Приют грёз

Тьма всегда приходит незаметно. Она с особым извращением опускается на души людей, сумбурным потоком сметая всё счастье их жизни. Остаётся только пепел и обрушенное свечение надежд. Мрак не позволяет лучам солнца пробраться сквозь ту бурную грозу, которую невольно приводит за собой убийственным шлейфом. Все блекнет в густом тумане боли и забвения, вынуждая сердце обрастать колючими шипами жалкого отчаяния. Боль растекается по венам янтарным золотом, разбавляя кровь ощутимыми осколками многострадального страха. Его невозможно контролировать. Он беспощадно берёт вверх, запугивая самые бездыханные попытки помочь себе самому. Сказка бывает жестокой и чуждой для людского понимания. Шаткие стены магического мира беззаботно пропускают сквозь себя омерзительных призраков прошлого, чьи цепкие объятия сжимают грудь в тисках. Становится трудно дышать от омерзительного привкуса меди и слез на языке. Острый кинжал вины оставляет шрамы по всему периметру трепещущей души, не позволяя здравому рассудку вступить в ожесточённую схватку с бойким устоями тревожных мыслей. А есть ли необходимость бороться? Каждый собственный шаг на пути к тлеющему свету освобождения пронизывает тело дерзкой агонией, врезаясь в хрупкие стены сознания леденящими стрелами. Беспомощность пугает. Убивает и вызывает отвращение к самому себе. - Лессо? - слабый голос, затихающий под натиском обоснованной осторожности, раздаётся в стенах небольшого кабинета. Здесь всё кажется чужим. Когда-то близкие сердцу стены, приобрели опасное мерцание серебристого оттенка магии - страшно говорить и мыслить, не оставляя во внимание возможность быть подслушанным. Фея-крестная делает неторопливые шаги в сторону открытых дверей балкона. Аромат зачарованных свечей охватывает её нежными потоками шалфея, внушая едва уловимое веяние спокойствия. Трудно вспомнить, когда в последний раз женщина имела обыкновение заходить в собственный кабинет и не бояться быть пойманной во взглядах синих бабочек. Эти малые шпионы, сношающие собой всю территорию бывалой школы добра, не оставляют времени на такое необходимое уединение. Ученики и педагоги, загнанные в цепи повиновения, всегда находятся под надзором нового декана, чьи кровожадные методы контроля вызывают отчаянное удушение. Лишь сейчас, ловя себя на понимание ситуации, Кларисса медленно вдыхает полной грудью торжественный запах свободы. Леди Лессо зажгла отпугивающие свечки, над которыми едва уловимым шлейфом струится магия пурпура. Здесь они в безопасности. Безобидные, на первый взгляд, насекомые, просто не смогут приблизиться к этому кабинету, пока звонкий воздух разрезают тлеющие фетельки всеобщей надежды. Профессор Доуви позволяет себе украдкой заглянуть в дверной проём балкона, наблюдая, как ночное небо извивается многочисленными звёздами и трепетом сдавленной луны. Волшебство ощущается в этом месте особенно сильно, разогревая кровь в ценах жидкой вспышкой - оно дарит чувство минутной эйфории и возможность отпустить сдавливающую ответственность со своих уставших плеч. - Эвелин знает обо всём, я в этом уверена, - благоверную тишину безвольно нарушает чуть охрипший голос бывшего декана школы зла. Лиловые глаза, отреченные от этого бренного мира, смотрели глубоко вдаль, улавливая собой верхушки хвойных деревьев и струйки сигаретного дыма. Кларисса невольно удивлялась, как её коллеге удавалось добывать людской табак и безнаказанно курить его в особенно тяжёлые периоды рабочего времени. Фея сдавленно подходит ближе, решаясь встать на мраморном острие балкона, поодаль от ведьмы. Карие глаза виднеются девственными огнями на фоне бледной кожи лица - женщина с трудом держалась на ногах, стараясь пережить все последствия этого тяжёлого дня в своей голове. Рутина, которая штормовым воем влилась в жизнь былых деканов, начала мучительно убивать изнутри. День ото дня две дамы разбиваются на осколки, стараясь отыскать способ, как помочь читателям и спасти этот драгоценный мир сказок от приближающейся войны. Невыносимо. - в таком случае, у девочек нет шансов? - Доуви вскидывает голову к небу, стараясь набраться внутренних сил от перелива трогательных лучей. Здесь ей спокойно. Свежий аромат шалфея безмятежно смешивается с тонким привкусом ментола и пряной корицы - парфюма темноволосой сторонницы зла. Слабый ветер, несущий на своих крыльях пение ночного леса, развивает длинные волны чёрных волос. Лессо так редко позволяла себе выпускать густые пряди из кокона тугой косы - отнюдь, напрасно. В свете богоподобной луны чародейка становится похожей на великодушную богиню, что снизошла на эти умирающие земли, желая протянуть руку помощи сказочному миру и вытянуть бедных студентов от лап обманчивого злодеяния. - читательницы намного смышлёнее, чем многие думают. Садер недооценивает их, - брюнетка с тихим вздохом усталости делает глубокую затяжку табака, заставляя никотин плотным полотном окольцевать её лёгкие и губы. Окончание сигареты покрывается редкими огоньками, сбрасывая с себя ненужные крупицы пепла прямо на очертание изящного мраморного пола. В любой другой ситуации, Кларисса высказала бы сущее негодование - но добродетельница сохраняет угрюмое молчание, ненавязчиво провожая взглядом густые порывы дыма. Они улетучиваются во тьму ночи, окружая воздух таким забывчивым остатком слабости. - надеюсь, именно это и погубит её. Доуви, ведомая таким ощутимым влиянием опустошения, внезапно испускает истеричный смех. Её волосы, напоминающие собой кудрявые веточки пшеницы, разметнулись с хрупких плеч, беспечно обнажая изысканное очертание выпирающих ключиц. Оленьи глаза, так подходящие имени крёстной феи, взирают на ведьму, словно стараясь проникнуть прямо под эту бледную плоть и вонзиться в чужие кости. - как ты можешь быть такой спокойной? - голос опасно надрывается, искажённый ужасающим смятением. Мир сказок докатился до неимоверной штурмовой ямы, в которой каждый прожитый день может обернуться незыблемой катострофой. Непоколебимая вера в сторитана и светлость завтрашнего дня безнадёжно разрушалась прямо на глазах, прорастая обжигающим огнём сквозь пальцы Лиловые глаза, до того напоминающие два стеклянных сосуда, внезапно сбрасывают с себя спасительную дымку задумчивости. Ведьма с грацией раненой пантеры переводит свой взгляд на взбудораженную коллегу, обнажая под светом лунного созвездия изрядную боль и истощение. Красноватый оттенок так безбожно омрачает идеальное очертание худощавого лица злодейского профессора - все невысказанные мысли и слова, бушующий диким громом в груди Лессо, отражались сомнениями и бездыханностью на нежных чертах. Женщина едва ли могла признаться самой себе, насколько тяжела внутривенная ноша ответственности, свалившаяся с новой силой точно на окровавленное сердце. - если я неподвластна эмоциям, это не значит, что меня совершенно не волнует сложившаяся ситуация, - брюнетка замечает, насколько отвратительно собственный голос пронизывает дрожь к концу высказанного предложения. Её брови сводятся к переносице, выдавая отстранённое желание держать абсолютно всё под своим чётким контролем. Слабость присуща любому существу этой вселенной - она позволяет себе проживать точно под рёбрами, расплываясь бессвязными речами вдоль глухих вен. Леонора не привыкла сопутствовать столь дрожащему чувству, придерживаясь позиции скрытого отшельника. Ей гораздо легче переживать свою личностную боль за капканами напыщенного равнодушия. Сигарета медленно догорает средь тонких пальцев, отпуская в дымный воздух свои последние томные дуновения. Жизнь столь же коротка - она проходит мимо, растворяясь редкими порывами огня и вспышек. Казалось, людям, до абсурда глупым в своём стремление получить всё и сразу, просто нет дела до скоротечности прожитых дней. Они замечают лишь то, что до болезненного разврата волнует их непоколебимые сердца. Эмоции мешают существованию, делая его неподвластным для всех бывалых начинаний - каждое негативное чувство, являющееся неотъемлемой частью любой судьбы, ломает хрупкую человеческую натуру. Леонора боится дрогнуть под натиском собственных мыслей. И её нельзя винить за это. Профессор Доуви привыкла жить, полагаясь на трепещущий голосок своего сердца. Она доверяет ему, порождая тем самым ребяческий максимализм и то, что многие привыкли лицезреть именем"добра". Добродетель и великая фея-крестная - разве может человек её статуса и распорядка всецело разобрать обескураженную пустоту внутри ведьмы? Блестящие глаза блондинки, отливающие золотом в проблеске надрывающейся влаги, меркнут, опуская все былые обвинения в сторону своего содекана. Обе женщины сгорают в одном котле драматичного мира сказок, но каждая из них исключительно по-своему переживает нависшую над ними опасность. Кларисса виновато прикрывает глаза, позволяя себе пойти на отвратительную слабость и сдаться под наплывом всеохватывающей тоски. Женщина осторожно прижимается своим лбом к заострённому плечу леди Лессо, даже сквозь плотную ткань лилового пиджака ощущая выпирающие кости. Неудивительно, что бабочки-шпионы Садер с такой лёгкостью поднимают в воздух разгневанную и обескураженную ведьму. - прости меня, - Доуви подавляет тихий всхлип, плотно засевший ей поперёк горла. Она дрожит, стараясь поглотить всем своим телом дурманящий аромат корицы и развевающейся дым шалфея. Время уходит. У них осталось так мало шансов и попыток спастись. День ото дня возможностей выбраться из этой злосчастной ямы становится всё меньше - силы безбожно покидают пределы когда-то вольного тела, оставляя на своём месте прогнившую опустошенность. - я готова собственными руками убить Эвелин. Со стороны Леоноры доносится едва уловимый смешок. Лиловые глаза, секундой ранее наполнявшие душу любого смотрящего болью и гневным смятением, впитали в себе дымчатую игривость. Ведьма не отстраняется от внезапного порыва тактильности со стороны своей златовласой коллеги - она безукоризненно позволяет горячей плоти добродеятеля прижаться к собственному телу, остужая внутривенный мороз громогласным пожаром. Женщина готова смириться с тем, насколько ей приятна эта тонкая тяга миловидной феи, которая растекается золотым светом по тёмным переулкам души. От ветхих пшеничных волос, что до дрожащей сладости щекотали очертания бледной шеи, лелеет слабым послевкусием лаванды и тыквенных семечек. Тревога не оставляет своих попыток взять контроль над умиротворяющей ситуацией. Навязчивые мысли продолжают неутешительно маячить в голове, заставляя всё тело покрываться изморозью отвратительных мурашек. Кажется, словно эта тьма никогда не уйдёт. Она залезла под сердце удивительным потоком боли, совмещая в себе всё небывалое отчаяние и ужас. От нее невозможно отказаться - мрак стал неотъемлемой частью горького существования, заполняя собой всё свободное пространство внутри бренного тела. - свечи скоро догорят, - ведьма шумно вбирает в лёгкие бывалые остатки спасительных благовоний, невольно бросая взгляд за своё плечо. Совсем слабый дым от оставшихся магических элементов окрашивает комнату позади них стремительным туманом. Где-то, внушая всеобщий страх и чувство скованности, внутри коридоров школы порхают ненавистные бабочки. Они рассекают воздух своими крыльями, подобно лезвию беспрекословного кинжала - стены академии облачились в мантию самой настоящей тюрьмы, что вынуждала немногочисленных преподавателей носить на себе клеймо молчаливых пленников. От этого кощунства по-прежнему не нашлось спасения. - плевать, - Кларисса подавляет в себе несвойственную агрессию, которая опускается на её горло пеленой мрачного безумия. Ей так беспечно хотелось остановить время и остаться здесь до скончания людского существования: в спокойствие, чья нежность перебивает любые навязчивые идеи по избежанию грядущего переворота. Доуви не готова признать в себе послевкусие вины и горечи. Она устала бороться. Достойна ли фея-крестная гордо носить звание великого добродетеля, если её благочестие так легко ломается под тяжестью всех преград? Невозможно пересчитать принцесс, которым в трудную минуту была протянута бескорыстная рука помощи в их собственных сказках. Так почему же сейчас никто не имеет обыкновения помочь всеми любимой феи переждать грозовой шторм в укромном крыле доблестного героя? - если свечи догорят, можем ли мы просто помолчать? - тихий шёпот растворяется в ночном пение диких птиц, отражаясь на небольшое пространство балкона занавесой искренности и ребяческой надежды. Такой хрупкой, но желанной даже со стороны грозной чародейки. - принцесса так сильно не хочет покидать объятия ведьмы? - на багровых устах Леоноры виднеется неестественная усмешка - в ней не было и доли надменности или издевательства. Единожды странное тепло, которое так редко можно лицезреть в кругу сторонников зла. Кларисса молчаливо качает головой, невольно заставляя себя чуть ближе придвинуться к необходимому плечу высокопоставленной брюнетки. Аромат морозной корицы спасает. Он стал так безбожно напоминать о былых временах, когда череда сказок растекалась размеренным потоком сквозь линии повествования. Лессо возвращает ощущение, которое среди смертных читателей принято именовать "домом". Болезненно родная эйфория окутывает всё тело, подзывая невозмутимо прикрыть глаза и забыться. Неважно, насколько тяжёлым сложится их завтрашний день. Очередное утро, несущее за собой борьбу и пролитую кровь. Сумрак ночи красив. Он, будучи самым верным слушателем, сохранит в своих тисках воистину сокровенные истории и желания, проводя путеводную нить в судьбах всех живых созданий. Его не испугает бессмысленное течение времени. Мрачное успокоение. Госпожа луна склоняет свою величавую голову перед двумя измученными душами, окутывая их тишиной и тревожным уютом. Этих объятий, редких, но долгих в своём очарование, хватит, чтобы пережить немой крик безрассудства. *** Весна пришла. Гнусные просторы зимней хандры медленно отступили, оставляя природу в полноценной власти цветущей сирени и доблести пёстрых красок. Школьный сад озарился переливами нежных бутонов, чей аромат повис в воздухе, старательно заглушая пепельное послевкусие нелёгкой войны. Всё медленно возвращается на свои места. Ученики, едва успевшие оклематься от морального испытания, постепенно переставали с опаской вглядываться в тёмные переулки коридоров, словно ожидая, что из-за мрака на них откроются зияющие глаза смерти. Редкий смех юных сорванцов вновь возвращается в мраморные стены. Он разносится сквозь каждую трещину, оставляя на душе внезапную пустоту. Чего-то не хватает. Пазл не может сложиться в идеальную картину без определенной детали - такой важной и утерянной навечно. Крупица сказанного мира растворилась в глубокой тьме бушующей бездны, оставляя после себя дрожащие слезы и горькое давление в районе груди. Этого нельзя изменить. Кларисса, подобно бездыханному приведению оперы, блуждала по пустующим коридорам своей школы Ученики, в связи с комендантским часом, давно отправились отдавать дань тревожным сновидениям, расползаясь по своим комнатам отчаянным потоком. Единожды великодушный и свободный ветер, блуждающий по просторам сказочного леса, разбавлял своим гулом одинокую тишину полночного часа. Идиллия смертельной тоски. Фея-крестная, ведомая своими болезненными раздумьями, едва различала дороги - налитые свинцом ноги несли её между дверей кабинетов и многочисленных лестничных пролётов, заставляя изящные каблуки отстукивать однообразную песню по мраморному полу. Сердце добродетеля кровоточит ярким огнём в груди, пуская жгучую печаль в виде хрустальных слез на лице. Сказка бывает жестокой и такой несправедливой. Она забирает у людей самое драгоценное, с напыщенной благосклонностью обещая столь громогласный "счастливый конец". Но такой финал так и не настал. "Ласточка в мой дом, ласточка в мой дом Прилетала каждый год" Профессор Доуви замирает. Оленьи глаза, вобравшие в себя стекло прожитой боли и неминуемых потерь, устремились в сторону позолоченных дверей музыкального зала. Дивная мелодия пианино плавно разлеталась от стен якобы пустующей комнаты, не стесняясь взять с собой в сопровождении такой знакомый женский голос. Таинственный и излюбленный. Его звучание врезается в самые виски, сжимая горло комом громкого рыдания. Нет. Это не может быть правдой. "А теперь о чём, а теперь о чём Она поёт? Милый отчий край, милый отчий край, В заветной стороне Хоть разочек дай, хоть разочек дай Побыть - пускай во сне." Массивные двери, чьи косяки впитали в себя воспоминания многочисленных торжеств и музыкальных репетиций всегдашников, медленно распахиваются под натиском дрожащих рук златовласой феи. Эта ночь наполняется ароматом корицы. Он без промедления проникает под кожу профессора добра, навевая разбитые воспоминания о былой надежде. О любви и доме, которые в один кровожадный момент навсегда кинулись в лету прошедших дней. Всё осталось позади. Дни, разорванные бесчисленными бессонными часами, окрасились в багровом закате солнца жизни. Само существование без неё стало омерзительным и тошным. Каждый шаг, каждое движение, сопровождающееся отчаянным пониманием упущенного, били ровно по рёбрам, вынуждая ранее жизнерадостную феи-крестную задыхаться в немом крике. "Как прощалась я, как прощалась я, Думалось, весь мир отныне - мой, А вернулась я, а вернулась я С пустой сумой." Мгла накрыла комнату покровом звёздного сияния - весь зал окутал невесомый туман, вызванный буйством многочисленных свечей. Шалфей. В темноте сияющие блики отражались девственными мотыльками, зарываясь россыпью блестящих огоньков по длинным тёмным волосам сумрачной ведьмы. Леонора, величественная и изящная во всём своём проявление, сидела за серебряным пианино, прикрывая свои увековеченные глаза в сладкой эйфории. Её облик, засевший глубоко в памяти, отражался тенями на фоне безукоризненно белых стен. Худощавые пальцы ласкали томительные клавиши, заставляя их, под властью заострённых красных ногтей, извергать воистину трогательное звучание чародейского сердца. Волшебство. "Ласточка летит, ласточка летит В свой скворечник по весне, Кто же оживит, кто же оживит Пустое сердце мне?" - Леонора? - Кларисса захлебывалась в собственных слезах, что бесчисленным градом лились прямо вдоль исхудалых щёк. Ноги не слушаются свою хозяйку - сторонница добра нелепо спотыкается, стараясь сделать обнадеживающий шаг в сторону просторного зала. Всё тело сковывает истома болезненного прощания. Женщина мечтает сорваться с места и судорожно прижать к своей груди такую родную колдунью, чья душа навеки оставила отпечаток в истории двух школ. Доуви желает вновь беспечно припасть влажной щекой к излишне костлявому плечу своего содекана, впитывая всеми фибрами своего сознания неповторимый аромат корицы и ментоловых сигарет. Но Кларисса замирает на месте, скованная дрожью и морозным дуновением реальности. Это не может быть правдой. Лиловые глаза - живые, горящие вековой мудростью и столь смиренной печалью. Они наконец открываются, обнажая под светом умирающих свечей таинственное сияние магии. Пронзительный взгляд вызывает новый поток слез: кажется, Фея-крестная навсегда потеряла нить своего воображения и реального мира поодаль. Всё смешивается в штормовом потоке голых чувств и умертвляющего безумия. Она не способна отпустить. Не готова принять и смириться. - не плачь, прошу тебя, - нежный голос бывшего декана злой школы раздаётся вибрациями по телу Клариссы. Он ощущается горючей пульсацией точно в венах, смешиваясь с кровью в единую массу отторжения и многострадального томления. Леонора не могла умереть. Она бы не посмела оставить свою фею в полном одиночестве. Эта несносная женщина, частенько выражающая свои капризы с толикой злости, обязана жить. Её леди должна продолжать обучать подрастающее поколение злодеев, отдавая им свои знания и опыт прожитых лет. Как же Доуви откажется от ветхой корицы и леденящих душу объятий, что согревали лучше любого камина в самый разгар жизненных ненастьев? - принцессам не к лицу слезы. Ведьма растворяется во тьме этой сказочной ночи, позволяя одинокому пианино разразиться резким звоном клавиш по всему бархатному залу. Она ушла - теперь, навсегда.