Башня для принца

      Лекция была действительно долгой и нудной, и когда Бэзил заходит в спальню принца, вместе с протолкнувшимся с трудом в щель в двери Фаустом он видит Трафальгара, молчаливо наблюдающего за спящим в обнимку с огромным белым псом Санджи. Он, кажется, правда пытался не уснуть, несмотря на то, что монолог его был долгий и нужный, и лишь общеиспользуемые слова из него были блондину понятны.       Он боится смерти, это также очевидно, как ночная мгла за крохотным зарешёченным окошком, холодным туманом толстых, от того и низких и высоких прохладной октябрьской ночью облаков проникающая в комнату.       - Осторожнее, Трафальгар, он попытается выжить. - глухой шёпот Хокинса нарушает гробовую тишину, пока его кот, проследовав к постели, запрыгивает на неё, а затем и забирается на принца, устраивая свою крупную тушу на чужом бедре.       Блондин мог бы назвать его предателем, но не то чтобы он испытывал к Санджи какую-то неприязнь. Скорее даже наоборот, но своей исключительно платонической любовью к несчастному ребёнку он не спасёт ни себя, ни своих немногих близких, а значит, в ней просто нет смысла.       - Как успехи? - будто и правда не осведомлён, интересуется Хокинс. - Примерно в это время ты должен был выяснить, какие из имеющихся у тебя материалов работают на перьях.       Трафальгар поднимает с листа бумаги кусочек пуха, передаёт Бэзилу. Он крошится в пальцах и на ощупь не крепче слюды, и блондин поднимает на алхимика глаза, вскинув бровь.       - Написано было, что ключ делается именно из пера, и якобы для этого достаточно покрыть его металлом. - отзывается на его непонимание Ло. - Но каким - чёрт его знает, впиталось всё, кроме серебра. В идеале необходимо, чтобы перо было взрослое, тогда эксперимент будет чище, но любой другой, от стали до золота, впитался, а перо помладше рассыпалось в труху от первого прикосновения.       - И когда он оперится как следует? - интересуется Бэзил, разглядывая оставшийся на пальцах песок и отложив перо.       - Они растут быстрее с тех пор, как показались. - хмуро замечает брюнет. - Такими темпами он оперится к весне, но точнее - уже вопрос к тебе.       Хокинс понимающе перемещается к его кровати и достаёт из аккуратного вышитого чехла карты. Бережно, в то же время несколько лениво, доведёнными до автоматизма движениями раскладывает на покрывале тщательно и быстро перемешанные карты, чтобы лениво перевернуть их.       - Велика вероятность, что его высочество снова окажется в четырёх стенах, заболеет и будет оставаться в постели около месяца, от беспокойства за своих друзей, узнав о войне. От болезни они будут расти медленнее и оперятся только к лету. - Ло задумчиво наблюдает за ним, сидя у стола и сложив руки в замок на бёдрах. - Если он не узнает о грядущей войне - это будет лучшим для нас исходом.       - Я понял, мог не объяснять. - отзывается брюнет. - Не самая сложная задача.       Он опускает взгляд в свою тетрадь, задумчиво хмурясь. Не то чтобы ему была интересна чужая смерть в угоду его амбиций, но по другому, кажется, было нельзя. Древний, давно забытый язык, которым писались самые первые из колдовских книг он выучил задолго до встречи со своим, ныне покойным опекуном, и узнал о нём от родного, давно погибшего отца, бывшего тоже связанным с колдовством. На этом языке он мог без труда прочесть весь долгий и отвратительный ритуал обретения ключей, он не был слепым, мог увидеть красочно описывающую его вытертую на жёлтой бумаге гравюру, он не был дураком, чтобы не понимать, почему конкретно принца ждёт смерть, и тем более не был им, чтобы после фразы "один ключ - одни врата - один пришелец в чужой мир" не усомниться в необходимости убийства ради пары сотен походов в иное измерение, половина из которых окажется испытательной, а другая - в руках жестокого и глупого человека.       Он не говорит об этом Хокинсу - он знает, блондин видит его сомнения, не будет развеивать их из его прихоти и, скорее, в своей привычной ленивой манере предложит бросить всё и бежать подальше так, будто это осуществимо ежесекундно, стоит только захотеть. Трафальгар не спрашивает, потому что знает наверняка, что согласится.       На эту запись он наткнулся тогда же, когда начал эксперименты с перьями, и уверенность его в необходимости свершения этого подвига тлела на глазах, с каждым днём истончаясь, и сейчас уже напоминала не более чем второе оплавленное серебром перо, им же сделанное и крошащееся в пальцах, подобно песчанику. Всё, что ему нужно - попытаться, удовлетворить любопытство, узнать, получится ли, а если получится, то что ждёт его там, за гранью, и сможет ли он увидеть тех дорогих ему людей, которых любил и не сумел уберечь, ему не нужна ещё одна смерть, произошедшая по его вине.       Бэзил переводит взгляд на принца - тот успел проснуться и разговаривал тихо о чём-то с Фаустом, до того воодушевлённо, что казался не более чем ребёнком, обрадованным существованием нового друга. Он переводит взгляд на алхимика, тот подняв на него задумчивые серые глаза, опущенные было к полу, переводит взгляд на принца и мрачнеет ещё больше - он рад, что мысли его никто не может слышать, но настолько же удручён этим, ведь не у кого спросить совета и некому высказать свои сомнения.       Он смотрит на часы над дверью. Они продолжают лениво щёлкать в уютной тишине, разбавляемой тихими разговорами с постели.       - Если я правильно понял, мы не должны позволить увезти Санджи. - пытается рассуждать Эйс под внимательным взглядом Робин. - Потому что у нас начнётся заведомо проигрышная война, а он умрёт.       - Почему "заведомо проигрышная"? - склонив по привычке голову на бок, интересуется Брук.       - Потому что Джерма не будет иметь права воевать на территории Тотленда, если Санджи женится на той принцессе. - предполагает, но достаточно уверенно Нами, и, дождавшись кивка со стороны Портгаса, удовлетворённо откидывается на стену, сидящая на кровати подруги в комнате для прислуги, где они, с недавних пор, начали собираться достаточно часто.       - Ута ответила что-нибудь на то письмо? - интересуется Робин, повернувшись к музыканту, но тот качает головой. - Мы слишком часто пишем графу, стоит попробовать сменить получателя, письма могут перехватывать, если всё начинает заходить так далеко...       - Зоро! - напоминает Чоппер. - Усопп может написать ему!       - Могу конечно. - отзывается брюнет, фыркнув. - Только чем это нам поможет?       - Мы выкрадем Санджи из кареты. - уверенно заявляет служанка. - И люди со стороны нам очень пригодятся.       - У нас меньше двух недель. - подаёт нерешительно голос Киллер. - Если нужно сделать что-то ещё, мы могли бы обсудить это сейчас.       - Для начала, мы можем выйти из замка сами. - предлагает Юстас, довольно скалясь.       - Я думал, до этой мысли не дойдёт. - облегчённо выдыхает Фрэнки. - Мне нравится! Если война настолько неизбежна - бежим и прячемся!       - А теперь представь, как что-то подобное скажут Луффи или Зоро. - смеётся Нами.       - Но от сюда правда надо сваливать! - пожимает плечами Усопп. - И я уверен, они со мной согласятся!       - Они - не знаю, но я согласен, если мы вытащим Санджи и Дрейка. - возникает Эйс. Когда Брук несколько хмуро интересуется, при чём тут шатен, Портгас отвечает: - Он нормальный мужик, я не собираюсь оставлять его с этими бесчеловечными кретинами.       - Не спеши с выводами. - качает головой Робин. - Он не оставит это место, если в нём останется Хокинс. Нам придётся забрать хотя бы одного "бесчеловечного кретина".       Обсуждение гудит ещё долго: бежать ли им самим, как вытащить Санджи на пути в Тотленд, ведь в карете наверняка будут его братья и отец, и им очень повезёт, если они поедут верхом, но этот исход казался почти совершенно невозможным, стоит ли привлекать к этому маркиза Дракуля и графа Акагами, и успеют ли подключиться Луффи и Зоро? Множество вопросов продержали их в просторной, с множеством спальных мест комнате до вечера, когда она начала наполняться неспешно людьми.       Киллер не сводил взгляда с Юстаса и думал, как же всё так получилось. Как получилось так, что тёплые чувства к его другу, разгоревшиеся как нельзя сильнее от редких встреч, оставлявших для него так много времени для ноющей в грудине тоски, не могли скрыть робкого огонька нежной влюблённости в плакавшего при первой их встрече принца.       Когда он отводит от рыжего взгляд, почему-то глазами натыкается на Эйса. Как часто говорил он о его высочестве, как улыбался в его присутствии. Блондин встречал за свою жизнь много людей, и таких ярких тоже, и не то чтобы поведение Портгаса сильно отличалось с другими его друзьями, но Киллеру разница казалась ощутимой.       В какой-то момент, поздней ночью Ло понимает, что пора начинать бояться. Понимает он это после короткого диалога с Бепо, спросившего его, когда принц давно уснул и тихо сопел на кровати напротив, а они вдвоём убирали со стола, почему Трафальгар так жаждет убить такого доброго и милого человека. Сейчас, свернувшийся в собачьем обличии поверх одеяла, его друг крепко спал, а до брюнета медленно, слишком медленно, чтобы закончить мысль и уснуть, доходило, что он не хочет, и более того, хочет спасти, увести из клетки и спрятать там, где не найдёт никто, способный причинить боль.       Он прожил в одной с принцем комнате две недели, ел и спал с ним, и работал при нём над тем, чему суждено будет убить существо, исключительное по своей природе, и не только материалом, который едва ли можно достать, но своей чистотой, честностью и добротой.       Так много людей вокруг него умирало, вся его семья мертва, человек, приютивший его, жестоко убит его собственным братом, судьба которого для алхимика остаётся загадкой с тех пор, как поместье Донкихот отделилось от королевства, став другой страной и погрязнув войнах и поставках оружия.       Ло поднимается с постели, ночной мороз разливается по телу подобно холодной воде, пускает по спине табуны мурашек. Трафальгар старается идти по ледяному камню как можно тише, заглядывает в лицо спящему принцу. Оно выглядит беспокойно, под сомкнутыми веками гуляют зрачки, светлые волосы прилипли к потным вискам.       Как много страдал этот человек?       Одиннадцать лет взаперти, ненавидимый собственной семьёй, вынужденный прятаться каждый миг своей жизни - у него много друзей, но невозможно представить участь ужаснее, ведь даже с ними его теперь разлучили, и кто. Алхимик сделал это собственными руками, и этими же руками готовит ему место на кладбище.       Ненависть и жалость к собственной персоне встают комом в горле.       Он не сможет его убить.