Young & Beautiful

      Эва не любила осень. Нет, не потому что наступает время учебы и прочее — учиться ей нравилось, ведь тогда она приближалась к своей мечте. Эва не любила осень, потому что она насквозь пропитана дождями и холодом, которого в жизни студентки психфака хватало с лихвой. Говорить о трудном детстве можно долго и нудно, Эвтида этого никогда не делала. Вот и сегодня она сидела в университетском парке в компании самой себя и не желала об этом даже думать. Прошлое — в прошлом, и она давно поняла, что будущее только в ее руках, да и осень еще не наступила. Сегодня всего лишь последний день лета.       Эва улыбнулась, глядя в пасмурное небо и кутаясь в серое пальто. Как никак, а жизнь ее наладилась, что бы кто ни говорил. Друзья, университет, стипендия и работа, какой не каждый может похвастаться. И одинокой ее никак нельзя было назвать — Эвтида любила себя и цель, которую себе выбрала. И, может быть, самую каплю, она любила Рэймсса, но только за то, что на вопрос, придет ли он сегодня в парк, ответил положительно и еще пообещал захватить с собой пиво. Может, Эва не признается даже самой себе, но рядом с Рэймом она никогда не чувствовала себя одинокой.       Однажды он сказал, что с мертвыми найти язык гораздо легче, чем с живыми. Со слов патологоанатома это звучало не так странно, даже весьма гармонично, а толк в гармонии Эвтида знала. Студентка психфака и будущий врач-патологоанатом — видал ли мир дуэта необычнее? А вот Эва видала. Рэймсс был из тех людей, которые прячутся не хуже тени в летний полдень, но чья душа побольше многих, как бы метафорично это ни звучало. Эвтида любила их совместные большаки, вылазки в лес по выходным, в которых еще участвовали Дия и Исман. Но у этих товарищей была своя особая атмосфера, Эва лезть не желала, наслаждаясь своей дружбой с Рэймом, полуироничной, колкой, иногда грубой, но самой настоящей. Иногда ей казалось, что Рэйм стал частью её жизни как нечто важное и неотъемлемое, как деталь пазла. В его черных глазах Эва видела свое отражение и каждый раз задерживала дыхание, чтобы в полной мере насладиться присутствием Рэймсса. Таким необходимым для неё лично.       Эвтида встрепенулась, невольно нахмурившись. Когда это все ее мысли стали кружить вокруг Рэймсса? Не так давно, судя по всему… Фу, Эва, фу. Она вся подобралась, нервно взглянув на экран смартфона — новых сообщений не было, если не считать висевшее с утра от Реммао. Декан требовал старосту группы к себе завтра же, как утомительно… Эвтида прыснула, но снова не ответила, решив насладиться последним днем лета, а не думать о завтрашнем дне и строгом декане. Вообще, Рем может быть душкой, когда захочет.       ...Вот только хотел он этого редко, обычно претворяясь суровым старшим братом не только для Рэйма, но и для всех остальных.       Эва прыснула, задрав голову к небу. Так или иначе, а время неумолимо шло к вечеру.       — Хей, привет работникам психушки, — Рэймсс подошел откуда-то из-за спины; с шумом опустил пакет с пивом на лавку и закрыл Эве глаза руками. Она вздрогнула от ощущения чужого тепла, но вида не подала.       — Суть этого жеста в эффекте неожиданности. Ты спалился сразу же, Рэйм. Ты безнадежен, знаешь?       — В моих целях не было тебя напугать, — беспечно отозвался он, падая рядом. — Ты и так вся напряженная, как пружина. Или ощетинившийся ежик.       — Ха! Тебе ли об этом говорить, — Эвтида раздраженно дернула плечом, старательно избегая взгляда черных глаз. Таких внимательных, вот дерьмо.       — Я тебя неплохо знаю, Эва, — Рэймсс вздохнул, протягивая ей жестяную банку, но, чуть подумав, заботливо открыл.       — Что ты знаешь? — ей хотелось пикировки, чтобы до покалывания в ладонях, до злого блеска в глазах.       — Что ты тревожишься. О чем? — Рэйму все же удалось поймать ее взгляд.       — Ты же все знаешь, — съязвила Эва, зябко поежившись. Друг ухмыльнулся, бесцеремонно схватив ее за руку.       — Ты у нас психотерапевт, а не я.       — Я не психотерапевт…       — Эва.       — Я волнуюсь. Из-за учебы этой. Из-за госов. Понятно? Из квартиры еще выселяют, чтоб ее… А в общагу не переселишься, сам знаешь, столько мороки. Чертова физкультура… Он меня завалит, и не видать мне зачета, потому что я с ума сойду прежде чем попаду в милость кабана-альбиноса, — под конец Эвтида разошлась и начала размахивать руками, не боясь того, что Рэймсс ее осудит или станет насмехаться. Какой-бы жестокой ни была их дружба, Рэйм лишнего себе не позволит. Никогда.       Вот и сейчас он внимательно посмотрел ей в глаза и, оставив свою банку, осторожно скользнул рукой по ее плечу, выражая крайнюю степень участия. Эва округлила глаза, не мигая следя за его движением, и все плохие (снова фу) слова по отношению к преподавателю физкультуры застряли в горле. Она смотрела на друга и воочию видела свои мысли о смоляных волосах, собранных в пучок на затылке, о широких ладонях, о родинках на лице, и почти чувствовала боль от подзатыльников, которые мысленно давала сама себе.       — Рэйм? — Эвтида медленно выдохнула, а он удивленно поднял на нее глаза, словно сам не ожидал того, что его рука остановится на ее локте.       — Эва, — казалось, на миг Рэймсс растерялся, но уже через секунду его лицо приняло обычное насмешливое выражение. — Ты же знаешь, мы с твоим детским педиатром тебя в обиду не дадим.       — Исман не педиатр… — однажды она у него на лбу напишет специальности, свою и Исмана.       — А выселят из квартиры, перекантуешься у меня или Дии.       — Боюсь представить, что скажет Рем, когда я завалюсь на порог вашего дома со всеми своими пожитками, — Эвтида усмехнулась, скрестив на груди руки, и медленно выдохнула. — Ладно, спасибо.       — И еще. Тебе всегда есть к кому прийти, хорошо? — Рэймсс внимательно на нее посмотрел.       — О, да, профессор Ливий хороший друг, ты прав, — Эва невинно сложила брови домиком, а он в ответ сокрушенно вздохнул, отпив немного из банки. Эвтида засмотрелась на полные губы и дернувшийся кадык, совершенно уверенная, что сходит с ума. Рэйм поймал ее взгляд и озадачился, поперхнувшись.       Ветер сорвал пару пожелтевших листьев, унося их в закат. Солнце уже пекло не так, как это было в июле, но шальные вечерние лучи упали на лавочку в университетском парке, пощекотали заливисто хохотавшую Эву и ругающегося Рэймсса, пролившего на себя почти все содержимое банки. Такой он был, их последний день лета, наполненный смехом и обещанием чего-то большего. Того, что застыло в глазах и сердцах обоих. А завтра — осень.