Поближе ̶к̶ ̶е̶д̶е̶ к тебе

Аукцион для Сакуры начался с роскошной ванны, которую приготовила матушка. Все дети встали рано, чтобы сопроводить свою надежду на сытую жизнь в место, где ее купят. Брат и сестра ненавидели ее за то, как она спокойна. Это не так, Харуно было тревожно. Вдруг ее купит муж-вампир ее погибшей сестры? Вдруг ее купит тот, кто любит мучить и измываться над людьми, вдруг сегодня вообще последний день на земле красавицы с розовыми волосами? Но даже со всеми тревогами Сакура бы, если бы ее спросили хочет ли она остаться здесь – говорила бы твердо: нет. Иногда она мечтала, что выйдет замуж на классного вампира-старика, который будет кусать ее «по праздникам» и девушка, по сути получив его богатство, ни монетки не отправит в приют в виде подарков. Они без того заберут ее откупные - все говорили, что они будут стоящими. Ее считали доброй, и все привыкли смотреть на Сакуру как на ту, что вечно должна. Должна уже тем, что родилась привлекательнее большинства. Хотелось мести. Хотелось, уйдя отсюда, ни разу не обернуться на счастливые лица детей, которые тоже уже в ней привыкли видеть еду, а не человека. Кто-что любит из этих малышей и тех, кто постарше? Все мечтают, что сейчас она принесет за свою жизнь необъятную сумму, а потом еще и будет регулярно привозить им подарки. Выбора нет, как отдать средства за продажу себя вампиру продуманной матушке. Но как было бы здорово увидеть лицо хозяйка, когда она поймет, что ничего не получит, что годы мучений Сакуры, вбивания в девочку этого отвратительного слова «должна» - прошли зря. И матушка осталась ни с чем. Сакура засыпала накануне аукциона очень спокойная, с мечтами о заслуженной мести. Даже если она проживет потом как бабочка-однодневка, она хочет сгореть как феникс – красиво; раз уж так распорядилась судьба, пусть все у Сакуры будет красивое – и месть, и смерть. Только кое-что беспокоило ее. После нее матушка может даст детям спокойно пожить год, но если жадность взыграет, то почти сразу ей выберут замену. Среди детишек были симпатичные и те, кто смотрел на нее с восхищением, скоро будут на себе ловить те же взгляды выгоды матушки и других детей. Харуно думала, что ей не будет жаль. Сакура всегда вела себя как добрая, а скорее послушная, сестра, но на деле старалась ни к кому не привязываться и никого к себе не подпускать. Сама не понимала почему. Возможно из-за ярости, что дети радуются ее горю, будто бы это здорово – приносить себя в жертву. Или потому что все так просто приняли, что она белая ворона и надо клевать ее… Последнее время Сакура приглядывалась к детям. Чуть погодя матушка пристроит и брата с сестрой – они на год младше Харуно. Может этот год малыши будут в порядке. Но после… После будут один, два или снова трое детей, которых возьмут в зависимости от того сколько денег выручат за Сакуру и брата с сестрой. Их поселят в отдельные комнаты "выпустившихся" жертв. Если денег получат больше, чем планировали, возможно приют проживет спокойно несколько лет без жертвы. Если получат недостаточно, то в комнате Сакуры поселят самого красивого из имеющихся детей. Или же этим повезет и снова кто-то из нуждающихся родителей сдаст за определенную сумму свое дитя, которое окажется милым и аппетитным. Сакура говорила себе не привязываться ни к кому. Свою доброту она оставила только для себя. Может, ее родители также продали ее хозяйке, чтобы прокормиться? Они могли бы вырастить малышку и продать ее за сумму в сотни раз больше, но тогда, как знать, о чем они думали. Сакура одно время пыталась узнать правду о своих родных, но оставила это. Лучше вообразить, что они погибли и она чудом осталась жива, вот ее и пристроили в приют. А если узнает, что родители живы, и, может, воспитывают еще детей, пожалуй, кровь себе испортит переживаниями. Вот и сейчас, мысль пронеслась о судьбах следующих красивых детей и погибла. Нельзя допустить слабости и мстительности и сострадания, ее кровь должна течь размеренно, не меняя темпа, чтобы постепенно доходить ароматом до ее будущего мужа… Ей нужно, чтобы ее хотели. Иначе нельзя. Сакура понимала, что попадет к вампиру, от которого не знала чего ждать. Всегда существовал риск ее убийства. Но что для матушки станет главнее – к этому моменту в приют поступит огромная сумма, которая прокормит человек сорок год, два, а то и десять лет. Ее сестра была красива, Сакура никогда не думала, что тоже сможет так много выручить за себя как она. Иногда Харуно даже хотелось, чтобы ее купили за гроши, чтобы позлить матушку, чтобы увидеть это выражение на лице: все напрасно, столько средств на чистые продукты, ее книги, ее хотелки – все зря. Как хотелось… Но, после она тут же возьмет новых детей. Может даже не троих, а больше, уже подростков, которых хватало в приюте, это чтобы долго не ждать законного совершеннолетия, и чтобы продать почти сразу. До восьми Сакура жила той же жизнью, что и те дети, которые сейчас смотрели на нее как на еду, хотя им не достанется ее крови, они съедят ее жизнь. И если ей не повезет с вампиром – а тут везение относительно – ее съедят быстро. Может она будет мертва уже годы, а дети и приют еще будут жить на ее деньги. Иногда хотелось этой справедливости, чтобы малыши ощутили тот же ужас и отчаяние… Но, чем она будет лучше матери? Чем хуже этих прожорливых ангелочков? Сакура позволяла себе эти мысли, чтобы потом отпустить, облегчить свою ношу, чтобы оставить все это здесь, как только уйдет за порог. Она не хочет сюда приезжать и потому последние дни гуляя по саду, Сакура прощалась не с людьми, которые тут жили, а с деревьями, с кустарниками, со всем живым, что стало важнее. Она присела перед муравейником и все также безмятежно смотрела на него, хотя трудяжки-муравьи радовали ее куда дольше и больше людей. - Прощайте, милые. Спасибо за все. В последний день в приюте ей подарили красивое платье – белое, почти как у невесты. Сакура бы очень хотела забрать отсюда свои книги, но, кажется, придется их оставить. Оставить все тут, кроме себя самой. Может это и правильно: оставить все, прошлую жизнь тут, начиная новую. Как знать, может Сакура попадет в ад, где ее каждый ночь будут выпивать. Законы законами, но отчего-то человеческие жены и мужья вампиров редко когда жили десятками лет. Стоит переборщить вампиру и человек погибает, а кровь в него обратно не вольешь. Она тоже может погибнуть, но малышей в приюте это не касается – они хотят есть и так уж вышло, что Сакура их путь к еде. - А когда ты поженишься, будешь мне подарки привозить? Я так хочу ту куклу, которая в большом магазине на витрине на главной улице! – Сакура расчесывала волосы одной из девочек и, как и всегда, безразлично слушала болтовню детей, но сегодня почти по сердцу резануло. Всегда знала, что ее ждет, но сейчас Харуно продали за куклу и вкусности. Желание справедливости затопило юное сердце и… Сакура слегка и безразлично улыбнулась. - Может быть. Ей бы жалеть малышку – она довольно милая, а еще год-два и начнет расцветать. Только порой что-то просыпалось в Сакуре и ей хотелось, чтобы каждая такая девочка или мальчик, продающий ее с сияющими глазами, пережил тоже самое, что она. Ее предают и внушают ей же, что она все равно что-то еще должна им. - Ну, Сакура! У тебя же будет куча денег! Эти деньги заберет матушка, а имущество мужа останется за ним – у Сакуры ничего не будет кроме статуса и воли побаловать человеческую жену от ее благородного вампира. Проблема в том, что у нее никогда ничего и не было. Вся собственность Сакуры все равно принадлежала приюту и матушке. Вот и ее платья – некоторые она донашивала за сестрами, очень немногие куплены только для нее. Случались такие дни, когда пары приходили за ребенком. Сакуру бы ни за что не отдали, но в такие дни приходили и вампиры: они не заходили за ограду – вампирам было запрещено усыновлять человеческое дитя. Однако в такие дни дети особенно нарядны и хороши как на подбор. И еще можно увидеть тех несчастных, к которым принадлежала Сакура. Часто мимо оград приюта прогуливались разные люди, будто случайно. Бывали случаи, когда детей крали. В детстве даже Сакуру пару раз едва не украли. Но в этом приюту повезло – матушка своих не отдавала, а если случалась беда, с боем вырывала из рук похитителей. По словам хозяйки, часто на это преступление шли именно люди. С подачи вампиров, но человеческими руками. Потому как наказание за кражу ребенка совсем разные для кровососа и человека. Украсть могли где и когда угодно. Потому матушка первым делом выстроила высокую крепкую ограду вокруг территории приюта. И они держали собак. Сакура не сильно их любила, потому что днем они сидели на цепи, а ей всегда хотелось их отпустить поиграть на воле. Но если бы сделала – ждало бы наказание. Она не любила свое бездействие в их печали. - Ты опять чудишь, - фыркала сестрица по несчастью, когда Сакура намеренно обходила собак. – Ну ты безжалостная, - девушка подкармливала псов корочками хлеба. По сравнению с ней Сакура холодная. По крайней мере так выглядело. Но вернувшись в свою комнату, Харуно плотно прижимала лицо к подушке и старалась прокричаться так, чтобы ее не услышали. И не увидели. Чтобы никто не понял насколько ей не все равно. Для Сакуры в тот переломный момент понимания своей участи стало ясно, что нельзя привязываться ни ко кому и ни к чему. Она любила все живое, любила более животных, птиц, насекомых, да даже деревья любила больше людей. Потому что они ее не продавали, в отличие от ее приютской семьи. И вместе с тем, приласкать пса, который смотрел на нее своими блестящими черными глазами, в который тоска по любви побольше, чем у Сакуры – она хотела, но не могла. Полюбить кого-то в ее представлении – это дать ему свободу. Отпустить псов Сакура не могла, страшась быть непослушной, а потом придерживаясь своей роли безучастной особы. А Сакура иногда мечтала, как рвет ошейники и цепи псов и вместе с ними убегает из приюта. Они несутся лающей стаей по улицам городов и по полям лесов, и среди них счастливая девушка. Они бегут, и эти минуты, часы, дни, месяцы бега свободны от всех и всего. Их питает воздух, солнце, звезды… - Девочка, что ты читаешь? – спросил ее как-то голос за оградой. Она тогда сидела под кленом, который стоял рядом с ограждением – ближе всех среди всех деревьев. Матушка не любила, когда Сакура сидела тут. Но, с другой стороны, не сильно ругала, потому что последний год Сакура вроде невесты на выданье и эти странные смотрины через ограду выгодны матушке – к розововолосой жертве своего рода принюхивались разные подозрительные незнакомцы. Приют находился на окраине города, почти в деревне и потому все, кто тут появлялись прогуляться вблизи высокой железной ограды – уже были подозреваемыми в неладном, и всеми детьми заочно назывались вампирами, хотя бывали среди них и люди. Понятно, что цели таких незнакомцев едва ли благородны. Все это знали, но молчали, притворяясь, что этого нет. Словно сидеть в клетке в зоопарке – вот к какой мысли пришла Сакура. Она подняла голову. У ограды стоял человек в черном плаще с таким высоким воротом, что видно только глаза. Но и глаза почти скрыла широкополая шляпа. Вампир… - Не разговаривай, если тебя кто-то окликнет! – через раз повторяла матушка. Она верила, что вампиры обладают даром гипноза и Сакура уйдет с ними будто бы добровольно. Розововолосая слушалась матушку. Обыкновенно она вставала, молчаливо кланялась тому, что окликал ее и уходила подальше. Но в тот раз непонятно почему захотелось ответить. - Увы, господин, я не могу ни слова прочитать в этой книге. Она на незнакомом мне языке. - Вот как? Тогда почему же ты не возьмешь другую книгу? - Эта – моя любимая. - Отчего же, девочка? Что тебе так интересно в книге, слов которой ты не понимаешь? - Картинки. Это кулинарная книга чужой страны. И мне нравятся разглядывать картинки разных блюд, которые я никогда не пробовала. - Интересно… Может быть ты покажешь мне свою книгу? Вероятно, я смогу перевести ее. Сакура встала и шагнула к ограде, но остановилась. Между ней и незнакомцем осталось метров пять. Почему вообще с ним заговорила? Неужели матушка права про гипноз? - Господин, вы вампир? Он не сразу, но молча кивнул. - Я вам понравилась? – спокойно спросила Сакура. - Несомненно. - Вы знаете, что через некоторое время будет аукцион, на котором меня будут продавать? - Знаю. - Может быть, вы купите меня? Незнакомец не спешил отвечать, и Сакура даже удивилась. Впрочем, сейчас она поняла, что он не один. Метров в десяти, за оградой, у дерева стоял еще один мужчина. Так они и похищают? Но тот, другой, словно прятался от нее, она и заметила его только потому, что первый замолчал. Уж Сакура за свои восемнадцать научилась понимать желание, которое вызвала ее кровь. От того, другого, оно исходило так сильно, что даже дало себя обнаружить. Девушка не могла ничего разглядеть во втором вампире – на нем надет такой же черный плащ и капюшон; выглядывая второго незнакомца, она отчасти потеряла интерес к тому, с кем говорила. Ей даже захотелось подойти впритык к ограде, чтобы хоть как-то разглядеть его… - Сакура, дитя мое! – крикнула спешащая к ней с парой лающих собак матушка. Они бы не помогли – собаки против людей, вампирам они не страшны. Мгновения хватило, чтобы Сакура повернулась на хозяйку приюта, а потом к вампирам. Их уже не было. Говорят, вампиры могут превращаться в темное облако, а некоторые даже в животных… Правда ли? - Ох! Ох! Предупреждала же не говорить ни с кем! Ты же настоящее сокровище…! – увещевала матушка. Она бы на нее надела чесночное ожерелье, если бы не парадокс: Сакура должна привлекать вот таких гостей, чтобы про нее поползли слухи, чтобы пришли посмотреть другие, чтобы в итоге на аукционе ее продали подороже тем, кто смог оценить вблизи. После этого случая матушка всегда просила детей ходить за Сакурой, и свобода одиночества теперь ей оставалась почти незнакома. Пусть дети-надсмотрщики как бы играли чуть вдали, не мешая скучной сестрице, только состояние покоя утеряно. - Сакура, хочешь? – вдруг подсел к ней третий на продажу, когда она сидела за столом в доме и жевала какие-то листья – ее чистый для крови обед. Ее могли понять только брат и сестра, вот и сейчас он зажал в ладони запретную булочку и пытался сунуть в руку Сакуре. - Нет. Она очень хотела. От булочки, даже холодной, пахло корицей и маком; вообще запах выпечки для нее как может для голодного вампира ее запах и вкус крови. Харуно и сама не понимала порой как справлялась с собой, отказываясь от искушений. В такие моменты ей казалось, что она понимала одержимость кровью у кровососов. - Странная ты, - бубнил брат и подсаживался к сестре. Близнецы часто ссорились, в такие моменты брат обыкновенно делал что-то назло сестре. Например, делился своими ценностями – а это почти всегда еда – с Сакурой. У них разница с Сакурой год, им по семнадцать. Им только через это время предстоит продажа. Но матушка явно показывала, что не очень рассчитывает на красивых, но бестолковых брата и сестру. А еще, Сакура не дала им понять, что знает, но близнецы шпионили за розововолосой по просьбе матушки. И кажется именно за доклады о том, что делала, ела, говорила, куда ходила, что читала, близнецы получали больше карманных, которые тратили на вообще-то запретные вкусности. Иногда Сакура злила их своей отстраненностью, и они намеренно хотели испортить ее кровь. Особенно сестра. Девочка или ревновала, или завидовала, что Сакуру считают лучше нее, но луковая и чесночная шелуха в подушке Харуно, в комнате, даже в еде – это шалости или вредность мелкой завистницы. Сакура не подавала виду, что понимает кто ей пакостничает. Порой ей хотелось подойти к сестре и встряхнуть ее, крикнув в лицо: - Чему тут завидовать? Чем вкуснее кровь, тем больше ее хочется! А она не бесконечная! Если мне не повезет, я умру как наша сестра… И тебе предстоит такое же. Хочешь быть вкусной как я, чтобы тебя иссушили за год, а то и день?! Но прежде чем это произойдет, Сакура попросит у хозяина свой подарок. В договоре продажи жертва может вписать любое желание. И тут уже без матушкиных подсказок вроде тканей на наряды или новых башмачков на всех приютских ребят, а то и еще одну корову. Сакура попросит пир. Она попросит у своего вампира вволю набить желудок. Если получится, попробует блюда, которые манили ее запахами, но названий которых не знала. Если получится, она наестся хоть раз за всю жизнь тем, кто хотели ее глаза и нос, а не тем, что должна потреблять ее кровь. - Сакура! Ты ведь попросишь у вампира драгоценности! Проси камни, а еще золото – оно всегда в цене! – иногда щебетали на ухо навязчивые и уже корыстные подрастающие девушки, которым повезло и через время они выйдут из приюта, матушка пристроит их учиться или работать, а некоторым повезет сразу замуж выскочить и жить под крылышком мужа. Но и им перепадет от продажи Сакуры небольшой суммой на будущее. - Скорей бы! Матушка устроит пир! Она обещала купить настоящий торт – самый большой торт! – пускали слюнки малыши. - И будет гора конфет! Гора! Она обещала! И каждый раз этот сияющий взгляд надежды на Сакуру – пир состоится в честь ее продажи. Чем больше за нее выручат, тем щедрее будет застолье. Правда, Сакуре и тут не достанется ничего. В прошлый раз, когда продавали ее сестру, даже тогда ей на пиру досталась малость – всего лишь больше фруктов, потому что восьмилетняя Сакура уже стала будущей кормилицей. И как самая хорошенькая, она уже была закована в строгие рамки своего поведения и обеда. В плане хозяйства матушка очень практична. Например, именно с ее подачи в приюте появился яблоневый и грушевый сад, а также огород, курятник и даже пара коров и десяток свиней. Пусть матушке прислуживало трое помощниц, но основную работу по хозяйству делали дети. И они страшно завидовали белоручке Сакуре и брату с сестрой, что те освобождены от работ вроде выгула коров и свиней, уборки вольеров и прочее. Брат и сестра иногда подкалывали маленьких работяг, прогуливаясь мимо свинарника под ручку в чистых нарядах. У каждого в эти моменты были свои поводы для зависти. Сакура же в сторону, где содержались животные, не ходила. Повезло в том, что хватка матушки позволила ей купить за продажу сестры соседнюю землю и там установить хозяйство и прочее. Девушка порой боялась, что тронут ее дикий сад, единственное место, где она могла ощутить покой и побыть с собой наедине – пока за ней не стали ходить толпами по указке матушки. Потому Сакура начала ходить на прогулки, когда большая часть детей занята делами – они еще и учились читать и писать, девочки шить, мальчики мастерить. К ним приходил мужчина, который учил ребят пилить, строгать из дерева и прочее. И все это проходило мимо Сакуры. Ее научили в свое время читать и писать, а также много времени уделили этикету. Сакура хотела научиться шить, но там, где она могла поранить иглой палец, а то и нанести себе ужасное увечье – ни за что. Потому розововолосая жертва держалась подальше от живности приюта. Ей все равно не достанется их даров – ни яйца от курицы, ни молока от коровы, ни мяса от свиньи. Вот огород и фруктовый сад – другое дело. Но и там она, в отличие от близнецов, старалась не бывать, только в зимнее время. Потому что боялась не удержаться и выкопать для себя морковку. Порой, умываясь в общей уборной для девочек, рядом стояла ее какая-нибудь приютская сестра лет десяти, и Сакура замечала их разницу. Не рост, не внешность, а больше состояние кожи. Нежная, белая кожа восемнадцатилетней Сакуры, которая не работала ни дня, и уже ладони в мозолях, темный загар и сухие волосы на голове у десятилетки. Иногда Сакуру захватывала жалость к несчастным детям и ей хотелось обещать им все. И тут вдруг: - Сакура, когда тебя купят, ты мне подаришь свое красивое платье? – выдавала свое желание малышка, глядя на наряд розововолосой, и не чуждая желанию покрасоваться. - Если матушка позволит, - обыкновенно на все такие просьбы отвечала Харуно. В эти моменты она словно умирала. Никто давно не видит в ней такого же человека, завидуют чему-то. Может белое с голубым платье на ней проживет на десятки лет дольше, чем она, и оно порадует еще не одну ее сестру, которых Сакура уже не узнает. Собственно, она уже не желала знать их. Помня их имена, она никогда не называла их по имени, только брат или сестра, матушка, тетушки. Только себе оставила имя, чтобы не забыть, помнить, что она еще - все еще человек. Время до аукциона подходило стремительно, и Сакура чаще уединялась, чтобы не видеть жадность и счастье в глазах приютских. Даже помощницы матушки получат свою долю с продажи чистой и красивой Сакуры. Но еще… С того самого дня, с тех пор как она говорила с тем вампиром, она не раз замечала того, второго. Впрочем, на каком-то подсознании она ощущала его присутствие, порой замечала мимолетную тень – и только. Сакура как могла делала вид, что не чувствует будто дрожи самого пространства от желания, которое исходило от вампира. Вероятно, он молод, тот самый, полный страсти и жажды, с которым, окажись наедине, Сакура прожила бы недолго. И вот до аукциона осталось всего ничего, как Харуно поняла – хвостиков рядом нет, все заняты работами или учебой. Она одна в саду, под любимым деревом, листает свою особенную книгу. Звенящая тишина, будто умерли все и ее на миг ужаснула. Но лишь на миг. Иногда даже хотелось подставить матушку и всех приютских и дать бесплатно себя укусить первому попавшемуся вампиру и посмеяться перед быстрой, а может и мучительной смертью, что все мечты о пире рухнут, что близнецы теперь ощутят ее участь запертой в желаниях – им теперь не дадут поблажек, потому что они станут надеждой, ведь приюту нужны будут деньги. А еще несколько ее подрастающих сестер, которым почти восемнадцать или же будет через пару лет – по воле матушки станут пусть не такими вкусными, как выращенная на чистом питании Сакура, но тоже будущей едой. Матушка, чтобы возместить потерю любимой девочки, возьмет на ее место всех взрослых девушек – уже не столь важно как они красивы, белы кожей и вкусны. И на их кровь найдется покупатель – она не эксклюзивна, как у красавицы Харуно, но для хоть какого-то достатка – на несколько месяцев, может год, пойдет. Тогда сестры, выпрашивающие драгоценности у Сакуры, влезут в шкуру, которую и не думали примерять, только в каких-то наивных мыслях, где вампир женится на них, вдруг умирает, оставляя все свое богатство «безутешной» вдове, которая через месяц выходит замуж за парня, который всегда нравился… Или хуже – вампир влюбляется и дает себе зарок никогда не пить крови жены и счастливая девушка в шелках и драгоценностях наслаждается роскошью и чувствами мужа до самой старости… Наивный бред, который печатался в бульварных книжках, давая иллюзию выбора, которой в реальности только один. Право умереть в любой момент, покончить с жизнью, оставив ни с чем приют – это всегда будет у Сакуры до тех пор, пока ее не продадут. Но Харуно любила жизнь, как бы жестока она не была, она оставила ей красоту созерцания, право вдыхать аромат цветов и блюд, касаться пальцами травы и коры дерева, ловить кожей капли дождя, смотреть за полетом стрекозы и сменой облаков. Улыбнувшись совсем не чистым мыслям, Сакура быстро оставила их. Это лишь забава иногда подумать вот так, как исказятся ужасом и страхом лица всех, если вдруг Харуно бы «кинула» их, отдав свою красоту за так… Она встала и подошла к ограде, глядя на небольшую чащу и на определенное дерево, за которым стояла тень. На самом деле молодой вампир оставался неузнанным, он приходил все это время, после того раза, но ни разу не дал понять играющим рядом детишкам, что находится тут. Даже Сакура бы не поняла, если бы не увидела его тогда. Теперь, будто знакомого, она уже даже ждала, что, когда бы не пришла, он будет тут – и «поклонник» не разочаровывал. Как знать, может он подарит ужас матушке, братьям и сестрам, если вдруг накинется на несчастную Сакуру, вонзит клыки в белую шею и выпьет жизнь девушки залпом, оставив им только ее холодный труп. Страшно было лишь сначала, когда она ощутила его. Теперь, когда Сакура делала вид, что не знает, что он тут, она даже позволяла себе подразнить вампира, играя с ним, а так и со смертью. Она проводила рукой по розовым волосам, иногда, сидя на земле, засматривалась на облака, задирая голову и показывая все изящество тонкой шеи. Зачем это делала, зачем провоцировала – может как радость себе, что чужими руками ее жизнь заберут? Она не попробует блюд и угощений, о которых мечтала, но это уже и не так важно. Потому как Сакура боялась, что после исполнения своей мечты, у нее больше ничего не останется. А так… Девушка открыла книгу и высунула руку с ней из ограды: как опасно, нежное запястье с голубыми прожилками вен открылось от натянувшегося рукава платья. Сакура и сама не понимала что хотела, но до аукциона тогда осталось несколько дней и когда ее купят, уже ничего не сможет сделать. Разве что убить себя сразу после того, как ее продадут. В этом случае матушка должна вернуть деньги и заплатить неустойку. И скорее всего - это продать приют или детей в них… Сакура развлекалась разными мстительными штучками, даже вот иногда мысленно сжигала этот дом, но как бы дети не делали ей больно, не могла поступить с ними так жестоко… - Господин, вы знаете этот язык? Можете мне сказать, что за блюдо изображено на этой картинке? Я никак не пойму, что это… Она не то чтобы надеялась на ответ, но некое отчаяние и будущая смена роли, к которой готовили Харуно всю жизнь, вынуждала так рисковать годами, потраченными на нее матушкой. Разве что… она бы сейчас хотела обнять сестру и пожалеть ее, как когда-то она жалела малышку Сакуру. Все же розововолосая не ждала, что вампир покажется. Он осторожный, хотя молодой – за тем же глухим плащом, со стоячим воротом до глаз и капюшоном, она увидела алые глаза и вроде бы черные волосы. Тень вышла из-под дерева, неуверенно шагнув ближе. - Как… как давно ты видела меня? – негромко спросил молчун. Странно, голос показался ей даже приятным. Но вампир осторожничал, между ними все еще сохранялось значительное расстояние. - Всегда, с тех пор как вы приходили сюда с другим господином, - отчего-то усмехнулась Сакура, забыв о безмятежном выражении лица. Он не ответил, а все также смотрел на нее. Или на ее руку с книгой, высунутую из железных прутьев ограды. Невозможный голод ощущался от молодого вампира, а Сакура не спешила убрать руку, очень рискуя. - Так, вы можете прочитать название? Мне очень интересно что это… Вампир молчал и только она пошевелила руку, чтобы втянуть ее обратно, как он шагнул ближе. - Барашек… нет, ягненок на вертеле. – Поспешил ответить он. - Это вкусно? - Не знаю… - сдерживая дрожь в голосе прошептал вампир и шагнул еще ближе. - Сакура!!! – к ней спешила бледная матушка, от ее окрика девушка вздрогнула и выронила книгу. Запыхавшаяся женщина ухватила за плечи свое сокровище и оттащила от забора, не думая, что так может оставить на нежном теле синяки. – Говорила же! Не подходи к ограде! Тут же… Матушка и Сакура повернулись посмотреть на загадочного вампира, но никого уже не было. Любимой книги Сакуры тоже.