***
— Что такое, куда вся спесь делась, Эвтида? — Рэймсс коварно выгнул бровь, отбросив длинную косу назад, и улыбнулся так, что недовольный взгляд девушки напротив пронзал его насквозь. — Неужто эпистата засмущалась? Эва скучающе взгляд отвела, словно обрубала конец только что выявленной эмоции, но более радостной не стала. Потеряв из поля зрения только что пришедшего высокого мужчину со светлой кожей и, на не менее сильное удивление, почти белыми волосами, девушка, одолеваемая ехидным поведением Рэймсса, спросила... — Тебе весело, я погляжу? Рэймсс не ответил, поворачивая голову куда-то в сторону. Дия с Исманом аналогично были подозрительно молчаливы... Эва встала со своего места и, решая отдохнуть где-нибудь в более уединённом месте, намеревалась уйти. Не то чтобы у неё это получилось. Её щека плотно впечаталась в шрамовую гладь чьей-то тёплой кожи. По инерции руки упёрлись в поверхность, с которой столкнулись... Поверхность-то оказалась на поражение рельефной. И мужской. Не успевая поднять голову, Эва услышала грозный голос... — Иди за мной. Эпистат. Охотник. Амен. Всё пронеслось в её голове моментально, пока она смотрела в яркие голубые глаза, пытаясь демонстрировать стойкость. Но выходило у неё неумело. Мужчина развернулся, за ним тянулся шлейф граната и масла белого мирта... Казалось, запах заполнял всё ещё сжимающееся в страхе существо, грозил стать причиной собственноручного удушения. Эвтида двинулась следом, ловя взгляды своей компании, выглядевшей довольно напряжённо. Конечно, кто будет сердечно расслаблен рядом с таким, как он? Девушка делала шаг за шагом, не ощущая собственных ног. Земли под ногами, твёрдой поверхности. Страх и неизвестное предвкушение царствовали в её нутре, полностью забрав себе права на существование. Задняя фиолетовая часть атласной полупрозрачной ткани приятно, почти успокаивающе касалась лодыжек с каждым последующим шагом. Оберегала тело от палящего солнца, сохраняя светлость нежной девичей кожи. Эва пыталась сконцентрироваться на этом ощущении, но у неё не получалось ничего иного, кроме как думать о том, за кем она идёт. Неизвестно куда и зачем. Просто следом за ним. Эвтиде казалось, что судьба очень любит злые шутки.***
При обычных обстоятельствах так не знакомились — пронзая друг друга взглядами насквозь за секунду до того, как один из них двинулся бы следом за наставником другого. То, что у них и между ними происходило, не было обычными обстоятельствами. Да и сами они... Слишком уж далеки от обычных. Взгляд точно в глаза другого — в намерении вызволить мысли, понять истинные мотивы. По-прежнему не зная имени... Но сердцу не нужны имена, чье-то прошлое, чтобы сделать свой выбор мгновенно. Девушка не раздумывая назвала своё имя... — Эвтида. Это могло ей дорого стоить. Но она не жалела. — Эвтида... Он пробовал имя на вкус, не отводя от неё чистейше голубых глаз, и девушка сжималась ещё сильнее от мысли, насколько величественным и пугающим он выглядел. От мысли, что общался с ней. Девушка стояла, отогреваемая дневным солнцем, в ожидании его дальнейших слов, приказов, но ей было так страшно холодно от того, как охотник на неё смотрел. Именно как охотник. Но Эвтида ни о чём не жалела. — Траволечение неужто собралась выбрать? — С чего такой вывод, господин? — Имя твоё... Ты знаешь, что означает? «Дарующая жизнь». Девушка первая отвела взгляд, определённо скрывая в самой себе куда большее, чем любому могло первоначально показаться. В её существе было столько невинной хрупкости и одновременной стойкости, что Амена в самом деле насквозь поражало то, какой она была. Противоречивой, притягательной, подозрительной. Эвтида была слишком подозрительной. Амен чуть свёл брови, продолжая на неё смотреть, замечая каждую изменившуюся в ней деталь: движение рукой, чуть сжимая девичьи пальцы, метание глазами не дольше пары секунд, но этого ему хватило, чтобы сделать вывод о том, как сильно она переживала рядом с ним. Её волнение не вынудило его самодовольно ухмыльнуться и ощутить прилив власти — наоборот, Амен лишь сильнее нахмурил светлые брови. — Может быть и траволечение, господин. Ещё не решила. Амен перестал её расспрашивать, на прощание сказав лишь, что уходит отыскать её наставника, путь к которому девушка показала. Эвтида стояла и думала, прислушивалась к необъяснимым ощущениям, силясь понять, откуда они взялись. Первобытные, ранее неизведанные. Она точно знала одно — именно таких чувств, вызывающих дрожь вдоль позвоночника, смущение и параллельную злость из-за этого на алеющих щеках, волнение в трепещущем сердце, быть не должно. Не к нему уж точно. В какой это вселенной слыхано — шезму, неравнодушная к охотнику? — Ничем хорошим не кончится… — прошептала сама себе в никуда, мотнула отрицательно головой, отгоняя неправильные навязчивые мысли, и стремглав понеслась обратно. Туда, где её ждал Исман — её личное спасение, человеческое укрытие от всех бед. Но, убегая дальше и дальше, провожаемая солнечными лучами и шепчущими предупреждения многовековыми песками, Эвтида не могла перестать думать: он возвращался в её голову. С той самой ночи, как она увидела его впервые, и она ничего не могла с собой поделать, принимая каждую мысль о нём. Впитывая воспоминание его запаха ароматных лепестков мирта и яркого граната. Бледность кожи… лёд в глазах. Всё его существо вызывало в ней дрожь, страх и предвкушение. Эвтида могла бы поразмышлять, что ей сделать, как добиться внимания, не будь той, кто она есть. Но она черномаг. И последнее, что ей должно быть нужно — внимание Верховного эпистата. И это ставило незримую точку на всём том, что даже не успело начаться. Как прекрасное окончание их неначавшейся истории. Эвтида не могла себе позволить делать какие-либо шаги ему навстречу. Он тот, кто истреблял таких, как она. И это уже звучало как смертный приговор.***
Ей необходимо было продолжать бороться за тот путь, что выбран ею. Поэтому когда прошло достаточно времени с того этапа, как Амен вызволил у наставника его подчинённых, забирая с собой на службу работников, Эвтида училась отходить от мыслей о нём. Но как же это было бессмысленно: видя его на протяжении каждого дня в почти постоянной основе, было невозможным не обращать внимания, не думать. Как бы усердно она не пыталась это сделать. Полная бессмысленность. Он притягивал к себе её цепкий взгляд моментально, стоило ему оказаться поблизости. Амену было достаточно пройти мимо, и Эве хотелось закрыть глаза, лишь бы его не видеть. Перестать слышать запахи, лишь бы их внутри себя не чувствовать. Масло-белого-мирта-и-гранат. Он сводил её со здравого ума, заставляя быть всегда в трезвости сознания, но это было равнозначно приказу ходить, приковав её к земле. В конце концов Эва перестала с собой бороться. Сделав его, Амена, своим личным маленьким исключением. Или не совсем маленьким.***
— Эпистат. Светлая бровь выгнулась в немом вопросе… Он стоял перед ней — с оголённым торсом, в одних штанах, с несколько растрёпанными волосами. Очевидно, готовящийся ко сну. В темноте окутавшей их ночи кожа казалась бледнее обычного, светлые волосы принимали посылы взошедшей на законное место луны. Эва наслаждалась каждой представленной ей частью его лица — единственное, куда она позволяла себе смотреть. Потому что он смотрел на неё в ответ слишком внимательно, чтобы она расхрабрилась опустить взгляд чуть ниже. Только, в отличии от неё, Амен имел куда больше смелости. Эва бы не позволила себе плутовской ухмылки, снисходительно рассматривая Верховного эпистата, облачённого в одни единственные белые штаны. Амен позволил. Позволил себе и ухмыльнуться, но без надменности или насмешки, лишь с благосклонностью, словно находя между ними общее понимание, и ожиданием её дальнейших действий — чего-то ж ради она к нему явилась. И осмотреть вверх-вниз позволил. Но без толики пошлости или превосходства — в его голубых глазах сквозил лишь вопрос и интерес, против которого он не мог идти равносильно самой Эве. Возможно, то было больше, чем интерес… — Затерялась, ночная Неферут? Она не отозвалась, ожидая продолжения, предвкушая его дальнейшие действия, слова. Эва внимательно смотрела ему в глаза, стараясь передать весь спектр бушующих внутри неё чувств. Спорных, неправильных, опасных. Но слишком существенных, страстно рвущихся наружу, чтобы молчать о них, уничтожать. Пойми же, зачем пожаловала… Побыть с тобой… Позволь… — Эвтида, я задал вопрос. — Амен подал слегка приглушённый голос. Но именно это породило в его интонации лёгкую угрозу, обещающую нависнуть в случае непослушания. Она должна была знать, к кому идёт, на что идёт. — Тебе следует что-нибудь ответить. Ей хотелось ответить, что она что-то чувствует. Что это происходит с ней впервые. Нечто настолько сильное — впервые. И ей так хочется говорить об этом. Что-нибудь сделать. Демонстрируя свои чувства. Которые она, побери её Анубис, не может укрыть под выверенной маской тотального равнодушия. И ведь разве не это было целью её визита? Почему сейчас возникло ощущение, что эти слова будут решающим ударом в грудь — пронзая сердце насмерть? Вероятно поэтому Эва лишь опустила глаза. Вниз. Почти закрывая. В ней не было достаточно смелости признаться. Да и что потом? Неужто предаст свой путь, отдавая всю себя резкому повороту в другую сторону, в его сторону? Неужто наивно думала, что он мог ответить взаимностью, принять? Глубокий вздох нетерпения и одновременной смирённой благосклонности пред этой девушкой вырвался из него. Эва глаз не поднимала, лишь концентрировалась на быстро стучащем сердце. Услышь-услышь-услышь-услышь. Его пронзительный взгляд буравил её, будто пытаясь проникнуть внутрь, вывернуть все её естество, распотрошить сознание и выведать тайные секреты. — Пожалуй, зря побеспокоила… Хитрая. Немногословная. Уверенно пришедшая к нему, но сомневающаяся. Она собралась уходить, но мужчина схватил её за запястье. Ожидаемо. Именно так. Эва не была уверена, но что-то ей подсказывало, что это сработает. И оно таковым стало. В ту же секунду по телу прошла волна вибрации и сомкнулась в районе сердца. Она посмотрела на свою руку. Медленно обернулась к нему, замечая, что он стоял к ней непозволительно близко… Судорожно хватая воздух, она не могла вымолвить ни слова. Прежде она ещё никогда не испытывала ничего подобного. Его глаза распахнулись от удивления от своего же действия, от собственной реакции, и он разжал стальную хватку. Эва почти искренне захотела, чтобы своей хваткой он задушил её, когда в её мыслях пронеслось желание, что он явно чувствовал то же самое. Выдавать желаемое за действительное — глупость. Амен убеждал себя, что это лишь нечто под названием «влияние ночи» вынудило его сознание перекликнуть, заставить сделать необдуманный шаг. Но вся правда была в том, что это был самый обдуманный шаг. Шаг, которого он хотел. Но что-то слишком сильно ему мешало. Эвтида была на редкость хитрой и красивой. Слишком подозрительной. И, кажется, она видела явные сомнения в его взгляде. Потому лишь послала ему последний горящий взор слегка тоскливых, очень противоречивых глаз и быстро скрылась в ночи за поворотом. Эвтида и была влиянием ночи. Амен никак не мог с собой справиться — она была ему слишком нужна. Как то самое чувство, про которое рассказывалось в древних писаниях, гласящих о всепоглощающей магии между двумя людьми. Но Амен был выращен, чтобы любую магию искоренять. Видит Ра, он впервые настолько сильно сомневался в каждой мелочи. В самом себе. В том, правильный ли путь прокладывал. И даже если да… Не означало ли это, что во всех выборах всегда были исключения?***
Эвтида умудрилась знатно облажаться, готовясь к скорому заданию в роли шезму, потеряв вещь, без которой осуществление задания просто невозможно. Когда это осознание прочно в ней укрепилось, рёбра свело, а невидимую верёвку на горле уже вынудило затягиваться, удушая. Эва не могла найти себе места, вспоминая недавний разговор с эпистатом и то, какие подозрения могла вызвать своим горделивым, слишком обходительным поведением. Её принцип не отдавать принадлежащее ей спокойно мог обернуться против неё. И он это сделал. Вещь находилась у Амена, и одна лишь мысль о том, что она допустила, вводила в панику. Девушка заставляла себя придти в себя, выглядеть собранной, но её сердце трепетало загнанной в угол птицей. Видит Ра, судьбе очень нравилось тщательно проверять её на прочность, на силу воли. Эве казалось, такими темпами она скоро не выдержит. Темпами, как сродни похищению. Краже, если иначе. Неважно, какие синонимы, если вся суть была в том, чтобы украсть вещь, и неважно кому она на самом деле принадлежала, у эпистата. Эва умудрилась её потерять, умудрилась отдать, умудрилась рискнуть украсть. То, что она намеревалась сделать, анализируя план по обведению вокруг пальца самого главнокомандующего, от одного вида которого рассыпалась в страхе и одновременных чувствах песком, грозило ей слишком страшными последствиями. Но у неё не было выбора.***
— Эвтида, выходи. Её пробило сквозняком сегодняшней ночью. Не один раз. Его голос за дверью — ещё один удар точно в грудную клетку. Её ноги не гнулись. Глаза не смыкались, в ужасе смотрящие прямо перед собой. Одинокое помещение, в котором находилась лишь она одна, давило лунным полумраком и ненормальным для пустынной местности холодом. Таким же чувственно ледяным, как напор его взгляда, когда Эва открывает дверь, изо всех сил держа себя в руках. Она ведь черномаг. Должна справиться с ролью притворства. Её ведь учили… Грудь её взволнованно вздымалась, волосы слегка растрепались, но голос, прозвучавший в следующее мгновение, был излишне спокойным… Что выдавало её волнение сильнее вида. — Эпистат? Что-то случилось? Амен без единого слова отодвинул её в сторону и твёрдо прошёл внутрь. Если бы кто-то не заметил, как дрожали руки Эвы, он был бы настоящим слепцом. Девушка упрямо наказала себе вздохнуть-выдохнуть, проскользнула за ним следом, заперев дверь, и состроила самое недоумённое лицо из всего своего арсенала. Хотя внутри её собственная Ка трепетала от безграничной злости, порождаемой неудержимым страхом, от того, как уверенно он ворвался к ней. Но для претензий явно было не лучшее время. Претензии здесь были бы кстати скорее не в его случае. Наблюдая за внимательно всё осматривающем, но ещё ни к чему не прикоснувшемуся эпистатом, Эва отошла в сторону, скрываясь где-то в тени своей комнаты. Он выглядел слишком грозно: высокий, на грани озлобленный, уверенно идущий по крошкам к жертве. Отвернулась, сжала пальцы. Медленно закрыла глаза, считая про себя… Он ничего не найдёт. Ничего не найдёт. Ничего. Амен не убьёт её. Этого не… — Думаешь, я бы не узнал, Эвтида? Сердце пропустило удар. Ноги подкосились. Холод вонзился в органы моментально. Лишая возможности дышать. После того, как он прошептал ей на ухо, она почувствовала, как рой мурашек пробежал по затылку, вниз по позвоночнику. Её сердце пустило ход и заколотилось в груди с бешеной скоростью. Однозначно, он слышал этот стук. А она могла чувствовать его спиной. Кажется, её начало трясти. — Непокорная... Чего ж тебе на месте не сиделось. Эва слышала, как бился в ушах ритм в страхе сжимающегося сердца. Как его удары болезненно приходились по костям рёбер. Кроша их. Мужское тело соприкоснулось с её спиной. Из-за этого импульса, пронзившего всё нутро во главе с сердцем, Эва замерла, словно окачённая ледяной водой, остановив стеклянный взгляд у полосы потолка... Из-за этого Эва не сразу почувствовала режущий своей остротой тонкую кожу горла наконечник, прислонившийся в неозвученной угрозе... — Будь мы ближе, мне было бы сложнее это сделать. Одинокая слеза скатилась по щеке. Губы отчаянно, почти безмолвно прошептали... — Пожалуйста, Амен... В этот момент ей показалось, что их сердца разбились вдребезги. Она даже не успела обдумать свои действия, как коснулась ладонью его лица. Её кожа завибрировала от этого прикосновения. Она затаила дыхание, когда он не отвернулся, а, наоборот, наклонился ближе и поднял на неё свои чистейшего оттенка голубого глаза, сбрасывая с себя маску беспощадного хладнокровия. Он не может. Секунда. Вот что между ними трепещет. Одна единственная секунда... Прежде чем их губы нашли друг друга в страстно-болезненном танце нескончаемых потоков суровой неизбежности. Его руки уверено обвили ее тонкую талию, притянули к себе. Он словно бы делал это уже сотню раз. Их губы встречались вновь и вновь, голодные, жаждущие. В легких не хватало воздуха, но отстраниться, вздохнуть нет ни сил, ни желания. Его умелый горячий рот — в противовес холоду взгляда… Сильные руки, гранатовый запах масла белого мирта — каждая его частичка вызывала в ней дрожь. Ноги упёрлись во что-то твёрдое. Их губы, неспособные насытиться, снова находили друг друга; чем больше они пытались утолить голод, тем больше голод возрастал. Она могла бы стать его исключением… Нет… Амен отстранился так резко, что разгорячённое пламя между ними потушилось так же быстро, как и разгорелось. Словно окаченное ледяной водой. Он сделал несколько шагов назад, выронив острый предмет, который таскал собой всюду, закрыл глаза и попытался дышать. Эва вздрогнула от столкновения смертоносного предмета с поверхностью земли. Это лишь малая часть в сравнении с тем, с какой силой её бросало в омут нескончаемой мелкой дрожи. Мелкой, но слишком ощутимой, чтобы умело держать себя в руках. Ей так и не удалось нормально вздохнуть. Так страшно ей не было никогда в жизни. Так страшно, чувственно, потрясающе и до невыносимости горестно — никогда. Перемешанные противоречивые чувства вызвали в ней пустоту. Её действительно ждала смерть? Горячая влага застыла в уголках глаз, обжигая сетчатку, когда Эва неотрывно смотрела на Амена. Его глаза, наконец, нашли её. Как и прежде. Словно остриём вонзились в зрачки, прокручивая по часовой стрелке. Светлые брови сведены к переносице, губы — плотно сжаты, будто он зол. Но Эвтида не обманывалась, потому что успела выучить его эмоции. Он не злился — он был расстроен. Подавлен, разбит, уничтожен. И в последующем голосе его не меньше уничтожения... — Почему не могу этого сделать? Эвтида ответила без единого движения телом. Лишь слегка приоткрывая губы... Констатация давно известного им обоим факта, который оба усердно пытались укрыть... — Потому что нравлюсь. Амен закрыл глаза, прерывая связь. — Этого недостаточно… Эвтида не сдавалась. Она не должна умереть. Она не должна жить, если не попытается быть с ним. Он — как самое необходимое, что с ней случалось. Конечно же, Эвтида будет пытаться. Столько, сколько потребуется, пока их не нагонит неизбежность. — Значит, не просто нравлюсь. И ты тоже. — С желанием передать ему всю свою чувственность, несмотря на то, как медленно, но верно их окутывала невозможность. — Ты тоже не просто нравишься. Эва сделала шаг ближе. Ещё… Позволяя себе принять новый выбор. Позволяя ему решиться на него. — Ни в одном мире такой союз невозможен. Эва печально улыбнулась на его слова, подошла вплотную… Была наполнена своими чувствами и желанием показать ему, что они могли бы сделать их невозможность возможной. — Мы станем исключением. В ответ Амен лишь обхватил её влажные щёки руками и мгновенно прижался к девичим губам своими. Он не смог с ней проститься. Это было больше его. Больше их. И они оба принимают это. Оба становятся им… Друг для друга. Исключением.