Сборник зарисовок "Токийские мстители"

      Знаете, что такое отчаяние? Все представляют и ощущают его по-разному. Для меня – это как тонуть в непроглядном океане неба.       Вот представьте себе небо, и вы захлебываетесь в его синеве. Воздух покидает легкие, поднимаясь пузырьками за пределы атмосферы.       А ты летишь.       Под тобой город, что светится миллиардом огней. Люди, что спешат домой с работы. Машины, что сигналят, возвышаясь гомоном по заполненным улицам.       А ты летишь.       И земля все ближе, но полёт кажется бесконечным. Лёгкие жжет. Они заполняются холодной, нет, ледяной синью. Луна горит, отдавая рябью по поверхности.       И, вроде, красиво, но ты понимаешь, что это конец.       Вся боль свинцом оседает внутри, разъедая. А ты продолжаешь лететь или тонуть. Уже и сам не понимаешь.       Вот как оно ощущается.       Я стою на самом краю, смотря на водную гладь, задумавшись обо всем, что терзает меня долгое время. Хвати мне смелости побороть инстинкт самосохранения, я бы уже давно нырнула, но увы. Щеки и глаза горят, а слезы все скатываются непрерывным потоком. Грудь тяжело вздымается, а дыхание прерывается. Руки сильнее сжимают перила так, что кожа на казанках растягивается, приобретая белый оттенок.       —Тебе не понравится.       Твердо произносит мужской голос том, не терпящим возражений. Я дергаюсь от неожиданности и поворачиваюсь к человеку, что нарушил моё уединение. Это был молодой парень ростом около ста восьмидесяти. Короткие черно-смоляные волосы небрежно уложены. Глаза темные, и в свете единственного фонаря кажутся бездонными, а меж его тонких губ зажата сигарета. Делая затяжку, медленно выдыхает дым и продолжает:       —На улице не май месяц, а ноябрь. Будет очень холодно.       —Не переживайте, я не прыгну. – говорю понуро и отворачиваюсь к воде, - я слишком труслива, чтобы сделать что-то подобное.       —Твоя правда. Для такого действительно нужно много смелости, ну, или тупости. – он усмехается, и деревяшка под его ногой скрипит, - Однако, я приверженец того, что любые проблемы решаемы. Так что стряслось?       —Правда хочешь знать? – я нервно усмехнулась, понимая, что это лишь жест вежливости.       —Да.       Неожиданно резко и твердо заявляет незнакомец. Я смотрю на него и не вижу даже капли сомнения в своих словах. Неужели я могу поделиться тем, что на моей душе? Да ну нет, бред какой-то. Такое только в фильмах бывает. Или же нет?       Я неуверенно переминаюсь с ноги на ногу и не понимаю стоит и рассказывать. Но чем дольше я всматриваюсь в его черты, тем больше убеждаюсь в том, что найду в этом человеке столь необходимую сейчас поддержку.       —Если честно, то ничего конкретного и не случилось. Просто все навалилось и это пожирает меня изнутри. Сессия, этот чертов диплом, измены отца, плачущая мама и сестра. Я должна всех поддержать, всех выслушать, дать им надежды на светлое будущее. Все видят в тебе опору. Но что делать, если эта опора ломается каждый день, как только горячие капли касаются кожи? – я всхлипываю и продолжаю тише,- И ты не можешь это никому рассказать, потому что каждый раз это все заканчивается тем, что на тебя вываливают свои проблемы и говорят, что все из-за чего ты переживаешь совсем неважно. Никому не интересно знать, что на твоей душе. Все хотят общаться с тобой только, когда ты улыбаешься. Когда можешь всех их выслушать, помочь. Но самое тупое, это когда ты полностью потерян, держишь в руках телефон, а у тебя нет никого, кому ты мог бы позвонить и рассказать о своей боли. Черт, я каждый, божий, день мечусь меж двух огней сдаться или продолжать бороться до конца, отчаянно хватаясь за любую соломинку.       Мой монолог закончился. Я выговорилась совершенно незнакомому человеку. Но по той причине, что он позволил мне это сделать, казалось, что сейчас роднее него нет на этом свете никого. Плевать, что не знаю его имени, плевать, что он одет в байкерскую форму какой-то группировки, плевать совершенно на всё. Важно лишь то тепло, что он подарил этим вопросом. Позволил рассказать, не перебивая и не вставляя тупые фразочки, просто выслушал.       Я решила немного разрядить обстановку, ведь молчание затянусь и поэтому негромко сказала:       — Хочу быть Маяковским.       Он непонимающе посмотрел на меня, приподнимая бровь. А я усмехнулась и добавила:       — Говорить, как жизнь прекрасна, а после застрелиться.       Парень прыснул от смеха, но быстро взял себя в руки и, успокаивающе, произнес:       —Да уж, самое печальное наступает тогда, - он сел рядом, опуская ноги с пирса, - когда человек, который всех успокаивал начинает плакать.       Мы переглянулись. Между нами проскочила искра понимания. И мы замолчали. Больше ничего и не нужно было. Он смотрел в глаза, выказывая, немую поддержку. Эта тишина не давила, она успокаивала. Каждый был в своих мыслях.       Его серьезное лицо выражало крайнюю задумчивость. Хотелось узнать, что привело его на этот пирс, но я никак не решалась нарушить эту атмосферу.       —Хочешь спросить, что я здесь делаю?       Смотря прямо на меня, поинтересовался незнакомец. Все, что я могла – лишь коротко кивнуть, и он продолжил:       —Я довольно часто здесь гуляю. Тут тихо и можно подумать о своем. Когда вокруг тебя полным-полно народа, нужно такое место, где ты сможешь побыть в одиночестве.       —Извини.       —Что?       —Ну, я нарушила твои планы на сегодня. – поджимаю губы.       —Пф, нашла из-за чего переживать. Я знаю твое состояние не по наслышке, и знаю, как важно, чтобы хоть кто-то был рядом в этот момент. – он глянул на меня и улыбнулся, - я ведь почти ничего тебе не сказал, а тебе явно стало чуть полегче.       —Даже не чуть. Когда я смогла выговориться и меня действительно слушали, то ощущение сложилось такое, будто я выкинула огромный рюкзак, в котором было кирпичей на несколько тонн.       —Ну вот. У меня тоже были сложные моменты. И всегда были люди, что помогали не упасть в пропасть.       Мы смотрели точно в глаза друг друга, не произнося больше ни слова. Но на душе было так тепло и уютно. Жизненный огонёк разгорался внутри, даря надежду, что все в этой жизни еще наладится. Он как будто часовых дел мастер, что подкрутил нужные шестерёнки и поджал распустившиеся пружины. Он вернул мне меня. Вернул ощущения собственной нужности. И теперь я понимаю, что чувствую…       —Знаешь, - наконец нарушила я молчание, - до сегодняшнего дня моей целью было лишь саморазрушение. Мне было проще сказать, что все прекрасно. Даже если на самом деле тебя, как кислотой прожигает…       —А теперь?       —А теперь мне вдруг захотелось счастья. – я выдохнула и улыбнулась, - для себя. Только для себя. Это эгоистично, да? – я поджала губы и посмотрела на собеседника.       —Нисколечко. Это как раз-таки первый шаг к новому. В этой жизни важно быть счастливым, а не идеальным. –он улыбнулся и от этого на душе стало так легко.       —Когда я шла на этот пирс, то думала, что немножечко поумираю и всё пройдет, как обычно. Не думала, что этот поход закончится бесплатной психотерапией.       —Рад, что смог помочь. Знаешь, есть одна интересная фраза: «иногда ты думаешь, что хочешь исчезнуть, но на самом деле, ты просто хочешь, чтобы тебя нашли».       —Идеально подходит. – я мягко улыбнулась и положила голову на его плечо, - Спасибо.       —Обращайся.       Шум моря. Тонкие лучи восходящего солнца, что поднимается над горизонтом. Прекрасная картина. Двое молодых людей сидят на пирсе, свесив ноги вниз. Легкая улыбка озаряет их лица. Сегодня я для себя нашла ту поддержку, что была необходима так долго. Этой ночью я снова обрела стимул двигаться дальше. А может даже начать новую жизнь. Кто знает?