***
Уилсон шел по коридору больницы, направляясь к Кадди за согласием на лечение сложного случая и пытаясь удержать в руках все папки, когда его вдруг догнал Хаус — неестественно быстро для его больной ноги. Он тут же приобнял его за талию, и Джеймс закатил глаза. Тело пронзил разряд тока. — Это обязательно? — проворчал он, нехотя поддаваясь объятиям. — Конечно. Ты ведь идешь к Кадди? Пора бы ей рассказать. Прошло уже четыре дня — было даже удивительно, как она до сих пор не заметила сама. — Ну, раз пора, — пробормотал Уилсон, прекращая попытки высвободиться. В таком же виде они вошли в кабинет главного врача. — Кадди, мы ждем поздравлений, — с порога заявил Хаус. — Вообще-то я пришел не за этим, — попытался было высказаться Уилсон, но Хаус прервал его, сжимая его ладонь в своей и наигранно улыбаясь. Лиза вытаращила глаза. — С чем? — спросила она наконец. — Я только что сделал перед ней каминг-аут, а она еще спрашивает, — возмутился Грегори. — Что ж, — Кадди вскинула брови, обходя свой стол и прислоняясь к нему поясницей, — тогда поздравляю. Комментировать не буду. — Завидуешь? — подмигнул Хаус. — Тебе? — она ухмыльнулась: знала, как задеть. Грегори фыркнул. — Я пришел попросить разрешения на экспериментальное лечение, — Уилсон наконец высказал истинную причину того, зачем пришел, и положил перед доктором все папки. Это Хаусу было уже не особенно интересно, но он сел на диванчик, внимательно слушая. Кадди время от времени поглядывала на него со смесью интереса и непонимания, но решила до поры до времени ничего не говорить.***
Уилсон снова был за своим рабочим столом, но в голову лезли совсем другие мысли. Стоило думать о девочке Синди из седьмой палаты, которая поступила вчера с третьим рецидивом. О парне из девятой — ему грозила ампутация. О женщине, которая снова приходила к нему на прием и у которой было подозрение на неоперабельную саркому в терминальной стадии… Но он думал о Хаусе. По окнам стучал дождь. Уилсон зло посмотрел на стекла. Звук его раздражал: он гораздо больше любил солнце. А еще его ужасно раздражал доктор-диагност, который предложил эту совершенно дурацкую идею с ненастоящими отношениями. Последние пару лет Уилсон жил, не сильно задумываясь о собственных эмоциях: вся жизнь была посвящена работе. После развода он вообще не думал о том, чтобы заводить новые отношения. И за всеми делами он совершенно точно не заметил, что успел странно привязаться к Хаусу. Конечно, он думал, что Хаус нравится ему как друг. Хороший друг. Друг, который, несмотря на издевательскую саркастичность и злые шутки, всегда готов поддержать и оказаться рядом. Но стоило Грегу предложить эту затею с отношениями на спор, как все давние сомнения Уилсона вышли из тени. И за неделю размышлений он пришел к выводу о том, что у него действительно давно были чувства к Хаусу — чувства, отличающиеся от дружеских. Он привык к тому, что Хаус всегда рядом, как привыкают к партнеру, успел смириться со всеми его негативными чертами, принять ужасный характер, и даже научился понимать его юмор. Черт возьми, да и как вообще можно было без внимания оставлять тот факт, какие красивые у него были глаза? Уилсон вздрогнул. Окинул взглядом пустой кабинет, провел ладонью по лицу, пытаясь сбросить наваждение, и достал из ящика стола папку с одним из медицинских дел, которое вел сейчас. Он смотрел на титульный лист как-то без осмысления, не понимая и не вникая. Мысли все еще были заняты другим человеком. Человеком, который наверняка никогда и не думал о Уилсоне в таком ключе. Вдруг раздался тихий стук в дверь. — Войдите, — крикнул Джеймс голосом, чуть охрипшим от долгого молчания. В дверях показалась Кадди. Она прошла к столу, осторожно опускаясь напротив Уилсона. Облизала губы, глядя на него нерешительно, а потом наконец заговорила: — Вряд ли ты станешь мне врать, поэтому решила спросить сразу у тебя. Что за представление устроил Хаус? — она сложила руки на груди. Уилсон нервно хмыкнул. Если бы его не терзали мысли, он бы вошел в роль, притворился даже перед главврачом, сказал бы, как они с Хаусом счастливы вместе — но он был совсем не в том настроении. И шутить ему не хотелось. — Он просто хотел, чтобы ты начала ревновать и ответила на его чувства, — устало пояснил он, закатывал глаза — будто всем видом показал, как не одобряет такое поведение со стороны Хауса. Лиза удивлено вскинула брови. — Может, он получил бы этот ответ, скажи он мне об этом прямо. Ну неужели так сложно догадаться? — она закатила глаза. Уилсон тут же напряженно сжал челюсти. Видимо, все его лицо выражало абсолютную тоску, потому что Кадди нахмурилась. — Все нормально, или ты не сказал о чем-то еще? — Да нет, — тот попытался выкрутиться, но Лиза смотрела пристально и замечала даже малейшие перемены. — Для него это шутка. Ну, один большой спектакль — ради тебя. Но я… Я не уверен, что это шутка для меня, — он тяжело сглотнул, отводя взгляд. Наступило молчание. — Джеймс? — тихо позвала она. Он уставился в компьютер так, словно ее здесь вообще не было. — Доктор Уилсон. — Я не хочу об этом говорить, — отрезал он. — Но ведь уже начал, — взмолилась Кадди. Уилсон вздохнул, переводя на нее взгляд. — Я поговорю с ним. — Не стоит, — усмехнулся он. — Вряд ли ты хочешь это продолжать, — заметила врач. Уилсон неопределенно пожал плечами. — Я не думаю, что ему надо об этом знать. Но ты права, я бы предпочел это закончить, — признался он наконец. — Я поговорю, — снова кивнула Кадди, вставая, — и, Джеймс, — она обратила на него сочувствующий взгляд. — Если тебе тоже нужно будет с кем-то поговорить, я всегда у себя. Он натянул улыбку, кивая ей. Лиза вышла из кабинета, аккуратно прикрыв за ней дверь. Уилсон откинулся на спинку стула. Если ему повезет, он отделается лишь парой шуток, но Хаус добьется своего и станет менее надоедливым. Если не повезет — что ж, он жил так несколько лет, проживет и теперь. Просто теперь, когда он признался самому себе, это будет еще тяжелее. Уилсон тихо вздохнул, сел ровнее, снова доставая медицинские карты. По окнам размеренно стучал дождь.