Под подозрением

Новый день будоражил фантазию Антона. Ему все еще было не по себе от событий последних дней, но вчера они приобрели новый оттенок: в них уже не было той мрачной тревоги, а скорее снисходительная усталость и ожидание лучшего. Наконец он мог просто уединиться дома и погрузиться в изучение физики. Эту часть себя он старался скрывать от друзей, но физика правда ему нравилась, еще и была необходима для поступления, потому Антон любил отдыхать от всей этой школьной драмы за формулами и цифрами. — …если синус первого угла одна вторая… тогда эн…— бормотал Антон себе под нос, жуя кончик шариковый ручки, но его идиллию прервал грохот открывающейся двери. — Антон! — взволнованно прокричала мама, — мне дядя Федя звонил! Из милиции! Он ошарашено взглянул на мать, пытаясь осознать сказанное. В голове было непривычно пусто, как будто радио, вещавшее семнадцать лет подряд неожиданно стихло. — Как из милиции? — повторил Антон, пытаясь поверить в услышанное, — из какой милиции? — Что ты натворил?! — срывающимся голосом воскликнула мама. Антон начал прокручивать в голове последние события, судорожно пытаясь вспомнить хоть что-то, но в голову лезла только каша, скомканные образы и ничего больше. Пока наконец смутной картинкой не всплыло воспоминание школьного туалета, дрожащего бледного школьника и ножа-бабочки, что Антон приставил к его горлу. Господи, что он натворил? Антон лишь перевел испуганный взгляд на маму, от чего та начала истерически рыдать, сползая по косяку двери. Сонная Наташа, пришедшая на звуки крика и плача, зло и вопрошающе смотрела на Антона. В ее взгляде читалось четкое намерение убить на месте, но она лишь процедила сквозь зубы краткое: — Что случилось? — Я, кажется, жестко накосячил, — безэмоционально отчеканил Антон, пока в его голове тоже начинала завывать истерика: начав откуда-то из далека и подбираясь все ближе вместе с осознание происходящего, она заполнила собой разум окончательно. Наташа спокойно вдохнула и выдохнула, пытаясь прийти в себя: она знала, что когда-то этот день может настать, старалась не думать о нем, но все же знала. Она аккуратно опустилась на пол к матери, аккуратно ее обняла, поднимая на ноги, и повела в зал. — Успокойся, сейчас мы во всем разберемся, — повторяла Наташа матери, пока та лепетала, задыхаясь от слез: «Нет, его посадят!», «Посадят!». Антон безмолвно пялился в стену: он не слышал ни рыданий матери, ни голоса сестры. Все о чем он сейчас мог думать, как бы было замечательно вернуться на денек другой назад и оставить этот чертов нож дома, а ведь только все начало налаживаться… — Так, — Наташа рывком вошла в комнату, — а теперь спокойно и по пунктам — что случилось? Антон молча перебирал мысли, пытаясь поставить их в нужном порядке: — Мы были в туалете, прижимали одного пацана, и я… — замялся он. Сложно было рассказать сестре, какой жестокий поступок он совершил, — приставил нож… к горлу, — Антон сошел на шепот. Ему было до невозможности стыдно за эти слова, за то, что он натворил. Он и так всегда полагался на сестру и маму, на их помощь, а теперь, вместо того, чтоб помогать — создает лишь больше проблем. — Если нам позвонили, значит, ты не подозреваемый — тебя просто допросят, я поеду с тобой как законный представитель, поэтому молчи и ничего не говори сам, пока я тебе не скажу, понял, — строго объяснила Наташа. У нее не было времени ругать Антона или ужасаться, нужно было для начала со всем разобраться. Снег окружал милицейский участок, что угрюмо стоял между панелек. Своей серостью и строгостью эта бетонная коробка наводила ужас на Антона. Ее окна были исполосаны решетками, а выцветшая надпись «Милиция» нагоняли лишь больше страха. Пройдя внутрь Наташа с Антоном увидели унылые пустые коридоры из стен, покрашенных синей краской, что еле освещались старыми потолочными лампами, приемное окном, где сидела сонная женщина в форме под огромной табличкой с надписью «Дежурная часть». Не дойдя до нее, Наташа с Антоном встретили дядю Федю или, как следовало бы к нему обращаться здесь, Федор Сергеевич — товарищ участковый. — Здравствуй, Наташа, — сонно пробормотал он. Федор Сергеевич был на посту круглыми сутками, не удивительно, что к двухдневной щетине добавились и круги под глазами, — и тебе, Антон. — Здравствуйте, — серьезно ответила Наташа, — мама не может прийти, по состоянию… здоровья, могу я выступать законным представителем? — спросила она. На что Федор Сергеевич лишь устало махнул рукой и проводил их в свой кабинет. Некогда просторная комната была заставлена кучей самых разных бумаг, некоторые дела лежали там еще со времен Советского Союза и, пылясь, смиренно ждали, когда их кто-нибудь наконец уберет в дальний ящик. Федор Сергеевич устало выдохнул и поднял с одного из кресел коробку с папками, приглашая посетителей присесть. — Так что случилось? — наконец спросила Наташа. — Мы просто действуем по протоколу, — упал он в свое кресло, — так-то мой шкет уже все рассказал. — Как все рассказал? — тихо спросил Антон. Вмиг его кожа побледнела, а руки начали трястись. Наташа посмотрела на Антона — его вид выдавал его с потрохами. Она аккуратно протянула ему руку за столом, чтоб немного успокоить брата, который уже находился в предынфарктном состоянии. Наташа взяла его за трясущуюся ладонь, а Антон впился в нее, как тонущий цепляется за спасательный круг. — Да, Александра Карпова с заявлением пришла, говорила сына ее избили. Я, предлагал мирно все решить, а она настояла на заявлении, — спокойно объяснял Федор Сергеевич, — но мы все урегулируем, — заверил он, — вообщем, ты за Мишкой присмотри, а то, не ровен час, так убьет кого-нибудь. — В смысле? — непонимающе попросила Наташа. — Ну, это ж Миша его избил. Вам Антон ничего не рассказывал? — поинтересовался Федор Сергеевич, с подозрением глядя на Антона. — Нет, — спокойно ответила Наташа, стараясь выглядеть убедительно, — а мы уже думали, Антон чего натворил, — объясняла она, — а тут вот что… — Ну, его тоже стоило выслушать, для начала, — смягчился Федор Сергеевич, — а то мало ли что случилось, — усмехнулся он, — короче, вот эти бумажки заполните и больше я вас задерживать не буду. Наташа внимательно рассматривала документы, объясняя Антону где, что и в каком порядке он должен был заполнить. Царапая старой ручкой листок бумаги, он проставлял подписи, заполнял бланки и, когда наконец все было готово, вручил их Федору Сергеевичу. — И я тебя прошу, — он доверительно посмотрел в глаза Антона, — присмотри за этим идиотом. Антон лишь кратко кивнул в ответ, успокаивая сердечный ритм. Они тепло попрощались и ушли. Снег размеренно хрустел под ногами. В душе Антона стало намного спокойнее, он был бесконечно рад, что этот инцидент не обернулся катастрофой, но ему все еще было ужасно стыдно перед родными, да и перед Мишей тоже. Наташа угрюмо смотрела вперед, насупив брови. — Натах, я… — Не надо, — перебила Антона она, — просто прекрати всей этой херней страдать: поступи в хороший универ, уедь отсюда нахер и забудь уже наконец про всю эту бандитскую хуету! О матери подумай, она там чуть со страху кони не двинула, блядь… — успокоила под конец интонацию Наташа. — Хорошо, прости меня, — Антон виновато смотрел под ноги, — и спасибо, что помогаешь, — тихо сказал он. — Мише своему «спасибо» скажи, — раздраженно ответила Наташа, — не знаю, че у вас там творится, но это он твое гузно прикрыл. Как же вы оба меня задрали, — раздраженном шепотом добавила она. Антон лишь кивнул и смиренно поплелся за сестрой, думая о том, как же ему повезло с близкими и какой он дурак, что не понимал этого раньше. Знакомые пейзажи сменяли друг друга, как картинки на старой пленке, медленно плыли друг за другом. Тут в глубинке, где не было ярких вспышек шумного города, звезды сияли намного ярче. Снежинки медленно падали на землю и лишь некоторые иногда подхватывал пролетающий мимо ветер, закручивая их в петлю. А снег блестел под единственной лампой, которая в кои-то веки начала работать исправно.