Lurk

I fuck 'cause I need to I fuck when I want I'll fuck you in love Even though it is not I'll fucking digest you One kiss at a time You wish I was yours And I hope that you're mine

      Чонин выходит из новой временной комнаты, тихо закрывая за собой дверь, чтобы не разбудить Сынмина, с которым делит ее. Его другу надо поспать. У них у всех был тяжелый день. Или уже можно считать, что тяжелым был последний месяц. С тех пор, как двойник Феликса смог почувствовать, что предмет, который они ищут, точно в этом мире, атмосфера их путешествия заметно накалилась, став похожей на темные тучи. Как будто ты ждешь грозу, но точно не знаешь, когда она будет и будет ли вообще. Так и они все каждый день готовятся к тому, что артефакт будет найден, а что после предпримут двойники — неизвестно. Чонин не может избавиться от гадкого плохого предчувствия, поэтому старается его игнорировать, списывая на глупую тревожность и паранойю. О чем он тревожится? О том, что двойники могут воткнуть им нож в спину фигурально и буквально? Или все же о том… о том, что тогда это будет значить, что им пора уходить? И Хенджину, конечно, в том числе. Из привычных беспокойных мыслей его выдергивает ощущение рук, сомкнувшихся на талии. Чонин поднимает голову вверх и видит того, о ком только что думал. Хенджина стало слишком много в его жизни. Так было и раньше, но теперь, когда их двое, кажется, в дне нет времени, когда Чонин не думал бы об одном из них или не был бы физически рядом. — Ты сегодня долго, — шепчет Хенджин рядом с ухом так близко, что пару раз мимолетно касается мочки губами. — Скоро уже рассвет. Вымотался за день? Чонину хочется закатить глаза. Конечно, он дьявольски устал после того, как им пришлось преодолеть дополнительные незапланированные километры, когда оказалось, что на намеченном ими пути возникла проблема. Точнее, проблемы в виде диких животных прямо посреди дороги. Чонин уверен, они были выпущены из зоопарка либо мародерами, либо теми, кому все еще по каким-то странным причинам не наплевать на животных. Пришлось сделать большой крюк, чтобы избежать возможной смерти кого-либо из ребят. Двойники Чанбина и Феликса подстрелили пару тигров, которые все же учуяли их и погнались вдогонку. Чонин еще раз убедился, что эта парочка сошлась на любви к огнестрельному оружию. — Ты сам почему не спишь? — также тихо отвечает Чонин, поворачивая голову в сторону Хенджина. — Я не понимаю, как ты вообще функционируешь и умудряешься хорошо выглядеть при минимальном количестве сна, — поднимает руки, располагая их на плечах Хенджина. — Гены, — хмыкает он. — Сильно не завидуй, я все еще чувствую себя дерьмово, просто не подаю вида. На самом деле, Чонину бы очень хотелось, чтобы Хенджин не был так хорош в контроле своего тела и мимики лица. Было бы здорово понимать, что тот думает или чувствует, но пока все попытки нащупать истинного Хенджина ощущаются, словно попытки с закрытыми глазами дойти до конкретного места, не зная при этом верного пути. Что-то в Чонине все еще не может до конца расслабиться, когда Хенджин рядом. Как если бы Чонин чувствовал запах гари, но вокруг видел только идеально чистую кухню с выключенной плитой. При этом игнорировать притяжение к двойнику Хенджина он тоже больше не может. И продолжается это “не может” уже три месяца. С того момента, как Хенджин убил из-за него человека. Они всегда планируют разбивку на группы, никто никогда не идет в одиночку, особенно при исследовании крупных зданий. В тот раз все было как обычно: найти нужные вещи в торговом центре и встретиться у основного выхода. В таких местах всегда есть вероятность, что будет кто-то чужой, но обычно это понятно заранее. Конечно, другие люди могут быть такими же бесшумными и незаметными. Чонин их никогда не боялся, потому что он ловкий, умеет быстро бегать и, если понадобится, перелезет через любое препятствие. Только он не учел, что на вылазках ему часто везло благодаря старшим, которые заботились о Чонине до того, как проблема могла возникнуть и повлиять на него. И стоило ему отойти от Джисона за соседний стеллаж, чтобы посмотреть, что могло на нем остаться, как через минуту его ждал сюрприз в виде ножика у горла от какого-то сумасшедшего. Видимо, тот тоже очень хотел себе пару оставшихся банок консервированных ананасов. Найти еду прошлых времен спустя столько лет — чудо. Если она еще окажется и правда съедобной, то это чудо вдвойне. Чонин тогда понял значение фразы “открылось второе дыхание”. На адреналине он смог оттолкнуть мужчину в полтора раза больше него, а потом еще и закричать чем-то похожим на ультразвук, когда тот накинулся на него и повалил на пол. Казалось, он боролся с этим умалишенным часы, хотя прошло не больше пяти минут. «Боролся» в его случае, наверное, громкое слово. Пытался отбиться любым способом, но только получал больше боли в ответ — больше похоже на правду. На Джисона так же напали, но на секунды позже. Чонин просто хотел, чтобы все закончилось. Он не думал, что страх может так парализовать и давать силы одновременно. Иначе он никак не объяснит, как у него получилось выбить ножик из руки этого человека. Жаль, что у того была вторая рука, которой он хорошенько приложил Чонина головой о кафельный пол, в итоге решив просто избить кулаками. Чонин чувствовал себя одновременно хуже, чем при самых голодных временах, и лучше, чем за всю жизнь. Интенсивная боль в теле, пульсирующая голова как в тумане давали ощущение мини прихода, способствуя тому, чтобы Чонин вдруг захотел спать, но новые удары портили все попытки отключиться. Пребывая на грани, Чонин хорошо помнит, как все вдруг прекратилось. На нем больше не лежало что-то большое и тяжелое, новые порции боли в разных частях тела не поступали через каждые пару секунд. Чонину казалось, он теперь может летать. Одно из самых приятных ощущений в жизни. Глупо растянув губы в небольшой улыбке, Чонин увидел, как появился кто-то второй, а серая одежда того первого жестокого человека становилась бордовой, как будто расползалась клякса по бумаге. Вот мужчина еще стоял, а теперь он упал, но это не помешало второму продолжить разукрашивать все в темно-красный цвет, который был уже и на белом полу. Чонин был заворожен и хотел продолжить смотреть, но желание спать постепенно становилось сильнее, утяжеляло веки. — Йенни, эй! — кто-то не хотел дать ему спокойно заснуть. — Не смей закрывать глаза. — Звук такой громкий и раздражающий, Чонин никогда таких не слышал. Приоткрывая немного глаза, он видит перед собой Хенджина. Хотя нет, это его живая копия, даже в состоянии на грани бессознательного различия очевидны. — Он тебя задел ножом? Где сильнее всего болит? — если бы Чонин и понял, о каком ноже вообще речь, то все равно бы не смог выдавить из себя и слова. Мир начинает вращаться еще сильнее, он не чувствует больше холодности пола, вместо этого — теплота чьих-то рук. Точно, это руки Хенджина. Чонин теперь видит его лицо так близко, но будто сквозь пелену. Хоть это и не его Хенджин, сейчас уже без разницы. Положив голову на грудь рядом, Чонин, уверенный, что все будет хорошо и новой боли больше не будет, отключается. Тогда из-за него и Джисона, которому досталось почти так же сильно, им пришлось задержаться на пять дней в одном месте. Повезло, что в эту вылазку они как раз обновили аптечку. Понадобилось все обезболивающее, что они нашли за последний год. Чонин помнит, как проснулся и хотелось вылезти из кожи, настолько все невыносимо ныло. Он и не знал, как много мышц участвуют в том, чтобы он просто передвинул ногу в лежачем положении. Или при обычном глубоком вдохе. Больно было везде. Только потом, когда подействовал анальгетик, он вспомнил, что произошло и кто его спас. Позже Чонин узнал, что Хенджин вместе с двойником Чанбина успели первыми прибежать, услышав крики. Ему тогда впервые захотелось подойти к двойнику первым, но физически была возможность только лежать, надеясь, что Хенджин зайдет сам. Но нет. Хенджина не было все пять дней. Приходили все, чтобы составить ему компанию, потревожиться за то, как он себя чувствует, помочь физически. Все, кроме двойников Чонина и Хенджина. Чонин ждал. Сердце подскакивало каждый раз, когда открывалась дверь, только чтобы снова почувствовать укол разочарования. Особенно неприятно было после тех двух секунд, когда он увидел Хенджина в дверном проеме, но понял, что это не тот Хенджин, что ему нужен. Он впервые был не рад тому, о ком раньше грезил перед сном. И тогда Чонин разозлился. В чем проблема этого двойника? Сначала он сам набрасывается с поцелуями в темном коридоре, отдает ему пачку рафинированного сахара в кубиках после новой вылазки, потому что “заметил, что ты ешь сладкое после еды”, предлагает забраться на крышу, чтобы посмотреть на закат и хмурится, когда Чонин говорит, что надо позвать других для компании. — Тебе недостаточно моей компании? — Достаточно, но… — Тогда идем, — хватает за руку и не дает возразить. И после всего этого, после того, как он голыми руками убил человека из-за Чонина, он решил играть в молчанку? Чонин сначала думал, что Хенджин не рад, что из-за него ему пришлось кого-то убить, но потом он понял, что путает Хенджина с… Стоп. Когда двойник стал просто Хенджином в его голове? Чонин понял, что влип, потому что даже не заметил подмены. Он долго пытался игнорировать чувство притяжения, распустившееся в его сердце и разрастающееся так же быстро, как сорняк, который ты потом хочешь выдернуть за ненадобностью. Оставшись наедине с собой, прибитый пониманием, что кто-то, увидев его боль, не колеблясь отобрал жизнь у человека, который был источником этой боли, Чонин задумался, правда ли это чувство — ненужный сорняк. Может, его видение ситуации было повреждено детской первой влюбленностью в Хенджина из их тесной группы друзей? Не хотелось чувствовать себя предателем. Тем более, они не должны доверять двойникам, которые, правда, пока не давали повода усомниться в них, не считая уже привычные острые взгляды. За это время, проведенное вместе, Чонин понял, что те гораздо опытнее в путешествиях между мирами, которые далеко не часто могут быть комфортными для пребывания. Он думает, что это нормально — реагировать так на чужой мир и незнакомых людей. Чонин бы точно также никому не доверял. Наверное, должно быть странно влюбиться в двух людей с идентичной внешностью. Но это так только при первом поверхностном взгляде. На самом деле, для Чонина оба Хенджина — совершенно разные люди. И хотя его первая влюбленность все еще жива в сердце, теперь он понимает, что эти чувства больше похожи на тихое море. Приятный звук волн тебя успокаивает, ты можешь смотреть на мелкие приливы и отливы у берега вечность, но это все лишь постепенно вводит в сонное умиротворенное состояние. Его же чувства к двойнику Хенджина ощущаются как восьмибалльное землетрясение. Достаточно, чтобы стены внутри Чонина не просто пошли трещиной, но и обрушились. При такой амплитуде не устоять на ногах твердо, вот и Чонин не смог. От осознания безысходности своих чувств до первого поцелуя с Хенджином прошла всего пара дней. И то тех, что Чонин восстанавливался, набираясь сил, чтобы на этот раз он смог прижать к стенке этого игнорщика, заставив с ним поговорить. В итоге к стене прижали его, углубляя поцелуй, который начал Чонин. Кажется, Хенджин только и ждал от него первого шага. — Путь к сердцу маленького Йенни лежит через убийство, как мило, — хмыкает Хенджин, отрываясь от губ Чонина, чтобы посмотреть в глаза. Чонин видит в них себя, окончательно попавшего в капкан. Пять дней постоянных размышлений, без отвлечения на проблемы жизни, не считая постепенно стихающей боли, могут многое изменить. И еще больше могут изменить три месяца встреч под покровом ночи, потому что Чонин все еще просыпается по ночам и пытается себя отвлечь. Губы и руки Хенджина хорошо с этим справляются. Так что сегодняшний день ничем не отличается от предыдущих. Он проснулся до рассвета, Хенджин уже тоже не спит, хотя Чонину хотелось бы хоть раз застать его все еще спящим. Старший объяснял это тем, что его тело и мозг легко и быстро просыпаются, услышав любой внешний раздражитель. Хенджин по возможности всегда старается распределить комнаты между своей группой так, чтобы у него была одиночная. Привилегии быть главным, на которые Чонин не может жаловаться, потому что целоваться под ночным небом, может, кому-то покажется невероятно романтичным, но делать это долго и стоя — так себе затея. Даже с ногами, закинутыми на талию Хенджина, Чонин быстро устает от твердой и часто еще и шершавой стены за спиной. Это не говоря о том одном разе, когда Чонин понял, что у него очень чувствительные колени. Сегодня у Хенджина наконец-то отдельная комната неподалеку от комнаты Чонина и Сынмина. Более того, в большинстве комнат, что они заняли, были раскладные диваны или кровати. Давно они не натыкались на подобную роскошь. Чонин искренне разрывался между желанием проспать мягко и уютно всю ночь и перспективой сделать что-то более интересное вместе с Хенджином. Второе выиграло. И раз Хенджин был таким нетерпеливым, что ждал его в коридоре, а не в своей комнате, как обычно, их планы могли совпасть. — Пойдем, — тянет его за руку Хенджин. — Куда-то спешишь? — насмешливо тянет Чонин, смотря на нетерпеливость парня. — Еще чуть-чуть, Йенни, и я бы пошел тебя будить, и поверь, твоему Сынмину это бы не понравилось, и тебе из-за него тоже, — Чонин даже представлять не хочет, что мог придумать Хенджин. Дверь негромко хлопает, оставляя их одних в небольшой и еще темной комнате. Чонин и Хенджин одновременно тянутся друг к другу, сливаясь в поцелуе. Чонин чувствует, как атмосфера в комнате быстро становится наэлектризованной, как будто ты впервые собираешься спрыгнуть на огромной высоте вниз с помощью банджи джампинга. Сердце лежит в районе живота, который скручивает от волнительного предвкушения. Так он себя и ощущает. Ни он, ни Хенджин не обсуждали секс специально. Это обычное логическое продолжение всего того, что произошло за последние месяцы. Но Чонин понимает, что чувствует напряжение не только из-за своего первого раза. Это общая атмосфера, накрывшая серым облаком их группу, создавая предчувствие скорой грозы, после которой пойдет не просто дождь, а град со снегом посреди лета. Каждый день они все ближе к своей цели. Точнее, цели их двойников. Что будет после? Каждый день Чонин живет со страхом, что что-то непременно случится. И очень скоро. Наверное, именно это заставило его чувствовать себя более отчаянным сегодня. Именно это все еще заставляет его просыпаться посреди ночи с липким и гадким предчувствием чего-то плохого. Как бы он не хотел, как бы хорошо двойники себя не вели, как бы сладко не было с Хенджином, это чувство никогда и никуда не уходит. Наоборот, с каждым днем оно стягивает его грудь все сильнее. Чонину нужно все больше и больше, чтобы помогать себе забыться. Как хорошо, что они с Хенджином в этом плане понимают друг друга без слов. Чонин первый спускается вниз, целуя его шею, движимый желанием оставить как можно больше следов своей привязанности, которая с каждым днем поглощает его разум и сердце все сильнее. Хенджин тихо выдыхает, но Чонин считает это своей маленькой победой. Он уже давно понял, что этот контрол фрик не щедр на звуки в их моменты близости. При этом Хенджин ни разу не пытался скрыть засосы, оставленные Чонином. Когда это случилось в первый раз, хотелось провалиться под землю. Казалось, все сразу поймут, что между ними произошло, но кроме пары косых взглядов в сторону Хенджина как с их группы, так и со стороны двойников, никто ничего не сказал. Чонин знает, что они не в курсе, кто оставил засосы, иначе бы его друзья точно не молчали. Чонин чувствует, как руки Хенджина с лопаток плавно проходятся по спине, останавливаясь на ягодицах, чтобы сжать их. Из него невольно вырывается тихий стон. За ним следует желание почувствовать под своими губами еще больше кожи Хенджина. Чонин поднимает руки, чтобы убрать толстовку, мешающую его хотелке. Мгновенно чувствуя ушедший вес с ягодиц, Чонин чуть ли не жалеет о своей затее. Толстовка снята, но ему не дают вернуться обратно, чтобы исполнить задуманное. Вместо этого, Хенджин разворачивает его к себе спиной, чтобы подтолкнуть к кровати, стоящей у стены. — Какой смысл был мне выслушивать недовольного Джисона, если ты собираешься вылизывать меня стоя. — И почему Джисон должен быть не доволен? — интересуется Чонин. — Потому что сегодня он совсем не сладко спит в одной комнате с Минхо и Сынмином, которых нельзя оставлять вдвоем в одном пространстве дольше, чем на пять минут. Чонин тихо смеется, животом плюхаясь на кровать. Так приятно. Постельное белье, которое постелил Хенджин, не сильно пахнет и на ощупь все еще мягкое после их общих стирок в водоемах. В такие моменты Чонин понимает, зачем они вообще все еще носят с собой простыни. — Все, перехотелось? — дразнит Хенджин, становясь коленями по обе стороны от бедер Чонина и не видя, как тот смущенно улыбается. Чонин смутно понимает, что вообще делать и как продолжить. У него в голове только непонятная картинка порно, которое смотрели одноклассники. Уже тогда он думал, что мужские тела выглядят более привлекательными, чем женские. Хенджин снова понимает его без слов. Встает с кровати, чтобы снять с себя всю одежду разом. Чонин поворачивается на спину и видит, как джинсы присоединяются к толстовке, уже лежащей на полу. И хоть он уже видел Хенджина голым не один раз, все равно невозможно отвести взгляд от подтянутого торса, рук с видимыми даже в расслабленном состоянии мышцами, при этом не таких, чтобы назвать их сильно накаченными. Опуская взгляд ниже, Чонин только может надеяться, что не сильно видно, как он покраснел, потому что не ему смущаться вида члена, который он уже брал в рот. Только при мысли о том, где он будет сегодня, хочется одновременно сбежать и взорваться от тягучего предвкушения. Хенджин, ухмыляясь, возвращается на кровать, нависая прямо над Чонином и смотря ему в глаза. Пара секунд зрительного контакта снизу вверх, и младший не выдерживает, поворачивая голову в сторону и опуская взгляд вниз. Слыша смешок, он чувствует руки, пробирающиеся под ткань его свитера с целью снять и его тоже. Чонин поднимает руки, чтобы помочь, и его одежда присоединяется к той куче, что уже на полу около кровати. Кроме чуть более учащенного дыхания Чонина, в комнате больше не слышен никакой звук. Ему хочется сказать хоть что-то, чтобы убрать повисшую неловкость, но есть подозрение, что так странно чувствует себя только он один. Мысли Чонина резко прерываются, когда он сначала чувствует влажный теплый язык на своем соске, а потом видит, как склонившийся над его грудью Хенджин тянется рукой ко второму. Запрокидывая голову вверх, Чонин издает стон, стараясь при этом быть тише. Ему надо было это предвидеть. С тех пор как они оба в одну из первых ночей поняли, что у Чонина чувствительные соски, не прошло практически ни одного дня, чтобы Хенджин не воспользовался полученной информацией. Локти начинают неметь от того, с какой силой на них опирается Чонин, поэтому уже через мгновение он полностью ложится на кровать с громким полу-выдохом полу-стоном. Хочется снять и джинсы, потому что члену от таких манипуляций уже некомфортно в тесноте грубой одежды. — Хенджин, — шепчет Чонин в темноту их маленькой комнаты, которая постепенно становится более серой, на улице начинает совсем немного светлеть. — Да? — Хенджин отрывается и поднимает голову достаточно высоко, чтобы они установили зрительный контакт. — Хвати-ит, — Чонин прерывается с писком, потому что сенсорное издевательство над его сосками не прекращается, благо у Хенджина есть две руки. — Издеваться надо мной. — Я же обещал тебе ванильный секс, — старший склоняется еще ближе, так, что можно с легкостью разглядеть родинку под глазом. — Помнишь, малыш? — Ты — это не он, — эти слова заставляют Хенджина замереть, сконцентрировавшись взглядом на лице Чонина, как будто он пытается прочитать все микро-эмоции на лице младшего, которые могли бы выдать ложь. Видя это, Чонин вкладывает в свой голос всю искренность и серьезность, — Мне нужен именно ты. Через мгновение все тело Чонина еще сильнее вдавлено в кровать, а Хенджин теперь издевается над его губами, глубоко целуя, сплетая их языки между собой. Чонин, положив руки ему на спину, только сильнее прижимает к себе. Хочется, чтобы так было всегда. Когда у обоих воздух в легких заканчивается, Хенджин резко отстраняется, вставая с кровати. Чонин не успевает привести дыхание в норму, когда снова видит сверху старшего, который показательно трясет бутылочкой с чем-то жидким. — Тогда я точно зря столько дней пытался найти кокосовое масло, а не оливковое, если тебе все равно. — Что? — хмурится Чонин. — Зачем? — Зачем? — саркастично тянет Хенджин, поднимая брови. — Так ты прям совсем не любитель ванили? Не думаю, что в первый раз тебе понравится боль так, как ты думаешь. Чонин перестает что-либо понимать. Зачем им масло и причем тут его пока несуществующие предпочтения в сексе? — Точно, ты же… — Хенджин явно понимает ситуацию быстрее Чонина. — Это, — он снова немного трясет бутылочкой. — Оливковое масло. Как думаешь, насколько больно будет твоей заднице, если я не буду использовать его как смазку? Вопрос Хенджина повисает в воздухе на несколько секунд, прежде чем мозг Чонина, который уже совсем не хочет ни о чем думать, додумывает варианты того, как они смогли бы заняться сексом, если бы не было смазки. Разве не все так и делают? — Твои хены — придурки, — надменно фыркает Хенджин, — они что, думают, ты всю жизнь так и будешь нецелованным девственником? В груди немного колет от того, что слова Хенджина слишком сильно похожи на правду. Чонин не знает, что ответить. Видя растерянного младшего, Хенджин смягчается. — Не беспокойся, моих знаний нам будет достаточно. Хенджин начинает расстегивать пуговицу на джинсах Чонина, тем самым возвращая его обратно в конфликт между чувством неловкости и предвкушения. Освободившийся от одежды сразу вместе с нижним бельем Чонин, направляемый руками Хенджина, переворачивается снова на живот, испуская вздох облегчения от небольшого трения уже твердого члена об матрас кровати. Не отказывая себе в желании продлить это приятное чувство, Чонин не слышит, как открывается бутылочка с маслом, как Хенджин выливает густую жидкость на пальцы, закрывая крышку обратно. Он чистой рукой приподнимает Чонина за талию, намекая встать в коленно-локтевую позу, а тот повинуется. — Скажешь, если будет сильно больно. — говорит Хенджин, массируя колечко мышц одной рукой, а вторую кладет на бедро парня. Чонин только успевает подумать: “значит, больно точно будет”, когда чувствует как в него постепенно входит первый палец. Это странное чувство, но не неприятное. Немного расслабившись, Чонин, следующий инстинкту, начинает немного насаживаться. Когда Хенджин пытается протолкнуть второй палец, Чонин наконец-то понимает, зачем нужна смазка. Без нее, он уверен, было бы не то что больно, а просто невозможно. Испытывая уже не самые приятные ощущения, Чонин закусывает губу, чтобы отвлечь себя. Надо немного потерпеть. По крайней мере, он надеется, что правда немного. — Расслабься, так будет легче, — мягко, но уверенно говорит Хенджин. Хочется возразить, что расслабиться в такой ситуации не получится, но Чонин не успевает, потому что воздух резко уходит из легких, когда он чувствует, как рука Хенджина, которая секунду назад держала бедро, теперь оказалась на члене Чонина, сжав его. Успешно отвлеченный, он стонет, выгибаясь в пояснице. Когда второй палец полностью в нем, Хенджин начинает двигать рукой, а Чонин окончательно перестает что-либо соображать. Ладно, теперь это правда приятно. Мягко говоря. Чонину кажется, что он уже точно готов к члену, но Хенджин начинает вводить третий палец, заставляя его прогнуться и заскулить от боли из-за растяжения, смешанной с удовольствием. Медленно проталкивая палец, Хенджин меняет угол наклона двух других, как будто пытается что-то найти. Чонин бы спросил, только способность говорить, видимо, временно утрачена. В комнате, которая постепенно становится светлее и светлее, слышен громкий стон. Чонин не знает, что произошло, но теперь все ощущения от пальцев Хенджина стали такими невыносимыми, что хочется расплакаться от наслаждения. Преследуя свое удовольствие, Чонин полностью становится на руки, делая угол проникновения глубже, и начинает сам трахать себя пальцами Хенджина. Видимо, у старшего другие планы, потому что Хенджин вынимает пальцы. Чонин хочет заплакать теперь уже от разочарования потери, когда чувствует твердый член между ягодиц. Они одновременно начинают двигаться. Чонин — назад, чтобы снова почувствовать себя хорошо, Хенджин — вперед, проталкивая головку. Оба одновременно издают протяжной стон, когда член полностью входит. Руки Хенджина теперь на плечах Чонина, чтобы помочь ему сменить позу так, чтобы его спина прислонилась к груди старшего. Каждый новый, теперь более глубокий толчок выбивает звездочки под закрытыми веками Чонина. Теперь он точно может сказать, что так невероятно сладко никогда себя не чувствовал. Он не думал, что это вообще возможно. Желая ускорить темп, Чонин начинает двигаться навстречу, только чтобы быть остановленным мгновением позже рукой Хенджина, сжавшей горло. — Куда-то торопишься? — низким голосом произносит Хенджин. — Хорошие мальчики молча принимают все, что им дают, а не нагло требуют своего. Слезы наворачиваются на глазах Чонина. Нет, он не плохой. Хенджин хоть и думает иначе, решает на первый раз ему простить, возобновляя медленные, но глубокие движения бедрами. Удивительно, но вес руки на горле, которая то сжимается, то расслабляется вокруг него, создавая препятствие для легкого проникновения воздуха, делает все только лучше, вызывая легкость в теле. Хенджин, направляя его этой рукой, заставляет Чонина двигаться, но не контролировать темп. Совершенно измученный Чонин чувствует приближающийся оргазм. По опыту уже зная, что Хенджину не понравится, если он начнет сам себе помогать рукой, ему остается только все громче хныкать, надеясь, что старший все поймет сам и не будет сильно томить. Приоткрывая глаза, Чонин может уже полностью видеть комнату, окрашенную синим цветом из-за приближающегося рассвета за окном. Приятная тяжесть с горла пропадает, рука Хенджина опускается на его член, и все снова погружается во мрак, когда Чонин закатывает глаза. Ощущение, будто каждый нерв на его теле оголился, сделал гиперчувствительным даже к легкому потоку воздуха, поэтому Чонину хватает всего пары движений рукой по члену, чтобы слезы покатились из глаз и он кончил. Обессиленный, Чонин заваливается назад, на Хенджина, который, сделав еще несколько толчков, преследуя собственный оргазм, выходит из Чонина, изливаясь на простыни. Пару минут они оба пытаются отдышаться. Спать теперь хочется невыносимо. Чонин напоминает себе, что ему, как обычно, надо вернуться в свою комнату до рассвета, пока никто не проснулся. Он старается не думать о том, что кто-то мог услышать их через стены. Чонин надеется, что все достаточно устали, чтобы спать крепким сном всю ночь. Тем более, не на полу, как это было последние недели. Чонин даже не может им позавидовать, потому что сейчас он чувствует себя самым довольным человеком на их медленно умирающей планете. — Надеюсь, — шепчет Чонин, потому что на большее нет сил. — Мы скоро снова найдем дом, в котором осталось хоть что-то мягкое для сна. — Для сна? — хрипло спрашивает Хенджин. — В нашем случае, не совсем для сна. Хенджин тихо смеется в ответ. — Уверен, мы справимся теперь даже без матраса. Как минимум, стены в доме всегда есть. Поверь, тебе понравится. Чонин хмурится в ответ. Только не стены. Но он готов проверить, прав ли окажется Хенджин. В комнату пробивается первый луч восходящего солнца.