Выдумка

Письмо с ответом Александра вновь пришло к ней за завтраком, и Рене хотелось в досаде зарычать. Почему сейчас? Почему сегодня? Конечно, она не собиралась, как и в прошлый раз, повторять свой наивный и необдуманный поступок — девушка ни за что бы не рискнула снова прочитать его строки за столом у всех на виду. Разве что лишь в том случае, если бы он сам ее об этом прямо попросил. Приказал. Герцогиня закусила губу, как только в ее голове вспыхнула эта мысль. Она бы сделала это. Вновь. Она бы не остановилась. Правда, если быть до конца честной, Рене и не думала, что бывший губернатор предложит ей опять совершить что-то подобное. По крайней мере не так быстро. Александр не любил повторяться. Скорее всего, он приготовил что-то новое. Девушка улыбнулась, в предвкушении проведя пальцами по четким и резким линиям, выведенным на конверте. Р. от А. Между ее ног тут же стало горячо, появилась приятная пульсация, внизу живота покалывало. Просто от самого ожидания предстоящих событий, а ведь она еще даже не успела прочитать письмо. И неизвестно, когда смогу. Ее улыбка умерла так же быстро, как и появилась. Вновь хотелось раздраженно простонать. Герцогиню уже ожидали в Пале-Рояль на очередном Conseil du Roi, который сегодня обещал стать самым серьезным и самым длинным за последние несколько недель. Его Величество созывал всех своих главных маршалов, генералов и военачальников. Война была все ближе. Девушка не ожидала, что совет закончится раньше полудня. В обед же ее надеялся увидеть на открытии своей именной выставки Шарль де Лафосс, а вечером они с Бонной планировали посетить премьеру новой комедии Мольера «Лекарь поневоле», сразу после которого должен был состояться прием принца Филиппа, и Рене успела слишком преждевременно и очень не вовремя согласиться в нем поучаствовать, но девушка надеялась, что по крайней мере это мероприятие удастся пропустить. Под любым предлогом. Навалилось все сразу. Герцогиня обреченно вздохнула, быстрыми глотками допивая крепкий чай с корицей и с небольшой завистью посматривая на сидящую напротив Бонну, которая, не спеша, прочитывала присланную ей почту. Все, на что Рене хватило оставшегося времени до отбытия в Пале-Рояль, так это подняться в свою комнату и спрятать конверт с письмом Александра в ящике стола. Версаль научил ее никогда не оставлять ничего важного у всех на виду. Девушка еще раз с тоской взглянула на его острый и резкий почерк на бумаге, даже не представляя, как сможет пережить этот день и дождаться вечера. Это действительно оказалось чрезвычайно непросто. Не успел ее конный экипаж покинуть Марли и направиться в королевскую резиденцию, как Рене выпала из реальности. Ее мысли были о письме, о том, что он ей написал, что могло быть внутри. Она вспомнила свое последнее послание Александру, и ее щеки мигом начали пылать обжигающем жаром. Я попросила его ублажать себя, думая обо мне. Девушка облизала губы и заправила чуть подрагивающими пальцами прядь волос за ухо. Возможно, Александр опишет свои действия, в деталях расскажет ей о своих ощущениях. Как он гладил себя, как ласкал себя, как его длинные тонкие пальцы двигались по поверхности его члена. Как он стонал, как его соблазнительный низкий бархатный голос вырывался из груди сдавленными хрипами. Девушка отвернулась к окну, сдерживая счастливую мечтательную улыбку. Ей хотелось прикрыть лицо. Спрятаться. Сердце громко стучало в грудной клетке. Рене надеялась, что сидящий напротив нее Клод спишет ее красные щеки на результат соприкосновения нежной кожи с холодным воздухом позднего ноября. Возможно, в новом письме Александра будет больше строк о его чувствах. То, что они делали, эта безумная, возбуждающая воображение эротическая игра почти на грани между изысканной чувственностью и откровенным развратом, лишь сильнее распалило ее томление по нему, ее притяжение к нему, ее голод по нему. Ее любовь к нему. Быть может, с бывшим губернатором происходило нечто подобное. Быть может, в одном из следующих писем она все-таки дождется хотя бы намека, хотя бы каких-то строк, которые бы были похожи на признание. — Так до Рождества или после, Ваша Светлость? — в ее витавший в облаках разум пробрался громкий настойчивый голос Клода. Рене вздрогнула и повернула к нему голову. Мужчина оперся локтями о свои колени и чуть наклонился к ней. По его лицу можно было с уверенностью сказать, что он пытался добиться ее внимания уже какое-то время. Девушка несколько раз моргнула, силясь хотя бы приблизительно понять, а скорее даже догадаться, о чем он мог ее спрашивать. В сознании было девственно пусто. — До Рождества или после, месье? — переспросила она. Клод тяжело вздохнул и покачал головой. — Вы слышали, о чем я говорил, Ваша Светлость? — информатор прищурился. Рене почувствовала, как ее щеки стали еще краснее. Пытаясь скрыть свое смятение, она приосанилась и гордо приподняла подбородок. — Простите, Клод. Мои мысли занимает предстоящий совет, — уверенным голосом соврала девушка. — Повторите, пожалуйста, то, что Вы сказали. — Памятуя о Вашем желании лучше узнать, кто на Вас работает, я предложил организовать встречу с некоторыми самыми важными агентами со всей страны в один день, — послушно промолвил мужчина, внимательно изучая ее глаза. — Мне нужно время, чтобы их собрать. Лучше всего это сделать в праздничный период. Рождество уже совсем скоро. Я хотел узнать, когда Вам было бы удобнее их принять. — До Рождества, — твердо ответила девушка. — Не хочу затягивать. Мне и так кажется, что я потеряла непростительно много времени, пытаясь вникнуть в курс дела. — Конечно, как пожелаете, Ваша Светлость, — Клод учтиво кивнул и, откинувшись назад на спинку сидения, неожиданно спросил. — Вы хорошо себя сегодня чувствуете, герцогиня? Даже слишком хорошо. Между ее ног все еще приятно пульсировало после недавних мыслей об Александре. Рене из последних сил сохраняла нейтральное выражение лица. — Да, — девушка приподняла брови. — Почему Вы спрашиваете, месье? — Просто, — мужчина небрежно пожал плечами, но на его губах появилась знакомая лисья улыбка, а взгляд на секунду задержался на ее, без сомнения, все еще пылающих щеках. Негодяй. Рене в очередной раз с трудом подавила желание закрыть лицо руками. Она сжала губы в тонкую линию и вновь отвернулась к окну, призывая на помощь всю свою выдержку, чтобы начать думать о чем угодно, кроме рук, тела и члена бывшего губернатора. Герцогиня продержалась недолго. На королевском совете все стало еще хуже. Она почти не слышала ничего из того, что говорили многочисленные генералы. Военные сводки пролетали мимо ее ушей, ситуация в войсках противника и сведения о расположении армий не задерживались в голове дольше, чем на считанные секунды. Вместо этого Рене думала, какие новые фантазии мог бы прописать Александр в своих строчках. Как еще он мог бы ею овладеть? Как долго? В какой ситуации? В каком новом месте? Она смотрела на военную карту на столе и не могла перестать представлять сюжеты, которые не имели никакого отношения к стратегии или тактике предстоящего вторжения в Испанские Нидерланды. Рене больше интересовало, как бывший губернатор мог бы вторгнуться в ее тело. В какой позе. Под каким углом. Девушка вновь фантазировала, как он берет ее прямо здесь, в зале заседаний. Как они отчаянно занимаются любовью, как стол трясется от напора и мощи его толчков. Как деревянные фигурки солдатиков с глухим стуком валятся с военной карты на пол один за другим. Как ее стоны заполняют все пространство вокруг. Между бедер все горело, Рене непроизвольно их сжала и пошатнулась. Она схватилась обеими руками за стол и зажмурилась, поджимая губы, чтобы с них не сорвался сдавленный всхлип. Говоривший до этого Анри де Тюренн резко замолк. Мужчины удивленно посмотрели на нее. Это возбуждение нужно срочно взять под контроль. Рене заставила себя открыть глаза и выпрямиться. Она расправила плечи и приподняла голову. Людовик, старательно игнорировавший ее с момента их последнего разговора наедине, сейчас впервые смотрел на девушку не отрываясь. В его глазах была искренняя обеспокоенность. Еще несколько мгновений было тихо — все затаили дыхание, словно ожидая, что она может потерять сознание. Рене приподняла подбородок еще выше. — Прошу, продолжайте, виконт, — твердо сказала она, решительно сверкнув глазами в сторону полководца. Анри де Тюренн еще раз неуверенно взглянул на нее, но через несколько секунд все же заговорил опять. Совет продолжился, а Рене всеми силами пыталась более не растворяться в мире грез. Она оказалась права — Conseil du Roi на этот раз затянулся на несколько часов и закончился гораздо позже полудня. Ей уже давно нужно было быть в галерее на открытии выставки. Этот день напоминал какую-то бешеную гонку. Радовало лишь одно — половина пути уже была преодолена. Еще немного — и я буду дома. Я смогу, наконец, прочитать его послание. Девушка нетерпеливо ожидала, пока генералы разойдутся и ей тоже удастся покинуть зал заседаний. Она прожигала взглядом выход в коридор, когда ощутила легкое прикосновение к своему локтю. Рене обернулась. — Герцогиня Марли, — Его Величество стоял перед ней, в его позе сквозила неловкость, а в глазах тлели сомнение и неуверенность. Людовик впервые подошел к ней за полтора месяца, впервые дотронулся, впервые изъявил желание поговорить вне королевского совета. Но он неизменно называл ее исключительно по титулу — никак по-другому он более к ней не обращался. — Ваше Величество, — Рене склонила голову и присела в реверансе. Король плавно повел рукой, позволяя ей подняться. Первые мгновения он молчал. Казалось, Людовик пытался сам себя убедить продолжить этот разговор. Его взгляд бегал, пока наконец не остановился на ее лице. Он тяжело вздохнул. — Вы хорошо себя сегодня чувствуете, герцогиня? — прошептал Его Величество, в тоне мужчины все еще было явное беспокойство. — Вы чуть не упали на совете. Я это четко увидел. И Ваши щеки до сих пор пылают, будто бы у Вас сильный жар. Быть может, мне стоит позвать лекаря? Рене похолодела. Боюсь, от подобных желаний лекарства пока что не придумали, мой король. Да и я не хотела бы, чтобы меня от них избавили. Девушка сложила руки перед собой в замок, пытаясь не выдавать своего волнения. — Благодарю Вас, сир, — она слегка улыбнулась. — Причина моего легкого помутнения на совете банальна донельзя — моя служанка этим утром слишком туго затянула корсет. К тому же, у меня сегодня совершенно безумный день. Прошу, не нужно опасаться за мое здоровье, Ваше Величество. Думаю, имеет место лишь небольшое эмоциональное напряжение на фоне недостатка воздуха. Скорее очень сильное эмоциональное потрясение на фоне избыточного возбуждения. Счастливый смех так и норовил вырваться из ее груди. Рене с трудом удержалась, чтобы не отвернуться. Возьми себя в руки. Она сделала еще один элегантный реверанс и вернула свое внимание к королю, ожидая, когда тот даст ей разрешение уйти. Как раз большинство генералов уже разошлись. Людовик медлил. Возникло ощущение, что он хотел сказать что-то еще. — Герцогиня Марли, — наконец изрек мужчина, а затем неожиданно добавил. — Мадемуазель де Ноай. Девушка приподняла бровь. Ее сердце начало усиленно биться в горле. Уголки губ короля слегка приподнялись. — Я рад, что мы с Вами снова разговариваем, — тихо промолвил Людовик. — Я тоже рада, Ваше Величество. Они молча смотрели друг на друга еще несколько мгновений. Во взгляд короля вернулись отголоски уже забытого ею тепла. Возможно, он все же сможет когда-нибудь простить. Возможно, в сердце Людовика найдется для этого место посреди всей его горечи, обиды и грусти. Возможно, в будущем она вновь рискнет заговорить о возращении Александра. Быть может, предприняв новую попытку в более благоприятное время, она добьется какой-то другого результата. Рене не решалась прерывать зрительного контакта, пока король сам, величественно склонив голову, не отошел, чтобы лично переговорить с Анри де Тюренном. Девушка же, сделав глубокий вдох, пообещала себе не думать о бывшем губернаторе до тех пор, пока не вернется домой. Все становилось слишком заметным. Рене смогла сдержать свое обещание лишь в карете на пути в художественную галерею. И то, скорее всего, лишь из-за того, что ей хотелось что-то доказать Клоду, который продолжал взирать на нее с этой невыносимо нахальной лисьей улыбкой на устах, словно он прекрасно знал, что с ней происходит и теперь наслаждался представлением. Рене не собиралась поставлять ему новых зрелищ. Окрыленная своей феерической выдержкой, девушка появилась на выставке Шарля де Лафосса в исключительно хорошем настроении. Кажется, из-за этого она излишне расслабилась, потому что стоило Рене попасть в зал с портретными работами художника, как ее мысли тут же унеслись к картине, которую она подарила Александру перед их разлукой. Сердце вновь снедали невероятная тоска и сильнейшее томление. Взял ли он его с собой? Перевозит ли во время своих мытарств по стране? Как часто смотрит на него? Ублажает ли он себя, глядя на ее изображение? Может, он делал так в прошлый раз, когда она его просила? Щеки Рене опять пылали, грудь прерывисто вздымалась. — Вас чем-то захватил этот портрет, Ваша Светлость? — услышала она полный гордости и радости голос над своим ухом. — Ваш вид так восторжен! Я бы с удовольствием написал Вас в этом моменте. Рене моргнула. Она только сейчас поняла, что уже какое-то время неотрывно смотрит на портрет неизвестного ей пожилого итальянского аристократа. Сам же автор картины стоит подле нее, с интересом за ней наблюдая. — Ваш стиль безукоризнен, месье де Лафосс, — быстро взяв себя в руки, девушка улыбнулась живописцу. — Картина дышит. Она живая. Мужчина и сам зарделся от ее слов. Его глаза сверкали искренним счастьем творца, чьи работа и труд были оценены еще при жизни. Он приглашающе вытянул руку в сторону. — Позвольте рассказать Вам о них чуть больше, Ваша Светлость? Шарль де Лафосс медленно повел ее по залу, делясь историями многих людей, которых ему удалось запечатлеть на своих полотнах. Рене немного выдохнула. Было приятно, что хоть кто-то воспринимает ее состояние за восторженность, а не за болезнь. Спустя несколько часов она была в театре. «Лекарь поневоле» оказался блестящим фарсом, так разительно отличающимся от более глубокого и серьезного, а потому достаточно прохладно встреченного публикой «Мизантропа». Эту же безделку аудитория воспринимала на ура. Рене криво усмехнулась и покачала головой. Видимо, излюбленная мольеровская тема о врачах-шарлатанах и невеждах обладала настолько обезоруживающим шармом. В голове же девушки всю пьесу крутились совершенно другие сюжеты ее собственного сочинения. Она представляла, что это не Бонна сидит рядом с ней в этой глубокой темной ложе и заливисто смеется своим мягким мелодичным смехом. Она фантазировала об Александре. Его спина — абсолютно прямая, осанка — достойная королей, ведь весь он — это их продолжение. Голова бывшего губернатора высоко и гордо приподнята, пронзительные глаза наблюдают за происходящим на сцене, но рука мужчины незаметно для других мягко поглаживает ее бедро сквозь платье, увеличивая нажим с каждой проходящей минутой. Его пальцы медленно, но настойчиво задирают подол ее пышных юбок, пока их ткань не собирается выше колен. Ладонь Александра проникает под нее, ласкает теперь уже ее обнаженную нежную кожу, ногти оставляют следы на ней. Он продвигается все выше и выше. Рене слегка раздвигает ноги — как в своей фантазии, так и в реальности. Ей было жарко, слишком жарко. Девушка сильнее вцепилась одной рукой в подлокотник своего сидения, а другой начала яростнее обмахиваться веером. Рука Александра в ее фантазии уже была между ее ног, поглаживала ее там, где она его так отчаянно желала. Все быстрее, все интенсивнее, все больше увеличивая давление. Его пальцы проникли в нее. Она еще сильнее расставила ноги. Он ублажал ее. Прямо в театре. Среди сотен людей. Рене приоткрыла рот, уже не до конца понимая, сделала ли это в своих мечтах или на самом деле. Это наш очередной общий секрет В ее ушах стоял его низкий бархатный шепот. Девушка улыбнулась, сдерживая стон, усиленно пытаясь подавить лихорадочный порыв своих рук проделать все то же самое, что и он в ее выдумке. Она считала минуты, надеясь лишь на то, чтобы комедия как можно быстрее закончилась. В момент, когда прозвучали финальные бурные аплодисменты, а актеры вышли на поклон, в голове Рене начал громко петь хор ангелов. Мучительное ожидание почти подошло к концу. Герцогиня глубоко выдохнула и заставила себя плавно встать, хотя все инстинкты умоляли ее бегом кинуться к своему экипажу. Бонна аккуратно дотронулась до ее руки. — Вам не стало лучше, Рене? — оленьи выразительные глаза подруги нашли ее. — Принц Филипп, должно быть, очень расстроится, что Вас не будет. — К сожалению, нет, милая, — девушка в напускной досаде поджала губы, все еще не в состоянии до конца поверить, что использовала ложное предположение о своем плохом самочувствии, которое еще в первой половине дня ее так страстно раздражало, в качестве оправдания, чтобы побыстрее добраться назад в Марли. — Уже совершенно не осталось сил. Этот день совсем меня утомил. — Вы взваливаете на себя непосильное количество обязанностей в последнее время, — Бонна сильнее сжала ее ладонь своей. Подруга смотрела на нее с сочувствием, настолько искренним и глубоким, что Рене стало неловко за свою наскоро скроенную ложь. Дело не в количестве обязанностей. Мысли о письме в ящике ее стола стали еще более настойчивыми. Живот вновь скручивался. Призрачные изящные пальцы Александра из ее фантазии, казалось, все еще прикасались к обнаженной коже. Пытаясь дышать ровно и размеренно, Рене улыбнулась. — Прошу, передайте принцу мои искренние извинения, — мягко промолвила она. — И заверьте его, что я буду в нетерпении ждать Его Высочество во время своего следующего салона. Герцогиня наклонилась и быстро расцеловала подругу в обе щеки, после чего покинула свою ложу. Не беги. Не беги. Не беги. Рене заставляла себя идти спокойно и достойно, высоко удерживая голову и молясь, чтобы не встретить никого, кто захотел бы остановить ее для легкого разговора ни о чем. Она преодолевала галереи и роскошные лестницы театра. Весь окружающий шик и проплывающие мимо лица сливались в единое размытое пятно. Она думала лишь о своем экипаже, о поместье, о своей спальне. Клод ждал Рене на улице перед каретой и, завидев девушку, тут же услужливо приоткрыл для нее дверцу. — Месье, пожалуйста, передайте извозчику, что если мы окажемся в Марли заметно быстрее, чем обычно, я подниму ему жалование в два раза, — властно промолвила герцогиня, кутаясь в меховую накидку, ее волосы развевались на холодном ветру. — Боюсь, в таком случае поездка может оказаться не очень комфортной, Ваша Светлость, — Клод приподнял бровь и улыбнулся краем рта. — Тряска. — Ничего страшного, — спокойно сказала девушка, следя, чтобы ни один мускул на ее лице не дернулся. — Думаю, я смогу ее пережить. Особенно, если она быстро закончится. — Вы куда-то спешите, герцогиня? — Клод, мне повторить мою просьбу еще раз? — Рене сверкнула глазами. Мужчина хмыкнул и покорно поклонился. Едва сдерживая раздраженный выдох, девушка забралась внутрь экипажа. Информатор присоединился к ней спустя несколько секунд. Они тронулись. Клод не шутил. Ее еще никогда так не кидало в карете из стороны в сторону. Рене вцепилась в бархат сидения, пытаясь удерживать свое тело на месте при поворотах. Мужчина напротив нее испытывал те же трудности, но его губы подрагивали. Иногда настолько заметно, что герцогиня всерьез размышляла о том, что ему как раз не помешало бы жалование урезать. Страдания окупились. Через несколько десятков минут они были в Марли. Рене счастливо улыбнулась, когда за окном быстро проплывал уже родной и знакомый сад. Экипаж остановился с заметным креном. Голова Клода громко и безжалостно стукнулась о заднюю стену кареты. Как неожиданно приходит возмездие. Рене приподняла бровь и выжидающе на него посмотрела. Мужчина, потирая затылок и чертыхаясь себе под нос, открыл дверцы экипажа. Он, пошатываясь, вышел наружу. Клод протянул ей руку, помогая выбраться. Герцогиню и саму слегка покачивало. Если девушку попросили бы описать эту поездку одним словом, она бы точно остановилась на определении «адская». — Вы прекрасно справились, Арно, — промолвила Рене, вопреки промелькнувшим в ее голове мыслям. Она посмотрела на извозчика, и тот отвесил ей неловкий поклон, улыбаясь во все зубы. — Я подниму Ваше жалование с этого же месяца, — пообещала она, благодарно кивнув. Больше не теряя времени, Рене направилась к парадным дверям поместья. Она слышала аккуратные кошачьи шаги Клода за собой. В холле освещение оказалось приглушенным — Марли было погружено в умиротворенную тишину. Элиза стремительно выскочила из соседней комнаты и поспешно присела в реверансе. — Ваша Светлость, прошу прощения, — пролепетала она, поднимая глаза на герцогиню. — Мы не ожидали Вас так рано. Распорядиться, чтобы приготовили ужин? — Нет, благодарю, милая, — Рене, не останавливаясь, прошла к лестнице на второй этаж. — Все сегодня свободны. Отдыхайте. — А вот я не отказался бы от ужина, принцесса, — девушка услышала за спиной, как Клод подошел к служанке, его тихий голос звучал гораздо более хрипло, чем обычно. — Наедине. Элиза звонко рассмеялась, и Рене не нужно было даже оборачиваться, чтобы понять, что та сейчас отчаянно краснеет и прячет глаза. Доморощенный Казанова. Герцогиня покачала головой, скрывая улыбку, и продолжила подниматься по ступеням. Преодолевать спокойно последние метры почему-то было сложнее всего. Темнота коридоров укутывала ее в свои объятия, сердце девушки стучало все быстрее и быстрее. Она уже видела дверь спальни, а через несколько секунд опускала чуть подрагивающую ладонь на ее ручку. Наконец, Рене оказалась в своих покоях. Одна. Она быстро заперлась на ключ и устало прислонилась спиной к стене. Этот день казался вечностью. Испытанием. Настоящей пыткой. Девушка облегченно выдохнула, скидывая меховую накидку на пол. В комнате ярко горел камин, видимо, заранее подготовленный Элизой. Это был единственный источник освещения. Рене, не раздумывая больше ни секунды, подошла к письменному столу и зажгла стоящую на нем свечу. Она расслабленно опустилась на стул и порывисто открыла верхний ящик, извлекая оттуда долгожданное письмо. Трясущиеся пальцы с трудом справились с сургучной печатью. Движения были отчаянными и дерганными. Оказалось огромной удачей, что ей удалось ничего не порвать в процессе. Дрожь в руках лишь усилилась, когда она извлекла из конверта не один, а сразу несколько листов. Во рту пересохло. Предвкушение нарастало толчками. Рене опустила глаза к письму. Мадемуазель де Ноай, Вы прекрасно справились в прошлый раз. Я не удивился этому, но тем не менее все равно был очень доволен Вами и Вашими действиями. Вы — умница. Девушка облизала губы и широко улыбнулась. Она уже видела его в своем воображении. Александр сидел в кресле, закинув ногу на ногу, его руки властно лежали на подлокотниках, одна бровь была чуть приподнята, как и правый уголок губ. Рене провела рукой по лбу. Это просто смешно. Между бедер молниеносно запульсировало, хотя она только начала чтение. Я подозреваю, что с этим письмом Вы, скорее всего, остались в одиночестве. Меня всегда восхищал Ваш быстрый ум, Ваша адаптивность, Ваша гибкость. С самого первого дня, когда я застал Вас за кражей в своих покоях. Кажется, я уже обмолвился, что мысли, которые приходили мне тогда в голову, были совсем не благородные. Впрочем, чему удивляться, учитывая мое происхождение? Каких мне сил тогда стоило вернуть контроль над своим разумом. Подавить мои непростительные желания. Начать вновь думать о делах Короны, планировать, рассчитывать следующие шаги. Размышлять, как Вы мне можете пригодиться в качестве шпионки, а не мечтать о Ваших грудях и представлять, что бы я мог сделать с Вами, как мужчина, если бы Вы мне дали свое разрешение. В тот момент я не верил, что подобное когда-либо было бы возможным. Игра в отрицание началась для меня уже тогда — гораздо раньше, чем для Вас. Какое это облегчение, Рене. Какое освобождение, что я могу сейчас с Вами свободно делиться своими желаниями. Какая радость, что Вы так охотно отвечаете на них. Какое удовольствие, что Вы так покорно подчиняетесь им. Но Вы ведь тоже любите игры. Верно, мадемуазель де Ноай? Я помню, как Вы бесстыдно играли со мной весь прошлый год. Я не злюсь — я обожаю Вас за это. Позвольте мне сегодня предложить Вам новую игру? Правила просты. Я вновь говорю Вам, что делать, а Вы — выполняете мои указания. Внимательно и четко. Без самодеятельности. Без вольностей. Читайте по одному абзацу. Не продвигайтесь дальше, пока не справились со всеми действиями, что прописаны в каждом из них. По очереди. Готовы, Ваша Светлость? Этот тон. Повелительный, бескомпромиссный, холодный и одновременно страстный, лишающий воли и сопротивления, призывающий отдать всю власть ему. Даже если бы она не была готова, Рене уже знала, что постарается сделать все, о чем он ее попросит. Она мечтала об этом весь день. Александр никогда бы не принудил ее к чему-то, что могло бы причинить ей ущерб. Она доверяла ему. Безоговорочно. Девушка плавно поднялась из-за стола и, продолжая читать письмо, принялась зажигать свечи возле своей кровати. Разденьтесь. Полностью. Я хочу, чтобы Вы были обнажены. Я не желаю, чтобы хоть что-то закрывало Ваше великолепное тело. Никакой, даже самый дорогой шелк не сравнится с красотой Вашей кожи. Меня не интересует, как Вы это провернете. Как Вы справитесь со своим корсетом. Единственное, я хочу, чтобы вы сделали это самостоятельно. Не зовите служанку. Сегодня в Вашей спальне только Вы и я. Не зовите никого, пока мы не закончим. Разорвите шнуровку, если надо. Мне важно лишь, чтобы Вы были абсолютно нагая, как в нашу с Вами единственную ночь. Рене застыла. Дыхание стало хриплым, невероятно поверхностным. Она отложила письмо на кровать и принялась послушно снимать с себя одежду. Лиф упал на пол, за ним — все слои юбок. Девушка начала возиться с корсетом. Конечно, легче всего было бы позвать Элизу, но он ей запретил. Рене закусила губу, старательно пытаясь хоть как-то сладить с узлами. Возбуждение нарастало, его становилось все сложнее сдерживать, но корсет упорно не поддавался. Отчаявшись, девушка метнулась назад к письменному столу и достала из ящика нож для бумаги. Вместе с ним она кинулась к зеркалу и повернулась спиной. Рене смотрела в свое отражение — ее щеки пылали, глаза казались больше обычного, гораздо-гораздо темнее, грудь порывисто вздымалась. Извернувшись, девушка завела руку с ножом за спину и подцепила шнуровку снизу. Лезвие было недостаточно острым. Закусив губу, Рене принялась сосредоточенно подпиливать завязки. Секунды казались часами. С каждым проходящим мгновением она чувствовала все более и более отчаянное желание. Предвкушение было настолько сильным, что когда шнуровка, наконец, поддалась и корсет начал опадать с ее тела, Рене неконтролируемо хрипло рассмеялась, вдохнув полной грудью. Одним резким движением девушка стянула с себя нижнюю сорочку. Прохладный воздух комнаты, несмотря на горящий камин, окутал ее обнаженное тело, вызывая мурашки по всей поверхности кожи. Девушка переместилась назад к кровати, ее босые ступни мягко ступали по паркету. Рене перешла к следующему абзацу. Ложитесь на простыни. Вытянитесь. Расслабьтесь. Закройте глаза. Несколько минут просто дышите. Прислушивайтесь к себе. К своему телу. Представляйте меня. Воображайте, что я стою над Вами. На коленях. Такой же обнаженный, как и Вы. Представляйте мое тело, мои руки. Вспоминайте мой голос. Представляйте, что Вы не читаете эти слова. Нет, я шепчу их Вам. Вы не забыли эти ощущения? Мое дыхание на Вашей шее? В том самом месте, где мне так легко прочувствовать Ваш пульс, биение Вашего сердца. Прекратите читать сейчас. Думайте обо мне. Девушка улыбнулась. Теперь в животе не только тянуло, но и порхала стая мотыльков. Эта его просьба, учитывая все, что было и, видимо, будет, казалась почти невинной. Трепетной. Рене опустилась на кровать. Ее тело утонуло в мягкости перины, в шелке покрывал. Она потянулась, позволяя физическому напряжению покинуть ее мышцы, оставляя лишь эмоциональное. Кожу приятно покалывало. Она закрыла глаза, вспоминая Александра. Рене представляла, как он плавно поднимается с того самого кресла, в котором сидел в ее воображении. Не спуская с нее серых пронзительных глаз, полных неприкрытого желания и жажды, он начинает медленно раздеваться. Камзол и жабо летят на пол. Бывший губернатор расстегивает рубашку, пуговица за пуговицей. Он никуда не спешит. Мучает ее даже сейчас. Наконец, ткань опадает с его широких плеч, обнажая упругую плоскую грудь и невероятно красивый узор мускулатуры живота. Он плавно продвигается к кровати, на ходу расстегивая пояс своих брюк. Со свойственными только ему элегантностью и изяществом, Александр избавляется от низа и всходит на простыни, словно на трон, нависая над девушкой. Его член блестит в огне свечей. Он возбужден. Он готов. Мужчина наклоняется к ней, его руки опускаются возле ее головы, с двух сторон. Губы тянутся к шее. Бывший губернатор шепчет в ее ухо. Как Вам моя похоть, Ваша Светлость? Рене стиснула зубы, сдерживая громкий стон. Она резко распахнула веки и поднесла письмо ближе к глазам. Проведите руками по телу. Везде. От лба до бедер. Нежно, едва касаясь. Одними кончиками пальцев. Представляйте, что я это делаю. Я хочу, чтобы Вы уделили внимание всему — каждому миллиметру своей кожи. Не упустите ничего, Рене. Ваши брови, бархат Ваших щек, Ваши уста. Такие сочные, такие манящие. Как бы я хотел впиться в них. Как бы я хотел срывать с них Ваши стоны. Проведите по скулам, по подбородку. Опуститесь к шее. Вы чувствуете подушечками пальцев свой пульс? Насколько неистово он бьется? Я заставлю его биться еще сильнее к моменту, когда мы закончим. Дотроньтесь до ключиц. Двумя руками. Проведите из стороны в сторону. Не увеличивайте нажим — еще рано. Вы успеете. Перейдите к плечам. Сейчас немного сожмите. Помассируйте. Я хочу, чтобы Вам было приятно. Не спешите. Сейчас у нас есть все время в мире. Она начала ласкать себя. Мягко и нежно, как он и просил, старательно представляя, что это его шершавые мозолистые пальцы двигаются по поверхности ее кожи. Девушка вновь закрыла глаза. Она уже была очень чувствительна, невероятно отзывчива к каждому касанию. С губ слетали мягкие, чуть слышные стоны. Лицо, шея, ключицы. Плечи. Она сжала их так, как он ей сказал. Живот скрутило спазмом. Бедра вновь непроизвольно сжались. Девушка громко всхлипнула, задыхаясь. Александр бы не остановился, он бы повторил так несколько раз. Рене не собиралась его разочаровывать. Вновь лицо, шея, ключицы, плечи. Немного сжала. И вновь. И вновь. Она вся дрожала, когда перешла к новой странице. Лишь вскользь прикоснитесь к своей груди. Вы еще вернетесь к ней, когда я разрешу. Сейчас просто проскользите пальцами мимо. Легко. Как бабочка. Избегайте своих сосков. Я запрещаю сейчас к ним прикасаться. Опустите руки к животу. Ласкайте его. Чуть пройдитесь ногтями по коже. Уделите ему несколько минут. Здесь увеличьте давление. С каждой секундой расширяйте область поглаживаний. Прикасайтесь к своим бокам. Так нежно, чтобы вызвать легкую щекотку. Я хочу, чтобы Вы смеялись. Я так люблю звук Вашего смеха. Спускайтесь все ниже. Еще ниже. Пока ваши пальцы не коснутся волос. Там. Внизу. Это Ваша граница сейчас, Рене. Не заходите за нее. Ласкайте себя так долго, пока Вам не захочется раскрыть ноги. Не поддавайтесь первому порыву. Моментальная гратификация никогда не доставит Вам столько удовольствия, как та, к которой я хочу Вас подвести. Ласкайте себя и терпите. Противьтесь своим рефлексам и своим желаниям. Терпите так долго, пока это не станет невыносимо. Только тогда я разрешаю Вам поддаться своим импульсам. Рене провела руками по грудям. Новый вскрик, уже достаточно громкий, вырвался из ее горла. Спина выгнулась навстречу ладоням. Повинуясь воли Александра, она обошла свои соски, с трудом игнорируя, как сильно они умоляли ее о внимании. Девушка начала поглаживать себя по животу. Сильно, с нажимом, оставляя ногтями белые дорожки. Она все еще представляла Александра над собой. Он ласкал ее, не отрывая своего пронзительного взгляда от ее тела. Ей было сложно дышать. Воздух вырывался неровными порциями. Девушка начала затрагивать все больше и больше участков кожи. Когда Рене прикоснулась к бокам, приступ щекотки заставил ее вновь выгнуться и рассмеяться. Как он и хотел. Она хохотала и не могла остановиться. Ее руки опустились ниже. Девушка нащупала мягкие волосы над своими складками. Они уже были слегка мокрыми. С трудом преодолевая желание зайти еще ниже, еще дальше, Рене потянула руку вверх. Между бедер все горело, пульсировало. Напряжение было невыносимым. Она хотела открыться. Хотела развести ноги в стороны. Хотела начать лихорадочно гладить себя между бедер. Контроль. Терпение. Дисциплина. Она почти слышала, как Александр говорит эти слова. Когда желание раздвинуть ноги становилось невыносимым, Рене лишь плотнее их сжимала, закусывая губу, противясь всей своей природе. Это было мучение, но оно лишь усиливало ее томление. Руки девушки порхали по животу, по грудям, по бокам, по лобку. Воздух казался раскаленным. Было жарко, тело покрылось испариной. Проходили минуты. Десятки минут. Она дрожала. С громким стоном Рене сдалась, раскрывая бедра. Она судорожно схватила бумагу, переходя к следующим строчкам. Согните ноги в коленях. Широко разведите их. Представляйте меня. Над собой. Думайте, что раздвигаете их для меня. Так широко как только можете. Проведите руками по внутренней стороне бедер. Вверх и вниз. Вверх. И снова вниз. Приближайтесь к центру, но никогда не доходите до него, как бы Вам ни хотелось. Терзайте себя, как я бы Вас терзал. Не жалейте. Боже, как я хочу это видеть, Рене. Я знаю, что Вы сейчас закусываете губу. Знаю, что Вы хмуритесь. Знаю, что тяжело дышите. Почти слышу эти хриплые вздохи. Я дышу так же. Вместе с Вами. Она развела ноги еще шире. Порывисто опустила обе руки на внутреннюю поверхность бедер. Начала ласкать себя, приближаясь к центру с двух сторон. Хотелось перейти грань, отдаться этой жажде, но он запрещал. Пока что. И она слушалась. Безумие. Настоящее безумие. Даже внутренняя поверхность ее бёдер уже была влажной от желания. Рене перестала сдерживать стоны. Они вырывались хаотично. Хрипло. Она представляла Александра. Его губы были чуть приоткрыты, он сосредоточенно гладил ее между ног — так, словно это внезапно стало самым важным делом в его жизни. Между его густых бровей залегла глубокая складка, в глазах пылал первобытный огонь. Ее бедра неконтролируемо метнулись вверх, герцогиня до боли закусила губу. Желание пожирало. Сжигало. Девушка опустила глаза к письму. Положите одну руку на свою шею. Надавите на нее, Рене. Но, пожалуйста, будьте крайне аккуратны с собой. Применяйте силу лишь до момента, пока не почувствуете легкую боль, пока Вам не станет сложно дышать. Остановитесь. Найдите, эту грань. Я бы никогда не причинил Вам вреда. Никогда бы не оставил следов. Удерживайте это положение. Давите с разной силой. Иногда слабее, иногда — наоборот. Балансируйте вокруг этой черты. Переместите вторую руку на свою грудь. Сожмите ее для меня. Сильнее. Еще сильнее. Закройте глаза. Закройте, Рене. Представляйте, что это я. Девушка вздрогнула. Она никогда ничего подобного не делала. Ни с Александром, ни с кем-либо. Но с ним хотела бы попробовать. Бедра вновь неконтролируемо взметнулись вверх. Это был вопрос притяжения. Вопрос доверия. Вопрос полной отдачи. Рене потянулась рукой от своих бедер вверх по телу — до шеи, оставляя за собой влажную дорожку удовольствия. Она аккуратно сомкнула пальцы вокруг своего горла. Все ее естество окутало волнением, невыносимым желанием, темной, даже ей самой до сих пор непознанной чувственностью. Она надавила. Сильнее. Еще сильнее. Пока воздух не стал поступать в легкие лишь тонкой небольшой струйкой. Это был предел ее комфорта. Она балансировала на грани боли. Нащупала свой лимит. Из глаз покатились слезы, но жар на коже лишь усилился. Рене начала экспериментировать с нажимом, ощущения во всем теле становились все более и более острыми. Она принадлежала себе и одновременно не принадлежала. Это было странное чувство растворения в своих и его желаниях. Второй рукой девушка порывисто стиснула грудь. Ее ласки были грубыми, жесткими, требовательными. Она зажмурилась, представляя, что это его руки дарят ей такие неизведанные ранее ощущения. Так ее прикосновения казались еще острее. Кожа краснела везде, где она к себе дотрагивалась. Из горла вырывались сдавленные стоны. Было невыносимо хорошо — настолько, что хотелось большего. Выпустив груди, Рене схватила третью страницу его письма. Продолжайте удерживать себя за шею. Возьмите два пальца в рот. Смочите их. Прикоснитесь к своему соску. Прокрутите его. Проверните. Он уже твердый? Продолжайте трогать его. Я не хочу, чтобы Вы сейчас представляли мои руки. Я бы не хотел ласкать Ваши груди ладонями. Я хотел бы ублажать Вас своим ртом, Рене. Я хотел бы приникнуть к Вашим соскам губами. Хотел бы играть с ними своим языком. Представляйте эту картину. Я знаю, что даже самая яркая фантазия никогда не сравнится с реальностью. Я знаю. Знаю, моя девочка. Но попробуйте. Ущипните себя за сосок. Еще раз. Сильнее, Рене. Сейчас не сдерживайтесь. Потяните за него. Не жалейте. Вам необходимо найти это тонкое деликатное удовольствие на грани с болью. С небольшим дискомфортом. От него кожа должна покрываться мурашками. Стоять гул в ушах. Все Ваши чувства должны быть обострены. Пальцы ног скручиваться. Переместите руку с шеи на вторую грудь. Повторите то, что Вы уже делали. Чередуйте нежность и грубость. Не дайте себе привыкнуть к ощущениям. Пусть они останутся такими же яркими, будто для Вас это — впервые. Гладьте себя. Ласкайте. Щипайте. Тяните. Сейчас Вам нужно немного потерзать себя, Рене. Вам нужно вымучить из себя удовольствие. Я знаю, что Вы справитесь. Не раздумывая ни секунды, она сомкнула губы вокруг своих пальцев, аккуратно смачивая их. Язык прошелся по всей поверхности. Девушка медленно провела рукой назад к груди. Все было, как он и описывал. Ощущения такие острые, что почти граничили с болью. Каждый миллиметр тела пребывал в трепетном возбуждении, нервы, казалось, были на пределе. Ее соски сейчас стали такими чувствительными, что даже легкое прикосновение заставляло Рене стонать и выгибаться в спине. Но она слушалась. Она не жалела себя. Ее руки щипали, тянули, сжимали до момента, пока девушка не начала сдавленно кричать в подушку от невыносимо ярких впечатлений, что проносились сквозь все ее тело. Пытаясь хоть немного успокоить свою плоть, Рене принялась аккуратно поглаживать себя. Александр не сказал, когда ей нужно остановиться, потому она и не прекращала играть с собой. Все повторялось вновь и вновь, по кругу. Это было удовольствие, изысканное и болезненное. Стихия. Настоящее истинное помешательство. Она представляла его. Бывший губернатор держал ее, крепко притягивал к себе за талию. Его губы сомкнулись на ее груди, ее сосках. Он посасывал их. Так страстно, так умело. Воспоминание о том, как он делал это в их единственную ночь, накрыло ее с головой. Все погружалось в белый шум. Реальность размывалась. Тело не слушалось. Разум уступал место чистой чувственности. Груди девушки уже были красные от ее же собственных пылких ласк, на шее виднелись розоватые пятна от ее пальцев. Рене еще предстояло научиться делать это так, чтобы не оставлять следов. Испарина взошла по всей поверхности кожи. Ей казалось, что уже не столько камин излучает тепло, сколько она сама. С новым громким всхлипом девушка поднесла бумагу назад к глазам. Остановитесь. Проведите руками вниз. К животу. Теперь еще ниже. Границ больше нет. Ведите свою руку ниже, моя девочка. Одним пальцем дотроньтесь до своих складок. Едва касаясь. Теперь чуть сильнее. Еще сильнее. Проведите между ног с нажимом. Боже, как бы я хотел сам это сделать. Как бы я хотел почувствовать, как сильно Вы желаете меня. Какая Вы сейчас влажная. Я хотел бы опуститься перед Вами на колени и поцеловать Вас там. Хотел бы играть с Вами своим языком. Хотел бы вылизывать Вас долго и медленно. Сделать Вас еще мокрее. Хотел бы, чтобы Ваши бедра бесконтрольно поднимались мне навстречу. Хотел бы обездвижить Вас. Я хочу, чтобы Вы сходили с ума, Рене. Водите пальцами по своим складкам вверх-вниз. Сжимайте другой рукой груди, играйте с сосками. Представляйте мои руки, мои пальцы, мой рот, мой язык. Сейчас я даю Вам свободу. Ласкайте себя так, как посчитаете нужным, но не делайте ничего из того, что я еще не просил Вас сделать. Ласкайте себя до тех пор, пока Вы не будете дрожать от желания зайти еще дальше. Ее руки тут же метнулись вниз, к лону. К его жару и влаге. Это было облегчение, но одновременно и еще большее мучение. Ей хотелось двигаться быстро, хотелось просто освободить себя от этого невероятного напряжения и всепоглощающего желания, но она заставляла себя выполнять правила его игры. Не давала себе закончить все быстро. Девушка медлила, всеми силами удерживала свои руки от лихорадочных движений. Рене представляла Александра между своих ног. Представляла как зарывается руками в его влажные волосы, как его язык дарит ей наслаждение, равных которому она до этого не испытывала. Она представляла как его язык погружается внутрь нее и чуть было не повторила это же движение пальцами. Нельзя. Еще нельзя. Девушка вновь простонала и выгнулась. Глаза расширились от яркости этой фантазии, от небывалой остроты удовольствия. Она вновь сжимала груди, соски, шею. Задыхалась, сходила с ума, но держалась. Терпела. Как он и просил. Как он приказывал. На ее губах застыла расслабленная улыбка, слезы стояли в глазах. Она терялась в ощущениях. В своем блаженстве. Единственной рациональной мыслью оставалось стремление читать. Войдите в себя двумя пальцами. Резко, Рене. И замрите. Остановитесь. Просто дышите. Прочувствуйте, насколько сильнó сейчас Ваше желание, как Ваши стенки обхватывают пальцы, как все пульсирует вокруг них. Я так часто вспоминаю эти ощущения. Это единение, когда Вы — моя, а я — Ваш. Так ярко и так четко, будто это было вчера. Как будто это было всегда. Начинайте двигаться. Медленно. Мучительно медленно. Вы слишком быстро довели себя до кульминации в прошлый раз. Это никуда не годится. Поэтому сегодня мы все сделаем по-другому. Правильно. Каждый раз, когда Вам захочется ускорить темп — замедлите его. Держитесь, Рене. Старайтесь. Вы — умница. Она вошла в себя пальцами с оглушающим стоном. В нем была благодарность, ошеломление, возвышенность. Девушка попыталась замереть, но ее бедра вновь бесконтрольно подались вперед. Она представила, как Александр с низким рыком схватил бы ее за них и придавил бы к кровати. Из горла вырвался еще один стон и прокатился по всей комнате. Рене зажала себе рот ладонью. Ее самоконтроль лежал в руинах. На остатках сил она вынудила себя застыть. Ей казалось, что ее тело горит в огне. Пальцы ног скручивались. Ее била очень сильная дрожь. Тяжело дыша, девушка досчитала до десяти, надеясь, что такой паузы будет достаточно, чтобы выполнить условия игры. Она начала двигать пальцами. Мучительно медленно. Все тело противилось этому темпу. Рене кусала губы, сдерживая свои порывы. Между ног все пылало — девушка еще сильнее замедлила темп, представляя его довольную кривую усмешку. Представляя, как Александр положил бы ладонь на ее щеку и нежно провел бы по ней, смахивая ее слезы. Воображая, как он оттолкнул бы ее руку между бедер, и она вскрикнула бы от того, что лишилась этих пусть и невыносимых, но таких сладких ощущений, чтобы уже через секунду самому войти в нее своими пальцами, гораздо более длинными, цепляя наиболее чувствительную, наиболее нежную плоть внутри. Бедра Рене вновь неконтролируемо дернулись наверх. Девушка протяжно застонала в свою ладонь. В полузабытьи она нащупала четвертую страницу его письма. Вытащите пальцы из себя. Возьмите в рот. Глубоко, до предела. Пососите их. Вкусите себя. Я помню Ваш аромат. Роза и жасмин, даже там внизу. Помню Ваш вкус — сладость Вашего удовольствия. Я закрываю глаза и почти чувствую его на языке. Ничего лучше мне не доводилось пробовать за всю свою жизнь. Добавьте третий палец. Смочите и его тоже. Медленно. Не спешите. Верните руку к своему лону. Войдите в себя тремя пальцами, Рене. Что Вы чувствуете? Это хоть немного похоже на меня? Хоть немного напоминает ощущения от моего члена внутри Вас? Закройте глаза, моя девочка. Начните двигаться. Пытайтесь представить, что это я. Вы можете ускориться. Входите в себя с высокой амплитудой. В такие моменты я не сдерживаюсь. Я бы вдавливал Вас в простыни, Рене. Я бы нависал над Вами. Я бы входил в Ваше тело яростно и глубоко. Я бы с каждым мгновением показывал, доказывал Вам, что Вы принадлежите и всегда принадлежали мне. Я бы растягивал это удовольствие. Я бы хотел владеть Вами долгими часами. Делайте так же. Сводите себя с ума. Нагоняйте то ощущение, за которым Вы так охотитесь. И тут же останавливайтесь. Замедляйтесь. Только чтобы начать новую погоню. Сделайте так несколько раз. Для меня. Я знаю, как сложно остановиться, но Вы сможете. Обещаю, когда это сладкое мучение закончится, Вам будет очень хорошо, моя девочка. Моя девочка. Моя девочка. Моя девочка. Слова звенели в ушах. Она слышала его низкий грудной шепот. Снова и снова. Когда посасывала два пальца. Когда добавляла третий. Соленый, чуть терпкий вкус ее удовольствия ярко раскрывался на языке. Она вошла в себя вновь. Стенки сомкнулись вокруг. Конечно, это и близко не походило на те ощущения, которые проносились сквозь нее, когда Александр владел ею, но Рене была уже так возбуждена, что даже этого было достаточно. Она двигала своими пальцами. Все быстрее и быстрее. Глубже. Сильнее. Вершина удовольствия была все ближе, почти в пределах досягаемости. Желание было так сильнó, что Рене не знала, как сможет заставить себя остановиться. Вам будет очень хорошо, моя девочка. Вновь его шепот, почти рык. Хрипота в голосе. Кажется, что ему не хватало воздуха, так же, как и ей сейчас. С громким измученным стоном Рене заставила себя замедлиться и начать все по новой. Сердце стучало в ушах. Ее безостановочно трясло, тело уже почти не слушалось, в ушах звенело, перед глазами все расплывалось. Она доводила себя почти до края и останавливалась. Снова и снова. Девушка представляла его удовлетворенную тонкую улыбку. Умница. Вы — просто чудо. Она и сама начала улыбаться. Ее вторая ладонь нащупала письмо. Рене заставила себя сфокусироваться. Я хочу, чтобы Вы дочитали эту часть до конца, прежде, чем продолжить. Я горжусь Вами. Вы вновь прекрасно справились. Я представляю Вас сейчас. Вы дрожите от желания. Вижу, как вздымаются ваши груди. Как Вы прерывисто и часто дышите. Вижу испарину на Вашем лбу. Фантазирую, как Ваши мокрые великолепные локоны липнут к лицу. Я хочу, чтобы Вы испытали наслаждение. Вы заслужили, Рене. Сейчас не останавливайтесь. Двигайтесь тремя пальцами в себе. Положите вторую руку на шею и сжимайте. Не думайте ни о чем, кроме меня. Я хочу, чтобы Вы кричали. Я хочу, чтобы Вы стонали. Если до этого Вы пытались заглушить себя — сейчас не смейте. Не сдерживайтесь. Плевать, что подумают. Вы — герцогиня. Вы — хозяйка поместья, в котором живете. Пусть ходят слухи, что происходило в Вашей комнате. Ублажайте себя, Рене. До остатка. До исступления. До предела.

Александр Бонтан

Она вскрикнула. Движение пальцев между ног стало безжалостным. Все мысли покинули голову, оставив лишь чистую чувственность и его образ. Его длинное тело над ней, его грудь прижимается к ее груди — кожа к коже. Александр целует ее глубоко и страстно, овладевает ею полностью. Отчаянно. Порывисто. Неумолимо. Он стонет, хрипит, рычит. С силой вдавливает ее в покрывала. Его движения резкие и сильные, но контролируемые. Она вновь громко простонала, на этот раз его имя, вспоминая об этой его исключительной выдержке. Ее тело содрогалось, дрожало, судороги скручивали мышцы. Александр в ее воображении задавал уже совершенно неистовый темп, ее руки повторяли его в настоящем. Напряжение внизу живота ставало еще горячее, еще ощутимее, она чувствовала, как все сжимается, весь мир сходился в одну точку. Девушка схватила себя за горло и сжала, почти лишаясь воздуха. Ублажайте себя, Рене. До остатка. До исступления. До предела. Ее скрутил мощнейший спазм, а что происходило после — она уже не понимала. Кажется, она кричала. Возможно, стонала. Его имя разносилось по всей комнате. Спина выгибалась, бедра вздымались вверх, вся кожа была объята огнем — он выжигал все мысли, выжигал само понимание реальности. Рене не осознавала, где заканчивается ее тело. Казалось, что она вознеслась и теперь невесомо парила вне времени и пространства. Все растягивалось, все искажалось. Появилось ощущение бесконечности и одновременно мимолетности приходящего. Все казалось относительным, все было иллюзорным. Кроме Александра. Его голоса, его слов, которые все еще гудели в ушах девушки, пока она медленно спускалась с высоты своей кульминации. Это были боль и удовольствие, самое утонченное страдание и чистейшее наслаждение. Рене тяжело дышала. Тело все еще гудело от отголосков сильнейшего оргазма. Она устало провела рукой по лицу, убирая с него свои влажные, спутавшиеся пряди. Девушка мягко водила подушечками пальцев по своей все еще чуткой к любому прикосновению коже. Она улыбалась все шире. Ее разум был чист и свободен. Бурные волны желания, которые несколько мгновений назад бушевали в ней, уступили место спокойному, безмятежному морю тихого счастья и наполненности. Ее ладони продолжали скользить по телу, успокаивая его, усмиряя. Грудь, бедра, живот, ниже, между ног. Все было слишком нежным, слишком отзывчивым — даже от самого легкого касания летели искры. Рене опустила взгляд на простыни. Оставалась еще пятая страница его письма. Девушка перевернулась на бок и протянула дрожащую руку к листу бумаги. Продолжая мягко ласкать себя между ног, она опустила глаза к последним строкам. P.S. Я доставлял себе удовольствие, мадемуазель. Впервые за более, чем два десятка лет. Я представлял Вас. Ваши нежные руки. Ваши глаза. Ваш рот. Ваши губы. Там, где Вы желали, чтобы я их представлял. Между своих бедер. На своем члене. Вы — мое удовольствие, Рене. Я излил семя на себя, а хотел бы на Вашу изящную спину. Или Вы бы желали, чтобы я сделал это в Вас, как в нашу с Вами единственную ночь? Мне нравится, что Вы просите меня исполнить Ваши фантазии. Расскажите, о чем еще Вы хотите, чтобы я Вам написал? Что еще Вы хотите, чтобы я сделал с Вами? Ее бедра опять скрутило. Самое деликатное прикосновение послужило толчком в бездну. Девушка вскрикнула от неожиданности, бумага выпала из ослабевших пальцев. Вспышка второго, еще более мощного оргазма пронеслась по всему телу. Она вновь оглушительно стонала. Это был ад. Это был рай. Чистилище. Рене не верила в Бога, но сегодня она молилась, чтобы это никогда не заканчивалось.