Parabellum

Тарталью всегда привлекали три вещи: сила, превосходящая его собственную; вода, ценность коей он познал еще в детстве, в Бездне и, это он осознал не так давно, драконы. И Нëвиллетт – дракон. Не нужно быть герпетологом, чтобы это понять. Достаточно лишь взглянуть на тонкие синие рога и узкие вертикальные зрачки. Уловить его мощную, устрашающую ауру – от нее становится душно, и внутри что-то сладко трепещет, мурашки бегут по спине. Аякс сразу заметил, почувствовал, еще в зале суда, когда их отделяли десятки метров. Да, там он ерепенился, скалил свои, человечьи, зубы – это тоже, своего рода, флирт, – под холодным взглядом дракона, не посчитавшего нужным и на сантиметр обнажить острые клыки. Нëвиллетт – дракон могущественный. Сокрушивший его, Тарталью, в форме грязного наследия, одним лишь ударом. Одним лишь ударом, не выходя из людской ипостаси. Но позволивший уловить ноздрями запах драконьей крови – Аякс умудрился случайно задеть его, оставив на скуле след, который и царапиной-то обозвать сложно. Но даже от этого кровь восторженно бурлит в жилах, и хочется показать радостный оскал и кусаться, игриво, но крепко, совсем по-звериному. Того требует та часть души, что тронута бездной, и та часть Нëвиллетта, что принадлежит драконьей сущности, точно должна этот язык понять. – Господин Тарталья, Вы меня слушаете? – Нëвиллетт хмурится, постукивая механическим карандашом по столу. И в такт стучат редкие капли по стеклам. И небо хмурится ровно так же, как и Гидро Дракон. Тарталья запоздало кивает, нехотя оторвав взгляд от основания чужих рогов, яркой синевой выделяющихся в платиновой гуще длинных волос. Ах да, ситуация у них не из приятных. Дуэли действительно оказались лишь иллюзией заботы о народе. Или, быть может, дело в том, что Аякс гражданства Фонтейна не имеет. Но, так или иначе, божественный механизм вынес приговор, отличный от точки зрения всех в зале суда. И теперь с этим нужно что-то делать. Так, чтобы соблюсти традиции Фонтейна, но и не спровоцировать Снежную на конфликт. Невинно осужденный Предвестник Фатуи. Звучит то ли жалко, то ли просто смешно. – Так, Вы собираетесь отправить меня в крепость Меропид? Без права самому защитить свое честное имя? – Тарталья скрещивает руки на груди, – Выходит, мне нужно сейчас идти в посольство Снежной, а не просиживать штаны здесь? – Мы не собираемся сажать Вас в тюрьму, – Нëвиллетт тщательно скрывает раздражение, мелькнувшее лишь в глубине светлых глаз. Он тоже не в восторге от происходящего, – Для этого не достаточно оснований. Но и отпустить не можем. А вот ограничить передвижение – вполне. Верховный судья чинно поднимается со своего места, медленно обходит широкий письменный стол. И останавливается возле Аякса. Смотрит сверху вниз, но не надменно. – Dura lex sed lex. Но конфликта со Снежной мы не хотим. Ждите, ведется расследование. А пока дайте руку. – Si vis pacem, para bellum, – Выплевывает Тарталья, смотря исподлобья. Он тоже знает древний язык, на котором писались законы. Фатуи дают достойное образование. Особенно в делах войн. – Ты уже проиграл, Предвестник. – Фыркает дракон, – Имей мужество признать поражение. И Тарталья вскипает, чувствуя себя кастрюлькой, содержимое которой вот-вот выплеснется наружу. Как смеет ему говорить о мужестве существо, выбравшее напасть со спины вместо честной дуэли?! Он вскакивает со стула, желая затрещать электрическими разрядами, заискрить сотнями ручных смертоносных молний. Дать яду Бездны, взревев, бешено пронестись по жилам, обращая его в страшное поражение тьмы. И разнести к чертям кабинет Верховного судьи Фонтейна. А, может, и все здание в придачу. Только чтобы этот Дракон прекратил смотреть на него свысока, убрал из взгляда ту усталость, с коей взрослые глядят на детей. Чтобы признал равного – о, Тарталья действительно на равенство может претендовать: в глубинах Бездны, при виде его формы духа, дрожала каждая местная тварь – и вызвал на нормальную, честную дуэль. Возможно, до последней капли крови. Нëвиллет же... впечатленным не выглядит. Ни вспышкой гнева, ни тем, что их лица в той близости, какую сложно назвать приличной. Лишь смотрит, хмуро и не моргая, своими глазами, цвета замерзших озер, в бушующий океан глаз напротив. – Дайте руку, господин Предвестник, мне нужно поставить Вам метку. Аякс стискивает зубы. А после, чертыхнувшись, первым отводит взгляд. И руку, как и велели, протягивает. Нëвиллетт стягивает с правой руки перчатку и беспристрастно касается обнаженного предплечья Тартальи. Дракон слабо сжимает ладонь, но даже так ощутима его нечеловеческая сила. Физическая. А элементальную Аякс чувствует мгновение спустя. Чувствует каждой клеткой своего тела. Гидро холодный. Но живой, искрящийся и текучий, как горный ручей. Удивительно, что именно в стране воды Тарталья, сам того не заметив, успел истосковаться по этому элементу. Без глаза бога он всего пару дней, но теперь, вновь ощутив гидро, точно может сказать лишь одно – это похоже на голод. Тот тип голода, что не заметен, но только до тех пор, пока не начнешь есть. Жизненно необходимо. И невозможно насытиться. Нëвиллетт – могущественный гидро дракон. И насытиться им хочется вперед утоления жажды. Аякс выныривает из омута своих мыслей лишь тогда, когда касание рвется. А вместе с тем и теряется дивная легкость, присущая водной стихии. Хотя гидро символ и сияет ярким голубым светом на обнаженном предплечье. Предвестник разочарованно скулит – звук не достойный страшного зверя из Бездны – и вновь поднимает взгляд на Нëвиллетта. Злой, но просящий. – Нет, – отрезает Верховный судья, то ли не понимая, что от него хотят, то ли понимая слишком хорошо. – Конфликта с Северным королевством не будет, если Вы дадите мне то, чего я хочу. Это неплохая попытка. Во многих странах их мира ценится торг. А уж что предложить, секс или же дуэль – дело Дракона. В конце концов, на добротную битву у Тартальи, как и у многих молодых воинов, очень даже стоит. – Нет, – повторяет Нëвиллетт ровным тоном. Вот упрямый старик. – Неужели, вы... нет, ты не чувствуешь? – Аякс откидывается на спинку стула, меняя стратегию, позволяя яду Бездны просочиться наружу, но не рекой, а лишь едкой прозрачной дымкой, – Я же тоже зверь, плевать, что другой породы. Неужели не понял еще в суде? Нëвиллетт замирает, грозно сведя брови к переносице. Раздувает ноздри, вдыхая смрад Бездны. Сложно не знать, кем является мальчишка, сидящий перед ним. – Ты, может, и сильнее меня, но мои когти прочнее и острей, – Тарталья ухмыляется, щелкнув зубами, – Тебе же не нравится, что я так считаю, да? Докажи обратное, ну же. Неужели, тебе не хочется подчинить меня? Дракон молчит. Молчит с той статностью и величием, что присущи его расе. Однако глаза с узкими зрачками теперь хищно горят синим цветом. Он хочет. Но не делает. Аякс же продолжает дразнить. – Или ты так и позволишь преступнику-чужестранцу глумиться над тобой? Не просто в твоей стране, но и в твоем логове? За окном оглушительно раздается раскат грома. А створки распахиваются, ударившись о раму, с адским грохотом, от сильнейшего порыва ветра. И Нëвиллетт, повинуясь драконьей части нутра, накидывается на Предвестника, опрокинув вместе со стулом – тот отлетает куда-то в бок – на пол. И, душа мертвой хваткой, вдавливает в лакированные доски. – Наглый мальчишка, – он не говорит, а рычит. Раскатисто и сурово. И, от такой демонстрации силы, внутри живота все стягивает горячим узлом. А в груди вновь сладко трепещет. Хоть и абсолютно нечем дышать. До пятен перед глазами. – Это не мое логово. Но на своей территории я не потерплю откровенного хамства. Более того, ты ничего не получишь. Потому, что, так же, я не потерплю здесь другого Дракона, того, кому принадлежишь ты. – Я принадлежу лишь Царице-матушке, – Аякс скалится и хрипит, хватаясь пальцами за руку на своей шее, оставляя тонкие красные следы от ногтей, – Кха! Слышишь?! Никаких. Лживых. Гео. Драконов! – Хорошо, если так, – слегка погодя хмыкает Нëвиллетт и ослабляет хватку. А Тарталья лишь дышит-дышит-дышит. Потому что на столько же беспомощным он был лишь перед Левиафанами в Бездне. И это чертовски хорошо. Настолько, что хочется счастливо вилять хвостом. И этот Дракон чертовски хорош, а потому будет его. Сейчас или никогда. Если Нëвиллетт поднимется, то момент навсегда будет упущен. Аякс рывком отрывает корпус от пола, вцепляясь в отлеты фрака Верховного судьи так, будто от этого зависит его жизнь. И, игнорируя угрожающий рык Дракона, впивается ему в губы. Кусаясь, так, как того и хотел. Нëвиллетт отвечает не сразу, будто раздумывает, стоит ли потакать дрянному мальчишке. Но он тоже хочет. И Тарталья его, как в Снежной говорят, «раздраконил». Дракон отвечает, тут же полностью перехватывая инициативу. Он впивается когтистыми руками в рыжие вихры волос, оттягивая почти что до боли. Вынуждает откинуть голову, обнажив шею, до хруста в позвонках, прогнуться в спине. И целует так глубоко, что, можно сказать, то ли вылизывает, то ли трахает своим языком чужой рот. Тарталью прошибает крупная дрожь от недостатка воздуха и сильного возбуждения. В руках Нëвиллетта он чувствует себя не более, чем тряпичной куклой. И может лишь крепче сжимать ладонями ткань. Он чувствует, как его ведет. Как комната будто обволакивается дымкой – совсем как улицы этого города, когда холодная ночь сменяется утром. И совершенно не замечает, как вновь оказывается на полу, а губы и клыки Нëвиллетта – на его шее. Тот не целует – кусает. Оставляет десятки меток, что к рассвету расцветут бордовыми синяками. Не присвоить, не заклеймить – наказать и показать человеку, где его место. Но не до кровяной росы. Лишь на границе между болью и звенящим в ушах, скользящим к паху вдоль позвоночника, удовольствием. Тарталья скулит, трепетнув рыжими слипшимися ресницами, и зарывается одной из рук в серебро длинных волос. Вынуждает Дракона вжаться лицом ему в шею, губами уловить сбитый, летящий галопом пульс. Прощупать сонную артерию под тонкой кожей. Нëвиллетт может убить его лишь сомкнув ряды острых зубов. Это будоражит. Это пьянит. Волнует. И, Аякс уверен, не его одного. Потому что Дракон замирает, опалив жаром дыхания шею Предвестника, и поднимает взгляд ледяных глаз. Тарталья восторженно улыбается, кусая губы, и касается пальцами основания ярко-синего тонкого рога. И гладит. Совсем невесомо. Нëвиллетт позволяет, клоня голову в сторону неумело ласкающей руки. Чуть щурит глаза. И это тоже восторг. Правая рука аккуратно тянется ко второму рогу, так же нежно огладив. А после ладони сжимают рога, что есть силы, дернув Дракона ближе к лицу. Тот, взбрыкнувшись, рычит. Но как-то жалобно. И шлепает Аякса по боку хвостом. Ударом сильным и хлестким. Когда хвост только успел материализоваться? А Тарталья все улыбается, смыкая их губы. В этот раз нежно, не пытаясь что-то доказать или украсть доминацию. Нет. Просто на секунду, той частью мозга, что еще способна работать, подумалось, что, все же, это больше секс, нежели спарринг. И еще о том, умеет ли мсье Нëвиллетт мурчать. Вот в Бездне многие твари мурчали. Меж соплеменниками или в брачный сезон. И Моракс тоже мурчать умел. Выходит уж совсем целомудренно, поцелуй в яркий контраст с предыдущим. Никто из них не углубляется ни на полсантиметра. Такой поцелуй с Нëвиллеттом – одна из взятых высот. Интересно, понимает ли он, во что с ним играют? Глупых драконов не существует. Должен, должен осознавать. – Если дергать Дракона за рога, можно без рук остаться. – Нëвиллетт отстраняется, мотнув головой. Просьба убрать с рогов руки. – Я лишь хотел показать, как целуются люди. – Тогда не стоило кичиться тем, что ты зверь. – Рожки это слабое место, да? – Тарталья, дразнясь, царапает рога ногтями. Нëвиллетт вновь брыкается, шипя сквозь стиснутые зубы. Тщетно пытается уйти от яркого касания, беспокойно мотая по полу тяжелым хвостом. У Аякса вырывается тихий смешок. Такого он явно не ожидал. – А хвост? – Не смей. – Дракон угрожающе сверкает глазами. Гидро метку на предплечье от этого жжет. И руки Предвестника моментально оказываются прикованы к полу где-то за головой. Это просто смешно. Но сдаваться Тарталья не намерен. – А человеческие части тела мне трогать можно? Он сгибает ногу в колене, упираясь Нëвиллетту ровно в пах. Давит, потирая, сквозь слои ткани. Довольно прислушивается к тому, как сбилось, став громче, дыхание Дракона. – Ты здесь не главный. Это я делаю тебе одолжение, – Верховный судья отстраняется, удерживая Аякса чуть выше икры, чтобы не произошла какая-нибудь новая глупость. Юнец ведет себя возмутительно. Нëвиллетт рывком стягивает с Тартальи брюки вместе с нижним бельем. Странно, что не срывает, заставив ткань треснуть по швам – наверное лишь потому, что не пристало Верховному судье Фонтейна портить чужое имущество. Аякс стонет, наконец-то избавившись от болезненного давления ткани на пах. Прохлада комнаты ярко контрастирует с разгоряченной плотью. Так, что, кажется, выступит конденсат. А мгновение спустя Тарталья чувствует, как нечто скользкое и холодное, вьюном оплетая его лодыжки, ползет к бедрам по икрам вверх. Гидро путы. Спросить или возмутиться он не успевает, потому что водные щупальца резко разводят его ноги в стороны. Аякс болезненно охает. Теперь он буквально распят. Нëвиллетт, сверкнув глазами, ухмыляется. А потом плавно поднимается с пола, лениво махнув хвостом, и поворачивается к Тарталье спиной. И вот это уже страшно. Ну, нервозно. Потому, что не ясно, что творится в этой рогатой голове. Может, сейчас он и вовсе уйдет, даже дверь не закрыв. Оставит Аякса в таком компрометирующем положении без зазрения совести. А совести у Драконов, как известно, нет. – Стой! Мы ведь еще не закончили! – Мы не закончили, – кивает Нëвиллетт, – Но я не собираюсь пачкать одежду. И руки. Дракон неспешно начинает расстегивать фрак, даже не повернув голову. – То есть мне просто ждать, пока ты разденешься? Тарталья фыркает, кидая долгий взгляд на Нëвиллетта, стягивающего фрак с плеч. О, он не просто снимает одежду. Он аккуратно складывает ее, убирая куда-то в подпространство, где нормальные люди носят оружие. Каков педант. Уж лучше бы правда ушел, так, хотя бы, был бы элемент тайны, азарта, стыда, быть может. Сейчас же из элементов – гидро на бедрах. – Нет, почему же, – хмыкает Дракон, высвобождая очередную пуговицу блузы из узкой петли. А потом щелкает пальцами. И Тарталья, дернувшись, кричит. Нет, это не больно, не слишком больно. Просто вторжение гидро-щупальца слишком неожиданное. Да и оно само очень уж большое для самого начала растяжки. Но скользкое и податливое, а потому может пройти, распирая изнутри, заполняя каждый изгиб до катастрофической глубины. Настолько глубоко, что хочется вытолкнуть, свести ноги, спрятаться. И тихо скулить, надломано выгнув брови волной. Гидро внутри ощущается как... Нет, пожалуй, это слишком новое и ни на что не похожее ощущение. Оно давит повсюду. На стенки изнутри, на простату. И дискомфорт вплетается в возбуждение, разливаясь тягучим жаром. Аякс коротко хныкает, опуская взгляд в направлении своего паха. И, архонты милостивые, он видит отчетливый бугорок немного ниже собственного пупка. От этого даже как-то дурно. До легкой ряби перед глазами. Он откидывает голову на пол и шумно дышит, крепко зажмурившись. А щупальце – если эту эластичную воду вообще можно так звать – начинает движение. Оно тянется назад, наружу, издевательски медленно, дразня растревоженные стенки, заставляя их сокращаться. Тарталья издает тихий долгий протестующий звук, который переходит в стон, когда широкий конец задевает простату. Глаза окутывает соленая влага, а член радостно дергается, посылая новую краткую бурю нервным волокнам. «Головка» гидро-пута останавливается, на половину покинув тело Аякса. Растянув сфинктер вокруг самой широкой своей части, так, что сжаться больно. А потом оно врывается внутрь вновь, беря бешеный темп, становясь толще, чем было до этого, долбя Предвестника беспощадно. А Тарталья понятия не имеет, какие звуки он издает – кричит, хрипит или стонет. Но по щекам его текут слезы, точно так же, как бесстыдно течет и его член, пачкая предэякулятом рельеф его живота. Он чувствует, что скоро кончит. От какого-то щупальца – вот же дрянь. И, быть может, мсье Нëвиллетт умеет читать мысли, потому что сразу после этого стимуляция исчезает. Как и щупальце из его задницы. Тарталья – что позорно – разочарованно стонет. – Почему... – Кончишь тогда, когда я тебе разрешу. Нëвиллетт наконец-то разделся. И... Бездна, зрелище превосходит все ожидания. Оды драконьим частям тела уже были спеты ранее. Теперь пришло время нахваливать крепкое рельефное тело, местами покрытое серебристыми чешуйками и синими линиями узоров... И, боги, это что, жабры на шее? Не важно. Особое внимание привлекают члены. Два, как и положено всем Драконам и змеям. Длинные и толстые. Тоже имеющие гидро узор. Напряженные и жалобно истекающие смазкой. Интересно, насколько сложно сдерживать себя, когда внимания требуют сразу два члена, а не один? Собственное возбуждение откликается на мысли об этом, и Аякс тихо шипит. – Я уже согласен не на тебя, а на воду. – Я – властелин всей воды нашего мира, – хмыкает Нëвиллетт, завязывая волосы в высокий хвост и стараясь не задеть рога, – Вся вода, в какой-то степени – я. Здесь главное какую-то колкость случайно не отпустить... Все же, сравнивать себя с водой целого мира... Например чувствует ли он, когда, где-то в Инадзуме, молния встречается с водами океана? Что ж, благо, у Тартальи уже давно от возбуждения не пашут мозги. Гидро дракон делает взмах рукой, и путы мгновенно переворачивают Аякса на живот. Приходится приподнять бедра, потому что головка болезненно елозит по деревянному полу. Нëвиллетт издает крайне довольный звук и звонко шлепает Тарталью хвостом по ягодице. И тут же обвивает, им же, кольцом вокруг талии. Вынуждает прогнуться в спине и оттопырить задницу. И тут же фиксирует гидро это положение. У Аякса колет лицо от смущения. Поза какая-то шлюшья. Дыхание дракона опаляет ушную раковину, посылая табун мурашек вдоль позвоночника: – Я возьму тебя так, как того хотела та часть тебя, что зверье из Бездны. Лицом в землю. По собачьи. Тарталья чувствует, как внутренняя «тварь из Бездны» брыкается, желая теперь больше сражаться, чем сношаться. А еще чувствует два влажных, но болезненно твердых члена, что трутся меж его ягодиц. Пачкают смазкой и, играючи, давят на сфинктер сразу обеими головками. И да, Нëвиллетт умеет мурчать. Как мурлычат хищники из семейства кошачьих, смотря на сырое мясо. В предвкушении. Аякс же, стиснув зубы шумно выдыхает. Он хотел этого, ужасно хотел, но поза. Отголосок Бездны внутри неистово воет о том, что их подчиняют. Самым. Унизительным. Способом. И отпора не дать, потому что тут же пройдет реакция. Хотя беспомощность все еще возбуждает. Прямо пропорционально тому, насколько бесит. – Ты начнешь сразу с двух? – Одного тебе будет мало. Нëвиллетт ведет носом по шее Тартальи, едва касаясь. От линии роста волос, до седьмого шейного позвонка. И кусает, вместе с тем, вторгаясь в горячее нутро. Аякс вскрикивает. На коже все еще фантомно ощущаются клыки полу-драконьей формы, а его стенки бесконечно сжимаются вокруг двух членов, которые заполняют его больше, чем что-либо до этого. Он чувствует себя сытым. Очень-очень сильно хочется слезть и отползти в сторону. Нëвиллетт толкается вновь, на пробу, но почти не выходит. – Расслабься. Ты хорошо растянут, чтобы их принять. Но сейчас ты просто делаешь больно обоим. – Я пытаюсь, ладно? – Тарталья пытается звучать обвинительно, но выходит как-то жалко. Да и как можно звучать не жалко, когда ты лежишь уперевшись лицом в пол, смаргивая десятую партию слез, оттраханный собственным элементом. А теперь принимая два здоровенных агрегата. Сразу после этого становится легче. Аякс чувствует, как гидро, ласково, обвивает его член. Вода теплая, приятной температуры. А движения нежные и утешающие. Наверное, это очередное щупальце. Просто маленькое. Оно то очень сладко трется, извиваясь, о головку, то и дело задевая уретру, то буквально доит его, пульсирующими кольцами проходясь по всей длине. Толкнуться на встречу возможностей нет, поэтому Тарталье остается лишь хныкать и стонать. Слишком хорошо. Даже затерялся дискомфорт от проникновения. Нëвиллетт тоже это замечает. И входит, размашисто, до упора. С пошлым шлепком. Аякс чувствует, как мышцы внутри моментально раздвигаются, как его прошибает током, когда сразу две большие головки проезжаются по простате, заставив его, закатив глаза, взвизгнуть в экстазе. И главное – гидро не на секунду не прекращает ласкать его член. Интенсивность и скорость лишь нарастают. Архонты, он вновь близок к тому, чтобы кончить, вот прямо се... – Я не разрешал. – властным тоном. И в этот же момент Тарталья чувствует, как к щупальцу на члене добавляется еще одно, совсем тонкое. И бесцеремонно вторгается в его уретру, заполняя ее, кажется, до конца. Играется кончиком напрямую с простатой, в то время, как Нëвиллетт все еще ударяет по ней головками и бесконечно давит длиной. Кажется, он близок к тому, чтобы тронуться умом от удовольствия. Его прошибает-прошибает-прошибает разрядами, нервная система воет от чувствительности, а низ живота горит и спазмит от возбуждения так, что даже больно. И он чувствует, как все внутри растягивается, когда Гидро Дракон входит в него до конца. Тарталья захлебывается в слюнях, слезах, стонах и криках. Он хочет кончить. Безумно. Он умрет, точно умрет, если не сделает это прямо сейчас. Готов даже пасть до попрошайничества. – П-пожалуйста... Но договорить ему не удается. Потому что тело прошибает разрядом вновь. Самым сильным из всех. В глазах темнеет, а под веками взрываются соцветия салютов. Упасть ему не дают гидро-путы и хвост Нëвиллетта. Кончил. Насухо. Но от этого только хуже, потому что Дракон не собирается останавливаться или сбавлять темп. И тем более делать поблажку из-за послеоргазменной гиперчувствительности. – П-пожалуйста! Слишком чувствительно! – это даже не мольба, а хриплое рыдание. Нëвиллетт усмехается. – Ты ослушался и кончил даже с затычкой, а теперь вздумал командовать? Я дал тебе слишком много поблажек. И теперь ты готов отказаться от членов, которые столь усердно выпрашивал? Он кладет ладонь Предвестнику на живот, оглаживая большой бугорок. Шепчет что-то о том, что Тарталья, кажется, создан для того, чтобы принимать драконьи члены. И прижимает руку, притесняя органы со всех сторон. Аякс готов выть. Его простата, должно быть, распухла от бесконечной разномастной стимуляции. – Пожалуйста, хватит надо мной издеваться! – Я отпущу тебя, если ты извинишься. И не станешь создавать во время расследования проблем. Нëвиллетт толкается вновь. – Я не буду! Не буду мешать! – Замечательно. Еще толчок. До упора. Тарталья скулит. – И мне очень жаль! Жаль, что грубил! – жалобно вскрикивает, – И провоцировал. И продолжал это делать, когда ты уже согласился! – Лжец, – рычит Нëвиллетт, толкаясь особенно глубоко и вздрагивая всем телом. Дракон откидывает голову назад, прикрыв глаза и дыша через рот. Синие узоры на его теле сияют ярким голубым светом. Аякс чувствует, как внутри него сокращаются драконьи члены, выплескивая, кажется, целое море спермы. Он забит до отвала. Странно, что вообще, все еще, способен понимать, что происходит ниже его поясницы. – Лжец, – вторит себе же Дракон, – Но принято. Нëвиллетт из него выходит – Тарталья старается не думать о том, как сжимается его растянутая дырка, выплескивая драконье семя прямо на пол – а потом гидро покидает его изможденный член. Как изнутри, так и снаружи. Он снова кончает. Уже не так ярко и приятно. Обессиленный. Сперма просто выливается, потому что уретра тоже растянута. Аякс заваливается на бок, поджимая ноги, и пряча лицо в ладонях – надо же, его конечности, наконец-то, свободны. Все тело ломит. Он страшно, страшно устал. Наверное, лежит он так непозволительно долго, потому что, когда Дракон вновь к нему обращается, он – Нëвиллетт – уже полностью одет. И волосы собраны в старую прическу. Верховный судья в этот раз тоже играл не честно. Эти гидро-щупальца... Архонты, помилуйте. Их секс бы точно прошел иначе, если бы не было этой дряни. Тарталья обязательно попросит реванш на своих условиях. Когда выспится и наберется сил.