Флешбек.
«1980 год, СССР, город Куйбышев».
На кухне тихо звенели бокалы. Приемник подпрыгивал на холодильнике «Смоленск», распевая песню «Kate Bush». Тарелки из заграничного сервиза, оставленные для праздничных церемоний, мягко ударялись друг об друга краями. Сегодня родители Вероники во главе с Александром отмечали приближающуюся свадьбу: до того плавающую по воздуху, ныне — уже почти официальную. Несветова скрипнула зубами. Фотографии сегодняшнего ужина можно было бы легко продать в похоронное бюро для рекламы. Будет, как говориться, что своим детям потом рассказать. Девушка не аккуратно поставила блюдце на остальную гору посуды, в надежде, что все это сейчас упадет. Будет скандал, крики, ругань… А под шумок можно будет сбежать из квартиры. С иконы, стоящей на полке на нее с обсуждением поглядел святой. Вероника, вздохнув, осторожно опустила лицом вниз портрет, вернувшись к столу. Руки потянулись за толстым пузырьком, пальцы сомкнулись на стеклянных стенках. Успокоительное на основе пустырника и валерьянки медленно стекло в кружку с чаем для Саши. Несколько часов крепкого, даже очень здорового сна — и ее относительная свобода на несколько недель. Губы девушки невольно растянулись в улыбке. Будущий жених, вежливый и состоятельный, с богатыми родителями и влиянием, которого хватит на несколько жизней, таскал заявление в ЗАГС в кармане своих старых, жутко любимых брюк. Нормальный человек успокоился бы на этом, но таковым Александра Плоткина никто не мог назвать. Так что на ночь священную бумажку он клал к себе под подушку, будто бы она могла его от всего защитить. К гадалке не ходи: единственный вариант украсть заявление, незаконный. Холодильник замолк, как будто осуждая ее. В ночной тишине, нарушаемой лишь трепом диктора по радио, Ника осторожно вошла в их общую комнату, поставив чай на прикроватный стол, разделяющий его раскладушку от ее безразмерной кровати. Его пухлые губы растянулись в довольной, почти что счастливой, улыбке. Пробормотав что-то, очень схожее со «спасибо, Вероник», он коснулся края чашки. Сделал огромный глоток. Сердце Несветовой замерло. Казалось, что даже перестало биться. Несколько секунд прошли, как долгие часы. Как только его голова упала на подушку, она вытащила помятую бумажку, чиркнув в темноте спичкой. Быстро, словно кошка, проскользнула в прихожую, быстрым шагом выйдя из квартиры и захлопнув дверь за собой. В груди поднималось давно забытое чувство свободы, перемешанное с ощущением глубокой вины. Иногда, даже когда любишь человека, приходиться делать ужасные поступки в ответ, а уж когда он больше не способен тебя волновать… Где-то сзади, в квартире номер пять, сосед дядя Костя, уронил табурет. Его жена, Тамара, вместе с ним его подняла. Хорошая, приличная, как говориться, семья. Даже не просто хорошая, а как из картинки в детском букваре. Они инженеры, у них двое детей разнополых… Странное это место — дом. Объедение того, что не возможно объединить априори. Вероника вздохнула, прислонившись лбом к стеклу. Завтра начиналась ее смена в пионерском лагере Буревестник. Единственный шанс начать все сначала. *** Наше время. Димка Алешин вцепился в руку Валерке. Шаги приближались. Отчего-то, неуверенные, но явно намеренные дойти до цели. С вампирской скоростью Лагунов просчитал все пути отступления, пытаясь прийти к самым лучшим, а такой был… внимание, один. Схватив несчастного одноклассника почти в охапку, он протащил его до деревянной лестницы, заставив сесть в укрытие из странного вида коробок. Сделанные на основе туалетной бумаги, и если верить надписи сбоку: невероятно экологичные для всего человечества, доверия они внушать не могли. Валера, не сдержавшись, даже применил не человеческое зрение, взглянув на них через пелену кроваво-красных подтеков. Вот только «ренген» ничего, ровным счетом, не дал. — А вдруг там скелеты? — не сдержался Димка. От страха обычный советский школьник был похож на приведение для карнавала «Хэллоин». — Нет там никаких скелетов, — ответил Лагунов, пытаясь придать голосу уверенность. Какого бы он не был мнения об отце Глебе, а подозревать его в таковом… Вряд-ли, он убивает налево, направо беззащитных детей. Наверняка бы в таком случае на него бы завели отдельное дело, как о чрезмерно кровождном вампире. — Ты откуда знаешь? — Алешин глубоко вздохнул и принялся громким шепотом жаловаться ему на жизнь. — Меня мама дома убьет, что я слишком поздно пришел. Ещё с сестрами играть, потому что больше некому. А если не буду, то папа меня в бетон закатает. — Ну, хочешь я тебя провожу? Скажем, что людям помогали. — Даже, если я с призедентом подруку приду, моя мама все равно не простит! Валерка только вздохнул. В чем-то он даже завидовал ему — второгоднику Алешину с двойкой по химии. Живёт себе самой обычной жизни в нормальной семье. А вот, если Лагунов припрется в три часа ночи, его родители разве что поругают. Чего греха таить, его отец никогда не морочился на счёт своих сыновей, наука и техника звала его, уводила за собой, не давая право на участие в жизни других. Если честно, он вообще хотел попугая, а не второго ребенка. Мама Лагунова тоже была не из лучших. Заботливая, конечно, но почему-то всегда все важное она пропускает мимо ушей. Валерка иногда даже удивлялся, как они могут не заметить, что большую половину времени у него в груди не бьётся сердце. Дверь скрипнула ещё раз. Тусклый свет выхватил из мрака силуэт обычной старушки странным зеленым платком на голове. Видимо, пришла целителя искать ненаглядного. А нет его уже!.. Алешин даже развеселился. Улыбнулся, поправил светлые волосы, попутно ткнув одноклассника в бок. — Странный дом, да? — Странный. — Да нет, ты не понял!.. — Димка указал куда-то в сторону. — Лампадку видишь? Валерка видел, конечно. И радовался, что им хватило мозгов ее не включать. Проблемы бы точно возникли. — Лампада у верующих, — доверительно сообщил Алешин, выдерживая театральную паузу, словно молодой учёный на конференции, желающий поделиться своим открытием. — Ну? — Лампадка стоит в красном углу, — продолжал на память читать правила Алешин. — А если это так, то где иконы? Валерка смолчал. Ждал приговор Отцу Глебу, мысленно коря себя за то, что раньше не связался с Алешиным. Он бы им про лже-священника в первую минуту сказал! — Он никакой не священник и чудеса не творит, — вынес Дмитрий приговор. — Он самый настоящий агент. *** Рита нескольких долгих секунд стояла на пороге собственной квартиры. Хотя, это была, конечно, собственность бабули. — Рит, ты чего так долго? Я твои любимые пирожки испекла! Тебя жду. Старушка, как бы машинально, убрала левую руку в передник, второй приглашая внучку пройти. На ней зияла рана — маленькая царапина с кровавыми капельками по обеим углам. Шарова несколько секунд в оцепенение смотрела на нее, в то время как глаза все больше и больше наливались тьмой. Ночь звала голод. Голод порабощал все морали. Он вел за собой, крепко держа за руку, вел, убивая и совесть, и ужас. Ей хотелось только одного. Пить кровь — манящую и теплую. Лампочка над головой резко погасла, затем снова вспыхнула. В соседней квартире недовольно ударили по железной батареи. — Я пришла сказать, что сегодня переночую с братом. — Рита откашлялась, уверенными шагами пятясь назад. Затем развернулась, не обращая внимание на перебои с электричеством и кинулась вниз с лестницы. Грохнув железной дверью, она выскочила на улицу, с нечеловечкой скоростью ринувшись на пустую детскую площадку. Бабушка Шаровой коротко перекрестилась, поморщившись. Вампиры… кажется, они всегда будут с ней. *** Вероника сидела за тюремной решеткой. Дознаватель, или кто-то другой, — Ника в них не разобралась, — толстый дядька с тяжёлой папкой в руках секунд сорок назад скрылся за дверью своего кабинета. Вероятно, пошел отдохнуть. Девушка вздохнула. Качнула головой из стороны в сторону. Сдаваться она ничуть не хотела. Не сейчас, после всего, что с ней произошло. У нее есть алиби, она не состоит на учёте, на нее никогда не заводили темных делишек. Напротив, все только и твердили, что Несветова — примерная жена, хорошая дочка, подающая большие надежды студентка. Даже пионер-вожатой, и то была. Неожиданно она вспомнила те годы, когда она только познакомилась с Сашей. Себя — пятнадцатилетнюю стерву-бунтарку на байке, и его, симпатичного юношу, на которого она почему-то сразу запала. В голову пришли воспоминания, как она просыпалась от ночных кошмаров, а он приходил и сидел на ее кровати. Любил ли он ее? Или же прикрывался ее, как предлогом сказать родителям нет? Из открытого окна на нее подул холодный ветер. На самом деле Саша был вынужден продолжать ее любить. Он отдал все за нее, в порыве безумной, ненормальной любви. Сбежал от родителей, и был вынужден существовать в старой, едва живой, квартирке родителей Вероники. Он отдал все. Даже заставил своих маму и папу приехать, показав им больную Веронику после ее вампиризма. Лишь благодаря ему они дали деньги на свадьбу, устроили переезд в Польшу. Пожить на новом месте им обоим даже хотелось. Тысячи воспоминаний и слов. Каждый день она подходила к окну и прислонилась лбом к холодному стеклу. Есть ли на свете любовь, если даже Игорь ей ровным счетом не пишет… *** Валерка и сам себе не признавался, что он, как и любой другой человек, нуждается в социализации, — слове, которое никто никогда не говорил в Советском Союзе. Люди использовали другое — гордое и красивое — коллектив. За три года постоянной жажды он никак не мог заставить себя общаться с другими. Это было неправильно. Не возможно. Верная Анастасийка и Игорь стали единственной отдушиной в сером, одиноком мире, где время казалось, вообще никуда не идёт. Сейчас же мир наконец приобрел цвета, словно он очнулся после долгого сна. Звериные желания теперь приобрели абсолютно четкий оттенок, но и человеческие проступили на передний план. Возможно, отец Павел был действительно прав. Чтобы всплыть, нужно утонуть. А возможно, он просто убивает в себе человека. — Домой? — поинтересовался Димка, который, кажется, уже мечтал оказаться у дома. — Давай, — согласился деловито Валерка, вставая. Осталось только осторожно прошмыгнуть к дверям, не испугав до полусмерти старушку. Уже на остановке мальчишки посмотрели друг другу в глаза. Холодный ветер завывал в осеннем лесу. Димка откашлялся, запустил руки в волосы, небрежно раскидывая их по лбу и улыбнулся. — Ты не такая сволочь, как мне показалось, Валерка. — А ты, — Валерка ещё не придумал, что ему сказать. Неожиданное чувство заставило его улыбнуться в ответ. — Ну… Тоже нормальный пацан. **** Доктор Носатов пил водку. Решительно, уверенно, вкладывая в это дело всю душу. Несколько бутылок уже одиноко стояли на металлическом полу, на них из крыши капала дождевая вода. Потянув руки к четвертой, Валентин Сергеевич улыбнулся странной улыбкой, облизывая нижнюю губу. Смерть Левки Хлопова, единственного человека, кто всегда был готов за ним идти, смерть совершенно напрасная, она вызжила в нем все, что ещё было внутри, оставив черную дыру. Боль, кажется, была не настолько сильна, когда он ещё что-то делал. Когда они воевали против черного Стратилата, сидящего в домике на отшибе их городка. Сейчас же ему стало на все совершенно все равно. Пусть хоть Валерка и Рита перекусают весь город и устроят себе Пищеблок номер три. Сейчас он думал о жизни, которую у него отняли. Он мог жить с любимой девушкой и воспитывать сына. А вместо этого… сидит здесь. Черная пустота давила на голову. Заставляла сердце колотиться быстрее, заставляя встать и выйти во двор. Теперь Носатов шел по пустому проспекту, мимо аптеки с зелёным крестом, мимо супермаркета, в котором люди мирно дремали в длиннющей «колбасе». Он почувствовал чей-то взгляд на себя. Властный, нетерпеливый, пропитанный триумфом. Таким взглядом удав смотрит на кролика. Таким взглядом вампир приковывает свою жертву к асфальту. Он осмотрел улицу, кладя руки в карманы. Алкоголиков никто не трогает, — повторял он себе, как мантру, — вампиры наверняка не нуждаются в алкогольных продуктах. Тень Риты на секунду показалась у него за спиной, а затем исчезла, словно перестала существовать в привычном мире. Вероятно, распятие ему ещё пригодиться. *** В квартире у Валерки было все, как обычно. Папа сидел на диване, читая научный журнал. Мама печатала текст на стареньком компьютере, повернувшись к нему спиной. Младшая сестра ходила по квартире, то и дело повторяя «мне скучно». — Валерка! — она обернулась, раскинув руки в сторону, в надежде, что он подхватит и поднимет над своей головой. — Где ты так долго пропадал? — мама поднялась из-за стола. — С кем ты был? — Я? С мальчиком, одноклассником, честное слово. — И как этого одноклассника зовут? — почему-то после смерти Сергушиной, мама считала, что ее сын просто обязан был завести себе новую подружку и не сказать об этом. — Дима. Алешин. — Тот второгодник? Валерка, это плохая компания. — он фыркнул, вспоминая хорошую компанию. — Ты поедешь в этом месяце с Игорем? — продолжала родительница свой допрос. — На знаю. — А Маргариту Шарову возьмёшь? — Причем тут Шарова? — При чем? — она сверкнула глазами. — Игорь мне когда-то говорил, что вы один раз брали ее в усадьбу, — она скрестила руки на груди, всем своим видом показывая, какая хорошая и примерная девочка была Анастасийка по-сравнению с этой московской бичь-герлой. Раздражение росло. Он резко повернулся и вышел из комнаты, на прощание хлопнув дверью. Штукатурка осыпалась на деревянный пол. В своей комнате он сел на кровать и закрыл глаза. Подростковая жизнь и вампиризм — не совместимые вещи. Как можно решать проблемы со сверниками и при этом пить кровь? Обвинять Игоря, конечно, нельзя. Родители Лагунова то и дело интересовались, по какой такой причине он возиться только с их сыном, а других детей не видит в упор… Но Рита! Как можно думать, что он вечерами гуляет с Шаровой? Они ведь только друзья. И то не друзья… товарищи по одному несчастью. Он оглянулся, глянув в окно. К холодному стеклу была прижата записка. *** Вероника сидела в камере, подперев голову руками. Ноги затекли, голова медленно и верно начинала наливаться свинцом. Это Сашеньке было здесь хорошо. Посидел пару часов и к нему приехали на подмогу отец и мать. А ее родители? Если и прибудут, то вряд-ли ей чем-то помогут. Отец считал Сашу идеальной возможностью продолжить жить нормально. Деньги в которых несколько лет купали его дочь, по мере силе, перетекали и в его семью. Ради этого он был готов всегда улыбаться Плоткина и даже няньчить внука и внучку. Они постоянно говорили ей, что она должна стараться на благо семьи. Вот только Несветова никогда не считала это семьёй. Даже тогда, когда ей было пятнадцать и она была в него влюблена. Она вспомнила их первое знакомство. Как она опоздала на школьную линейку и пришла в самый последний момент. Черная одежда, серебряный крестик на шее. Готка с комсомольскими значком на груди. … Время идёт. Она сидит здесь уже бесконечность. А Игорь к ней не пришел. И, вероятно, уже не придет. *** Корзухин доехал до дома Валерки за пять с половиной минут. Припарковав буханку под окнами, он уверенным шагом направился к нему в подъезд. Десять часов. Наверняка Валерка сейчас с родителями. Не всю же он ночь охотиться бок о бок с новообращённой подружкой? — Кто? — за дверью послышался голос маленькой девочки. Племянница? Дочка чья-то? — Эээ… привет! Мне нужен Валерка Лагунов. Позовешь? — Нет здесь никакого Валерки Лагунова и не было! — не дружелюбно сказали в ответ. — Девочка, позови взрослых! — Я сейчас полицию позову, а не взрослых, — пообещала ему полноправная хозяйка квартиры и испарилась в глубинах. **** — Выходите, — полицейский лязгнул замком. Вероника посмотрела на него с интересом, словно перед ней был человек полностью сошедший с ума. — Выходите! — повторил он. — Мы оправдываем вас до выяснений дела судом, — он схватил ее за руку и с силой вывел из камеры. На его груди сверкнул значок. «Шаров Андрей Викторович… старший…» брат Маргариты.