Под подозрением

2004г. Сентябрьск Прошло два года с тех пор, как Антон уехал в армию. И вот наконец он возвращался на скором поезде, мчал прямиком к вокзалу, где его уже ждали мама, сестра и… друг. Огромная металлическая махина со звонким скрежетом начала тормозить. В окнах уже можно было увидеть столпившихся пассажиров, которым не терпелось как можно быстрее выйти из вагона, не смотря на то, что он еще не остановился. Когда поезд встал, из тамбуров начали показываться самые разные люди, на которых с объятиями вешались встречающие, загораживая проход. — Да иди ты нахуй! Дай сумку взять! — послышались ругательства из глубины вагона. — О, знакомый голосок, — усмехнулась Наташа, закуривая сигарету. Наконец-то Антон покинул тесную очередь людей, покидавших вагон, встретился глазами с родными, и машинально его лицо расплылось в широкой глупой, но искренней улыбке. Он радостно ринулся к ним, те тоже двинулись на встречу, но всем путь преградила огромная женщина, взявшаяся из ниоткуда. — Девушка, курение на платформе запрещено, — загундосила она. Наташа несколько опешила от таких слов, ведь уже настроилась встречать брата, а тут вылезло это недоразумение. Она сурово зыркнула на проводницу, на что та лишь закатила глаза, но потом поймала на себе и взгляд Миши, а потом почувствовала какую-то неприятную колкость в затылке, обернулась и увидела такого же угрожающего Антона в армейской форме. Ее окружили. Тут же она оглянулась по сторонам, будто вспоминая о каких-то срочных делах, и поспешила удалиться, и только мама крикнула ей вслед робкое «извините». — Малой! — протяжно крикнула Наташа, все же достав изо рта сигарету, и широко раскинув руки для объятий. Антон не стал, как раньше, делать вид, что они незнакомы, отводить взгляд, а чуть ли не напрыгнул на сестру в ответ. Следом он накинулся на маму, что от нахлынувших чувств, она уже успела пустить слезу. — Тоша, дорогой, — улыбнулась она, крепко обнимая сына. — Привет, мам. Миша стоял в стороне, не желая прерывать акт воссоединения семьи, и терпеливо ждал, когда очередь дойдет до него. Он вытянул руку для рукопожатия, увидев приближающегося Антона, но тот лишь отмахнул руку и кинулся Мише на плечи. Это было очень странно для него. Обычно Антон чурался публичных проявлений нежности даже с родными, кроме случаев долгой разлуки, но они вдвоем находились в другой ситуации, так что Мишу сильно удивила такая чувственность. — Я скучал, — еле слышно прошептал Антон ему на ухо, отчего Миша окончательно выпал. Что там с ним сделали в армии? Миша смог только неловко усмехнуться и неумело похлопать друга по плечу. На улице стояла жара: плюс двадцать два градуса. Самое то для Сентябрьска в июле. Для жителей, которые привыкли к девяти месяцам мороза это была небольшая передышка перед очередными холодами: можно было ходить в легкой одежде, купаться и наслаждаться солнышком. Все радостно шли домой, чтобы отпраздновать прибытие Антона. Мама рассказывала что-то про свою рассаду, а между тем Наташа злорадно смотрела на брата. В ее взгляде читалось: «Да, теперь ты это выслушивай!» Они оба любили маму и понимали, что для нее это важно, поэтому старались не расстраивать ее и делать вид, что им правда интересно какие красивые помидоры у нее выросли на подоконнике, но порой хотелось отправить ее в магазин к тете Тамаре с такими новостями. Антон с Наташей переглядывались и старались не сильно смеяться с каких-то понятных только им вещей, хоть никаких шуток и не было, они просто хихикали, пока мама в своем рассказе уже переключилась на огурцы. Тогда ребята перестали себя сдерживать и начали хохотать во весь голос, чем явно раздосадовали маму. — Я кому рассказываю? — возмутилась она, но в ответ получила лишь истерический смех детей: Антон взялся за живот, а Наташа начала вытирать слезы, — Нет, ну, дебилы! И в кого вы такие? — продолжала причитать мама. Она обернулась на Мишу, который шел сзади, в поисках поддержки, но тот, растерявшись, смог лишь пожать плечами. Они продолжали идти, обмениваться последними новостями, рассказывать, что изменилось в поселке, пока Антона не было, а сам Антон рассказывал, как прыгал с парашютом, перебирал автоматы и помогал со всем отрядом товарищу Прапорщику опохмелиться за пятнадцать минут до приезда Лейтенанта. Наконец они вышли на развилку. — Это, — начал Миша, — мне туда, — напомнил он, показывая в сторону своего дома. — Так, ты с нами посиди, — влезла сестра, — поедим, а потом с Антоном в комнате запретесь, — спокойно бросила она, закуривая очередную сигарету и ловя неодобрительный взгляд мамы. — Наташа, — грозно процедил сквозь зубы Антон. По правде говоря, провожали его куда менее высоким и крепким, чем встретили, потому сейчас его угрозы звучали убедительнее, но не для сестры. — Да ладно тебе, — продолжала Наташа, — я ж ниче такого не имела в виду, так? — ее лицо расплылось в ехидной улыбке. Мама до сих пор не знала про то, чем занимается ее сын с другом. Никто ей и не планировал рассказывать, в том числе и Наташа, просто очень уже ей нравилось так подшучивать над братом. Да и она понимала, что если бы настал тот ужасный день, когда мама обо всем бы прознала, то не по ее вине, а по вине самого Антона, который порой бывал слишко непредусмотрительным. — Пошли уже, — не выдержал Антон и зашагал в сторону дома. Только мама недоуменно смотрела на остальных, так и не поняв, что произошло, но для нее это уже вошло в привычку, так что она не стала заострять на этом внимания и пошла за сыном. На столе стояли соленья, компот, пирожки, конфеты. Антон был готов заплакать от вида всех этих вкусностей. В армии их не особо баловали чем-то хотя бы съедобным, не то что вкусным, хоть он и не был привередливым, но от вида перловки, намертво прилипшей к тарелке, его уже тошнило. Если бы не сестра, резко взявшая его за шкирку, Антон бы уже запихивал в рот все без разбора, умываясь слезами счастья. — Э, початок! Руки! — крикнула Наташа, — тебя там к гигиене так и не приучили? Зло зыркнув на сестру, он все же смиренно пошел в ванну. Его любимый кран, издававший звуки преисподни, все также харкал ему на руки теплую воду, моля его починить. В дверном проеме возник Миша, преградив ему проход. — Ты тоже руки мыть? — спросил Антон, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Ага, — кратко ответил Миша. С кухни были слышны шкворчание и лязг тарелок, а в ванной повисла неловкая атмосфера. Взаимоотношения Антона с сестрой и мамой даже за это долгое время не могли измениться — родня все таки, а вот с Мишей вопрос оставался открытым. Вдруг у него кто-то появился за эти два года или он передумал и все эти «взаимоотношения» ему вновь кажутся неправильными, поэтому он протянул руку на вокзале, а не обнял, поэтому хотел уйти домой? Хотелось решить этот вопрос наедине, но обстановка была не той, потому пока что оставалось только сохранять статус КВО. Но Антона все никак не покидали волнения, которые медленно перетекали в раздражение: «Че он мнется? Хоть бы слово доброе сказал, меня два года не было, сука.» Антон резко стряс воду в раковину вместе со всеми плохими мыслями, выдохнул про себя и машинально вытер руки о штаны, продолжив традицию игнорировать полотенце, которое висело у раковины. — Антош, подойди сюда, — крикнула мама из кухни. Он вышел из ванны и прошел на кухню, где Наташа нарезала перцы и помидоры для овощной тарелки, подъедая половину из того, что режет, а у подоконника уже стояла мама с растянутой до ушей улыбкой. Она выглядела, как первоклашка, который хвастается своей поделкой родителям, широко вытянув руки и указывая на свою любимую рассаду. Миша тоже пришел на кухню и, не найдя себе места, оперся о косяк. — Вот, — гордо произнесла мама, — моя армия овощей! Антон и Миша невольно усмехнулись от такой картины, но тут же себя отдернули, и все же мама успела это заметить. — А что ты смеешься? — спросила она у сына, — эти, в отличие от вас с Наташей, хотя бы съесть можно, — тут уже сестра поперхнулась перцем, не ожидая того, что и сама попадает под раздачу. — А вот это, — продолжила экскурсию по подоконнику мама, — моя гордость, — она указала на горшок с геранью с огромными бутонами. Антон никогда таких не видел такой герани, а их он повидал много: они стояли в квартире у каждого второго, даже в продуктовом ларьке была одна, но такую он видел впервые: нежным бархатным лепесткам словно не хватало места в соцветие, отчего цветок выглядел пушистым и мягким. Антон одобрительно покачал головой, признавая достижение. — Ее зовут Антон, — продолжила мама, — я посадила ее, когда ты уехал, — всхлипнула она. Он, конечно, понимал, какая это дурость: называть цветок в честь сына, который всего лишь уехал в армию, но он помнил, как непросто даются маме расставания. Так-то Антон и предложил ей в свое время заняться рассадой, чтоб отвлечься от тоски по Наташе, уехавшей в Москву учится. — Вот ты зачем уехал? — плакала она, — Наташа в разъездах, тебя нет. Антон подошел к маме и тихонечко ее приобнял: — Ну-ну, я уже дома, Наташа тоже, даже вон этот, — он указал головой на Мишу, — видишь, все дома. Наташа, продолжая безучастно жевать перец, присоединилась к объятиям. Она на протяжении месяца успокаивала маму, так что уже привыкла к таким эмоциональным всплескам. Когда все успокоились — вместе сели за стол и принялись есть, к разочарованию Антона, Наташа была очень голодной и смела почти все, оставив только пирожки с луком и яйцом, которые не ел никто, кроме мамы, поэтому пришлось обойтись одними овощами и чаем с конфетами. На протяжении всего застолья Антон зло испепелял сестру взглядом, будто она только что забрала у него смысл всей его жизни. Так долго он терпел, мечтал о том, чтобы по-человечески поесть, а эта гадина без зазрения совести нагло опустошила весь запас провианта, а теперь сидела спокойно, почесывая полное брюхо. Миша встал из-за стола и принялся собирать тарелки, но его остановила мама: — Ты чего, мы сами все уберем, — начала она, но теперь и не перебили. — Не-не, пусть убирает, — скомандовала Наташа, жуя конфету, — нам бесплатная рабочая сила не помешает. Вон еще Тоху припряги. Антон шумно выдохнул, он все еще сердился на сестру, встал из-за стола и без лишних слов начал убирать посуду. Время близилось к ночи. Посуда была убрана, на кухне уже погас свет, мама легла спать, а Антон с Мишей и Наташей сидели в комнате и продолжали вести пустые беседы о том-о сем. Разговор перескакивал с темы на тему, пока окончательно не исчерпал себя. В комнате повисло неловкое молчание: Наташа уже листала какую-то книгу, а ребята старались себя чем-то занять, лишь бы не ловить неловкие взгляды друг друга. — Этот, — начал шепотом Миша, чтоб не привлекать внимание Наташи, но в гробовой тишине даже шепот можно было отчетливо расслышать, — у меня пахан на смене и он будет не скоро: у них там какие-то проблемы с бумажками. — Ну… Антон помялся, посмотрел на читающую сестру, думая, как ей объяснить, что он собрался куда-то уходить: все таки они так долго не виделись, может Наташа была бы против его ночевки вне дома? Каким-то образом она смогла считать этот немой вопрос, не отрываясь от книги: — Да пиздуйте уже, — ответила она, — у меня еще наливка дяди Сережи не начатая без дела стоит — найду, чем себя занять. — Но я еще в душ хотел сходить, — начал было Антон. — У меня сходишь, — спешно ответил Миша, вставая и таща за собой друга. Прохладный ветерок приводил в чувства, но к несчастью не мог развеять неловкость, повисшую в воздухе, потому ребята молча шли по пустой проселочной дороге смотря на мигавшие в темноте фонари. Толку от них было мало, проще было просто дать глазам привыкнуть к отсутствию света, чем терпеть эти моргания. Под ногами, тем временем, хрустели песок с галькой, разбавляя ночную тишину. Во многих домах уже погас свет, лишь несколько желтых окон-квадратов контрастировали с темным небом. Антон, отвлекшись на ночной пейзаж родного поселка, даже на мгновенье забыл про свою проблему. Многие из этих мест наводили на приятные воспоминания: в дальнем доме из деревянного сруба, окрашенного зеленой осыпавшейся краской, какая-то женщина разводила кур, однажды он даже украл одну на спор, чем тогда без сомнения гордился, но курицу было деть некуда, поэтому Антон ее вернул, на дерево, которое по какой-то мистической причине росло в бок, они с Мишей в детстве часто взбирались и прыгали в сугроб, а за покосившимися ржавыми гаражами курили, прогуливая уроки. Антон безумно соскучился по этим местам, воспоминаниям и людям. — Кстати, — начал наконец Антон, — я слышал про твою бабушку… Я правда сочувствую. Она была очень хорошим человеком. — Да, спасибо, — грустно поблагодарил Миша. Они с бабушкой были близки, хоть и часто ругались из-за мелочей. Во всяком случае без нее в квартире стало пусто и одиноко: отец на бесконечных сменах, Антон уехал. Миша до сих пор не привыкнул к этой неуютной тишине дома: никто не перебирал посуду на кухне, не смотрел дурацкие сериалы, выкрутив громкость телевизора на максимум, не причитал, ходя по коридору. Странное чувство, — все хорошо, мы с батей, вроде, справляемся. — Ну, когда папа умер мы совсем не знали куда себя девать, — объяснял Антон, — Мне тогда казалось, что только Наташа знала, что делать, но ей было всего лет тринадцать. Короче, я знаю, что это нелегко, так что если будет грустно — помогу. — Спасибо, правда, — Миша остановился и грустно улыбнулся, задумчиво глядя под ноги. Ему важно было услышать эти слова хоть от кого-нибудь, — ну, ладно. Ты, кстати, в курсах куда Славу занесло? — приободрился он, сменив тему. Антон отрицательно покачал головой, припоминая Славу: хулиган, с которым дружили в школе и отбирали мелочь у детей помладше. — Так он щас в Ижевске в каком-то музее работает, экскурсии ведет. — Нихуя себе! Этот упырь? — рассмеялся Антон. Так-то он и Миша тоже были «упырями», но Слава вдобавок ко всему, по мнению Антона, был еще и тупым. Они еще долго обсуждали старых учителей, знакомых, одноклассников, как, у кого сложилась жизнь. Было по настоящему приятно удариться в эти воспоминания. Они так и продолжали беседовать, пока не дошли до двери в квартиру Миши. С ней у Антона тоже было связано много хороших воспоминаний, но изучая их, он обнаружил, что последние преимущественно были неприличными, от чего незамедлительно вогнался в краску, но в подъездной темноте, на счастье Антона, этого не было видно. Его, конечно, уже посещали подобные мысли на протяжении дня, но время, место и обстоятельства были не подходящими. Но как только дверь за его спиной захлопнулась, все сошлось: Миша развернулся и тут же прижал Антона к ближайшей вертикальной поверхности, ей оказалась тумба, и втянул его протяжный поцелуй, его горячее сбивчивое дыхание ошпаривало кожу, а легкая щетина на подбородке царапала ее. Антон ошарашено распахнул глаза и удивленно промычал. Он взял Мишу за плечи и с усилием «отлипил» от себя. — Ты хули так пугаешь?! — крикнул от неожиданности он, но, увидев лицо Миши, понял, что вопросы излишни: он уже был готов разорвать Антона прямо на этой чертовой тумбе. — Ты не хочешь? — спросил Миша, но сделал это с таким видом, как будто ответом может быть только согласие и ничего больше. Антон хотел, безумно хотел. Больше года он смотрел на крепких мужиков в форме и одиноко дрочил в туалете, думая о том, что хотел бы в этой форме увидеть и Мишу. Было по настоящему сложно в такие моменты не слететь с катушек и нагло не уехать домой. Так почему же сейчас он был столь не уверен? — Я хотел сходить в душ, — ушел от ответа Антон. — Пошли в душ, — коротко ответил Миша, таща его за руку в сторону ванной. — Ага, чтоб мы там навернулись? — возмутился Антон. Он понимал, что оттягивает неизбежное, но может, все же удастся ненадолго это неизбежное отложить, хоть Антон еще не до конца понимал зачем. Миша шумно выдохнул, поняв, что уговоры бесполезны. Он спокойно посмотрел на Антона, чтоб больше не пугать его: — Хорошо, — расстроенно ответил Миша и открыл тумбочку, достал полотенце и протянул его Антону. Тот лишь кивнул и поспешил в душ. На стенах в углах под потолком ванны проглядывалась плесень, а слив был ржавым и явно нуждался в чистке. Покосившийся душ жалобно скрепер, словно из последних сил держался на стене. Холодная вода мягко стекала по плечам и приводила в чувства разгоряченную голову. От чего мысли перестали быть такими сбивчивыми. Но теперь можно было понять, что мысли эти тревожные: «А вдруг он сюда кого-то водил? Я-то в армии был — ни шагу без указа, а он мог свободно гулять, цеплять кого захочет.» Антон не мог позволить себе спросить об этом прямо, ведь это было «по-бабски». Но и другого варианта он придумать не мог. Закончив банные процедуры, Антон накинул на поясницу полотенце и уверенно пошел в комнату, он все еще не понимал с какой стороны подойти к этому вопросу и как его так грамотно задать, но он уже стоял в дверном проеме в одном полотенце, если бы он стал медлить — Миша просто сбил бы Антона с ног, накинувшись, как пес на хозяина, которого давно не видел, но тот, на удивление, спокойно лежал, смотрел в потолок, сложив ногу на ногу, и покачивал ступней, словно в такт какой-то мелодии. Увидев Антона, Миша сел на край кровати и вытянул руку: — Иди сюда, — устало выдохнул он. Антон присел к нему на колени лицом к лицу. Миша лишь безмолвно обнял его за поясницу, уткнувшись в грудь лбом. Несколько минут они сидели обнявшись, слушали тишину, дыхание друг друга и ни о чем больше не думали. Так приятно было наконец просто увидеться, посидеть вместе. — Я тоже скучал, — шепотом произнес Миша, — очень. Сердце начало стучать быстрее. Антон очертил пальцами изгибы мышц под футболкой на его крепкой спине, как же ему этого не хватало, а ведь когда-то он бы себе такого и представить не мог. Антон чуть отстранился, посмотрел на лицо Миши, оглядел любимые черты и невесомо поцеловал. И как он раньше без этого жил? — Антон, если не хочешь, не делай так пока, — попросил Миша, — а то я с ума сойду, — нервно усмехнулся он, — Я, конечно, сам олень — одежду тебе не дал. — Сам возьму, — спокойно ответил Антон, опустив голову на Мишино плечо. — Да я щас принесу, — он хотел было встать, но Антон даже не пошевелился, дав понять, что никуда сейчас Мишу не отпустит, — Ладно, — вздохнул он. — Миш? — А? — А ты ждал меня? — наконец спросил Антон, но Миша лишь недоуменно опустил на него взгляд: — Ясен хуй, стал бы я на вокзал переться, с вами обедать, к себе звать. — Ну, да, но… — Антон сплоховал, его вопрос неверно истолковали. Он начал нервно потирать костяшки пальцев за спиной Миши, подбирая слова, — не в этом смысле… Сердце начало биться громче, а кожа краснеть от смущения. Все пошло не по плану, Антон боялся выглядеть глупо. — А-а, — многозначительно протянул Миша, — боишься, что я тут с телками кувыркался, пока тебя не было? — его губы растянулись в ехидной улыбке. — Ага, щас! Мало ли, что я имел в виду? — возмутился Антон, лишь сильнее вжимаясь в Мишино плечо, чтоб скрыть смущение. — Не боись, — по-доброму улыбнулся он и начал гладить затылок Антона: его волосы уже успели немного отрасти, видимо, в последний месяц он решил дать им отрасти, вопреки уставу, — я был верен, как псина. Даже если бы хотел — не смог — в унике свистя жопой долги пытался закрыть. Антон продолжал краснеть. Затылок стал таким чувствительным за это время, потому прикосновения ощущались иначе, чем раньше. — Я ответил на твой вопрос? — уточнил Миша. — Угу, — промычал Антон ему в плече. Ну, почему каждый раз, когда дело доходит до какой бы то ни было близости, он не может и слова сказать от неловкости, а может лишь мяться и выдавать какую-то бессмысленную белиберду: — Я, наверно, так глупо выгляжу, да? — усмехнулся Антон, озвучив мысль. — Нет, меня это наоборот возбуждает, — спокойно и откровенно признал Миша. — Ты че несешь-то?! — Антон тут же отпрянул, чтоб посмотреть на эту наглую рожу: нельзя же вот так с бухты барахты такое говорить! — Да-да, вот это растерянное красное лицо и твои попытки его скрыть, пиздец, как заводят, — улыбаясь добавил Миша. Антон никак не мог понять, как что-то такое может возбуждать, но через несколько секунд он смог прочувствовать эту мысль сквозь тонкую ткань полотенца. — Да ты..! — оборвал мысль Антон, лишь больше краснея. Конечно, его тоже возбуждала эта ситуация, но он никак не мог заставить себя говорить о чем-то подобном. Более того, не один Антон за эти два года возмужал: Миша тоже стал рельефнее, выше, отпустил легкую щетину. Антон не мог спокойно смотреть, на это. Он выдохнул, собравшись с силами, робоко чмокнул его в уголок рта и начал спускать слегка трясущиеся руки вниз. Прошло уже три года, с тех пор, как они начали заниматься подобным, но он до сих пор не мог так же спокойно прикасаться к нему, целовать. Каждый раз Антона начинало бросать в жар, а сердце начинало громко колотится. — Эй, — притормозил его Миша, взяв за запястье, — Я так еще два года буду ждать, — улыбнулся он, — давай я сам. Миша взял Антона под спину и одним резким движением уложил на кровать, затягивая в страстный поцелуй. Он так соскучился по этим нежным розовым губам, светлой коже, робким стонам, по тому, как Антон зажмуривает глаза перед поцелуем. Миша мог наслаждаться этим часами, словно заново вспоминать забытый любимый образ, оглаживать эти плечи, ключицы и бедра. Полотенце одним резким взмахом руки полетело вниз. Как же долго он этого ждал. Миша начал оставлять дорожку поцелуев, переходя с шеи на грудь. Он перевернул Антона на живот, оставляя красные следы на его затылке. Руки выписывали какие-то фигуры, очерчивая каждый изгиб. *** Антон, не мог говорить — только протяжно стонать: по телу разливались мурашки удовольствия, с каждым толчком или прикосновением — новый прилив ощущений. Тело стало ужасно чувствительным: оно изголодалось по этим острым ощущениям. Он все не верил, что это происходит на самом деле, а не у него во сне или воображении. Было сложно на чем-то сконцентрироваться — удовольствие затопило все противоречивые мысли и страхи, не оставляя им возможности пробиться наружу. Ни одна девушка не пошла бы ни в какое сравнение с Мишей: его прикосновения к коже, невесомые поцелуи были такими заботливыми и робкими, словно он боялся, что приложит чуть больше силы, и Антон разобьется, как фарфоровая кукла, хотя он скорее таял, как масло под горячим ножом. — Д-да…убавь ты…звук, — отрывисто и на выдохе пытался сказать Миша, но, кажется, Антон его не слушал, продолжая громко стонать. Тогда Миша решил закрыть ему рот рукой: ладонь легла на влажные губы, но силы были сосредоточены не на ней, а на бёдрах, поэтому пара пальцев незаметно скользнула в приоткрытый рот. Пальцы правой руки Миши оказались у Антона во рту. Он притих от неожиданности. Антон был не в том положении, чтоб задавать вопросы: он никогда не обладал выдающимся красноречием и все же мог прямо сказать, что его не устраивает, но сейчас ни мысли, ни обстановка не располагали к возмущениям и вопрошаниям. Антон прошёлся влажным языком по ребру пальца, все же найдя это удовольствие возбуждающим, он неуверенно вычерчивал мокрые полосы на разгоряченной коже, словно пересчитывал фаланги. Новая волна возбуждения окатила парней: голова кружилась от экстаза и вырывалась стонами и шумными выдохами. Воздуха не хватало, а вместе с тем стук сердца разрывал грудь. Казалось, еще несколько толчков и оно остановится, не выдержит такого наплыва удовольствия. Миша вытащил пальцы изо рта Антона и положил руки на ребра, вцепился в них ногтями и последний раз резко притянул его к себе, шумно выдыхая, оставляя на светлой коже ярко-красные полосы. С уст Антона сорвался жалобный стон, он упал грудью на кровать, не в силах больше ровно держаться на руках. Рёбра пульсировали тупой болью, но Антон не обращал внимания, он чувствовал только то, что заполняло его изнутри и стекало по внутренней части бёдер. Миша только в этот момент заметил, оставленные им же царапины. Он невесомо провел по ним рукой, оценивая масштаб повреждений: — Черт, извини, — неровно дыша, сказал он. — Нь…Ничего. Забей, — устало попытался ответить Антон, ловя ртом воздух. Миша вытащил член и отошёл в сторону, чтоб привести себя в порядок. Колени Антона разъехались — уже нечему, да и незачем было их держать. Он просто лежал и пытался собраться с мыслями. Тело было тяжелым: ему казалось, что один только палец весит килограмм двадцать. Антон не двигался и старался хотя бы перевести дыхание. — Эй-эй, ты че? Все нормально? — обеспокоенно спросил Миша и подлетел к Антону, заметив, как тот распластался на кровати. Миша ещё раз осмотрел Антона: тот лежал неподвижно, раскинув бёдра и согнув колени, задница была красной от постоянных шлепков. Почему-то хотелось его прижать к себе и согреть, даже если ему не холодно. Миша осторожно положил руку Антону на спину и наклонился, чтоб разглядеть его уставшее лицо: — Але-е. Ты как вообще? Живой? — ещё раз спросил Миша. — Да-да, — уже чуть бодрее отвечал Антон, — просто полежу так немного. Миша выпрямился, уже собираясь выйти из комнаты, как тут вновь случайно бросил взгляд на положение Антона: — Нет уж, погнали. Тебе снова нужно помыться, пока пахан не пришел, — строго сказал Миша, тормаша Антона за плечи, но в ответ получил лишь протяжный недовольный стон. Обоих охватила усталость. Тогда Миша обошёл кровать, потянул Антона за щиколотки, выпрямляя ему ноги, и повернул на спину. Тот не сопротивлялся, а лишь тряпичной куклой лежал и следовал всем движениям Миши. — Пойдём, — уже мягким шепотом попросил он. Антон лениво глянул на Мишу и, все же собравшись силами, сделал рывок, чтоб вскочить с кровати. Только он встал прямо, как по его ногам начали скатываться теплые густые капли. Антон замер. — Ну, а сейчас че? — недовольно спросил Миша. — Блядь, — коротко описал ситуацию Антон. — Что? — уже озадаченно спросил Миша. — Там, — он указал взглядом вниз. — Че «там»? — Течет. Миша опустил глаза и заметил, как капли его же спермы стекают по внутренней стороне бёдер Антона. — Еб твою-, — Миша быстро сел на корточки, стараясь все вытереть ладонью, но получалось только размазать. — Ты че делаешь?! — воскликнул Антон то ли от возмущения, то ли от правдивого непонимания. — Подожди, — Миша выпрямился и подхватил Антона под колени и спину, чтоб взять на руки. Антон завопил и замахал руками, явно не довольный происходящим: — Я че ходить сам не могу, сука?! На место меня поставил быстро! — Да завали ты! Тут недалеко, — надрываясь, сказал Миша. Они с Антоном были схожи по комплекции, поэтому тащить такую тушу было не просто, особенно когда она орет и машет руками и ногами. Миша дошел до небольшой комнатки и положил Антона в ванную. — Помощь нужна? — отдышавшись, спросил Миша. — Ага щас! — воскликнул Антон, — уж в свои-то годы я в состоянии самостоятельно себе жопу помыть. — Ладно, зови, если че, — Миша развернулся и, махнув рукой, вышел из ванной. Лежать вместе в кои-то веки было приятно. Просто лежать в обнимку, как герои какого-нибудь слащавого сериала, оттого в первые разы Антон сопротивлялся такой практике, говоря, что это делают только сладкие парочки, от которых его всегда тошнило, но однажды, не найдя в себе силы встать с кровати, был пленен в крепкие объятья Миши. С тех пор ему нравилось так лежать вместе, но, само собой, он бы никогда в этом не признался. Свежий ночной воздух разносился по комнате через открытое окно, наполняя комнату запахом улицы. Антон сонно пялился в потолок, положив голову на Мишино плечо. и ни о чем не думал, лишь слушал, как за окном шелестит листва, как размеренно и спокойно стучит сердце под его ухом. Миша легонько перебирал короткие пряди на его голове и боролся с напавшей на него сонливостью. — Знаешь? — шепотом спросил Миша, разглядывая незамысловатые узоры из трещин в штукатурке на потолке. — М? — еле слышно отозвался Антон. — Я люблю тебя, — так же тихо ответил Миша. Эти слова прогнали весь сон. Антон резко вскочил, глядя Мише в глаза. «Люблю» — такое сильное и странное слово. Нельзя говорить его кому попало, они же не маленькие детишки, чтоб так просто им разбрасываться. Он прокручивал это слово в голове раз за разом, пытаясь осознать весь масштаб чувств, которое оно описывает. Антон никогда не признавался кому-то в любви, потому даже примерно не представлял, что имел в виду Миша. Это ведь значит не только симпатию или секс. Это что-то куда более сильное и необъятное. Сердце Антона начало биться чаще от таких слов: он был в смятении и совершенно не понимал, как ответить. — Ты чего? — удивленно спросил Миша, глядя на ошарашенного Антона, который замер, словно зебра на водопое, которая прислушивается к малейшим шорохам. Его вид был озадаченным и в тоже время испуганным. — Любишь? — уточнил Антон, словно пробуя слово на вкус и пытаясь распробовать. — Я никогда этого не говорил, конечно, но разве это не очевидно? — вопрошающе ответил Миша. Очевидно? Разве такое может быть очевидным? Подчас Антон не мог понять, что сам испытывает, не то что другие люди. Что вообще это значит? — Разве? — тихо и удивленно спросил Антон. — Конечно, — ответил Миша, возвращая его назад в свои объятья. А любил ли он Мишу сам? В фильмах парочки признавались друг другу в любви на крыше под звездами, врывались в церковь и кричали «Я против этой свадьбы!», отказывались от всего на свете, лишь бы быть вместе. Разве их отношения похожи на то, что люди называют «любовью»? Они скорее были похожи на «корешей», старых друзей, которые когда-то вместе дрались за гаражами с другими ребятами, пили пиво, рассказывая друг другу смешные и глупые шутки. Это ведь совсем другое. — А я? — недоуменно спросил Антон, надеясь, что если не у него, то может у Миши был ответ. — Не знаю, — кинул он, устраиваясь поудобнее на подушке, — ты заботишься обо мне, переживаешь. Я конечно не спец в таком, но, наверное, это оно и есть. — Да? — Антон задумался. Он правда хотел быть рядом с Мишей, скучал по нему, переживал, если с ним что-то случалось. А может и в правду? Суть не в досуге, а отношении? — А ты скажи вслух, — предложил Миша, уловив недоумение в словах Антона, — может понятней станет. Антон пробормотал под нос про то, что это не самая умная затея: разве могут произнесенные слова что-то прояснить? И все же еле слышно сказал: — Я тебя люблю. По его груди разлилось какое-то странное, словно забытое, тепло. Антон так давно не говорил этих простых, но искренних слов кому-то. Он все еще не до конца понимал, что значило его «люблю», но он определенно хотел его повторить, но громче, больше, сильнее. Антона накрыла какая-то волна эйфории. Он широко улыбнулся: — Я люблю тебя, Миш. — И я тебя, дурик.