Брачные узы

Дни, последовавшие за большой свадьбой, были для многих жителей деревни совсем не радостными. Моя работа в госпитале позволила мне довольно быстро увидеть последствия аморального и недальновидного приказа Данзо. Молодые люди заполонили приемную, желая пройти мед. осмотр перед тем, как приступить к исполнению супружеского долга. Многие буквально на следующий день после свадьбы приходили в синяках, ушибах и прочих признаках физического и сексуального насилия. И это не смотря на то, что не сбылись худшие прогнозы Какаши, и большая часть жителей была с более менее удовлетворяющими их партнерами! Совсем юным посетителям мы были вынуждены объяснять самые простые вещи, начиная от того, что у них есть право не хотеть полового контакта, заканчивая тем, что делать если случился и он был нежелателен. А уж сколько запрещенных стараниями Данзо противозачаточных и средств предохранения мы выдали за эти дни! Нас, медиков, мед.сестер и мед.братьев, не арестовали за такой произвол в сопротивлении увеличению рождаемости только потому, что Данзо покинул деревню, а всего его прихвостни лишний раз боялись пикнуть, чтобы не потерять свой уже изрядно пошатнувшийся авторитет. Однако, даже при этом наши возможности были сильно ограничены. Ни у кого не было возможности оспорить брак, пожаловаться на жестокое обращение. Всё, что мы могли делать для тех, кто жестоко страдал от своего партнера, так это брать их на фиктивные обследования на пару дней. После мы выдавали липовые справки, в которых запрещали физический контакт с пациентом под угрозой заражения желающего иметь с ним этот контакт. Сколько нами было выдумано различных причин, болезней и прочего, чтобы огородить тех несчастных, кому меньше всего повезло! Дома же все эти дни мы с Какаши ждали новостей от Наруто. Уверенность Какаши в том, что всё разрешится в ближайшее время, была непоколебимой, что обнадеживало и меня, не давая мне падать духом во время этого томительного ожидания. Моя работа в госпитале была нерадостной, а работа Какаши в канцелярии Данзо для облегчения положения тех, кто оказался в тяжелом положении, практически бесплодной. И всё же дома, в друг друге мы находили утешение и покой от безумия окружающей нас действительности. Каждый день, пока мы ждали хоть каких-то вестей, мы, по возможности, стремились как можно больше времени проводить вместе. После работы мы гуляли по Конохе, Какаши водил меня по своим излюбленным местам. В одну из таких прогулок он привел меня к Камню Памяти, где поведал историю команды, в которой он начал свой путь как ниндзя. Я узнала о тех, кого он приходил вспоминать сюда. Поначалу история была до боли знакомой, прозаичной, наполненной шутками и смехом о похождения начинающих шиноби, хотя тогда уже разгоралась Третья война шиноби. Первые миссии, первые успехи и первые ошибки, всё так напоминало мне мою собственную команду. Но чем дальше, тем мрачнее становилась сама история и тем печальнее становился Какаши, рассказывая мне о смерти Обито, о его последней просьбе и как он, Какаши, собственными руками нарушил обещание сберечь Рин. Ему едва исполнилось пятнадцать, когда он похоронил себя под угрызениями собственной совести, под невыносимым грузом вины и ощущением того, что предал своих друзей, что он виноват в их смерти. Слёзы душили меня, когда он окончил свой рассказ, а сердце разрывалось от боли и ужаса, как же он это пережил? Как Какаши вообще смог вынести это? Стать тем, кто он сейчас? Я плакала вместо него, за него и все пролитые мною слёзы в этот вечер были слезами моего мужа, чье сердце было до сих пор глубоко ранено тем, что произошло тогда. Но не только боль наполняла время, проведенное нами вместе. Мы в самом деле находили много радости и спокойствия, даже когда были просто рядом. Мы выкрадывали часы, минуты, порой даже секунды, чтобы просто улыбнуться друг другу или побыть вдвоем, поговорить, разделить с друг другом время и пространство. Так было и в тот памятный вечер, когда нашему хрупкому миру пришло время пошатнуться. - Добро пожаловать домой, - улыбнулась я, вошедшему в комнату Какаши. Он стянул маску и, подойдя ко мне, нежно поцеловал, - как прошел день? - Словно вечность вдали от тебя, - вздохнул он, - ради разнообразия мой отдел занят бумажной работой по полицейской линии, количество заявлений о совсем не медовых месяцах заставляет меня беспокоиться за деревню, даже если Данзо уже мертв, - и он мрачно продолжил, - хотя и не оправдались мои опасения, что много пар будет связано вопреки своему желанию, количество домашнего насилия самого разного масштаба поражает. Я не идеалист, но… - тяжелый вздох вырвался из его груди, - Ладно, не будем об этом. Как твой день? - Что-то вроде твоего, - криво улыбнулась я, накрывая ужин, - надеюсь, Наруто-кун скоро вернется… Закончив расставлять блюда, я уселась напротив Какаши, и мы приступили к еде. - М…очень вкусно, - заметил он, указывая на тарелку с рыбой в кисло-сладком соусе. - Я передам нашему повару, - улыбнулась я, - мне не очень хотелось готовить сегодня, и я заказала ужин из главного дома. - А что так? - У меня немного другие планы. - Это какие же? - Онсен. Кажется, ты там до сих пор не был, не хочешь присоединиться? Он запирается, если ты понимаешь о чем я… - и бросила быстрый взгляд на мужа. Какаши внимательно смотрел на меня, видимо, не сразу поняв к чему я клоню, начал: - Да это и неважно… - он осекся, его взгляд прошелся по мне, а на лице появилась понимающая усмешка, - а…так, он запирается… - протянул он, и его усмешка превратилась в легкий оскал. - Ты пробуждаешь во мне не самые целомудренные наклонности, - в шутливой манере посетовала я, - с тех пор, как мы тогда…в душе…я никак не могла перестать думать об этом! – выдала я и покраснела до корней волос, чувствуя, как моё тело куда более отзывчиво реагирует на совсем другое чувство нежели моё дикое смущение. - Вообще-то, я ужасно голоден… но я тут вспомнил, что днем дико вспотел, пока бегал по полицейским участкам, так что, горячая ванна – это то, что нужно. - О…да, я так напряжена из-за работы, а онсен так хорошо расслабляет… Долгие уговоры нам не потребовались, мы бросились прочь из кухни в спальню, где быстро сбросив одежду облачились в юкаты. Я на правах жены уже не первый раз надела на себя любимую юкату Какаши черно-белую из сатинового льна, а он облюбовал одну из моих – из алого шелка с нежно-лиловыми цветами гортензии по подолу. И, честно говоря, смотрелась она на нем гораздо лучше чем на мне. Когда он замер в расслабленной позе, с небрежным узлом пояса, едва удерживающего переливающуюся алую ткань на положенном ей месте, я не знала куда девать глаза. - Ты очаровательна, пойдем? – его голос стал текучим, мурлыкающим, на лице возникла манящая полуулыбка, а глаза смотрели с игривым, слегка надменным прищуром. Я почувствовала, как у меня подкашиваются коленки, и о чем я только думала, пытаясь играть в соблазнительницу такого мужчины? Как мне вообще достался такой муж? Я напомнила себе о вечере на лесном озере и немного успокоилась. - Пойдем, - ответила я, надеясь, что моя ответная улыбка была хотя бы в десятую долю также соблазнительная как его. Мы вышли к онсену через сад нашего дома. Это был один из первых онсенов в Конохе, и он сохранил всё очарование архитектуры прошлых столетий. Мы спустились по каменной дорожке ко входу, и я открыла тяжелые деревянные седзе, и Какаши удивленно присвистнул. Пожалуй, что онсен был впечатляющим для того, кто видит его впервые, но я в него хожу с детства. Улыбнувшись реакции мужа, я включила свет, который освещал основную часть помещений, одно из немногих нововведений сделанных здесь моим дедом. Открытый бассейн с горячим источником освещался масляными светильниками, поэтому я, оставив Какаши у входа, прошла в небольшую кладовку, где взяла коробку длинных спичек, банные принадлежности и стопку чистых, мягких и душистых полотенец. - Ну что, давай помоемся? – улыбнулась я, извлекая из деревянной кадки у меня в руках кусок мыла. - Если ты этого хочешь, то как я могу отказать? – улыбнулся он в ответ. Мы вошли в предбанник, где можно было снять оставить одежду и быть уверенным, что она не промокнет. Среди прочего, что я принесла из кладовки, были несколько благовоний, который я поместила на одну из масляных ламп, предназначенных для этого. Воздух тут же наполнился тягучими и расслабляющими ароматами сандала и ладана. Я, всё ещё не привыкшая к собственной наготе перед глазами Какаши, смущенно стянула с себя юкату и белье, лицо Какаши немедленно осветилось восхищением, и это приободрило меня. Сам же он явно, умеющий подавать себя эффектно, распустил узел шелкового пояса юкаты, которая алым водопадам упала к его ногам. Я как завороженная следила в начале за стекающей тканью, а потом медленно подняла взгляд от ног, где шелк пал ниц перед красотой того, кто его носил, до самых, ухмыляющихся моему робкому восторгу, губ своего мужа. - Наверное, я никогда не смогу привыкнуть к тому, что могу видеть тебя…таким, - пробормотал я, закусив губу. Он улыбнулся. - Надеюсь, не хотелось бы, чтобы я тебе надоел. Приступим? – и он поманил меня за собой в примыкающую к предбаннику помывочную. Нам потребовалось несколько минут, чтобы всё подготовить – наполнить горячей водой деревянные кадки, взбить из ароматного мыла пену и ополоснуть водой пару низеньких табуретов. Жестом Какаши приказал мне усесться на один из них. Я заколола наверх волосы и уже потянулась за губкой, лежащей в мыльной пене, как Какаши нежно перехватил мою руку у запястья и хрипло прошептал: - Позволь я… Он несколько раз набирал воды в губку и отжимал её мне на плечи, позволяя душистой пене обильно смочить мою спину и плечи. Затем он длинными, уверенными движениями прошелся по моей спине временами соскальзывая на грудь и живот. *Это было так приятно, что вскоре я обмякла и без задней мысли откинулась назад, прижимаясь к нему и роняя голову ему на плечо. Казалось, что он только этого и ждал, отбросив губку, он горячими, взмыленными руками заскользил по моей коже. Казалось, что его руки успевали быть везде, я трепетала, не имея ни сил, ни желания что-то изменить в своем положении. - Может перейдем в источник? – обжег мою кожу его шепот, когда он сам измученный своими ласками положил лоб мне на плечо. - А…ага… - только и смогла выдавить я. Он мягко отстранился, придерживая меня под спину, и вылил несколько тазиков теплой воды к ряду, чтобы смыть с меня пену. Затем он проделал то же самой с собой, пока я, дрожа то ли холода, то ли от нетерпения, переминалась перед ним с ноги на ногу. Но вот мгновение и я уже на его руках, а он медленно входит в обжигающе теплую, дышащую паром воду источника. То, что произошло дальше словесному описанию не поддается, но это было в сотню раз лучше, чем в душе! Когда мы усталые, разморенные от тепла и собственной любви к друг другу приходили себя в онсене, я почувствовала, что мы не одни. Я вздрогнула и отстранилась от груди Какаши, на которой что дремала в сладкой истоме.* Оглядевшись, я увидела на одном из камней рядом с источником лягушку, в её желтых неподвижных глазах читалось явное нетерпение. Необычный окрас подсказал, что эта лягушка не случайное земноводное забредшее сюда, почуяв влажность. Заметив, что я обратила на неё внимание, она несколько раз хрипло квакнула, а после отчетливо проговорила: - Послание от Наруто-бо.

От лица Какаши.

Моя гордость была глубоко уязвлена, я слишком расслабился и позволил этому паршивцу-лягушонку быть свидетелем нас с Хинатой. У призывных животных, как, в принципе, и у шиноби, которые ими пользуются, отсутствует понятие личного пространства, когда дело касается задания. Конечно, я об этом знал, но черт возьми..! Я встал на дно онсена и загородил собой Хинату, встав между ней и немигающем взглядом нарушителя границ частных владений. - Иди и жди в саду, - холодно приказал ему я, злясь на себя, на незадачливого лягушонка и на Наруто, который словно специально подгадал момент для призыва! Желтые глаза посланника немного расширились, он явно не понимал из-за чего весь сыр-бор, но всё же с недовольным кваканьем исчез из онсена. Я немного подождал, чтобы быть окончательно уверенным, что теперь мы одни, и повернулся к своей жене. Её глаза были широко распахнуты, выглядела она больше озадаченной и удивленной, нежели испуганной и разгневанной. Она была не смотря на всю ситуацию очаровательной, вся раскрасневшаяся, с капельками воды на обнаженной коже и частым, взволнованным дыханием. Один её вид свел на нет весь мой праведный гнев на лягушек и Наруто. - И зачем ты его так? – поинтересовалась она, когда я, выйдя из чаши онсена, помог ей подняться и тоже выйти. - Он меня разозлил, - объяснил я, наблюдая, как Хината прошлепала босыми ногами ко входу в предбанник и вернулась оттуда с парой больших полотенец. – У всех призывных животных исключительные зрение и память. Не знаю как ты, а я бы не хотел, чтобы этот засранец доложил своему хозяину всё, что видел и слышал, а в данном случае - Наруто. - О… - Хината нервно хихикнула, - звучит не очень, но ведь он не просил лягушку шпионить за нами? - Надеюсь, что нет, в любом случае, не собираюсь я тебя ни с кем делить, даже если это случайные свидетели вроде жаб и лягушек, - проворчал я в притворном возмущении, но затем позволил себе легкий смешок, - а вообще, то, что лягушонок нашел нас – хороший знак. Надеюсь, и он принес нам добрые вести. Я быстро вытерся полотенцем и, набросив его на волосы, прошел в предбанник за юкатой. Хината не слишком заботясь о сухости, просто накинула на себя мою юкату, которая тут же впитав в себя влагу с её кожи, облепила фигуру моей жены, выгодно подчеркивая каждый соблазнительный изгиб. Она попыталась сделать улыбку виноватой, но у неё не получилось, скорее это был неприкрытый намек на многообещающее продолжение ночи в спальне. Оставалось надеяться, что сообщение от Наруто будет хорошим и коротким. Мы вышли из онсена в сад. Было тихо, на пруде с карпами-кои не пробегало даже едва заметной ряби от движения рыб, всё дышало тишиной, за исключением скрипучего кваканья. Лягушка-посыльный от скуки вторила своей обыкновенной товарке из пруда. Их дуэт вызвал у меня улыбку. Заметив посыльного, Хината попыталась освободить свою руку из моей и пойти сразу в дом, но я удержал её. - Нет, больше никаких секретов между нами, пойдем, - и мы вместе приблизились к лягушке, которая заметив нас, тут же прекратила подпевать товарке, оставив той партию соло, - ну давай, рассказывай, - приказал я посланнику. - Данзо убит в бою, говорит Наруто-бо, - услышав эти слова,Хината радостно ахнула и её лицо просияло, я, разделяя её воодушевление, сжал её руку, - Большая часть шиноби Конохи идут домой, говорит Наруто-бо, они должны быть здесь к рассвету. Его не будет, говорит Наруто-бо, Наруто-бо будет тренироваться с Восьмихвостым, - от последних слов у меня аж дыхание перехватило от удивления, но лягушонок продолжал, - бабуля Цунаде будет Хокаге, пока Наруто-бо не вернется и не будет избран честно, говорит Наруто-бо. Я почувствовал, как моё сердце колотится у меня в горле, а на глазах выступили слёзы. Я гордился этим мальчишкой так, словно это был мой ребенок! Я не удержался и крепко обнял Хинату. - Мы сделали это. Мы выжили! Цунаде-сама жива и снова будет Хокаге! О, боги, Хината, как я люблю тебя! - Я тоже люблю тебя, Какаши! – и она смахнула слёзы со своих сияющих в ночи глаз, - даже не верится! Какая потрясающая новость! – она порывисто обняла меня, а потом, отпустив меня, опустилась на корточки перед лягушкой, - Не будет ли слишком нагло с моей стороны попросить тебя не рассказывать никому то, что ты видел раньше? - Я и не собирался, - проквакал лягушонок в ответ, а затем раздраженно добавил, - люди…что с вас взять! – и выскочил из сада. - К нам идут друзья, - радостно выдохнул я. - Тогда пойдем их встречать? – улыбнулась Хината, выпрямляясь, - Правда, это означает, что наш медовый месяц подошел к концу, - и она рассмеялась так легко и беззаботно, словно это не означало, что приблизилась война. И эта мысль не дала мне произнести ни слова в ответ. Война… Она уже здесь у самого порога нашего счастья.