Детства беззаботная пора

      Как-то Дазай, шутя, обронил, что Куникиде не везет с детьми. То взрываются у него под носом, то теряются, то внезапно находятся. «Над этим не шутят, имбецил!» — прокричал тот в ответ. Ему фыркнули в лицо, лениво потягиваясь. Этот — шутит, он может съязвить что угодно. Куникида успокаивал себя: над коллегой уже жизнь посмеялась, вот и ведет себя так. Сейчас он всерьез задумался, не разыгрывает ли судьба и его.       Потому что перед ним, посреди офиса, стоит маленькая копия этого долбаного шутника — детская версия Дазая мать его Осаму.       С виду Куникида не дал бы ему больше двенадцати: рослый, но нескладный — глаза на худеньком лице огромные, как две бездны. Одежда, в которой он появился, была ему не по размеру. Рубашка плотно обхватывала чуть ли не выступающие ребра, брюки мотылялись, схваченные ремнем, как на двух жердинках, а пиджак, который Дазай носил внакидку, так вообще напоминал больше плащ. И бинты, гребаные бинты — как у взрослой версии, на предплечьях и шее. Взглянув на измочаленные грязные повязки, Йосано непритворно схватилась за сердце, но ребенок без лишних слов шагнул назад и глянул предостерегающе.       За весь путь, что они с Куникидой проделали от места сегодняшней работы до агентства, он действительно не проронил ни слова. Его и не старались расшевелить: и без того были срочные дела, такие как эспер-преступник и умирающий взрослый Дазай. На ключевые вопросы вроде «не ранен, не испуган, пить хочешь?» ребенок помотал головой и послушно занял место в уголке, внимательно наблюдая за всем, что происходило вокруг.       Неизменным также оставался взгляд — пустой, но одновременно с этим тяжелый. Пугающий, но завлекающий. Стоило посмотреть в темно-карие, почти черные глаза, и Куникида мог поклясться, что куда-то падал на это время. У взрослого Осаму подобный он застал всего два раза в жизни: когда они узнали, что в городе объявился Достоевский, и когда тот невероятно устал и долго сидел так, глядя перед собой подобным образом. Увидев напарника, Дазай моргнул и словно переключил канал — натянул улыбку и взъерошил беззаботно волосы. Они так и не поговорили об этом.       Его молчание Куникида мог понять: сначала ребенок просто появился в развалинах от взрыва рядом с взрослой версией себя, потом наблюдал, как все вокруг кричат, ловят преступника и вызывают врачей для залитого кровью Дазая, а после его притащили в филиал Ада на земле, поставили как памятник — Доппо не мог отделаться от той мысли, что эта версия может стать единственным, что осталось от напарника — посреди офиса и не обращали внимания. Просто кричали друг на друга.       Йосано, упершись рукой в бок, пальцем второй тыкала в грудь Ранпо, обвиняя в непредусмотрительности. Великий детектив сначала молчал, краснея, а потом не выдержал и закричал в ответ, перебивая — его аргументы врач не слушала, продолжала стоять на своем. Ацуши, едва не плача, ходил кругами и сокрушался насчет того, что должен был поехать с Дазаем и Куникидой, но остался и не смог их защитить. Кека попыталась утешить его и получила порцию слезного крика наравне с остальными. Наоми, прижав руки к груди, пятилась от Танизаки, который успел ее толкнуть: за нее вступился Кенджи и теперь они разбирались на повышенных тонах друг с другом втроем. Похожие ситуации происходили в последнее время все чаще и чаще, поэтому Куникида даже не пытался их решить, стоя на месте и глядя на Дазая.       — Сколько же ты доставил нам проблем… — устало вздохнул он и протер очки.       Ребенок молчал и смотрел безднами в ответ.       Балаган продолжался, пока в офис не вошел Фукудзава и не прикрикнул. Все затихли и поклонились, только Осаму остался стоять и впиваться фирменным взглядом уже в директора агентства.       — Дазай-кун находится в коме, в стабильно тяжелом состоянии, — негромко сказал он. Среди собравшихся повисла тишина. — В это время он не может использовать способность, а значит этот ребенок останется здесь. Нужно, чтобы кто-то присмотрел за ним, пока его взрослая версия не придет в себя.       «Если это вообще случится», — мрачно подумал Куникида, переводя взгляд на Осаму.       То ли ему так казалось от усталости, то ли это действительно было так, но взгляд ребенка потяжелел еще больше. Он чуть сгорбился и смотрел только в пол, пока Фукудзава продолжал говорить.       — Я не смогу присмотреть за ним из-за работы, также я не могу доверить это несовершеннолетним членам агентства. — Взгляд директора нашел врача и остановился на ней. — Йосано-кун, могу ли я попросить тебя об этом?       Девушка, расправив плечи, кивнула и подошла к Дазаю. Тот не поднял голову, пока с ним не заговорили — но и после этого не изменил выражения лица, не проронил ни слова. Куникида не верил в потустороннее, но от этого ребенка ощущал что-то стылое, безнадежное, как сама смерть. Может, это и была она: выбравшая такое обличие вместо скелета с косой, пришла за его напарником, поселилась в их офисе. Он одернул себя — бред, полный бред. Просто результат способности эспера-преступника, который сейчас в заключении. Взрослый Дазай под присмотром врачей, все будет хорошо. Должно быть.       Он просто устал. Придет домой, разберется с бумагами, выпьет чаю и позволит себе поспать на час больше. Все точно образуется.       Присев перед Дазаем, Йосано улыбнулась ему, потянулась было погладить по плечам, но не стала. Тон ее голоса стал нежным и приятным, словно она не кричала на коллегу пару минут назад, срывая его.       — Дазай-кун, ты голоден? Ох, наверняка да. Сейчас мы пойдем ко мне домой, и я позабочусь о тебе. Не переживай, я могу тебе помочь, я не обижу тебя.       Ребенок продолжал молчать, только кивнул с полным безразличием как во взгляде, так и в движениях. Куникида подумал, что, если бы Осаму сейчас сказали: «Тебя ведут на смертную казнь!», его реакция не изменилась бы.       — П-почему он молчит? — спросил Ацуши, не решаясь подойти ближе. — Может, он все же ранен? Дазай-кун, у тебя болит что-нибудь?       Снова безразличие — ребенок медленно помотал головой. Йосано вздохнула и поднялась на ноги, протягивая ему ладонь, которую он так же проигнорировал.       — Скорее всего, это просто шок. Но я попытаюсь осмотреть его дома, у меня есть все необходимое. Все-таки я женщина и врач, кто еще позаботится о нем лучше, чем я, верно?       Акико улыбнулась так же, как и во времена сложностей, которые они решали все вместе: самоуверенно, но по-доброму. Что-то было в этом теплое, обнадеживающее, и Куникида ей поверил. Действительно, она знает, как заботиться о детях. В конце концов, это не продлится долго.       Все будет в порядке.

***

      Ничего не было в порядке.       Для этого ребенка Йосано готова была сделать что угодно, лишь бы он перестал смотреть таким мертвым взглядом. В ней проснулось что-то нежное и трепетное, те чувства, которые — она была уверена — испытывает мать, глядя на любое дитя. Маленького Дазая хотелось отмыть, расчесать густые каштановые вихры и одеть в мягкий, красивый костюмчик. Накормить горячей домашней едой, заботливо вытереть рот салфеточкой и уложить в кровать, чтобы читать сказки и гладить по спине. Подарить ему весь мир. Зажечь искру жизни в глазах.       Дазай отрицал абсолютно любое проявление заботы в его адрес.       Ее спокойный, ласковый тон не помог разговорить мальчика — он так и не проронил ни звука. Йосано не сдавалась: понимая, что это может быть сильный испуг, пыталась заставить его сказать что-то хотя бы случайно, но Осаму только кидал на нее взгляды, выражающие непонимание и раздражение. Обещания вкусной еды и теплой постели никаким образом его не тронули, интересные книжки и игрушки тоже не завоевали внимание ребенка. Йосано также напрягало, что он сторонился любых ее прикосновений, а когда они сталкивались случайно — сильно вздрагивал и отходил подальше. Она так же не могла отвести взгляд от грязных бинтов, вызывающих у нее как врача тихий ужас.       — Нам нужно в магазин, — сказала Акико, остановившись у двери. Внутри было много народу. Судя по неприязни к прикосновениям, лучше было оставить ребенка тут, чем таскать за собой и потерять в толпе. — Здесь рядом маленькая площадка для детей, можешь пока поиграть. Я быстро, обещаю.       Дазай молча посмотрел ей в глаза все с тем же выражением. В этот момент что-то заставило Йосано напрячься: может, какие-то неуловимые изменения во взгляде мальчика, может, просто тревога заставила что-то мимолетно подумать. Она неуверенно улыбнулась.       — Договорились, Дазай-кун? Ты будешь тут, не уйдешь никуда? — вкрадчиво повторила Йосано.       Мальчик обвел взглядом пространство вокруг себя: оглянулся на упомянутую площадку для детей, повернулся к Акико, зачем-то поднял голову и замер взглядом на несколько секунд. Затем, к облегчению временной опекунши, твердо кивнул.       — Отлично. Я быстро, не успеешь и глазом моргнуть, малыш.       Нужно было идти — чем быстрее она начнет, тем быстрее справится. Йосано послала мальчику воздушный поцелуй, надеясь поднять настроение и скрасить ожидание, и побежала за продуктами. В этом магазинчике, самом близком к дому, она знала расположение товаров наизусть — менялось оно крайне редко. Можно было бы даже с закрытыми глазами пробежаться, но Акико слишком спешила, чтобы испытывать себя.       Помимо обычного набора из овощей, лапши и яиц, она решила взять сладости для Осаму. Иногда она видела его на рабочем месте с шоколадкой в руках. Прямо как Ранпо… Мысли о друге, который мог бы и предугадать исход этой заварушки, заставили девушку раздраженно вздохнуть — не время думать об этом придурке. Ее там ждет младшая версия еще одного.       Быстро оплатив продукты, Йосано вышла на улицу, улыбаясь, и приготовилась порадовать Дазая покупками, но на площадке его видно не было. Она позвала его, перехватив пакеты поудобнее, подошла ближе. Может, он спрятался? Решил ее разыграть? Взрослый Дазай обожал глупые шутки и чуть ли не до слез смеялся, когда получалось вывести коллег из себя. Сейчас он лежит в больнице и борется за жизнь, что уже не смешно. От этой мысли Йосано стало дурно, и она постаралась забыть этот факт — навестит его чуть позже, может, вместе с маленьким Осаму.       Если найдет его.       Ее охватил страх. Знаком ли ребенок с Йокогамой? Как быстро он убежит в таком состоянии, куда пойдет, а главное — зачем? Что творится в этой маленькой, но уже тронутой дыханием Бездны голове? Ответственность лежит на ней, она говорила, что лучше всего присмотрит за Дазаем. И где он теперь?       На миг Йосано показалось, что это мимолетное видение: вот она выходит из магазина, а ребенок стоит там, где она его оставила, раскрывает руки для объятий… Весь сегодняшний день казался сном. Новостные сводки, перепачканный кровью Куникида, этот мальчик… Все нереально.       — Вы не мальчика ищете? В костюмчике бегал таком, черном.       Услышав обращение, Акико мгновенно повернулась. Рядом стояла старушка в шали, опираясь на тросточку: мутные, но умные глаза смотрели на нее.       — Да… Да, я всего на минутку оставила его здесь. Вы не видели, куда он пошел?       Старушка подняла дрожащую руку и показала на магазин, из которого она вышла — он располагался в жилом здании.       — За дом убежал. Я ему говорила: мать-то твоя ругаться будет, не уходи далеко! А он так посмотрел на меня, испугаться можно… Странный ребенок, — с неодобрением добавила она, строго глядя на Йосано.       — Спасибо вам большое, здоровья побольше!       Сорвавшись с места, девушка побежала за здание и замерла, оглядывая улицу. Никого, кто напоминал бы Дазая. Отчаяние окатило ледяной волной — что могло случиться с мальчиком, куда он мог убежать? Йосано достала телефон и замялась. Стоит ли тревожить коллег, у которых тоже был тяжелый день? Но это ведь очень важно…       Ее размышления прервал пиджак, упавший, казалось бы, прямо с неба. Похолодев, она подняла одежду с земли — точно такой же, какой был на Осаму. Девушка мгновенно задрала голову, повертелась на месте, и громко выдохнула.       Дазай уверенно взбирался по пожарной лестнице этого же здания. В движениях мальчика не было и намека на страх: он надежно цеплялся за перекладины и лез с каждой секундой все выше, преодолев уже четыре этажа. Потеря пиджака его никак не озаботила, он остановился только после крика Йосано.       — Дазай! — она поразилась злости, которой окрасился собственный голос. — Быстро слезай оттуда! Я же сказала тебе подождать у магазина, зачем ты туда полез?       Ребенок замер, раздраженно повел плечами. Ей пришлось подойти поближе: страх того, что он упадет, не давал покоя. У этой версии Осаму тоже есть обнуление? Она не сможет спасти его способностью, если не поймает.       — И что мне будет, если не слезу?       Повернувшись, Дазай улыбнулся. Не так, как взрослый он: не беззаботно и глупо, а злобно, даже угрожающе. Йосано не могла разглядеть его глаза с такого расстояния, но могла поклясться, что в этот момент мальчик был похож на демоненка.       Он откровенно забавлялся реакцией опекунши — застыв на месте, отпустил одну руку, испытывая ее нервы. Повис на второй со скучающим лицом, слегка покачался. Было видно, что он чувствует себя довольно уверенно на высоте и совершенно не боится.       Разум Йосано соображал в этот момент невероятно быстро. Зачем Дазай мог туда полезть? Она вспомнила шутки взрослого коллеги и сопоставила поведение обоих в голове. Все эти суицидальные приколы казались ей пережитком того, что Осаму испытывал в мафии, будучи под крылом Мори. Она помнила, как сидела в запертом помещении, потеряв любимую заколку, и не могла даже пошевелиться — встать, размять ноги. Разум словно сковали чугунными цепями, не было ни сил, ни желания от них избавляться. Она хотела умереть. Йосано понимала эту усталость Дазая, безнадегу в его голосе, разделяла его боль, виня во всем Мори.       Тогда почему этот ребенок, очевидно не добравшийся до Портовой мафии, тоже хочет убить себя?       Ребенок развернулся и продолжил лезть вверх. Она быстро посчитала количество этажей: девять. Вряд ли мальчик умеет правильно совершать самоубийство с такого небольшого расстояния. Йосано также вспомнила, как после небезупречных вылазок Дазай вскользь жаловался, что не любит боль, а из ее кабинета, где коллега не оставался больше чем на пару минут, потихоньку исчезали анальгетики. Вряд ли в детстве он был мазохистом.       — Дазай! — крикнула девушка, — ты не разобьешься насмерть с такого расстояния и попадешь в больницу! Тебе будет очень больно.       Акико была готова взмолиться всем богам: ребенок остановился. Более того, с озадаченным лицом глянул вниз. Он помялся и почесал затылок, шагнул на ступеньку ниже.       — Ты не врешь? — крикнул он расстроенно. — Я действительно не умру?       Она помотала головой, готовая упасть от облегчения. Люди пялились на них, слушая странный диалог, но проходили мимо — сами справятся, не падает же никто. Мальчик так вообще выглядит беззаботно, словно каждый день висит, цепляясь одной рукой, на пожарной лестнице. Может, он эспер — летать умеет, например. Не может же быть его мамаша настолько безответственной, чтобы он туда залез и представил себе опасность.       Тяжело вздохнув, Дазай полез вниз. Девушка с тревогой следила за ним до тех пор, пока он не оказался на земле, и страховала все это время. Мальчик спрыгнул с лестницы и отряхнулся — одежда покрылась еще и ржавчиной. Выглядел он так, словно ему подарили игрушку, о которой он мечтал, а потом отняли и растоптали у него на глазах.       — Пойдем домой, Дазай-кун, — устало сказала Йосано, накидывая на его плечи пиджак. — Пожалуйста, больше не делай так. Договорились?       Смерив ее долгим пустым взглядом, Осаму молча кивнул, вернувшись в то состояние, в котором был до этого инцидента. Акико не знала, рада она этому или нет. С одной стороны, меньше хлопот, с другой — не знаешь теперь, чего и ожидать. Хотя выглядел ребенок смирно: спокойно шел рядом, не отклонялся и не забегал вперед, примерный и послушный с виду. Она думала, что это случайная выходка — первая и последняя за сегодня.       Как же она ошибалась.       Осмотреть себя Дазай так и не дал. Сдавшись, Йосано вручила ему перекись с бинтами и отправила в ванную, чтобы он оказал себе помощь самостоятельно. Мальчик выглядел уставшим, и она надеялась, что он скоро уснет, поэтому под шум воды расстелила дополнительный футон и направилась на кухню: если Осаму не будет голоден, сразу ляжет спать.       Через пару минут ее охватило смутное тревожное чувство. Картина висящего на лестнице Дазая застыла в голове: его пустой и отчаянный взгляд, насмешливая улыбка. Что могли сделать такого с ребенком, чтобы он вел себя так? Были ли у него вообще родители? Йосано убрала нож в сторону и потерла переносицу. Она и представить себе не могла, что ее коллега выглядел в детстве таким образом — уже пожранным то ли способностью, то ли такими условиями жизни, которые ей и в голову не могли прийти. Как он вообще дожил до своих лет, пытаясь убить себя на протяжении всего этого времени? Вот уж действительно — феноменальное невезение.       Оторвавшись от готовки, девушка решила заглянуть в ванную, где уже стих шум воды. Постучала в дверь, открыла и замерла на месте. Дазай, полностью одетый, в старых повязках, стоял с феном в руках — провод тянулся, подключенный, к розетке, а само устройство он собирался кинуть в наполненную ванну.       — Сейчас закричит, — бросив на опекуншу меланхоличный взгляд, устало изрек мальчик.       — Дазай!!! — вскрикнула в ужасе Йосано и метнулась к нему, отбирая фен. — Да что ты творишь? Я сказала тебе принять ванну и обработать руки, а не заниматься глупостями!       Осаму, оставшись без орудия самоубийства, продолжил стоять посреди ванной, грустно глядя на воду. Пожалуй, он мог бы вызвать у Акико сочувствие, даже желание приласкать и пожалеть бедного ребенка, у которого отобрали игрушку мечты, но она была слишком испугана — сердце колотилось, как после пробежки. Этот мальчик точно убьет кого-то из них сегодня.       Вынув вилку из розетки, Йосано смотала провод и убрала фен в шкафчик. Бросила взгляд на средства обработки, которые лежали, нетронутые, на раковине, потом перевела его на Дазая. Тот словно задумался о чем-то и не шевелился, продолжал изучать воду. Мелькнула мысль, что он размышлял, можно ли утопиться в таком ее количестве.       — Осаму, — более нежно позвала Йосано. Мальчик не отреагировал. — Может, тебе помочь с чем-то? У тебя болит что-то?       Тот помотал головой. Оставалось только сдаться. Вздохнув, девушка решила, что останется здесь, спиной к Дазаю, и проконтролирует его в это время. Ему такой подход не понравился, но ничего другого не оставалось: Йосано наблюдала, как в поле ее зрения появляется грязная одежда и разлохмаченные бинты. Крови на них она не увидела, что уже было хорошо. Она предложила поискать что-то переодеться, а эту одежду постирать, пока не купили новую, но мальчик идею не оценил. Это вызвало у врача новую волну ужаса: чистым израненным телом к грязной ткани… Как так можно?! Впрочем, настаивать на своем у нее уже не было сил. Завершить бы ужин и лечь, наконец, спать… желательно без приключений, которые на каждом шагу организовал этот дьяволенок.       Сидя молча, Йосано чувствовала, как засыпает, поэтому попыталась завести разговор о прошлом Дазая. Тот либо отмалчивался, либо огрызался, но никакой информации о себе не выдал даже косвенно. Все, что успела понять Акико — для своих лет он чрезвычайно умный, хитрый, но при этом лишен знаний о базовых вещах вроде любви к родителям, друзей, собственных чувств. Она с ужасом осознала, что мальчику сложно определить, голоден он или нет.       А еще Осаму не доверял ей ни капли.       Он не позволил повернуться даже боком, хотя Йосано очень хотела: как врач, она должна была посмотреть, в каком он состоянии и требуется ли помощь, и отговорки ее напрягали. Едва терпел ее присутствие, не разрешил даже подать себе бинты и полотенце — наверное, думал, что она схватит его за руку. Прикосновения к нему вообще считались чем-то недостижимым.       Есть он не стал. Сослался на сонливость и с готовностью упал на футон в своей же грязной одежде, заставив девушку скривиться. Ну, хоть бинты сменил, не занесет заразу, хотя перекись не тронул: может, под ними ничего и не было. У обоих Дазаев были какие-то свои цели, и никто не мог понять, что у них в голове.       Когда мальчик улегся, Йосано пожелала ему добрых снов, выключила свет и ушла на кухню. Хотелось сготовить ужин поскорее и просто отрубиться. Руки мелко дрожали от раздражения и усталости, но бросать начатое девушка не стала — что она, не справится с несчастными овощами? Триста раз. И ужин сготовит, и за Осаму присмотрит, может даже в больницу после этого приехать и побыстрее поставить его старшую версию на ноги, чтобы он аннулировал, наконец, это недоразумение. Она со всем справится, обязательно.       Надо бы, кстати, проверить, действительно ли спит этот дьяволенок. С него станется обмануть ее и что-то с собой сделать.       Опасения Йосано не были напрасными: в темноте было видно, что Дазай не спит, а сидит на футоне с чем-то в руках. Акико мгновенно включила свет, и тот зажмурился, выронив из пальчиков блистеры с таблетками. Мальчик разложил их вокруг себя, а на коленях держал ее домашнюю аптечку.       — Дазай! — выдохнула она, присаживаясь рядом. — Ну зачем они тебе? У тебя что-то болит?       — Я думал, у врача будет что-то рецептурное, — разочарованно сказал Осаму, продолжая копаться в коробочке. — Тебе не надоело весь день повторять этот вопрос? Ничего у меня не болит.       — Тогда зачем тебе таблетки? — с нажимом спросила Йосано, начиная раздражаться.       Мальчик поднял голову. В его глазах ожидаемо ютилась бездна.       — Подумал, что, если выпью чего побольше и посильнее, смогу и умереть к утру, — беззаботным, но печальным тоном ответил он. — Лекарства же опасно принимать в больших дозировках, я решил, что такой способ тоже можно попробовать.       Чтобы взять себя в руки, пришлось сделать дыхательную гимнастику. Глубокий вдох, задержка, медленный выдох. Йосано повторила ее несколько раз, не сводя взгляда с равнодушного лица Дазая. Он же играет с ней, чертов ребенок притворяется каждую секунду, что находится рядом! Он выводит ее из себя.       — Умирать таким образом будет очень больно, Дазай-кун. У тебя будет сильно болеть живот.       Осаму нахмурился — едва заметное движение бровей, потяжелевший взгляд — и отшвырнул блистеры от себя подальше. Плакал ее безупречный порядок в аптечке, который она наводила немало времени.       — Болтливый урод, — прошептал мальчик, отвернув голову и скрестив ручки на груди. — Я не удивлен, что он не смог сдохнуть.       Йосано, разозленная и растерянная, с трудом поняла, что Дазай так отозвался о своей взрослой версии. Коллега проговорился, а она использует это, чтобы отговорить мальчика от самоубийства. Выходит — чистого рода манипуляция, но что ей еще делать? Она не сталкивалась с детьми, которые стремятся убить себя так отчаянно с малых лет.       — Сколько этому неудачнику сейчас? — спросил он скучающе, так и не повернув голову. Проследив за его взглядом, девушка обнаружила приоткрытое окно.       Как хорошо, что у нее всего третий этаж.       — Двадцать два, — ответила Йосано, поднимаясь. — Скоро будет двадцать три…       «Если выживет», — мысленно добавила она, уверенная, что Дазай в своей голове продолжил фразу так же.       — Ужасно, — с горечью и отчаянием в голосе ответил он. — Еще двенадцать лет… Это больше, чем я уже прожил. Чем я это заслужил? За какие грехи?       Вопросы были риторическими, но девушка едва не ляпнула, что с таким-то поведением он мог успеть заслужить это. Такой маленький, но уже лживый, бессовестный и наверняка беспощадный. Поэтому он сразу приглянулся Мори.       «Он сказал, что находит нас похожими, — говорил Дазай. — Сказал это, когда подобрал меня и спас от попытки самоубийства.»       Маленький Осаму расстроился, осознав, что ему придется прожить еще двенадцать, почти тринадцать лет. Он улегся поперек футона и безразлично смотрел в стену. Это так напомнило Йосано то время, когда она вела себя так же, что она поспешила занять себя делом: убрать из комнаты все острые и опасные предметы, собрать таблетки, забрать все это с собой. Закрывая окно и вынимая из него ручку, она поймала насмешливый взгляд Дазая и нахмурилась.       — Весело тебе? На мне ответственность за твою жизнь, будь добр не убивать себя хотя бы одну ночь.       — Я знаю как минимум два способа открыть это окно без ручки, — устало ответил Осаму, подгребая одеяло к себе поближе. — Но мне неинтересно. Я надеюсь, что смогу умереть во сне. Покойной ночи, полагаю.       — Спокойной ночи, Дазай-кун, — поправила его Йосано, потушив свет. — Надеюсь, она пройдет без твоих выходок.       — Можешь не переживать об этом, — тихо ответил Дазай.       Ночь и вправду прошла спокойно: даже приспешнику дьявола нужен отдых. Его временная опекунша заглядывала в комнату, то и дело прислушиваясь, но мальчик действительно спал — либо очень убедительно делал вид, но не предпринимал ничего больше. После позднего ужина легла и Йосано, заведя будильник на раннее утро.       Это ее и спасло: не успело солнце нормально взойти, а Осаму уже не было на месте. Подорвавшись с футона и лелея надежды на то, что это все — продолжение безумного сна, Акико пробежалась по дому и нашла его в ванной: он снова держал подключенный фен и ждал, когда в раковину наберется вода.       — Я подумал, что прокатит, — невинно и печально отозвался Дазай.       Никогда еще Йосано не ждала начала рабочего дня, как сегодня, когда несколько часов пришлось провести наедине с отчаянно пытающимся умереть ребенком. Какие бы меры она ни принимала, кроме откровенно грубых — насилие над детьми не в ее стиле — ничто не могло успокоить Дазая. Она заключила, что делает он это не сколько из желания уйти из жизни, сколько поиздеваться над ней: злобные крики и раздражение девушки словно подпитывали батарейку дьяволенка, заставляя его сиять мерзкой улыбочкой.       В агентство они пришли первыми.       Появившийся спустя одиннадцать минут Фукудзава попытался открыть дверь ключом, понял, что она не заперта и удивленно вошел. За столом Дазая, подперев щеку ладонью, смертельно уставшая Йосано сверлила взглядом младшую версию коллеги. Тот стоял посреди офиса, ровно в центре, сложив руки по швам. На звук он обернулся с готовностью солдата, жаждущего исполнить приказ, но посмотрел равнодушно, странно как-то — мрачно. Директор чуть было не поежился, хотя за свои годы успел повидать многое.       — Я так больше не могу! — севшим голосом взревела врач, почетный член Вооруженного детективного агентства, взрослая и повидавшая жизнь девушка. — Это настоящий Дьявол во плоти! Фукудзава-доно, я не хочу оставаться с этим недоразумением в одном помещении больше, чем на пару минут. За все время, которое он со мной провел, он попытался спрыгнуть с крыши, отравиться, трижды — убить себя током, задушиться моим стетоскопом, дважды пытался откусить себе язык и под конец утопиться в тарелке с мюслями!       С невероятной стойкостью подавив усмешку, Фукудзава кивнул.       — Хорошо. Учитывая специфику способности Дазай-куна и, как следствие, его… характера, — добавил он, снова взглянув в бездонные темные глаза, — справиться с ним действительно… сложно. Я попрошу Ранпо-куна посидеть с ним, пока не придут остальные. Дазай-кун, побудешь в офисе сегодня.       Мальчик, оглянувшись на Йосано и поймав полный злости взгляд, кивнул. Директор вздохнул едва слышно и посмотрел в окно, где на дерево уже забрался один из любимых котов, ошивающихся около кафе. Солнце пригревало с самого утра, бумажная работа, скопившаяся в виде стопок, угрожающе высилась на столах подчиненных.       День обещал быть напряженным.