Нарушенная клятва: Каз Бреккер.

Лия Все болело. И почему комната кружится? Лия медленно приходила в себя, ее мысли путались. Она вспомнила удар ножа Омена и как пыталась залезть на контейнеры, как кричали люди, пока она висела в воздухе, удерживаясь лишь на кончиках пальцев. «Спускайся, Жнец!» Но Каз вернулся за ней, спас свою инвестицию. Должно быть, они все же добрались до «Феролинда». Девушка пыталась повернуться, но боль была слишком острой, поэтому она просто чуть отклонила в сторону голову. Нина дремала, сидя на табурете, рядом с ней была Инеж. Ее голова была на коленях у Нины. – Нина, – прохрипела Лия. Казалось, будто ее горло покрылось шерстью. Нина резко проснулась. – Я не сплю! – выпалила она из-за чего голова Инеж свалилась с ее колен. – Ты проснулась, – Инеж села. – О, святые, ты проснулась! И тут Нина разрыдалась. Инеж бросилась к Лии, схватив ее за руку. Лия попыталась сесть, но ей едва удалось поднять голову. – Нет, нет, – возразила Нина. – Не шевелись, тебе нужен отдых. – С вами обеими все в порядке? Нина начала смеяться сквозь слезы. – У нас все в порядке. Это ведь тебя пырнули ножом. – Не знаю, что со мной не так. Просто убивать людей намного легче, чем заботиться о них, – фыркнула Инеж. Лия моргнула, и они трое начали смеяться. – Ой-ой-ой, – простонал Лия. – Не смешите меня, это ужасно больно. Нина поморщилась. – Как ты себя чувствуешь? – Болит, но терпимо. Хочется пить. Инеж поднесла ей кружку с ледяной водой. – Она свежая. Вчера шел дождь. Лия осторожно сделала глоток, пока Инеж держала ей голову. – Как долго я была в отключке? – Три дня, почти четыре. Джеспер сводил нас с ума. Не помню, чтобы он хоть две минуты просидел спокойно, – Инеж резко встала. – Мне нужно сказать Казу, что ты очнулась! Мы думали... – Подожди, – сказал Лия, схватив Инеж за руку. – Просто... мы можем сказать ему чуть позже? Инеж села и недоуменно посмотрела на нее. – Конечно, но... – Хотя бы не ночью, – Лия замолчала на секунду. – Сейчас ночь? – Да. Недавно минула полночь. – Вам известно кто напал на нас в гавани? – Пекка Роллинс. Он нанял Черных Пик и Портовых лезвий, чтобы помешать нам отплыть от Пятой гавани. – Как он узнал, откуда мы будем отплывать? – Мы пока не выяснили, – сказала Инеж и села на пол. – Я видела Омена. – Он мертв. Каз убил его. – Правда? – Каз убил много людей. Ротти видел, как он пошел за Черными Пиками, которые загнали тебя на контейнеры, если не ошибаюсь, он сказал так: «Крови было достаточно, чтобы перекрасить сарай в красный цвет». Лия закрыла глаза. – Столько смертей... – в Бочке она все время кружилась над ними. Но так близко смерть к ней еще не подбиралась. – Он боялся за тебя. Бахтья сказала, что он не мог спать, думать или строить планы, потому что беспокоился за тебя. – Каз ничего не боится. – Видела бы ты его лицо, когда он принес тебя ко мне. – Я очень ценная инвестиция. У Нины отвисла челюсть. – Только не говори мне, что это он тебе сказал. – Конечно сказал. Ну, ладно, про «ценную» уже я добавила. – Он идиот, – пробормотала Инеж. – Как Матиас? – Тоже идиот. Как ты думаешь, ты сможешь немного поесть? Лия покачала головой. Ей совсем не хотелось есть. – Попытайся, – настаивала Нина. – От тебя мало что осталось. – Пока я просто хочу отдохнуть. – Конечно, – сказала Нина. – Я выключу свет. Инеж вышла и Лия почувствовала себя опустошенной. Она не хотела оставаться одна. Как только Нина собралась уходить, Лия потянулась к ней. – Не надо. Я не хочу снова спать. – Я бы тебе что-нибудь почитала, будь здесь книга. В Малом дворце есть один серцебит, который может часами декламировать эпос. Вот тогла бы ты пожалела, что не умерла. Лия засмеялась и скривилась. – Просто побудь со мной. – Хорошо. Раз ты хочешь поболтать, расскажи, почему ты не сделала татуировку с кубком и вороном. – Можешь начнешь с легких вопросов? Нина скрестила ноги и подперла голову руками. – Я жду. Лия молчала какое-то время. – Ты видела мои шрамы? – Нина кивнула. – Когда Каз попросил Пера Хаскелла помочь мне, и спасти меня от лап «Зверинца», первое, что я попыталась сделать, это вылечить свои шрамы, но тогда я была ужасна в этом. Каз сказал мне, что мне не нужно было этого делать, все что от меня требуется это выполнять свою работу. Сестры Гафа научили ее скрываться в тени, и лазать по стенам так же как они. Это был единственный способ выжить. Каз научил ее взламывать сейфы, чистить карманы, работать с ножом, правильно пользоваться топорами. Он подарил ей топоры, которые она называла Санкта-Мария и Санкта-Елизавета и также клинок с рукояткой в виде головы ворона, она назвала его Санкт-Петр – не такой симпатичный подарок, как белые розы, но зато практичные. «Может, я воспользуюсь ими против тебя», – сказала она. Парень вздохнул. «Если бы только ты действительно была такой кровожадной». Она так и не поняла, была это шутка или нет. Лия слегка подвинулась на столе. Движение приносило боль, но не сильную. Учитывая, как глубоко вошло лезвие, руками Нины, должно быть, руководили сами святые. – Нина, я не могу исцелить себя, не так ли? – Нет. – Каз обещал, что если я проявлю себя, то смогу присоединиться к «Отбросам», когда буду готова. Я так и сделала. Но от татуировки отказалась. Нина подняла брови. – Я не знала, что это необязательно. – Вообще-то это не так. Знаю, некоторые не поймут, но Каз сказал... что это мой выбор и он не хочет быть тем, кто поставит на мне клеймо. У сестер Гафа тоже нет татуировки, он сказал им тоже самое. Но он сделал это, по-своему, несмотря на все благие намерения. Чувства к Казу Бреккеру – наивысшая глупость. Она знала это. Но именно он спас ее, увидел в ней потенциал. Каз поставил на нее, а это что-то да значило... даже если он действовал из своих собственных, эгоистичных побуждений. Он даже окрестил ее Жнецом. «Мне не нравится, – сказала она. – Звучит так будто я несу смерть». «Вестником смерти называют – Банши, а ты что-то вроде Призрака», – сказал он. «Разве у тебя уже нет Фантома и Призрака? Разве ты не говорил, что я должна быть твоим помощником Гришем, твоей карманницей, вором, запасным планом на случай побега? Почему бы не остановиться на этом?» «Потому что в Бочке полно таких людей. Кроме того, враги должны тебя боятся, а не думать, что могут раздавить тебя носком ботинка». «Мои враги?» «Наши враги». Каз помог ей обрести легенду, ставшую ее броней, чем-то большим и пугающим, чем та девчонка, которой она была. Лия вздохнула. Ей больше не хотелось думать о Бреккере. – Не молчи, – обратилась она к Нине. – У тебя глаза слипаются. Лучше поспи. – Не люблю корабли. С ними связаны плохие воспоминания. – И у меня. – Тогда спой мне что-нибудь. Нина рассмеялась. – Помнишь, я говорила, что ты пожалеешь, что выжила? Поверь, ты не хочешь слышать, как я пою. – Ну пожалуйста? – Я знаю только народные равкианские и керчийские застольные песни. – Давай застольные. Что-нибудь повульгарней. Нина фыркнула. – Только ради тебя мой любимый, Жнец, – она прочистила горло и начала: – Могучий юный капитан, храбро он плывет. Солдат, матрос и молодец – и даже не блюет... – Нина Зеник! – Бахтья распахнула дверь. – Я пытаюсь поспать. Это первая ночь, когда Каз наконец перестал ныть о Лии, и превращать мой мозг в рагу. Поэтому я прошу тебя, заткнись. Лия, – Бахтья моргнула. – Святые Лия! Ты очнулась! Святые услышали мои молитвы! – она подбежала к девушке и схватила ее за руки. – Ты молилась, за то чтобы я выжила? – спросила Лия. – Частично. Я молилась, чтобы ты осталась жива, для того чтобы Каз перестал ныть о тебе. Он считал дни, часы и минуты, которые ты была без сознания. Ровно три дня, шесть часов, двадцать три минуты и пятьдесят пять секунд. Это было до того, как он уснул. Я помогла ему. Он будет спать следующие десять часов. – Каз ноет по... – Нина! Начинай петь! Я никогда в жизни не была так счастлива. Нина рассмеялась и снова начала петь. Бахтья поморщилась от шума. – Это лучше, чем нытье Каза. Лия захихикала и схватилась за бок. – Ты права. Воешь, как пес на морозе. – Я предупреждала! – Продолжай. У Нины действительно не было слуха. И все же в этот момент она была якорем, державшим Лию на корабле. Ей не хотелось вспоминать свое последнее путешествие по морю, но с воспоминаниями было трудно бороться. Лии даже не должно было быть в лагере, когда прибыли фьерданцы. Ей было пятнадцать, и они с матерью проводили лето на побережье Западной Равки, наслаждаясь морским пейзажем и наблюдая за выступлением сулийцев на карнавале Ос Керво. Они пересекли границу через Шухан и остановились на несколько ночей в Ос-Керво с другими гришами, с которыми они были на мисси. Ее мать была одной из самых могущественных Приливных в Равке. Она должна была помогать другим Проливным, поддерживать туман вокруг их лагеря. Но на нее напала лень, и она убедила мать остаться с ней и полежать еще несколько минут, под тонким хлопковым одеялом и послушать шум волн. Когда в дверях фургона появился силуэт, они даже не подумали бежать. Ее мама просто пробормотала: – Ещё пять минут, Зоя. Затем они схватили ее за ноги и вытащили из фургона. Лия побежал за ней. – Мама! Отпусти ее! – крикнула она. Ее мать была всем, что у нее было, единственной семьей. Она не могла ее потерять. Мужчины нахмурились, и один из них подбежал к ней, сильно ударив ее головой о землю. – Лилль Дрюсье, – сплюнул он. Маленькая ведьма. Именно тогда она поняла, что это Дрюскель, и их было четверо, крупные мужчины, все сильнее ее. Когда она попыталась закричать, они заткнули ей рот кляпом. Они связали ей руки и один из них закинул ее на плечо, и они сели в лодку, пришвартованную в бухте. Позже Лия узнала, что побережье было популярным местом для работорговцев и Дрюскелей. Они заметили лагерь Гришей со своего корабля, туман был не таким густым, и приплыли после рассвета. Остальную часть поездки Лия слабо помнила. Ее бросили в грузовой трюм к другим детям – кто-то был младше, кто-то постарше. Ее мать посадили в другой трюм, возможно туда где были взрослые мужчины и женщины. Она была не единственной гришей, но некоторые были обычными. «Притворись». – говорил ей внутренний голос. Она была целительницей. Фьерданцы проверяли лишь эфиреалов. Только равкианские гриши могли узнать Целителей среди других. Лия слушала рассказы других похищенных детей. Одного забрали с отцовской верфи, другая играла в лагуне и отошла слишком далеко от друзей. Еще одну девочку продал старший брат, чтобы оплатить свой карточный долг. Матросы говорили на языке, которой она слишком хорошо знала. Фьерданцы. Они были Дрюскелеми. И она знала, что они с ней сделают. Она умрет. Через несколько дней их привезли во Фьерду. Им завязали глаза и заткнули рот кляпом, как только они поднялись на борт. Ее заставили выйти на холод, она была в лохмотьях, которые выбрали для нее фьерданцы. Было холодно. Лия знала, что скорее всего умрет. Она готовилась встретиться со святыми, но все равно молилась, чтобы они защитили ее с матерью. Как раз тогда, с нее и сняли повязку. Она увидела женщину, которую привязали к большому деревянному столбу и облили какой-то жидкостью. Лия увидела еще несколько мужчин и женщин, даже детей, привязанных к столбу. Она тихо закричала. Лия увидела, как ее мать тащат на небольшую платформу, как преступницу. Фьерданцы кричали и скандировали, что сейчас состоится правосудие. Из ее рта вытащили кляп, когда суд признал ее мать виновной. Она была приговорена к смертной казни за преступления против людей. Лия кричала, брыкалась и плакала. Никто даже не посмотрел на нее. Ее мать была вся в крови. Она взглянула на Лию и улыбнулась ей. «Будь сильной, моя маленькая Роза». Одними губами произнесла ее мать, когда ее повесили, прямо на глазах у своей дочери и она закричала. – Мама! Мама, нет! – Заткнись, ведьма! – выплюнула Дрюскель, когда Лия, потеряла сознание, из-за удара по голове. После чего отвезли на тестирование. Лия притворилась, что не была грешей и фьерданцы решили продать ее Танте Хелен. Лия думала, что работорговля в Керчии запрещена, но, как оказалось, она ошибалась. Ее передали работникам Хелен и забрали на корабль работорговцев. «Я не отступлю. Эта Хелен не заберет меня, – поклялась Лия. – Я больше не подведу тебя мама». Нина продолжала петь о моряке, покинувшим любимую, а на лице Бахтьи было выражение боли. – Научи меня припеву, – попросила Лия. – Тебе нужно отдохнуть. – Припев. – Дай девушке, то чего она хочет, – заявила Бахтья. И Нина научила ее словам, после чего девушки запели вместе, путаясь в куплетах и безнадежно не попадая в такт, пока не погасли фонари.