Фотографии

Питер любил фотографировать то, что казалось ему красивым. Любой момент, любое мимолетное мгновение, за которое успел зацепиться объектив его камеры. Маленькое хобби, которое в будущем переросло в нечто большее. И все равно Питер не переставал фотографировать случайные, ничего не значащие для остальных, моменты. Лишь бы сохранить в памяти, не только фотоаппарата, но и своей, все то, что его окружало. Он фотографировал Гвен. Сначала незаметно, из-за угла или когда она читала. Ему нравилось то, как она улыбалась, пока никто не видит, как невольно касалась своего носа или заправляла выбившуюся светлую прядь за ухо. Каждая фотография с ней была пропитана нежностью, легкостью, от которой в сердце разливалось приятное тепло. Питер любил Гвен. Каждое её движение, каждый поворот головы и каждое слово, даже если оно было обращено не ему. Гвен была той, чью красоту Паркер мог наблюдать и издалека, лишь на фотографиях, боясь прикоснуться к ней по-настоящему. Но когда Гвен позволила... Паркер понял, что терял столь многое, находясь на расстоянии. Столько важных деталей, которые следовало запечатлеть. Ему казалось, что передать всю красоту, внешнюю и внутреннюю, Гвен Стейси просто-напросто невозможно, но не оставлял попыток. Память его фотоаппарата полнилась её фотографиями, теперь с официального разрешения, и Питер не мог остановиться. Гвен была настолько... живой, настолько отличающейся от него, что ему хотелось поймать каждое мгновение, принадлежащее ей. Чтобы она знала и видела, смотря на свои же фотографии, насколько яркой она делала жизнь Питера только одним своим присутствием. Он фотографировал Гарри. Словно боялся, что тот снова исчезнет. Как выцветшая пленка, которую никогда не восстановить, и все равно нежно любимая, хранящаяся в самом сокровенном месте. Фотографии Гарри были наполнены тоской, усталостью, что сквозила к каждом его движении. В каждой улыбке, которую он дарил Питеру, своему единственному другу, который пронес их дружбу сквозь года. И все равно Паркер считал их прекрасными, особенными. Если Гвен была искренней на каждом снимке, даже в школьной газете, то Озборн — лишь в объективе камеры Паркера. Лишь для него. Он был тем, кто сохранил в памяти фотоаппарата разницу между "Гарри" и "Мистером Озборном". Между обычным парнем и главой огромной корпорации, что свалилась ему на плечи. И эта разница была столь очевидна Паркеру, что он не понимал кто вообще может смотреть на фотографии, что были в газетах. В тех фотографиях не было и доли настоящего Гарри. Лишь маска, которая приросла слишком сильно, слишком основательно, но слетала в присутствии единственного человека, которому молодой Озборн доверял. И Питер хотел бы запечатлеть каждую осторожную улыбку, каждый смеющийся взгляд. Лишь бы Гарри оставался таким, как на этих снимках, как можно дольше. Он фотографировал самое дорогое, что у него было. И сейчас, смотря на все эти снимки, наполняющие папку на рабочем столе, Питер улыбается. Болезненно, надломлено. Он чувствует, как внутри него что-то умирает с каждой фотографией, но все равно листает вперед. Смотрит на яркую, любящую улыбку Гвен, на уставшую, но такую нежную — Гарри. И чувствует, как трясутся пальцы. Или он весь, понять невозможно. Также, как невозможно вернуть все назад. В те моменты, что навсегда запечатлены в памяти фотографий. Ему хочется удалить их, стереть из памяти болезненные воспоминания. Люди, самые важные люди, что были в жизни Паркера, с этих фотографий были мертвы. Не осталось ни Гвен Стейси, что дарила ему ласковые поцелуи, ни Гарри Озборна, что обнимал так отчаянно, словно это Питер умирал от смертельной болезни, а не наоборот. Остались лишь обезличенная могила да тварь, что заперта под замком. Питер прикрывает глаза, но образы, столь родные и любимые, отпечатываются под веками, заставляя его сжать мышку под пальцами до неприятного хруста. Папка так и осталась на рабочем столе, заброшенная, но не удаленная. Он всей душой ненавидел фотографировать.