В плену жестокого чувства

      У меня пересохло в горле. Почему-то хотелось одновременно и сбежать, и остаться подольше на этом малом расстоянии от него. Я сглотнула.       — Как-то слишком серьёзно, — ответила я, пытаясь добавить шутливости ситуации, но произнести это удалось лишь шёпотом. — Я… Не могу обещать сразу многого. Мы можем попробовать… Это максимум того, что я могу тебе ответить.       Я вернулась на своё место. Нам не удалось возобновить разговор, и Чон попросил счёт. Почему-то он решил оставить официанту свою визитку, но у меня уже не было сил анализировать ещё и это.       Покинув ресторан, мы оказались в вечернем Страсбурге, окружённые сиянием фонарей и вывесок других заведений. Видимо, останавливаться на парковке у машины станет нашей новой привычкой…       Чон задумчиво молчал. Казалось, я в чём-то виновата и мне следует первой завести новый разговор.       — Чон Уён, я чем-то тебя расстроила? — в ответ на молчание я продолжила: — Возможно, ты ожидал другого ответа, но я не знаю, что ещё могу сделать. Если и дальше быть честными, как сегодня, думаю, мы скоро привыкнем друг ко другу, и тогда будет легче делать шаги навстречу…       — Каждый шаг навстречу тебе даётся с таким трудом, что мне становится стыдно считать себя мужчиной… — неохотно произнёс Чон, глядя себе под ноги.       Я сглотнула, заставив себя затем улыбнуться:       — «Каждый»? По-моему, не так много было этих шагов, и самые сложные из них — вчера и сегодня. Не припомню, чтобы вчера тебе было так уж тяжело. Вывод: ты драматизируешь, возводя в абсолют один-единственный сегодняшний опыт!       Повернувшись к Чону, я ожидала увидеть какое-нибудь подобие улыбки, но он в ответ только серьёзно на меня посмотрел.       — Первое — я пригласил тебя в ресторан, чтобы поговорить о разрыве с Сон Минги. Второе — я рассказал тебе о нашем семейном деле. Третье — я признал, что надеюсь на нормальные отношения с тобой, когда ты приехала ко мне в отель…       Я перебила его:       — Не продолжай! — я отвернулась, пытаясь осознать происходящее.       Часть меня боялась, что одним из пунктов будет то, что произошло в его потайном лофте. Другая часть надеялась, что, если он это и помнит, то не как очередную связанную со мной трудность.       — Чон Уён, зачем ты приехал в Страсбург? Я не знала, что у твоей семьи есть активы и в этой стране…       — Я приехал сюда не по работе, Кан Суён, — он протянул руку к моему лицу, чтобы мягко повернуть его к себе. — Я услышал, что тебя кто-то искал здесь. Мне это показалось опасным…       В его глазах промелькнуло настоящее беспокойство, и я заговорила, прежде чем сумела себя остановить:       — Теперь ты знаешь, что это был Ёсан… Значит, скоро улетишь обратно?       — Рейс в десять утра, — кивнул Чон. — Я бы пригласил тебя улететь со мной, так как на это надеялись твои родители… Но не стану. У тебя теперь есть причина остаться здесь, которая гораздо важнее учёбы. И меня.       Я хотела возразить хотя бы на последнее, но ничего, кроме вежливой лжи, не приходило на ум. Казалось бы, Чон уже должен был быть важным для меня человеком, если бы мы начали встречаться в ноябре, когда родители объявили о намерении нас поженить. Но на деле это была вторая встреча, когда я не была вынуждена находиться в его обществе, а принимала это решение сама. Хотела ли я новой встречи? После стольких месяцев упрямства и отвращения мне бы едва ли удалось ответить на этот вопрос самой себе.       — Почему на твоём лице такое странное выражение? — спросил Чон, двумя пальцами приподняв мой подбородок, чтобы наши взгляды встретились. — Тебе как будто неловко, хотя всё неловкое уже было сказано и сделано в ресторане, — он усмехнулся.       — Мне немного стыдно, что я не могу возразить тебе, — ответила я, словно против воли, как будто его прямой взгляд вытянул из меня правду. — В нормальном мире девушка возражает, когда её будущий муж говорит, что он ей не важен.       Чон Уён отпустил подбородок, затем почему-то обхватив пальцами мою ладонь. Сердце забилось чаще, скорее от удивления, чем от волнения, пока я продолжала следить за взглядом Чона, уже опущенным на собственные руки.       — Наш с тобой мир не станет нормальным, но в будущем я всё же надеюсь стать для тебя кем-то важным.       Я снова не смогла ответить. Постояв ещё с минуту, мы всё же сели в машину.       Выходя, я сказала самое стандартное «до свидания», получив точно такое же в ответ. Было трудно справиться со странным чувством: за эти два дня мы с Чоном говорили так много. С момента его появления в холле разговор между нами, казалось, не прерывался вовсе. А прощание получилось таким скомканным, словно каждому из нас совершенно нечего сказать.       Утром, случайно увидев на часах, что до вылета Чона осталось полчаса, я достала телефон и набрала сообщение: «Счастливого полёта!» Поторговавшись с собой ещё пару минут, я всё же отправила сообщение.       Спустя минуту пришёл ответ: «Спасибо, Кан Суён. Береги себя».       В сообщении ничего особенного не было, но я почему-то перечитывала его бессчётное количество раз, пока эти слова не перестали иметь смысл. Пожав плечами в очередной раз, я почувствовала, как в меня что-то прилетело. Это оказался бисквит в индивидуальной упаковке, которым в меня запустила Эва.       — Эй, Мадемуазель Корея! Ты так вздыхаешь каждые две минуты. Неужели социология настолько тебя печалит?       — Социологию можно просто выучить, чему тут печалиться?       Эва странно посмотрела на меня и вернулась к своим конспектам. Возможно, я расставила французские слова в неправильном порядке и она просто не поняла меня правильно? Уточнять я не стала.       На следующий день мне доставили цветы. Букет хризантем с запиской «Для Кан Суён» на корейском. Поставив букет в вазу, я набрала номер Уёна.       — Что-то срочное, Кан Суён? Извини, у меня встреча через минуту.       — Чон Уён, я… Ничего такого. Спасибо за цветы!       Он усмехнулся, но тон остался обычным:       — Поблагодаришь лично, когда вернёшься, хорошо?       Так и попрощались. Раз в три дня мне приходил очередной букет: пионы, розы и лилии. Даже если бы не хотела этого, я не могла не думать о Чон Уёне, ведь красота и аромат цветов напоминали о нём. Хотя никто из нас больше ничего не писал и не звонил.       Французские будни стали совершенно скучными для меня в сравнении с выходными, которые я при возможности полностью проводила у брата. Жанель научила меня готовить её фирменные ванильные булочки, Аннет рассказала всё о своих учителях по танцам (она занималась хип-хопом), а Ёсан наконец поведал о том, чем он зарабатывает на жизнь.       — Никогда не думала, что мой брат будет заниматься рекламой, — улыбнулась я, разглядывая проекты Ёсана, некоторые из которых оказались знакомы. — Ты даже по телевизору её не терпел: говорил, что там всё чересчур тупо!       — Посмотри на это с моей точки зрения, сестрёнка: я делаю всё возможное, чтобы тупой рекламы было меньше, — он мне подмигнул.       Я не заметила, как подкралась последняя неделя моего пребывания в Страсбурге. Уходя от Ёсана в воскресенье вечером, я заметила, что Жанель тоже надевает уличную обувь, чтобы выйти со мной. Иногда меня никто не провожал, но в этот раз Ёсан один отправился укладывать Аннет.       Некоторое время мы шли молча, но уже на подходе к моему нынешнему пристанищу Жанель заговорила.       — Кан Суён, ты не думала о том, чтобы остаться во Франции? — она говорила по-французски, как и всегда, когда хотела сказать что-то важное.       Я покачала головой, машинально сжимая правую руку в кулак. Разумеется, у меня были подобные мысли, но я была уверена, что Ёсан не станет склонять чашу весов в эту сторону, понимая, что его отсутствие в моей жизни и так было нелегко принять.       — Я думала, Ёсан понимает… — начала я, но остановилась, увидев, как Жанель выставила вперёд ладонь.       — Понимает. Ёсан бы никогда не попросил тебя о таком, а я прошу. Прошу тебя просто подумать об этом, Суён.       Напряжённое молчание продолжалось несколько минут. Я пыталась подобрать нужные слова, чтобы, с учётом языкового барьера, Жанель могла понять меня.       — Даже если бы это было просто и я могла сорваться с места, начав жить в другой части мира… На мне лежит большая ответственность, Жанель. Тем более после того, как в нашей семье осталась только я в качестве наследницы.       — Ёсан тоже что-то такое говорил, прежде чем вернуться в Корею. Потом, когда вернулся ко мне, он говорил, что стоило просто остаться здесь после окончания учёбы… Что там за тебя пытаются продумать всю твою жизнь, а ты только и можешь что быть правильно вращающейся шестерёнкой в этом механизме, — она остановилась, взглянув на меня очень внимательно. — Я понимаю, что это очень много, и не заставляю тебя принимать радикальных решений. Просто подумай об этом, ладно?       — Какой в этом твой интерес? Не сказала бы, что мы стали такими уж близкими подругами за это время… — звучало жёстко, но мне хотелось быть максимально честной.       — Ты видела, как мы живём, Суён. Весь мой мир — это Ёсан и Аннет. Я люблю мужа любым, в горе и в радости. Но твоё присутствие вернуло мне того Ёсана, которого, казалось, я больше никогда не увижу… Думаю, ты легко поймёшь моё нежелание переживать снова то, что мы прошли пять лет назад…       — Ну, я точно не смогу об этом не думать, — я пожала плечами, бросив взгляд на сердитую женщину у дверей, ежесекундно глядящую на часы. — Ещё немного, и мне придётся идти обратно вместе с тобой.       — Не буду больше задерживать, — улыбнулась Жанель. — Впрочем, я бы с удовольствием уже сегодня забрала тебя с собой!       Она отошла на пару шагов, и я тоже зашагала ко входу, но обернулась и крикнула ей вслед:       — Я ведь всё равно буду участвовать в вашей жизни. Буду звонить и приезжать настолько часто, насколько это вообще возможно!       — Ты уверена?       Она ушла, но эти её слова звучали на повторе в моей голове ещё добрых полчаса, пока я не взялась за приготовление еды на понедельник.       Новый день не принёс никакого спокойствия. Маэль снова пытался со мной заговорить, но я передала ему через Эву, что не веду переговоров с предателями.       За обедом Эва таки заставила нас поговорить. Под напором её аргументов я сдалась: всё же через неделю я снова буду дома, так что Маэль не так много беспокойства мог причинить мне за оставшееся время.       — Я в толк не возьму, что именно тебя так расстроило в тот вечер? Вроде бы после этого ты спокойно на следующий день встретилась с этим Чоном, значит, он тебе не враг…       Я закатила глаза, мысленно смиряясь, что мне снова придётся объяснять то, что по сути я уже ему говорила.       — Маэль, я ведь рассказывала тебе о моей семье, помнишь? Есть немного способов выйти хотя бы временно из-под власти традиций, по которым мы живём. Один из этих способов — уехать в другую страну и не контактировать хотя бы какое-то время с носителями той же культуры. И я успешно вдохнула французской свободы, поверив, что могу даже прогуляться вечером выходного дня с другом, от которого мне не нужно ничего: ни сделки между нашими компаниями в настоящем или будущем, ни выведать что-то важное, ни создать хорошее впечатление о семье!       — А я всё это обломал, — подытожил Маэль. — Ну, да, я о таком подумать не мог… Извини!       — Забей. Это всё равно не могло долго продолжаться!       После учёбы Ёсан заехал за мной и отвёз на ужин к родителям Жанель. Меня приняли очень радушно, хотя мне казалось, что всех родственников Ёсана наверняка должны считать испорченными высокомерными снобами. Отец Жанель развеял мои мысли на этот счёт, сказав, что знает меня уже давно.       — Аннет при первой же возможности рассказала о своей тёте, которую она встретила дома. Она сказала, что папа теперь много улыбается и рассказывает истории из детства. Я ждал встречи, Суён.       Не знаю, был ли это сговор между Жанель и её родными, но было сильное ощущение, что мне хотят показать, кто бы стал моей семьёй, если бы я осталась здесь. Сопротивляться новому направлению мысли становилось всё сложнее с каждой минутой.       Когда пришло время ехать домой, я поняла, что с трудом определяю для себя дальнейшее направление. Если бы кто-то спросил меня пять лет назад, я бы, конечно, ответила, что хочу остаться со своим старшим братом во что бы то ни стало… Но сейчас мне на ум пришли выводы из последних пары недель до поездки: я не знаю, чего хочу. Слишком долго плыла по течению, не задавая вопросов к направлениям русла несущей меня реки.       — Ты весь вечер была такой весёлой, а теперь молчишь всю дорогу. Неужели так сильно устала? — голос Ёсана звучал обеспокоенно.       — Нет, ничего такого. Так, мысли…       — О том, что попросила Жанель? — он аккуратно посмотрел на меня, словно извиняясь.       — Она сказала тебе?       — Пришлось. Я понял, что что-то не так, но её можно понять… Я и сам бы попросил тебя, если бы мог!       — Я бы осталась, если бы знала, что здесь моё место, Ёсан. Но я пока не знаю точно, где это место. Может быть, даже в семейном бизнесе… Я слишком долго не была собой и уже позабыла, кто такая эта Кан Суён.       Мы остановились на парковке, но брат не торопился разблокировать дверь       — Мне не показалось, что ты потеряла себя…       — В том, что касается тебя, я была потеряна ровно до нашей новой встречи. Когда ещё думала, что буду жить и решать за себя сама, у меня не строилось в голове ни одного варианта, где мой брат отсутствовал бы в моём будущем. Сейчас я снова готова строить планы, и в этих планах ты будешь обязательно! Но только тогда, когда будет ясно, кем и как при этом буду я.       Повернувшись к Ёсану, я увидела, как брат вытирает глаза. Мне очень редко приходилось видеть его таким, и это ставило меня в тупик каждый раз.       — Ты уверена, что сможешь? — Ёсан прокашлялся. — Держать связь или приезжать, вообще хоть как-то когда-то вернуться в мою жизнь?       — Ёсан… — я протянула руку, чтобы сжать ладонь брата. — Мы несколько лет не были близкими людьми. Больше этого не повторится.       — Уверена? Если ты станешь главой Кан Груп…       Я перебила его:       — …тогда я выйду замуж за Чон Уёна, глупенький, — я улыбнулась через силу, потому что перспектива этого брака всё ещё повергала меня в уныние. — Он тоже любит тебя и легко обеспечит мне возможность с тобой видеться…       — Ты уверена? Что-то я не заметил между вами особо тёплых отношений…       Я немного смутилась, но знала, что Ёсан не со зла и не из праздного любопытства об этом упомянул:       — До тебя у нас не было ничего общего. Я считала, что интересую его исключительно как имущество…       — Но ведь он прилетел во Францию только ради тебя, верно?       Я кивнула:       — До сих пор осознаю этот факт…       Это было сказать проще, чем признать, что мне по нескольку раз за неделю снятся сны о том, что мы с Чоном оба остались жить во Франции и строим здесь собственную семью… Как он и сказал мне: наивные фантазии… Но его слова, время от времени всплывающие в памяти, заставляли надеяться, что это может стать правдой хотя бы отчасти. Поняв, что пауза затянулась, я прокашлялась и продолжила:       — Мне его, пожалуй, никогда не полюбить, но в своей странной тиранической манере Чон заботится обо мне. Это уже не самая худшая основа для приятного соседства.       На вид Ёсан стал ещё более задумчивым, но уже не таким печальным. Вот так, объясняя всё брату, я решила, как буду дальше жить.