Неидеальный пациент

Очередная холодная питерская ночь. Промозглый дождь - частый гость этого города - покидает небесную гладь, опускаясь на землю, омывая стекла домов и витрины магазинов, тротуары и поребрики. Вода бьется о дорогу, стекает по проезжей части, создавая постоянный шум, даже ночью не давая городу погрузиться в долгожданную абсолютную тишину. Впрочем, человеку свойственно привыкать ко всему, так что даже к этому местные жители тоже давно уже привыкли. Разумовский лежал на кровати в кромешной мгле, слушая эту заунывную песнь природы. Его второе Я не появлялось уже несколько часов, давая парню хоть немного побыть наедине с собой. Да, у него отдельная одноместная палата со звукоизоляцией, но какой в этом толк, если единственный мешающий ему сосед живет у него в голове? Сейчас же парень находился под действием сильнейших нейролептических препаратов, что давало ему возможность хоть некоторое время не страдать от постоянного напряжения, которое он регулярно испытывает в присутствии своей второй личности. Впрочем, особо насладиться все равно не удавалось - руки, плотно связанные рукавами смирительной рубашки, постоянно находились в затекшем состоянии и размять их не представлялось возможным. Более того, края рукавов нещадно давили на запястья, на которых и так давно уже были не проходящие ни на день синяки. Виной всему стала очередная встреча с Рубинштейном, на которой бывший миллиардер и филантроп, а ныне псих и маньяк не смог сдержать себя в руках и поддался на провокацию, пожелав всем сотрудникам данного заведения скорейшей кончины и послав их в дальнее пешее путешествие. Итог сей выходки - галоперидол внутривенно и рубашка, связанная настолько крепко, что парень не мог не только пошевелить руками, но и уснуть от ноющей стягивающей боли. "Что же делать? Господи, что же мне делать? Как выбраться из этой западни? Боже, если ты есть, я умоляю, помоги мне. Помоги..." - тихий шепот, перекликающийся лишь с шумом дождя за окном, слезы, стекающие по щекам и капающие на пол, и парень, раскачивающийся на кровати, который, кажется, потерял последнюю надежду.