Только лишь во сне

Ей с детства снились эти сны — яркие, красочные, реалистичные. Она словно жила другую жизнь там. Там — путешествия с караваном, выступления под шатром, запах трав, собранных матерью, вкус лепёшек, не сравнимый ни с чем. Повзрослев, она даже начала готовить по рецептам из сна, никому не раскрывая источников своего вдохновения. Там, во снах, она чувствовала себя живой — буквально возвращалась в этот мир каждую ночь, продолжая изучать всё больше. Она словно жила две жизни. Это был её секрет, который она бережно хранила — сама не зная почему. Словно стоит словам сорваться с языка и вся магия рассеется. Она никогда не боялась своего сонного мира. Даже когда упала. Она умудрилась сломать два ребра и набить шишку на голове, и родители и врач недоумевали, как это вышло от простого падения с кровати. Но Инеж знала ответ — она не упала с кровати, она упала с каната. Тогда, почему-то, такой ответ казался естественным. Словно она действительно ночью жила там. В загадочной и далёкой Равке. И этим мыслям развеяться бы с возрастом — в конце концов, как можно верить в перемещения в другие миры, сидя на занятиях по биологии, химии и физике? — но что-то внутри говорило, что всё не так однозначно. Не могло быть однозначно. Потому что другие люди могут контролировать свои сны. Потому что у других людей сны меняются. Но, может, это с Инеж что-то было не так? Потому что её сны с уютным миром превратились в кошмары — самые худшие, какие только могла бы вообразить себе четырнадцатилетняя девчонка. И она была не в силах что-либо сделать с этим. Могла только просыпаться с рассветом от слёз, ощущая липкий ужас беспомощности. Могла только тихонько прокрадываться в душ и тереть себя, пытаясь смыть ощущения тех грязных прикосновений — слишком реальных. Могла только заваривать себе чай с ромашкой и мятой и пустым взглядом пялиться в окно, пока не придёт время собираться в школу. Радовало только то, что на лице, шее и кистях рук не оставалось никаких следов. Ни от побоев Танте Хелен, ни засосов от клиентов Зверинца — их сводили гриши по указу Хелен, за счёт самих же клиентов. Инеж чувствовала, что у неё потихоньку едет крыша. Пыталась убедить себя, что её сны — проделки психики. Что таким образом её подсознание переживает переход в старшую школу и перерабатывает учебное напряжение, извращая её некогда прекрасный мир. Ей хотелось в детство. Ей хотелось в Равку. Кеттердам был ужасен. Инеж стала меньше спать. Погрузилась в учёбу и социальную жизнь — тут ей повезло. С самого начала учебного года — когда её подсознание томило её в море, только везя навстречу настоящим ужасам — она подружилась с Ниной и Джеспером. И начала общаться с Казом. И они действительно стали её отдушиной — Нина, с её меткими саркастичными комментариями и любовью ко вкусной еде, напоминала о том, какой мир реален. И следила, чтобы она не забывала есть. И она же показала Инеж как правильно пользоваться косметикой, чтобы маскировать следы бессонных ночей — хотя и поджимала недовольно губы, видя синяки под глазами подруги и количество кружек от чая в её комнате. А Джеспер — он просто был её спасением. Он всегда знал, что сказать, как разрядить неловкую обстановку. Каким-то непостижимым образом всегда умудрялся приободрить её и рассмешить даже в самые скверные дни. И только благодаря ему Инеж не начала бояться мужских прикосновений — друг ничем не напоминал мужчин из снов. И ещё был Каз. Каз Бреккер — всегда закрытый, отстранённый. Казалось, он постоянно что-то обдумывал, строил какие-то планы в своей голове. И смотрел на мир под странным углом, иногда задавая такие вопросы, что ставили в ступор. Казалось, он хотел понять суть вещей, разобраться в каждой детали, что окружала их. Инеж знала, что Каз неплохо разбирается в технике — он буквально мог починить что угодно — и к нему обращаются старшеклассники, при поломке техники. Знала, что он торгует на бирже. Знала, что, когда он задумывается — он либо поджимает губы и смотрит на свои руки, либо склоняет голову в бок и глядит вдаль. Знала, что он окидывает всех оценивающим взглядом, словно просчитывает, какую выгоду человек может ему принести. Она знала непозволительно много, с учётом того, что они почти не общались. Каз вообще, казалось, общался только с Джеспером — они были знакомы со средней школы. И Инеж не понимала, зачем ей всё это. Почему она продолжала собирать кусочки информации о нём. Но она не могла не изучать его. Каждый раз завидев его силуэт в коридоре, услышав стук его трости или просто каким-то шестым чувством ощутив его присутствие рядом, она краем глаза наблюдала за ним. Словно это было какой-то зависимостью. Но, в конце концов, ей было только четырнадцать, и она почти успешно убедила себя, что гормоны и влюблённости в её возрасте — это нормально. Почти. Потому что в этом случае — как и со снами — какая-то её часть была уверена — всё не просто так. За всем этим есть что-то большее. Какая-то тайна. Так или иначе, но Инеж убедила Джеспера, что Казу не помешает больше социализации. А потому Каз — как будто и не сильно сопротивляясь — оказался втянут в их небольшой кружок. Каз язвил и фыркал, но на обедах в кафетерии стал садиться с ними. Нина язвила в ответ, Джеспер привычно шутил и толкал Каза в плечо, игнорируя, как тот едва заметно дёргается и закатывает глаза. А Инеж привычно наблюдала. И, кажется, — наверное действительно только кажется — этим и нравилась Казу. Так или иначе, сторонясь остальных одноклассников, он перестал сторониться её. Стал вместо последней парты выбирать место рядом с Инеж. Стал подсаживаться к ней в библиотеке. И пусть они почти никогда не разговаривали, молчание между ними не было напряжённым. С Казом было уютно. Он помог подтянуть ей учёбу — он действительно много знал, разбирался и в физике, и в билологии, и в людях и их психологии. Единственное, с чем у него были проблемы — литература. Каз говорил, что ему просто скучно читать работы классиков, и Инеж полностью разделяла его точку зрения. А ещё они оба выяснили, что имеют склонности к иностранным языкам — хоть до Нины им и было далеко. Инеж в тайне гордилась, что кроме родного английского знает сулийский и керчийский - пусть и выдуманные её сознанием, они обладали чёткой структурой и грамматикой. Жаль только, этим она не могла поделиться даже с Казом. За год Инеж настолько привыкла к его присутствию в своей жизни, что даже не удивилась, когда он появился во сне. Сначала появилось его имя — громкое и грозное — Каз Бреккер, Грязные Руки. Это имя словно начало преследовать её. О нём говорили мужчины в общем зале, пока выбирали себе девушку на ночь. Его имя сладостно проговаривала Танте Хелен, когда говорила своим лучшим девочкам, что он должен заглянуть. Многие девушки в Зверинце говорили о нём, как о страшном монстре, но Инеж слышала желание в их голосах. Тогда она начала спрашивать своё подсознание, зачем оно втянуло Каза во всё это. А потом во снах появился и сам Каз — и она даже не узнала его сначала. Мистер Бреккер, в очередной раз пришедший по делам к Хелен, был строг и холоден. Настолько, что реальный Каз — вечно в рубашках, стёганых жилетах и пиджаках, с редкими смешинками в карих глазах — стал для Инеж просто теплейшим человеком. Потому что Грязные Руки не был просто отстранён и угрюм — он внушал трепет своим появлением. Сканировал всё и всех своим фирменным взглядом и, закованный в пальто и перчатки, производил впечатление настоящего убийцы. Даже его трость с вороном во сне выглядела тяжелее, острее, опаснее. Инеж не сразу осмелилась к нему подойти. Даже если это был её сон и хоть немного её Каз, она всё равно должна была подчиняться правилам этого мира. А в Кеттердаме — это она уже усвоила — если хочешь с кем-то подружиться, ты должен быть полезным. Итак, она несколько ночей собирала информацию — удивительно даже, как она умудрилась ничего не забыть ото сна ко сну — и набралась смелости подойти к Казу. — Я могу помочь тебе, — сказала она, уже зная, что он приходил к Хелен за сведениями. И она могла предоставить ему всё необходимое. В ответ он окинул её нечитаемым взглядом и просто прошёл мимо. Инеж подавила дрожь. Почему её сны настолько отвратительны, почему подсознание играет с ней такую злую шутку? Показать надежду, чтобы забрать её?! Инеж едва не поклялась себе, что вообще перестанет спать. Однако чудеса всё же случаются — признала она уже на следующую ночь. Ночь — или Кеттердамский день — когда она наконец избавилась от Зверинца. Когда вся её жизнь-во-снах перевернулась с ног на голову.