужно научиться танцевать и только после переходить к бою сразу с оружием. Паулина уже умеет танцевать, знает базовые техники и сейчас выбирает себе оружие. Он ей идеально подойдёт. Мими скривила тёмно-красные губы в некотором недоумении и даже пренебрежении. — Я хотела предложить свой – Sarpi Laag. Паулина несильно отличается от меня телосложением, ей нужно держать врагов на расстоянии. — Но Паулина отличается характером, — настаивал Дино. — Она прямая, ты хитрая. Она действует открыто, ты – мягко. Она нетерпеливая, ты выжидаешь. — Хм, ну хорошо, соглашусь. А оружие… — она придирчиво осмотрела её. — Лук и стрелы. Самое банальное, но ей больше и не надо. — Я не хочу лук и стрелы! — возразила Непризнанная. — Может, только как побочное оружие. Я хочу меч. Или копьё. Дино безнадёжно развёл руками, потому что слышал это далеко не в первый раз. — Вот видишь. Я ей уже всё предложил: от лука и стрел до чакры. Она хочет именно ближний бой. — Ни в коем случае! — воспротивилась Мими. — Паулина, что за глупости? Ты видела свои руки? Они худы, как палки! — Но с мечом я буду уверено себя чувствовать. А если ко мне противник подберется близко? Я что, стрелой буду отбиваться? Нет, спасибо, я не такая крутая, как Леголас. Подруга взглянула на Дино. — Это что-то из земной культуры, да? — Наверное, — он просто в непонимании пожал плечами. — Так в этом и заключается суть дальнего боя – не допустить, чтобы к тебе подобрались близко. — Я хочу меч! А лучше несколько. Мими раздражённо взвыла. — Теперь ты понимаешь, почему я такой нервный в последнее время? — поддел её ангел. — Ну, меч ей и правда больше подойдёт. — Я не представляю, как она со своими руками будет с ним управляться. Тогда нужен очень лёгкий меч. — И короткий. Они задумчиво замолчали, а потом одновременно выдали: — Ксифос. — Бракемар. Не сойдясь в вариантах, перевели взгляды на Паулину. — Ксифос, — ответила она. — Он же греческий, а я из Греции. Хотя бракемар красивее, на мой вкус… Нет, всё-таки ксифос. — Ладно, давайте определимся со стилем, — деловито предложил Дино. — Zwin Zwan – то, что я предлагаю, – в переводе с древнеангельского означает «танцующая птица». Это вид боя, который позволяет в движениях танца зашифровать основные боевые приёмы. Он пластичный и скоростной. Ты сближаешься с противником на опережение при контратаках и используешь собственную гибкость на максимуме. Но главная загвоздка всего этого – красота и лёгкость, поэтому его считают непрактичным. Танцы и бой необходимо совместить с предельной эффективностью. Это сложно, но в этой непрактичности имеется свой плюс – непредсказуемость. Zwin Zwan используется для обманных маневров и запутывания противника. Тебя не будут воспринимать всерьёз, а значит расслабятся. До тех пор, пока ты не нанесёшь удар. — Звучит здорово. Мне нравится, — улыбнулась Паулина, но Мими тут же её остановила: — Ты подумай хорошенько! Мне не нравится идея ближнего боя. Во-первых, тебе нужно будет вдвое больше тренироваться. Во-вторых… Бесы, хоть убей, я не представляю, как ты будешь держать меч! — А чем ты пользуешься? И какой твой стиль? — Sarpi Laag – с древнеангельского «затаившаяся змея». Ты должна кружить вокруг противника, ловко перебирать ногами, а твои лучшие друзья – увеличение дистанции, уход с линии атаки и выход из неожиданного угла. Этот стиль требует сбалансированной стойки, но в расслабленном состоянии. Ты должна быть ненавязчивой, ветренной даже, словно ты флиртуешь с врагом. И таким образом, нападение становится защитой, мягкость – твёрдостью. В качестве оружия я использую шэнбяо с именем Амфисбена. — Настоящая змейка, — игриво усмехнулась она. — А ты как думала, — подмигнула ей Княжна. — Ко мне ещё никто не смог подобраться с тех пор, как я в идеале овладела этим стилем. Даже Дино. — Но и ты ни разу не смогла меня одолеть, — в своё оправдание он даже выставил палец. — Посмотрим-посмотрим. Выпускаемся мы не завтра. Так что? Давай ты попробуешь мой стиль, Паули? Со мной тебе будет легче, а мастеров Zwin Zwan во всём Эфире по пальцам руки можно пересчитать. — Он ей не подойдёт, — как бы невзначай пробормотал Дино. — Подойдёт! — шикнула на него Мими. — Мими, прости, но я не змея. Я действительно, скорее, танцовщица. — Во имя Геенны… Если ты попадёшь в лазарет – я тебя навещать не буду! Потому что я тебя предупреждала! Паулина только рассмеялась, мол, конечно же она будет её навещать, а Мими в ответ недовольно сморщила нос. — Что мне нужно? — обратилась она к Дино. — Давай попробуем применить танцевальное движение в качестве боевого. Попробуй сделать комбинацию. Она выполнила, хоть и не с первого раза, довольную неплохую комбинацию со шпагатом. Мими помогла ей перевернуться и поставить ногу под правильный градус, Дино направлял и корректировал. Оба внимательно следили за каждым её движением, вот только теперь это было похоже то ли на хорошего и плохого полицейского, то ли на строгую маму и мягкого папу, ибо Мими была придирчива, как чёрт. Коим она, собственно, и являлась… Она командовала и подталкивала к максимальным усилиям, словно они были на полноценной тренировке. Дино тоже от неё периодически получал. Вечер был таким интенсивным, что хоть Паулине и удалось выполнить несколько комбинации атак и защиты, но выдохлась она быстро и было решено разойтись, учитывая то, что Солнце уже начинало подниматься. Распрощавшись на рассвете, девочки вернулись в комнату. И какого же было их удивление, когда за дверью они обнаружили охваченных страхом Ади и Сэми. — В чём дело? — суетливо спросила Мими. — Сэми приснился сон. Внутри Паулины всё оборвалось. Сила Сэми состояла в провидении – дар почти как у Оракула, однако не настолько мощный. Как правило, его видения не были такими чёткими и конкретными. Сэми мог контролировать свои видения, вызвать их, когда нужно, но, когда они являлись самостоятельно во снах, стоило ждать беды. После взрыва в ауле он признался, что видел это событие и надпись, но не понял, что это должно произойти в Школе – видение было слишком размытым. Что же теперь? — На Школу нападут, — начал он. — А мы… Трикстеры… Мы умрём.