***
Если кто-нибудь спросит Тигнари, чем же его так сильно зацепило преподавание, то он, вероятно, ничего не ответит, так как совершенно не знает ту причину, по которой сейчас столь отчаянно бегает по квартире, спеша в университет и снося все на своем пути. Возможно дело в тяге к знаниям, которой обладал молодой преподаватель, или же то было желание взращивать любовь к науке в юных умах, а может причина в большой зарплате и круглосуточном доступе в библиотеку при университете? Ха! Если бы все было так просто… В действительности же ситуация оказывается куда менее вдохновляющей и поэтичной. Он просто не знает, куда себя деть. Для того, кто всю свою жизнь занимался лишь постоянной зубрежкой, написанием конспектов, составлением презентаций, защитой докладов и подготовкой к экзаменам, он был чрезвычайно не приспособлен к самостоятельной жизни, в которой больше нет места контрольным и сессиям, но есть взрослая работа, которую, вообще-то, надо бы работать. Именно поэтому, по возвращении из-за границы, где он два с половиной года обучался в магистратуре, а затем там же три сверху отпахал в аспирантуре, родной университет принял его с распростертыми объятиями: конечно, не каждый день есть шанс урвать такого специалиста в области филологии, как Тигнари и, тем более его заслуги перед обществом и языком были свежи в воспоминаниях тех, кто когда-то являлся ему просто преподавателем, а ныне стал коллегой. Если честно, процесс попадания в сферу педагогов так и выглядит: сначала ты отличник в школе, потом красный диплом в университете, огромные амбиции и желание стать самым умным на планете, а затем туда сюда и…нет, не миллионер, а преподаватель. И хорошо, если подвернулся шанс зацепиться за вуз, а бывает же, что идешь работать в школу и всё, слишком поздно, ты уже часть корабля. Тигнари же себе такой судьбы совершенно не желал, тем более педагогическая практика на четвертом и пятом курсах — это то, что совершенно точно хочется забыть, похоронить, вычеркнуть из жизни и вымыть пятновыводителем. Ох уж этот вайб незаинтересованной и незамотивированной аудитории, состоящей из подростков в период пубертата, что в гробу видели и Тигнари, и его английский, который довелось преподавать. И это еще была лучшая языковая гимназия города: должны вроде как цели и перспективы присутствовать у деток. Но увы. Из мотивации там только побыстрее сбежать с урока, чтобы успеть ухватить пиццу в столовке и поиграть в Бравл Старс на перемене, попутно обсуждая, какой физик козел, англичанка дура, а математичка овца. Именно поэтому, узнав о вакантной должности преподавателя теории и практики английского языка в родном университете, он моментально отправил свое резюме и сделал несколько звоночков бывшему куратору: так сказать, напомнил о себе и о своём совершенно бесценном опыте обучения в Университете Аризоны. Спустя парочку тестов на знание методики преподавания, изучения всех норм и требований к работе со студентами, а также после подтверждения всех своих сертификатов и дипломов, проверки наличия и темы кандидатской, получился не просто Тигнари, а профессор Тигнари. В преподавательском составе его встретили с большой теплотой и некоторым сомнением, уж слишком молодым он был для профессора, но ничего не поделаешь, не всегда возраст может быть эквивалентен уровню знаний. Да и для самого Тигнари такое отношение не ново, ведь всю свою жизнь он был намного младше своего окружения. Закончив школу экстерном в пятнадцать лет и поступив в университет, он начал свою битву за место под солнцем, ежедневно сталкиваясь со скепсисом, непринятием, а иногда и насмешками со стороны как студентов, так и некоторых преподавателей. Но Тигнари не был бы Тигнари, если бы не доказал всем вокруг и себе в первую очередь, что всё возможно, было бы желание. Так оно и случилось: пять лет в университете, два с половиной года в магистратуре за границей, там же аспирантура и защита кандидатской, и вот он здесь, в своем родном университете, с большим количеством научных работ и публикаций, а также безграничным признанием со стороны тех, кто раньше в него не верил. А еще он совершенно точно разрушит свой имидж и образ в глазах студентов, которые уже успели узнать об изменении в преподавательском составе и растащить информацию по своим беседам в мессенджерах, так как именно сегодня, в первый учебный и, соответственно, рабочий день у него не сработал будильник. Ладно, если быть ну совсем откровенным, будильник может быть и сработал, а Тигнари может быть его отключил…все пять раз… Именно поэтому он на ходу жует тост с маслом, пытаясь одеться более-менее прилично, дабы не повторить печальный опыт практики в школе, где его весь месяц путали со школьником и грозились позвонить маме. Поэтому, натянув наконец на себя серые классические брюки, подобрав рубашку в тон со смешными красновато-рыжими полосками и надев сверху серый жилет для уверенности, Тигнари в один глоток выпивает кофе и выбегает из квартиры, катастрофически опаздывая. По его скромным подсчетам автобус должен как минимум взлететь, чтобы он оказался в нужное время в нужной аудитории, но, зная схему движения городского транспорта, он понимает, что дождаться нужный — то еще задание со звездочкой. Однако хоть немного фортуна благоволит ему, посчитав наверное, что он страдал достаточно, так как нужный транспорт оказывается на остановке, да еще и полупустой: ну точно чудо, не иначе. Собрав все светофоры по пути, он вбегает в университет, проносится мимо охранника под его возмущенный окрик, но абсолютно не обращает на это внимание — пропуск показал и хватит с него, со скоростью света преодолевает три этажа, немного приводит дыхание в порядок, подходит к нужной аудитории с опозданием всего на семь минут (и вообще это студенты опаздывают, а преподаватель задерживается, ага), дергает дверь аудитории на себя и…ничего. Дверь не поддается ни на себя, ни от себя, ни вверх, ни вниз, ни куда-либо еще. Ситуация. На подкорке сознания бьется мысль, что преподаватель просто не терпит опоздавших, поэтому замыкает аудиторию изнутри после начала пары, но минуточку, преподаватель вообще-то здесь. Вне аудитории. Происходит что-то определенно интересное. Следующая мысль, уже более здравая и рациональная, твердит, что аудитория закрыта, так как по канонам университетской жизни именно преподаватель должен взять ключик на вахте и поставить свою дражайшую подпись о том, что на время занятия три стула, две парты и неработающий проектор находятся полностью на совести профессора. Конечно, Тигнари сейчас спустится и запишет на себя ключ от 318й аудитории — это не проблема. Вопрос в другом: где студенты, которые, как предполагалось, ждут своего преподавателя под дверкой кабинета. Коридор совершенно точно пуст, а правило пятнадцати минут не могло быть применимо, так как он опоздал всего лишь на семь. Вот тебе и блестящее начало преподавательской деятельности — Тигнари, ты потерял группу студентов. Но студенты ведь не пропадают просто так, только если в расписании не стоит физра последней парой, а она совершенно точно не стояла; там были две пары теории и практики английского языка между которыми поставили культуру речевого общения. Следовательно вопрос: куда в огромном здании могли бесследно пропасть двенадцать филологов? Не Виноградов с Аракиным же их к себе утащили, честное слово. Что ж, в данной ситуации выход только один и кажется, поход в деканат наступит быстрее, чем Тигнари думал. Спустившись на второй этаж и отыскав дверь с покосившейся табличкой «Деканат», он несмело, будто студент под отчислением, стучится и, не дожидаясь ответа, заходит внутрь, все же в глубине души испытывая некую тревогу от посещения данного места. — Доброе утро! — здоровается он с миловидной женщиной примерно пятидесяти лет, что сидит за компьютером и что-то увлеченно щелкает мышкой, активно работает, наверное. — У меня куда-то пропала группа студентов, подскажите, как решить данную проблему? Женщина перестает щелкать и поднимает на Тигнари взгляд, смотря с какой-то смесью скептицизма и насмешки. — Что вы имеете в виду, молодой человек? Если пропали люди, это вам в милицию или полицию, как они там сейчас называются, да неважно. Не к нам с этим, — говорит она с иронией, не отрывая взгляд от него. — Да и вообще, вы кто такой будете? — Меня зовут Тигнари, я новый преподаватель по теории и практике английского языка, — говорит он. — И прямо сейчас у меня должна быть первая пара, но возле аудитории я не обнаружил ни одного студента. Либо произошла путаница с расписанием, либо у пятого курса, а именно группы СК-25, массовый прогул, который меня совершенно точно не устраивает. — Так, милок, они и не придут на твой английский, первое сентября же, — отвечает женщина как само собой разумеется. — Забрали твою группу в другой корпус с Днём Первокурсника помогать, они же все там активисты, а кто не активист, тот лентяй, которому только в радость пару прогулять и служебкой перед преподавателем помахать. — продолжает пояснять она таким тоном, будто объясняет неразумному ребенку какую-то совершенно простую истину. — Мой тебе совет, профессор Тигнари, пойди погуляй полтора часа, кофе выпей, птичек посчитай и на вторую пару иди, а к первой никого не жди. Сказать, что Тигнари был удивлен — это означает приуменьшить его шок примерно в двадцать раз, так как во время монолога женщины из деканата у него перед глазами проносилось сегодняшнее утро, недоеденный тост и марш-бросок от остановки до университета, во время которого он абсолютно точно развил сверхскорость, преодолев пятьсот метров за три секунды. — Спасибо большое за пояснения, я пойду-у..э-э… методику почитаю, да, точно, еще раз спасибо! — с этими словами он выскользнул из деканата, прикрыв за собой дверь и уставился в стену. Со стороны для случайного прохожего могла бы открыться крайне печальная картина: «Студент узнает об отчислении», холст, масло, суровые реалии. Но на деле все куда хуже и картину впору превратить в триптих под названием «Утро-хуютро», «День-пиздень», «Вечер-хуечер». — Ахуеть… — совсем не литературно выдыхает Тигнари, отталкивается от двери деканата, которую придавил своим телом, и медленно бредёт в сторону университетской кафешки. Что ж, все что ни делается — все к лучшему, да? Пизда. Оно к лучшему, но не в восемь утра в понедельник. Ну, Тигнари, добро пожаловать в игру под названием «Реальная жизнь», где ты нпс, на которого, кажется, забили еще на этапе разработки. Если прямо сейчас он не выпьет кофе и не съест что-то, то убьет кого-нибудь, скорее всего себя, а суицид в первый рабочий день в его планы на жизнь явно не входил. Почувствовав вибрацию в заднем кармане штанов, Тигнари достает свой мобильник и видит +1 сообщение на корпоративной почте, быстро нажимает на иконку приложения, открывает письмо и вчитывается в текст:«Доброе утро, Профессор Тигнари! Я Сайно — староста группы 5СК-25. Пишу предупредить, что в связи с помощью в праздновании Дня первокурсника наша группа сегодня будет отсутствовать на Вашем практическом занятии. У каждого студента будет служебная записка с подписью ректора. Спасибо.» Смотрит на время получения письма: 7:54 утра. Боже храни уведомления на почте, надеемся, разработчик приложения с такой же скоростью будет получать свое письмо о попадании в рай. Какая прелесть, думается Тигнари, деткам сегодня ко второй, почему весь мир в курсе, а он, как идиот, пришел на занятие к восьми утра? Очень хотелось побиться головой о стену, но со стороны преподаватель выглядел бы определенно странно, поэтому он решил ограничиться лишь кофе и продолжил свой путь до кафетерия.***
Оказавшись в университетской столовой, Тигнари испытал едва уловимое чувство ностальгии, так как множество приятных воспоминаний хранило в себе данное помещение. Вот за этим столиком он с одногруппниками сидел и проклинал составителей расписания, поставивших им окно между второй и четвертой парой; вон там подальше у окошка ловил похмелье после празднования успешной студвесны, когда все активисты сначала пили водку до трех утра, а затем, как самые ответственные и прилежные ученики, приехали на пары к восьми; а на том диванчике в углу они всей группой проклинали преподавателя, который назначил им отработку и сам же на нее не пришел, а бедные студенты два часа просидели под закрытой аудиторией как преданные псы. Что ж, видимо со своевременной отменой занятий ему не везло никогда. Из приятных и не очень воспоминаний его вырывает знакомая светлая макушка и прямая спина, что виднеется за местным «столиком для интровертов», коим являлся тот, что был спрятан за вазоном с искусственной пальмой. Чуть сощурившись, всматриваясь в человека, Тигнари непроизвольно сделал пару шагов вперед, споткнувшись о стул и чуть не свалившись вместе с ним. В таинственном незнакомце, коим окрестил его молодой преподаватель, постепенно стали угадываться совершенно знакомые черты: та же прическа со странной челкой, закрывающей один глаз, те же преобладающие зеленые оттенки в одежде, идеальная осанка и неизменные наушники с шумоподавлением. Да, это определенно точно был его бывший одногруппник — Аль-Хайтам, но как он тут оказался? Странный вопрос, конечно, не заблудился же, а очевидно, что работал, вопрос только кем, и почему сия информация прошла мимо Тигнари. Глядя на Хайтама, вспомнились времена их учебы в университете, все самые добрые и светлые моменты, которые их связывали, будь то тусовки по случаю каких-то праздников или списанная с одного сайта контрольная работа, за которую получали оба в равной степени, по-дружески, так сказать. Выйдя из минутного оцепенения Тигнари направился прямиком к столику интроверта, намереваясь слегка потревожить покой бывшего товарища, не он же один должен страдать, так? Аль-Хайтам вот приближения своего давнего знакомого не ощущал, он, если честно, вообще ничего не ощущал, ведь будучи методистом направления и руководителем приемной комиссии этого учебного года, нервные клетки и окончания давно покинули его тело, ушли, не обещая вернуться. Знаете, работать с людьми, как бы сказать, сложно. Особенно, когда таких людей и нелюдей у него сотни на дню, а все еще с абсолютно одинаковыми и максимально глупыми вопросами касательно поступления, которые, так-то, гуглятся с поразительной легкостью. Но то ли абитуриентов в Гугле забанили, то ли они в пещере живут и блага цивилизации для них — недостижимый идеал, каждый считал своим долгом вынести Хайтаму весь мозг без права на восстановление. Что ж, август всегда был его самым нелюбимым месяцем. И вот сейчас, решив все вопросы с поступлением, закрыв приемную кампанию на этот учебный год, сдав всю отчетность и урвав себе час свободного времени, он решил пожить для себя и отправился в университетскую столовую, чтобы выпить кофе и прочитать парочку свежих научных статей, опубликованных в Скопусе. Тигнари же в его планы посвящен не был, поэтому без каких либо угрызений совести, сомнений, а уж тем более приглашения, отодвинул стул напротив и подсел за столик, сложив руки перед собой, и уставился на давнего приятеля с широкой улыбкой, не хватало еще хвостиком помахать для полноты картины. Аль-Хайтам же, медленно прикрыв ноутбук, восторга Тигнари изначально не разделяет и уже готовит свой запас великого матерного, чтобы объяснить о последствиях вторжения в его личное пространство, но, поймав знакомый взгляд зеленых глаз, моментально теряет всю злость и давится так и не высказанными ругательствами. — Тигнари, ты? Я перенесся на шесть лет назад и мы снова прогуливаем языкоз? — с подобием улыбки, а Тигнари абсолютно уверен в том, что это попытка в улыбку, так как за пять лет изучил каждый вздох своего безумно эмоционального друга, спрашивает Хайтам. — Ну нет, друг-товарищ, это не сон и не прошлое, а вполне себе реальное настоящее, — отвечает Тигнари, откинувшись на спинку стула. — Признаться честно, я тоже совершенно не ожидал тебя увидеть в родимой альма-матер, какими судьбами и почему мы не встретились раньше? — Ну если бы кое-кто предупреждал о том, что возвращается в родные края, и не просто возвращается, а собирается вступить в ряды местных перегоревших лампочек-светил науки, то знал бы, что я тут уже три года сижу, скучаю. — Да я как-то не подумал, если честно, посчитал, что все: дипломы получили и по своим жизням разбежались, — хмыкает Тигнари. — Не предполагал тебя тут встретить, да и вообще кого-либо. Как бы из всех нас лишь у меня было достаточно слабоумия и отваги, чтобы связать свою жизнь с преподаванием. Рассказывай, Хайтам, как так вышло, что ты тоже тут и почему мы не увиделись раньше? — Да я то что, получил магистра, меня пригласили стать методистом направления и взять себе одну дисциплину, пока преподаватель не выйдет с больничного, так и остался, — начинает свой рассказ Хайтам, откинувшись на стуле. — Сейчас занимаюсь в основном бумажной работой на кафедре, изредка читаю теорию перевода, плюс пишу диссертацию, вдохновил ты меня на аспирантуру всё же. — Как интересно оказывается может сложиться жизнь, — хмыкает Тигнари, скрещивая руки на груди. — А я вот как обычно лох лохович, прибежал на пару, которой нет: пятый курс на дне первокурсника, видите ли! — возмущается он. — Так эту информацию во всех чатах объявляли, даже на страничке университета списки участников висели, не смотрел что ли? — усмехается Хайтам, делая глоток своего рафа. — Хотя знаешь, припоминая твою скорость реагирования на важную информацию, я абсолютно не удивлен. Чувствуя насмешку в словах друга, Тигнари напоказ хмурится и дуется, всем своим видом выражая вселенскую обиду и тяжелейшее оскорбление, но затем вздрагивает, словно некая гениальная мысль посетила и от былой надутости ни следа. — Во сколько ты сегодня заканчиваешь? Мы пять лет не виделись, давай посидим как в старые добрые, пообщаемся, обменяемся новостями? — предлагает Тигнари ту идею, что возникла в его голове секунду назад. — Хм. Как в старые добрые говоришь… Боюсь, печень уже не в том состоянии, чтобы столько алкоголя выдержать, — усмехается Аль-Хайтам, припоминая их бурные студенческие годы. — Окей, тогда предлагаю примерить на себя другой образ и как истинные бабки-пенсионеры поужинать и обсудить все за чашечкой ароматного чая. Можем встретиться в холле в шесть, я знаю одно отличное место. —Хм, у меня есть подозрение, что бабушачьими посиделками это не закончится, — хмурится Аль-Хайтам. — Пообещай, что не будет никаких авантюр, я тебя не первый год знаю, Нари. — Окей, бабушачьи посиделки, так бабушачьи посиделки, тем более мне завтра к первой паре! — восклицает Тигнари, вставая со своего места, чтобы двинуться в сторону аудитории, в которой у него сейчас лекция. — Прям таки к первой? Нари, золотко, перепроверь все еще раз, дабы предотвратить возможные эксцессы, — мягко смеется Аль-Хайтам и салютует ему своим стаканом с кофе. — И не опаздывай! — Ой да иди ты, разберусь, — огрызается Тигнари и выходит из кафетерия по направлению к нужному крылу. — Посмотрите на него, нашелся тут мамкин шутник. С уязвленной гордостью и небольшой радостью от встречи с одногруппником Тигнари подходит к двери аудитории, которая, к удивлению, оказывается закрыта. Конечно. Никогда такого не было и вот опять. Опомнившись и хлопнув себя по лбу для профилактики, он поспешил на вахту за ключом.