К югу от экватора

Никто не знает, какой день в жизни станет самым важным. Вы думаете: вот он, этот день. Но он никогда не будет настолько важным, насколько вы представляли. Обычный день… И лишь те, что начинаются, как обычные дни, как правило, становятся самыми важными. Сегодня день свадьбы. Прекрасный день. Превосходный.

— Говорят, дождь на свадьбе к счастью, — сказал Арсений. Они едва проснулись, вышли во внутренний дворик и обнаружили, что небо затянуто бледно-серыми облаками от горизонта и до горизонта. Океан за зарослями потемнел и будто бы волновался вместе с ними. — Да, может, ещё пронесёт, — задумчиво проговорил Антон, — погода тут, говорят, весьма переменчивая. Но нас предупреждали… Да, сезон дождей подбирался. — Слушай, — взял его за руку Арсений, — может, воспользуемся, наконец, функцией заказа завтрака в постель? И потянул его обратно. Серое небо наводило тоску. *** — Макс написал, что скоро всё доставят. А ещё сообщил, что если уж ливанёт, то перенесём всё на виллу, в ресторан… Мы же не?.. Арсений не договорил, только приподнял бровь в вопросе, глядя на развалившегося поперёк кровати Антона. — Нет, — уверенно покачал головой тот. — Мы не будем ничего переносить. Только если библейский потоп начнётся. — Ты думаешь Он так с нами решит расправиться? Не много ли чести? И улёгся рядом на спину плечом к плечу. Они лежали и глядели на балдахин, что сходился над их головами. — Нервничаешь? — спросил Арсений, обхватив чужой мизинец большим и указательным. — Нет… Не знаю… Наверное, нет. А ты? — Тоже не знаю. Это была совершенная правда. Арсений не чувствовал волнения в груди. Не было и привычного нетерпения, идущего всегда бок о бок с нервами. Но и спокойным он бы себя не назвал. Ощущалось внутри какое-то предчувствие чего-то надвигающего, но совсем не страшного и не опасного, а… Наверное, лучше всего подходило слово «торжественного». — Это обычный день, — пробормотал он. — Да, мы сейчас поедим, потрахаемся, потом, если погода позволит, поваляемся у бассейна в компании твоего Сквирела, снова поедим, чутка поспим, а к пяти часам двинем к вилле, чтобы пожениться. Вполне себе обычный день. Антон даже не ухмыльнулся в конце, поэтому Арсений не смог распознать, что это было: шутка, сарказм, ирония? Но решил долго над этим не размышлять. Перевернулся, закинув одну ногу поперёк длинного тела и прямо в ухо чужое прошептал, укусив за мочку: — Потрахаемся, значит? Рука мягко легла на живот. — Эй, к нам сейчас с провизией пожалуют. Я без бутербродов с тобой трахаться отказываюсь. Да и тебе кофе не помешал бы… Ну, на нет, как говорится, решил Арсений и поползновения в сторону чужих труселей прекратил, а вместо этого звонко шлёпнул по пузу и расхохотался. — Ну и ладно, в душ пойду. А ты гостей встречай. До свадьбы ещё семь часов. И эти семь часов он будет жить свой самый обычный день. А любой обычный день начинается с душа. Вот так вот. *** — Так, — протянул Антон, — у нас есть что-то новое, — он махнул в сторону той самой голубой рубашки Арса, что он купил в магазинчике у пристани, — что-то взятое взаймы, — показал на кольца, что лежали на журнальном столике, — ну, а старого у нас в избытке. Значит, осталось синее или голубое. — А рубашка за голубое не сойдёт? — ухмыльнулся Арсений в ответ. Они развалились на диване в их, так называемой, гостиной. После завтрака Антон с недюжим энтузиазмом приступил к выполнению собственного плана. Поэтому в душ пришлось идти ещё раз, но уже вдвоём. А сейчас они сытые, довольные и чистые лежали в обнимку и глазели на погоду снаружи, что никак не хотела меняться. — И вообще, ты не против, что я буду в ней? — Я даже за. Или ты где-то тут от меня костюм припрятал? — Не, просто спросил. Признаться честно, до этой самой секунды Арсений вообще не думал о том, в чём он сегодня будет. Оставил всё на волю вдохновению, решив, что в последнюю минуту просто последует зову сердца. Он взглянул на кольца. Те были самые обыкновенные, серебряные и потемневшие от времени. Одно с каким-то узором, второе с явно потерявшимся камнем. — Когда вернёмся, купим нормальные, — проследил за его взглядом Антон. — Не, мне эти нравятся. Их неказистость и обшарпанность очень хорошо вязалась в его голове с фактом того, что они не будут их носить. — Их придётся вернуть, ты забыл? — Точно. И задумчиво провернул печатку на правом безымянном большим пальцем привычным жестом. Ты вечно мои цацки разглядываешь. На. Пусть будет. С этими словами Антон подарил ему её когда-то. Целую прожитую жизнь назад. А Арсений так и не снял. Забавно. — Так синее. Есть у тебя что-то синее? Или голубое? Арсений молча поднялся и пошлёпал в спальню, там залез в шкаф, отыскал то, что искал, и быстро вернулся, чтобы кинуть Антону его же трусы почти в лицо. Чистые и синие трусы. Это главное. — Подойдёт? Тот только заржал в голос. — Вполне. — Ты вообще в курсе, что всё это, — Арсений уселся рядом и обвёл рукой новое-старое-голубое-взятое взаймы, — должно быть на невесте? — Что? — обернулся на него Антон, удивлённо брови приподняв. — В день свадьбы на невесте должно быть что-то новое, что-то старое, что-то голубое и что-то взятое взаймы. — Ты серьёзно? — Это не я, это традиция. — Бля… — разочарованно протянул Антон. — А я чё-то… — Да ладно тебе, — Арсений улыбнулся искренне, широко, глядя на очаровательно скуксившееся лицо, — на мне будет что-то новое, на тебе — синее, на нас обоих — старое и взятое взаймы. Вместе мы заменим одну недостающую невесту. И рассмеялся тихонько собственной шутке. — Дурак. Куснули его небольно за плечо. — Слушай, пошли к бассейну, солнце ждать бессмысленно. Хоть искупнёмся, — предложил Арсений после недолгой потасовки и выяснения, кто здесь дурак. Ему не хотелось сидеть в четырёх стенах, томясь в ожидании. У них же обычный день, да? И уже почти было потянул его за собой. Но тот отвлёкся на телефон. — Ты иди. Я догоню. Арсений возражать не стал. Он вышел на улицу и чуть ли не поперхнулся жарой. Облачность здесь, как оказалось, вовсе не обещала прохладу. Солнце, скрытое за облаками, жарило по-прежнему немилосердно. И душно так, что не вдохнуть, не выдохнуть. Хотя нет, душно бывает перед грозой. Духота обещает, как правило, скорое облегчение. Но не здесь. Вытянув руку перед собой за границу навеса, где в лучшие часы можно было укрыться от палящих лучей, он с удивлением обнаружил, что дождь-то шёл. Это не было похоже даже на ноябрьскую морось. Капли столь мелкие, что сразу и не различишь. Они будто бы застывали в воздухе, парили в нём, и было непонятно, падают ли они с неба или поднимаются от земли. — Ничего себе, — выдохнул он в тишину. — Сквирел, друг мой, как ты здесь живёшь-то? А потом двинулся к бассейну, чтобы замереть у самого края. За два шага он умудрился как-то взмокнуть. И не ясно было: пот ли это или вода. В этот момент дверь за ним захлопнулась. Он обернулся с широкой улыбкой на лице, чтобы сообщить о своём открытие, сказать: «Шаст, тут такой дождь чудной» и потащить его за руку, чтобы он тоже стал мокрым или потным, а может, и мокрым, и потным, но лишь замер с приоткрытым ртом. Антон вышел из их обители вовсе не таким, каким он его оставлял внутри. Брови нахмурены, а взгляд тяжелый как самосвал, губы поджаты, а в руках пачка с зажигалкой. — Что-то случилось? Тот не ответил. Уселся на шезлонг под навесом, сигарету в рот вставил и закурил, стараясь на Арсения не глядеть. И только через пару затяжек выдал короткое: — Вика написала. Арсений вдохнул поглубже вязкий воздух и тоже ощутил неизвестно откуда взявшуюся тяжесть на плечах. А потом поднял голову к серым облакам. Внешний мир всегда прорвётся, да? — Её сегодня не будет. — Работа? — спросил Арсений, не опуская головы. Вспомнить бы ещё какой сегодня день недели. — Нет. Она просто не хочет. — Что? — встрепенулся всем телом и посмотрел на Антона, чтобы увидеть, что тот сидит на прежнем месте, двумя большими пальцами разминая переносицу, пока сигарета тлеет по соседству. — Так и написала? — Нет, конечно, Арс, — зашипели на него. — Просто… Я знаю. И давай ты не будешь переубеждать меня в обратном, хорошо? Арсений не стал. Только вздохнул тяжело и медленно подошёл, чтобы усесться рядом, на соседний шезлонг. В попытке не успокоить, а хотя бы поддержать, потянулся к чужому колену. Антон дёрнулся, уходя от касания, руки от лица отнял, чтобы с каким-то удивлением взглянуть на столбик пепла. И даже докуривать не стал, бросив окурок в пепельницу. А затем вновь голову в руки уронил. — Я это… Всё нормально. Я в порядке, — проговорил он куда-то в себя. — Просто… Блядь. Я на неё даже сердиться не могу. Это я… Я дебил, который… Как будто бы поперхнувшись словами, он ухмыльнулся зло и продолжил: — Дебил, который забыл, что я для неё… Не знаю… Брат, который уехал, разбогател и стал… Настолько недоступным, что она на моем фоне всегда будет чувствовать себя недостаточной. Её слова. Не мои. И то, что я оказался по мужикам, для неё… Не знаю, как причуда какая-нибудь? А всё это… Свадьба в отпуске, который, как она думает, стоит немыслимых денег, просто ебантизм. Она не обязана к этому серьёзно относиться. И я, выходит, и правда, не могу на неё сердиться, но… Он поднял голову и взглянул на Арса: — Это же я всё начал. Да? И прежде, чем ему успели возразить, продолжил: — Нет, Арс. Это я сказал. Ты бы такого не пизданул. Только не ты. Это был я… И я продолжил. Неважно где, неважно как… А оказалось… И про семью. Посыл в космос, да? А потом ты замутил всё это с французами. Но я это всё начал. Он встал, чтобы пройти два шага и замереть у края навеса спиной к Арсению. Всматриваясь куда-то в зелень перед собой и скрестив руки на груди, он будто бы задумчиво протянул ещё раз: — Посыл в космос… Но, если честно, Арс, нахрен мы вообще это делаем? Так и не обернулся он. Арсений же ещё раз вздохнул и тоже посмотрел куда-то перед собой. — Ты был не прав. — Что? — Антон дёрнулся, а затем резко повернулся, удивлённо приподняв брови. — Ты сказал, что мои не знают, — Арсений быстро взглянул в растерянное лицо и тут же взгляд опустил на собственные руки. — Это неправда. Отец знает. — Чего? Стоило бы начать говорить более длинными предложениями. Но Арсений всё никак не мог подобрать слова. Больше машинально он потянулся к чужой пачке, но тут же руку отдёрнул. Только отвлекать будет. Посмотрев перед собой, он нахмурился, но решился продолжить: — Ну, не про нас… Хотя, я думаю, догадывается. Про меня. Мне было, — он задумался, — дай Бог памяти… Двадцать два? Да, где-то так. Мы тогда впервые вместе напились с ним. Ещё и за мой счет. Я очень… Я чувствовал себя тогда очень взрослым, наверное. В двадцать лет это имеет значение. И я… Не помню. Просто он что-то сказал, а понял, что он знает. А он по моей реакции понял, что я понял. И тогда он сказал… — Что? — вновь спросил Антон настороженно, но уже мягче. — Сто пятьдесят четвёртая. Три слова. И мы больше никогда об этом не говорили. — Я… Не понял…? — Сто пятьдесят четвёртая статья, — посмотрел на него Арсений. — Блядь, — выдохнул Антон и дёрнулся было подойти, но Арсений встал сам, тоже прошёл два шага и оказался рядом, но чуть в стороне, за навесом. — Это пиздец, — донеслось тихо у него за спины. Но Арс лишь мотнул головой. Пиздец, не пиздец, а как есть. — Да, знаю, — тем не менее согласился он. — Слово-то ещё какое. Му-же-лож-ство. А? Или как там… Неважно. Я тогда разозлился очень. Не сразу, конечно. Но разозлился. И злился ещё много лет… — Ещё бы, — зло и возмущённо ухмыльнулся Антон. — А потом перестал, — продолжил Арсений. — Когда Кьяра родилась, я вдруг понял, что он… Он, понимаешь, не хотел меня обидеть. В этом-то вся и суть. Он просто… Знаешь, ты вот сказал, что для Вики это какая-то причуда разбогатевшего братца, которого по телеку крутят. Как будто бы, если бы тебя не крутили по телеку, ты бы не был… таким. А для моего папы это, наверное, что-то вроде психического отклонения. Дефекта, от которого он меня меньше любить не стал, но от которого не смог уберечь. И… Арсений резко вздохнул, с удивлением для себя обнаружив, что получилось больше похоже на всхлип, посмотрел, прищурившись куда-то в заросли, где таился Сквирел, и закончил, медленно проговорив каждое слово: — Наверное, очень сложно жить с мыслью, что ты не смог уберечь собственного ребёнка от него самого. А затем обернулся. Антон глядел на него с лицом нахмуренным, полным сопереживания, но по-прежнему прекрасным. И Арсений открыл было рот, чтобы продолжить, сказать то, что собирался, успокоить и, как и намеревался, поддержать вообще-то, а не грузить ещё больше. Но захлопнул, наклонив голову вбок. Потому что вдруг вспомнил. Вспомнил, что вообще-то поздно заговорил. Даже для мальчика. Родители ему рассказывали, что собирались бить тревогу, ведь он упрямо отказывался произносить хоть что-то, кроме чего-то, отдалённо напоминающего «мама». А потом в его голове будто бы что-то щёлкнуло, и он начал тараторить без умолку, чем до сих пор успешно и занимается. Папа всегда смеялся, утверждая, что Арсению было это просто без надобности. Ведь мама понимала и так, а потом та в больницу на неделю попала и, оп, ребёнок тут же стал болтать, ведь остальные взрослые его понимать отказывались. Арсений, конечно же, всего этого не помнил. Но зато он знал, что мама ещё долго понимала, чего он хочет ещё до того, как он успевал рот открыть. Даже сейчас, когда он большую часть прожил вдали от неё, она всё ещё время от времени умудрялась это делать. И как при всём при этом можно было не знать. А если она знала, то… Поперхнувшись собственными мыслями, он поджал губы. — Арс? — Антон поднял руку в желании прикоснуться, нахмурившись ещё больше. Но Арсений только головой покачал. Вот уж успокоил, да. Антон прямо-таки умиротворён сейчас. — Я… Секунду, — выставил Арсений палец перед собой. Наклонил голову, дал себе возможность выдохнуть, а затем улыбнулся широко вновь посмотрел на Антона. Того это, кажется, только ещё больше испугало. — Я вообще, это всё говорить-то начал, чтобы привести к мысли, что не нужно ждать от любимых людей больше, чем они… Ну, ты понял. Вика дура, конечно, но она тут причём? Но на самом деле, — задышал почти ровно и улыбнулся заново, искренне. — вот, ты сказал, что не можешь на неё сердиться. Зато я могу. В пизду её. Пошла она на хуй. — Что? — видимо, от неожиданности рассмеялся Антон. Он всё ещё глазел, недоумевая, видимо, боялся, что Арсений рехнулся, но чуть расслабился, плечи, наряжённые, опустил. — В пизду, — повторил Арсений уверенно. — И отца моего тоже на хуй. Нахера мы это делаем? Да потому что любим друг друга. Потому что рядом с тобой я чувствую себя счастливым. И, может прозвучит самоуверенно, но что-то мне подсказывает, что это взаимно. Потому что какого-то чуда мы умудрились всё это не похерить, а шансы-то были, да и сейчас есть. Вот… Мы женимся не нахера и не зачем, а потому что это вообще-то повод для радости. И если эту радость с нами разделят только два малолетних гея, мужик, который, по факту, на нас работает и бабка с дедом в маразме, то и плевать. Вот. На этом он закончил. Выдохся, умолк и замер в ожидании, чувствуя будто бы пробежал марафон. Вон, со лба течёт. Опять же, непонятно, пот или вода. А Антон сделал шаг навстречу, оказавшись близко-близко. Он улыбался. И это, кажется, было лучше всего. — Я знаю, что звучит… Арсений понял, что не слышит собственного голоса. Небеса разверзлись. В прямом смысле этого слова. Дождь ливанул без предупреждения и стеной, словно кто-то на небесах перевернул чашку. Его шум оглушал, капли затекали в глаза и срывались с губ, стоило открыть рот. Он ослеплял. И лицо Антона стало вмиг размытым, словно Арсений надел очки, что ему совсем не подходили. Но каким-то образом через него он смог расслышать: — Я тебя люблю. — Что? Поцелуемся под дождем как в Дневнике Памяти? Ему не ответили, утянув за собой в дом. *** Дождь лил, не переставая. Это не было похоже на летнюю грозу. Совсем нет. У той есть начало и конец. Это же казалось чем-то бесконечным, будто бы они обречены застрять здесь в этой тюрьме из дождя, чтобы редко-редко и только по вечерам вспоминать о том, как выглядит солнце, пока воспоминания совсем не потускнеют. — Говорят, дождь на свадьбе к счастью… — Судя по всему, мы в нём утонем. — Хотелось бы. Иди сюда. От макушки Антона пахло почему-то океаном, хотя после последнего купания он уже несколько раз успел побывать в душе. — Знаешь, — сказал он, спрятавшись от Арсения в подушечном мире. — Она ведь хороший человек. — Я знаю, — нашёл его руку вслепую. — А мой папа — мировой мужик. В самом лучшем смысле этого слова. Он бы тебе понравился. То есть… Вы и так знакомы. Но… Арсений не закончил. Смысл объяснять? — То есть, это с нами что-то не так? — Скорее, с миром. — Грустно это как-то, Арс. Да, так грустно, что проще злиться и не говорить об этом, потому что иначе рискуешь потеряться в этой грусти без выхода. Арсений крепче сжал чужую руку и закрыл глаза. Он устал. — Ты бы понравился моей маме. Опять же, ты ей и так нравишься, но ты бы понравился, если бы… Антон тоже не стал договаривать. Полежав немного в тишине вместе с Арсом, он встрепенулся, заставив раскрыть глаза. А затем поднял лохматую голову, чтобы заглянуть прямо Арсению в лицо. — Зря я тогда про семью начал. Ты прав, — усмехнулся горько, — в пизду… У нас Матвиенко есть, Макс, пара французов и странная бабка с мужем. Это в целом, целая толпа. И не дал Арсению и слова возразить, укрывая собой. — Кстати, о Матвиенко… — Да. Надо ему позвонить, а то проспит всё к чертям. *** — Серёг? — А? Я что? Уже пропустил? Я не спал, честно… Голос был самый что ни на есть заспанный. — Не, у меня к тебе просьба… — Если надумал бежать, то туда я тачку подогнать не смогу, Арс. — Да не, послушай… *** Обед им принёс знакомый официант, укутанный в два плаща сразу. Правда, это наверняка его не спасло. Дождь всё не прекращался. До свадьбы оставалось каких-то три часа. А до конца их обыкновенного дня — десять. — Кажется, тише стало? — Антон сел на кровати и принялся вглядываться в пелену за окном. — Да не, вроде бы, всё так же, — не согласился с ним Арсений и потянул к себе. Но Антон был прав: через час напасть спала. Дождь не прекратился, но на всемирный потоп это больше не тянуло. — Ну, во всяком случае, не потонем по дороге. У тебя зонта нет? — Да, Шаст, всегда с собой в отпуск беру зонт. А ещё надувную лодку, вдруг что. — Иди ты… Козлина. И рассмеялся неизвестно чему. — В следующий раз действительно стоит взять лодку. *** Через два часа они стояли под душем вдвоём. Арсений выцеловывал плечи, крепко держа за талию. — Отпусти, — велели ему, но даже не дёрнулись. — Я ещё волосы хотел высушить. — У тебя это займёт пять минут… И ты думаешь, в этом есть хоть какой-то смысл? Мы явимся на нашу свадьбу мокрые до нитки. — Вот, Максу надо набрать, пусть пошлёт нам какие-нибудь дождевички… — Дождевички, Шаст… — Хочу красный и синий. — Чур, мой красный. — И сапоги. — Жёлтые! Из душа вышли только через четверть часа. И пока Антон носился голый в поисках синих трусов, которые они куда-то зашвырнули, Арсений решил нос наружу высунуть, проведать, вдруг Сквирел решил от дождя под их навесом укрыться? Открыв дверь, чуть ли не задохнулся земляным воздухом и с удивлением обнаружил, что дождь прекратился вовсе. Только с деревьев капало. Нет, небо всё ещё не радовало оттенками голубого, но тёмные тучи неслись куда-то в сторону горизонта, оставляя за собой светло-серые облака. Посмотрев на них с минутку, он выдохнул и вдруг почувствовал себя свободным. *** — Как я выгляжу? — Если не считать свисающей с носа кожи, то прекрасно, Арс… — Ну, что есть, то есть. Он стоял в их гостиной, одетый в шорты, на которых виднелись разводы соли, рубашку за пару баксов, которая не очень легла по длине и шлёпанцы. В этой комнате не было зеркала, но оно ему было без надобности. Он поверил Антону на слово. Сегодня он и в самом деле выглядел прекрасно. — Ну что? Пойдём? — Кольца не забыл? — Не, на месте. — Тогда пойдём. Он взял его за руку, и они вышли под серое небо, чтобы отправиться вдоль столбиков, что сейчас терялись в зелени и были почти неразличимы. Под ними чавкала грязь. Иногда шлёпанцы увязали в густом месиве, приходилось их с усилием выдёргивать. Но они шли. Медленно. В тишине. *** — Вот они, красавцы, идут, — встретил их голос Макса. — Чё не позвонили? Мы б на скутерах подбросили. — Чтобы в грязи были не только ноги, а мы целиком? — усмехнулся Арсений. — И то верно… Показался с веранды обладатель звучного голоса. Он что-то крикнул в сторону, будто бы в никуда. И из ниоткуда появилась женщина, протянувшая Арсению неизвестно зачем нужный шланг. Не успел он ничего спросить, как та включила воду. — Да ёбаный ты на хуй… Что ж, не стоило даже выключенный шланг направлять на себя… Тут ведь как с пистолетом. — Я теперь как обоссанный… Рядом ржал как не в себя Антон. И он обернулся, чтобы послать его, а потом окатить водой, потому что, если уж он будет клясться в вечной любви с мокрой задницей, то хоть не в одиночестве. Но так и замер с шлангом, из которого по ногам струилась вода. Потому что стоило ему обернуться, как Антон умолк. И смеясь одними лишь глазами, он взглянул на него, чтобы как-то совершенно спокойно выдать: — Я так хочу на тебе жениться. — Выйти замуж, — поправил на автомате Арсений, не отрываясь от этих смеющихся, невыносимо прекрасных глаз. — И это тоже. Вот прямо сейчас, невозможно хочу. Не найдясь, что ему ответить, Арсений облил его водой. Глаза от этого хуже не станут. А ему… Ему как-то ещё со всем этим жить. — Идёмте, — махнул Макс, когда они обмыли ноги. — Тут с погодой весь день ясно не было, поэтому будем внутри, извиняйте, но что-то выше нас, как говорится… Но там вид такой… Они прошли мимо ресепшена и завернули в ту часть ресторана, где оба так и не успели побывать. В просторном помещении убрали столы к одной стене, остальные же три могли похвастаться окнами в пол, часть из которых была открыта. Сквозняк метал занавески, а над головами шумело несколько вентиляторов. Арсений хотел было поинтересоваться, почему без кондиционера, но онемел при виде стоящей у дальней стены, напротив окон, цветочной, как выразился Антон, хреновины. В ней самой не было ничего особенного. Украшена весьма скромно. Арс за свою карьеру куда более роскошные варианты видел. Какими-то белыми цветами. Но это лишний раз напомнило, что всё по-настоящему. Как тут о кондиционерах думать? Рядом с аркой стояли их новые друзья. Оба тоже в шортах. Луи, как и всегда, возбуждённо-радостный. Антуан чуть хмурый, задумчивый, но зато в рубашке. Принарядился. Недалеко от них расположились четыре маленьких столика, по два с каждой стороны, за одним из которых сидела говорливая женщина с мужем, а с другой — загадочный мужчина в шляпе. — Она сказала, что вы их пригласили. А его я не смог прогнать, — оправдался Максим, глядя на Арса. — Он очень хотел посмотреть. Но если вы сами попросите, он уйдёт. — Нет, — махнул Арсений головой, — пусть остаётся. И посмотрел на Антона, ища в нём то же волнение, что разрывало изнутри. Но тот выглядел абсолютно спокойным. Стоял, вертел головой, а потом увлёкся музыкантами, которых Арсений сразу и не приметил. Хотя, наверное, это входило в их обязанности. Быть максимально незаметными. Они стояли в углу у входа. — Я решил, что живая музыка всё же лучше, — продолжил Макс. — Но в целом, всё, как вы и хотели. Минималистично, строго… Я и похлеще могу. Если что не нравится, вы говорите, пока можно исправить. Кстати, у нас тут есть фотограф. Опять же, если надо… — Не, — махнул Арсений головой. Почему-то фотографий с этого дня ему не хотелось. Может, только пару… — Всё хорошо, — кивнул вместе с ним Антон. — Даже замечательно. — Ну что же… Я рад, рад… Ах да! Главный гость! Сейчас… Откуда-то он выкатил высокий стол, какие обычно используются во время приёмов. На нём чудесным образом устроился ноутбук, с экрана которого на них уже глядел Матвиенко. — Ну что, пидарасы, здарова, — улыбнулся он. А Антон закатил глаза. — Мы его зачем позвали? — А мы можем его выключить? — улыбнувшись во всю мощь, поинтересовался Арсений у Максима. — Могу вырубить ноут. Но в конференции он, вроде как, главный…. Я в этих ваших зумах так и не разобрался. Мне и со скайпом нормально было. Но сказали, что этот лучше работать будет… Поэтому только он может подклю… Арсений резко махнул рукой, приказывая заткнуться. Благо, что Антон отвлёкся на Луи с Антуаном. Те спешили к ним. — О, это эти вас женить будут? — раздалось из ноутбука. — Хеллоу… Антуан с опасением глянул и махнул рукой в приветственном жесте. Луи, кажется, даже не сразу понял, откуда звук. — Так, — вздохнул тяжело Арсений. Всё шло совсем не по плану. Да, у него был план. Простой как два пальца… Ну все знают. Но был. — Ты, — обернул он к себе Серёжу, — повиси, — и выключил звук с микрофоном. — А вы… Прошу прощения, можете дать нам пять минут наедине? Антуан кивнул, а Максим их тут же увёл под белы рученьки. — Ну, ты чего? — удивился Антон. — И не поздоровался нормально. Парни переживают, небось. А я им даже сказать толком ничего не могу. А этого мы так и оставим? Без голоса и глухого? Как рыбку в аквариуме? Не, я-то не против. Серёжа рыбку не напоминал. Скорее, обозлённого на весь белый свет мастиффа. — Потерпит, — буркнул Арсений, чувствуя, как от волнения подскочил пульс. И обратился всем корпусом к Антону, чтобы взять его за руку и привлечь внимание к себе. — Так, — протянул настороженно Антон. — Ты меня опять пугаешь… — Ну, я… — Арс скосил глаза в сторону. — Решил, что если уж мы послали сегодня наших родственников на хуй, то нам нужна деревня… — Деревня? — Деревня, — кивнул Арсений уверенно, вновь посмотрев в лицо напротив. — Ну, вообще, это больше твоя деревня. Я-то не очень деревенский. Но да, у нас есть деревня. Если ты не против, конечно. Антон в который раз за сегодня уставился удивлённо, а потом пару раз моргнул непонимающе. Но совсем скоро улыбнулся. И опять: сначала глазами, а затем ртом. — Серьёзно? — Ага. — А кто?.. — Это уже зависит от того, до кого Серёжа достучался. — Моя деревня?.. — Ну, знаешь, мне там не все нравятся, да и я многим не нравлюсь. А вот тебя они точно любят. Ты не злишься? — Не, я в ахуе, — рассмеялся Антон и обернулся к экрану, на котором, успевший заскучать, встрепенулся Матвиенко. — Деревня, Арс? Может, поэтому ты кому-то можешь не нравится? Арсений только плечами пожал. Первый про деревню заговорил не он. И вообще это антропологи или другие умные люди, как выразился сам Антон. Их слова. Не его. И включил микрофон, а затем и звук. — О, вспомнили про меня. Ну, надо же, — хмуро, но по-доброму отозвался Серёжа. — А вот ты, — обратился он к Арсению, — не подумал, небось, что сегодня вообще-то будний день, середина рабочего дня… Так что, что бы он тебе ни наговорил, — теперь к Антону, — я сегодня с вами один… Все остальные на хуй таких долбоёбов послали. Ладно, шучу… Первыми на экране появилась чета Позовых. Перед всплеском возмущения от Димы Катя таки умудрилась вбросить: «Привет, ребята. Ой. Какие вы уже загорелые…». Но дальше её перебили: — Ну, здарово, писюны. Серьезно? Вы пригласили Матвиенко, а обо мне вспомнили за пару часов? И никакого, я прошу заметить, никакого персонального приглашения. Какого-то толстенького посыльного с благой вестью отправили, будто бы я так… Вообще неважный гость. А мне съёмки пришлось переносить, пидорюги вы этакие. — Он на детей сослался, — вклинилась Катя. — А я так никогда не делаю! — а потом скрестил руки на груди, демонстрируя тем самым насколько оскорблён. — Поз… — только и успел произнести Антон. Потому что в этот момент появился Макар. В отличие от четы Позовых, что явно в домашнем сидели на собственной кухне, этот даже рубашку надел. Но только богу известно, что там было ниже пояса. — А я что? Один принарядился? Я и шампусик прихватил, — он тут же продемонстрировал непочатую бутылку. — Праздник же! А вообще, серьёзно? Свадьба по зуму? Мы что, снова в карантине? Или вы решили не тратиться? — А они вот так к друзьям относятся, — Диму было не остановить. Арсению начало казаться, что в тайной свадьбе-таки был свой смысл. Но, по правде говоря, происходящее на экране его не очень-то и интересовало. Он взгляда не мог оторвать от Антона, что как кот следил блестящими глазами за появляющимися окошками, прижимая ко рту руку, то ли пряча улыбку, то ли стараясь как-то удержать рвущуюся изнутри радость, и светился так, что на МКС бы заметили, будь сейчас ночь. Тем временем произошло явление великого. — Нет, я… Пацаны, серьезно? — Стас сидел, по всей видимости, в офисе. Рядом с ним на диване примостился Дрон и Зинченко. Позади их камеры явно слышались знакомые голоса. — Даже Зинченко? — удивлённо шепнул одними губами Антон, скосив глаза на Арсения. — Я же сказал, что мне не все нравятся, — пожал плечами Арсений. — Эй, я вообще-то вас слышу. — А я этого никогда и не скрывал. Вот, Дрона рад видеть. Здорово. И кажется, я слышу Зайца… На экране показалась башка Макса. — Да мы тут, но Матвиенко нам ничего лично не написал, поэтому мы решили, что, может, мы вас обидели чем… Антон сбоку заржал в голос. А Серёжа поспешил оправдаться: — Мне сказали: «Ну, позови сам знаешь». Я импровизировал! Дрон хотел было ответить Арсению, а Зинченко что-то вякнуть, но возмущения Стаса, как и возмущения Димы до этого, было не остановить: — Ты вёл мою свадьбу! И не позвал на свою! Шаст, это что за дела, вообще? Я не понял. — Стас, я… Договорить ему не дал всё тот же Серёжа: — Ладно, Арс, я, считай, чудо совершил ради тебя… — То есть, это Арсений нас собрал?! Оу… — расплылся в какой-то тошнотворной улыбке Шеминов. — Знаешь, Шаст, — вклинился вновь Дима. — Вот Арсений мне теперь действительно ближе… — Пацаны, — вновь начал Антон. — Так, блядь, потом отношения выяснять будете, — Матвиенко явно бесился, что ему сказать не дают. Катя же поглаживала по плечу недовольного мужа, улыбаясь лучезарно. Макар решил, что можно уже начать накидывать и открывал шампанское. Стасу же, кажется, выключили микрофон. — Так, ну раз все собрались, — решил взять на себя руководство Арсений. — Да вы заткнётесь или нет? — тут же перебил свет совести его Серёжа. — Это ещё не все… И улыбнулся коварно, прямо на Арсения сквозь километры и время глядя. Тот лишь брови в немом вопросе приподнял. — Мы и так всегда в меньшинстве, — пожал плечами Матвиенко, — я призвал подмогу… — Да ладно… — И да, как вернёшься в Питер, тебя прибьют, а недовольных здесь только прибавится. Арсений открыл было рот, чтобы сказать, что только рад будет. Но на него уже взглядом ярко-синих глаз смотрели, хитрым по обыкновению и всезнающим к великому раздражению. Захарьин улыбнулся кривовато: — Мы с тобой на стольких свадьбах побывали, а ты решил меня не приглашать на свою? Арсений улыбнулся виновато, в миг прочувствовав всё то, что испытывал стоящий рядом Антон — великую радость с нотками стыда за то, что хотели эту радость от вот этих вот лиц скрыть, спрятать и не делиться ею с теми, кто её мог приумножить. — Я вообще тост хотел сказать, может быть… Но вот теперь даже не знаю. Пока Зохан рассуждал о том, будет ли он говорить сегодня тост или нет, на экранчике рядом появился хитрый прищур Лёши. Тот просто чуть рассеянно и, как будто извиняясь за собственное присутствие, улыбнулся всем присутствующим, неловко махнув рукой. А Антон рядом еле заметно закатил глаза. Арс же только ухмыльнулся коротко. Один-один. Не все нравятся, не все. Но, по правде говоря, он всех рад был видеть. Захарьина, что сразу же сцепился с вечно незатыкающимся Стасом. Чуть усталого Матвиенко, вынужденного совершить слишком много действий для первой половины дня. Макара, который заявил, что первый тост за ним и это не обсуждается. Позова со скрещенными руками на груди, и Катю, что смотрела взглядом «ну, это Дима, чего вы ожидали? А я его люблю вот такого». Лёшу, который растерялся в компании шумных комиков. И даже меланхоличного Дрона с Зинченко. А ещё он вспоминал. — Не, Арс, так нельзя. Он же пиздюк. Нельзя трахать детей. Даже двадцатишестилетних детей. — Конечно, я рассказал Макару. Это же, блин… Ну, Арс… — Это вообще-то мой номер! Я зашёл в свой номер! У меня травма! А хули Матвиенко лыбится? — В смысле, ты знал? Ой, вот не начинай это своё «я всё сразу понял, Арс». Ещё скажи, что поэтому и свалил. — Нет, ну пацаны, я всё понимаю, но мы же работаем все вместе. Романы на работе… Да не смотри ты так на меня, Арсений! — Если Зинченко ещё раз меня назовёт твоей женой, я ему ебало разобью! — С какого хуя ты какому-то парикмахеру, никому не нужному нахер, жалуешься на меня?! Деревня. Самая натуральная. Антон, между тем, оправдывался за них двоих. Объяснял, что они вообще не планировали, что всё решилось в последний момент, и они бы точно рассказали когда-нибудь, кому-нибудь. Ему возражали в несколько голосов. Под шумок Арсений махнул Максу, шепнув Антону: — Если что, мы всегда можем просто закрыть крышку ноутбука… — Я тебе крышку гроба закрою! Кому принадлежали эти слова Арсений мог лишь догадываться. В этот момент, следуемый зову, подошёл Макс. — Всем привет! Я Макс, — поздоровался он и покатил стол прочь, по молчаливой просьбе Арсения. — И я вас сейчас укачу. Оставим этих молодых, как говорится. Подкатив их гостей к арке, он установил ноутбук аккурат напротив Антуана, который явно опешил от количества русских мужиков, глядящих на него с экрана. Луи же лишь улыбнулся во всю мощь и помахал радостно. — Это ещё кто? — ответил кто-то на его приветствие. — Деревня, — протянул Антон. — Как-то слишком громко стало, тебе не кажется? — улыбнулся Арсений, улыбнувшись чуть неловко. Он всё ещё был не уверен, что поступил верно, затащив сюда мир извне. — Это точно, — повернулся он к нему. — И знаешь… Спасибо. Я не знал, что мне это было нужно, но кажется… Кажется, действительно было нужно. Теперь всё… — Взаправду? — Ещё как, — вздохнул Антон. — Я бы тебя сейчас поцеловал, но подожду… Господи, мы же это на глазах… У кого именно на глазах делать это так не хотел Антон, он не сказал, приложив руку к лицу. — Об этом ты не подумал, да? — рассмеялся в ответ. А затем приподнялся и чмокнул в лоб. Да уж, целоваться на глазах у Зинченко в его планы на жизнь вообще не входило. Ну, кому-то достаётся вредная тёща в комплекте с женой. Ему Стас и Зинченко. Их уединение вновь прервали. — Так, — донёсся голос Макса, — в целом, я думаю, можно и начинать. Где кольца? Ага… на базу. Ой, какое милое. Кельтский узор? У меня браслет такой был… Значится так… Вы, как будете готовы, ребяткам с инструментами махните рукой. Музыка заиграет и пешочком до нас. Ты встанешь рядом с Луи, ты рядом со мной. Дальше Антуан скажет речь. Она у него коротенькая, не боитесь, я проконтролировал. Лаконично, мило, ничего лишнего. Потом он даст вам слово, поклянётесь друг другу, в чём вы там собираетесь клясться, обмен кольцами, объявление вас в новом звании. Поцелуй. Напитки. Танцы. Тосты. Первая брачная ночь. Всё ясно? В этот раз свой словесный поток он закончил сам. И получив два согласных кивка в довесок к кольцам, был таков. — Слушай, — протянул Антон, глядя тому в спину. — А я не понял, мы вместе к цветочной хреновине пойдём? Слова «алтарь» он по-прежнему избегал. — Ну, да… — Но обычно же по очереди идут. — Ага, жених ждёт невесту, но у… — Арсений решил не уточнять, что в ЗАГСе-то как раз вдвоём идут и ничего. — Да в курсе я, что у нас нет невесты, просто я., — и обернулся, взглянув растерянно на Арсения. — Не хочешь торжественно плестись под музыку через весь зал? — Угу… — Ну раньше об этом нужно было думать, — вновь рассмеялся Арсений. Вот не думал он, что именно это станет проблемой. — Прекрати издеваться, — оборвал его вновь смущённый Антон и выставил кулак перед собой. — Ты серьёзно? — Да, проигравший идёт вторым под музыку. Арсений ухмыльнулся коротко, но спорить не стал. Ему так-то без разницы. — Кто трясёт — тот сосёт? — Сосать сегодня оба будем. Антон выкинул ножницы, Арсений — бумагу. — Ха! Я выиграл. — Да, ты сверху, — улыбнулся широко, гадая, знает ли Антон, что в четырёх случаях из пяти выкидывает первые ножницы? — Тогда я, получается., — он махнул неопределённо рукой. — Да, встретимся у алтаря. Я буду в голубом. Антон улыбнулся ему и воровато прошмыгнул к Максу, кинул ему пару слов, видно, разъясняя план и выпрямился в полный рост, обернувшись к Арсению. А тот стоял на прежнем месте, почти у самых дверей, сбоку от музыкантов. И гадал, какая длина у этой комнаты? Это, конечно, не концертный зал, но есть ли здесь десять метров? Явно больше пяти, но дотягивает ли до десяти? С глазомером у него всегда было ни к чёрту. Сколько времени ему потребуется, чтобы дойти? Десять секунд? Нет, торопиться не стоит… А главное: куда деть руки? Кажется, вот сейчас, на пятом десятке он понял, зачем невестам нужны букеты. Глупо было бы вышагивать в белом платье, размахивая руками. Но он-то не в платье. Вот сейчас руки у него вообще в карманах. Но… Антон, всё ещё пристально за ним наблюдавший, выжидающе-вопросительно приподнял брови. Арсений понял, что пора. Пора махнуть этим музыкантам, что сейчас тоже в ожидании смотрят на него и пойти уже. Вот и Антуан улыбается ему ободряюще, Луи теребит собственные брюки, глядя поочередно на него, Антона и собственного мужа. Макс улыбается во всю мощь. Мужчина в шляпе замер в ожидании. А женщина, имя которой он так и не узнал, умолкла из-за уважения к тому, что сейчас произойдёт и обернулась. А ведь он даже не поздоровался, вот дурак. В Крокусе на него смотрели тысячи, сегодня с десяток. Но там их было четверо. А здесь… Он внезапно почувствовал себя очень одиноким. И когда его рука уже почти дёрнулась, чтобы дать сигнал, эта невозможная женщина вскочила со своего места и поспешила к нему. Чёрт, кажется, перетянул. Сколько же он заставил их ждать? Минуту? Две? Слишком долго. Очевидно. — Я в порядке, — завил он, едва она к нему подошла. — Конечно, — она мягко кивнула. А он заметил, что барышня-то тоже принарядилась. На ней было бежевого цвета платье по щиколотку. Лёгкое, не совсем по возрасту, удивительно оттеняющее седые волосы. Раньше она, как и все, ходила в шортах да футболках. А тут… Праздник же, да. — Я… — она чуть нахмурилась, подбирая слова. — Знаете, когда я выходила замуж, я отказала отцу. Он не вёл меня по проходу, потому что, ну… Это традиция. Передача невесты будущему мужу. Мне не нравилась. Я сама себя могу отдать. Понимаете? Поэтому я пошла одна. И всю дорогу я думала только о том, как бы не упасть. Платье было длинным. Я чувствовала себя очень… Очень некомфортно. Поэтому вы в порядке, просто немного переживаете, как бы не упасть. И улыбнулась широко. Арсений хотел было возразить. Ему вовсе не была нужна помощь какой-то пусть и милой, но незнакомой женщины. — О, а я… — она не дала ему сказать. В конце концов говорить без умолку она умела в совершенстве. — Я просто пожилая леди, которая делится никому ненужными воспоминаниями. Поэтому вы сейчас очень вежливо меня прервёте и проводите к моему месту. По пути зайдете к вашему жениху и поженитесь, да? И улыбнулась ещё шире, но теперь лишь глазами. А Арсений выдохнул рвано и кивнул: — Да, звучит неплохо. Согнул руку в локте, чтобы галантно пригласить. Та кивнула и даже сделала некое подобие реверанса прежде, чем взяться за руку. Странно, но от неё совсем не пахло старостью, только океаном и немного вином. Неужели достаточно провести здесь несколько дней, чтобы пропахнуть им? А от него так же пахнет? — Идите, как будете готовы. Я подстроюсь, — шепнула она. — И у меня больные колени. Быстро не получится. Арсений только головой покачал. Ну да, видел он, как она по пляжу скачет… А затем обернулся и махнул рукой. Первые же звуки мелодии ударили по ушам узнаванием. — Скорпионс? — ухмыльнулся себе под нос. Он-то думал, что Макс выберет нечто более мелодраматичное. А эта песня. Она вроде и не про любовь даже. «Все хорошие песни про любовь, Арсюш», — так, кажется, ему сказала когда-то мама. А сейчас он пойдёт с незнакомой женщиной к алтарю. Жизнь удивительна. Sometimes it's easy to pretend The world keeps turning 'round and 'round And while this going out of hand I feel my life turns upside down Он поднял глаза на Антона. Тот стоял на прежнем месте, чуть неловко переминаясь с ноги на ногу, но поймав чужой взгляд замер и выпрямился, спрятав руки за спиной. Теперь Арсений понял, почему все женихи стоят с руками за спиной. Они тоже не знают, куда их деть. Give me hope Just a little bit of hope A little comfort for my soul And it's gonna be alright Give me hope Just a little bit of hope I know you're gonna take me home And love will shine a light Примерно на последних строчках припева они добрались. Женщина отпустила его и упорхнула к мужу. — Я уж подумал, что решил от меня сбежать, — улыбнулся Антон, едва закончилась музыка. — Матвиенко отказался подгонять тачку на остров. И взялись за руки. Кажется, у Арсения они чуть дрожали, а у Антона были мокрыми. Никакой романтики. Антуан прокашлялся. Ждал команды начинать. Но Арсений решил, что и без него разберутся. Отпустить чужие руки сейчас казалось чем-то немыслимым. Унесёт же течением друг от друга, надо держаться покрепче. По-другому никак. Да и переводить взгляд не хотелось. Вдруг растворится воздухе как мираж? — Хорошо. Я начну, — робко заговорил отчаянно нервничающий француз. А Макс тут же начал вторить на русском. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы отпраздновать торжество любви… Ух… Не слишком ли пафосно? Арсений улыбнулся. Антон напротив него отчаянно сжёвывал собственную улыбку, как школьник на каком-нибудь собрании, где совершенно точно нельзя смеяться, но отчего-то так сильно хочется. Соберись, ну… — И это невероятная честь для меня. Потому что ещё пару месяцев назад я бы подумать не мог, что кто-нибудь доверит мне нечто подобное. Даже из моих друзей. Я не умею красиво говорить. Даже на собственной свадьбе двух слов связать не мог… Только не ударяйся в воспоминания, родной. Кажется, Антон вмиг угадал чужие мысли. Потому что наклонил голову чуть вбок, словно говоря: «Ну будь ты снисходительней, зараза. Мальчик готовился». — И, наверное, у некоторых присутствующих здесь сегодня с нами дистанционно вышло бы намного лучше, ведь я ничего не знаю об этих двоих. Я даже не знаю их фамилий, как они встретились, кем были до, и кем стали рядом друг с другом, почему выбрали именно того человека, что стоит сейчас напротив, сколько времени прошло перед тем, как поняли, что хотят провести остаток жизни друг с другом, и почему они именно и только они. Но с другой стороны, как часто тот, кто проводит обряд знает всё это? У Арсения в голове всплыла тётка из ЗАГСа. И он знал, что у Антона тоже. Та самая, обезличенная, без лица, размытая дымкой бюрократии и ненужного официоза, что намертво впился не в обряд, нет, в процедуру регистрации брака. Ну, Антуан явно симпатичнее. Во всех смыслах. — Именно поэтому это такая честь и ответственность для меня. И я безмерно рад, что смогу быть к этому причастен. Сегодня не будет привычных для многих здесь слов, что обычно звучат на свадьбах. Я так и не понял, как именно проходит в России… Со стороны ноутбука донеслась пара сдержанных смешков. Умом не понять, да… — Не будут соблюдены какие-то традиции… Смешки стали чуть громче. Тут Арсений всё-таки был вынужден обернуться, чтобы еле заметно кивнуть Антуану, показав тем самым, что смеются вовсе не над ним, а то тот рисковал совсем потеряться. — Кроме одной, — продолжил он чуть смелее, — которая существует, как мне кажется, во всём мире. Традиции чествовать любовь двух людей, которые каким-то образом смогли отыскать друг друга и решиться во что бы то ни стало попытаться сохранить то, что обрели только рядом друг с другом, позволив нам стать свидетелями этого маленького чуда. И я думаю, что этим двум прекрасным мужчинам есть, что сказать друг другу. И они это сделают точно лучше, чем я. Едва Макс вслед за их венчающим произнёс последнее слово, как Арсения оглушила тишина. Он еле заметно вздрогнул всем телом от того, насколько эта тишина была громкой. Растерянно он вновь взглянул на Антона. Тот тоже выглядел потерянным, будто бы они оба из какого транса выпали и с трудом осознавали себя. А потом Арс вновь ухмыльнулся, с трудом сдержав смех. Вот ведь два идиота. Даже не обговорили, кто будет первым. Наверное, в мире ещё не существовало пары, настоль пренебрежительно отнёсшейся к собственной свадьбе. Антон поймал его неродившийся смех и пожал плечами в ответ. И тогда Арсений выставил вперёд кулак. — Что они делают? — донёсся из ноутбука взволнованный шёпот Макара. — У меня есть предположение, но я не верю, что они такие придурки, — отозвался Дима. Между тем, Антон тихо рассмеялся и выставил свой. — Кто трясёт… — шёпотом. — Ну, не здесь, Антон, — одними губами, смеясь в себя. Кажется, они запороли отличную церемонию. — Проигравший — первый. — Хорошо. Антон выкинул ножницы. Арсений — бумагу. В четырёх из пяти, да. Примерно так. — Придурки… Был категоричен Дима сквозь чужое хоровое подхихикивание. Арсений решился начать первым только, чтобы дать время Антону. Это было благородно, да. А ещё чертовски глупо. Потому что, вот, Антон точно готовился заранее, а он сам… Он сам вновь всё оставил на волю вдохновения. Только вот вдохновение не пришло. В горле пересохло. А из головы не то что слова выветрились, кажется, даже сам интеллект его покинул. Он уставился Антону куда-то в район груди, стесняясь посмотреть в лицо, и почувствовал, как руки сжали сильнее, ободряя или поддерживая. А затем скосил глаза вбок, на столик, за которым сидел потерявшийся без родного голоса старик и его вечно молодая жена. Надо, всё же, узнать их имена… Женщина, поймав его взгляд, сжала обе руки в кулаки перед собой так, что он смог, кажется, разглядеть каждой пигментное пятно среди синих вен. Никаких «навсегда» или «пока смерть не разлучит нас», да? И посмотрел на Антона. — Если честно, я не подготовил ничего заранее. — Я и не сомневался. — Тихо ты, не сбивай… — вдохнул поглубже. — И вообще, я сегодня уже достаточно наговорил, наверное. И я через всё это уже проходил, да, — вот этого точно не стоило говорить, — и тогда я точно знал зачем, но тогда я совершенно точно этого не хотел. А сейчас хочу. Очень сильно хочу, — стоило всё же подготовиться заранее, — но я всегда думал, что одного моего «хочу» недостаточно, пока не встретил тебя. Потому что ты делаешь меня смелее. Потому что до встречи с тобой, куда бы я ни посмотрел, я всегда видел одно и то же число. Знаешь, как на фотографиях… в углу. Ты сказал, что важна сама возможность. И ты прав. Но я привык хвататься за возможности, а с тобой мне хватает смелости их создавать. Потому что ты удивительный. И у меня проблемы со словом «обещаю», ты знаешь, потому что мне бы, может, очень хотелось очень много тебе наобещать. Но единственное, в чём я уверен, это в том, что я сделаю всё возможное, чтобы день за днём находить в себе эту смелость и отстаивать нас. В этом и есть, наверное, смысл. В нас. Потому что ты мой человек, мой лучший друг, моя семья и деревня, мой смысл. И я буду любить тебя до тех пор, пока это будет возможно. И этого я не буду обещать, потому что в этом я уверен. И умолк, поджав губы. Наверное, стоило быть не столь драматичным… Стоило найти другие слова. Стоило, наверное, впервые в жизни подготовиться заранее. — Как-то так вот, — улыбнулся он растерянно Антону. Тот стоял напротив, вновь поджав губы, и смотрел, не отрываясь. — Так, что думаешь? — Я думаю, что… — тихо протянул, а затем улыбнулся широко, искренне. — Что у меня так красиво не получится. Бля, я так сильно тебя люблю. И потянулся, чтобы поцеловать, Арсений уж было подошёл ближе… — Рано! — прервали их Антуан с Максом почти хором на разных языках. Чёртовы садисты. Пришлось встать на место. — Думал пропустить свою часть? — рассмеялся Арсений. — Нет уж. Я тут на себе всё вывозить не собираюсь. — Да, — донёсся голос Матвиенко. — если вы не продолжите, то Макар разревётся. — Идите в жопу, я в последнее время сентиментальный! — Я тоже тебя люблю, — одними губами шепнул Арсений. — Теперь твоя очередь, — обратился Максим к Антону, — а потом можете уже засосаться на радостях. А Антон поджал рассеянно губы и крепче сжал чужие ладони в своих, вдохнул так глубоко, словно собирался в прорубь занырнуть. И так и не выдохнул. Пришлось Арсению руки-то эти тряхануть, вновь на себя внимание обращая. — Дышим. — Я вообще-то готовился. — Я знаю. Просто скажи, здесь только я. И Антон улыбнулся. — Уф, хорошо… Ладно, — потряс головой для пущей уверенности. И выдохнув, взглянул на Арсения вновь. — Вообще-то, я тоже не очень в этом хорош. Говорить не очень моё… Арсений не смог сдержать усмешки. Сказал ведущий… — Эй! Посерьёзнее, — шикнули на него. — Я тут… Стараюсь. И я вообще-то готовился. Но у меня точно так не получится… Так что… похуй. Бля… — Антон, — протянул Шеминов с экрана. Арсений же сжал чужие мокрые ладони сильнее и не дал обернуться. — Не слушай его. Пошёл он на хуй. Это наша свадьба. Можешь материться, сколько душе угодно. — Хорошо, — выдохнул Антон. Потом возвёл на мгновение глаза к потолку. И наконец-то заговорил по-настоящему. — Ты сказал, что я делаю тебя смелее. Не знаю, может быть, это действительно так. Может быть, я удивительный, но ты… почти невозможный. Невероятный. И невероятный — самое лучшее определение тебя. Потому что вероятность того, что где-то существует кто-то вроде тебя крайне мала. А вероятность, что этот кто-то оказался с кем-то вроде меня стремится к нулю. Так что, это практически невероятно. Арсений вдруг понял, что сам не последовал собственному совету. Затаив дыхание, он, казалось, и шелохнуться боялся, двинуться случайно, лишь бы ненароком не прервать чужую речь. Разве что поглаживал большим пальцем правой руки чужую руку и держал крепко, всё ещё страшась, что их течением унесёт друг от друга. — Я делаю тебя смелее? Тогда и ты меня тоже. Потому что раз за разом делаешь невозможное возможным. Устраиваешь свадьбы посреди нигде. Заставляешь поверить меня в то, что я могу… да практически всё. Пока ты рядом. И всё, чего я хочу, это раз за разом выбирать тебя до тех пор, пока у меня будет хватать на это сил. Потому что один раз не хватило. И это… Я хочу выбирать тебя. Так что, да, наверное, это именно то, что я хочу пообещать тебе. Я всегда буду выбирать тебя, потому что ты моя семья. Та семья, которую я выбрал для себя сам. И всегда будешь моей семьёй. Потому что я не хочу представлять себе свою жизнь, в которой станет возможно отсутствие невозможного тебя. И улыбнулся еле заметно. Арсений же чувствовал себя карточным домиком, что рушился внутрь себя, чтобы чуть позже быть собранным заново. И в этом падении он приподнялся на носочки и даже почти дотянулся до чужой улыбки. И хотел, кажется, ещё что-то сказать, но Антон ему не дал. — Рано, сказали же, — шепнул шипяще, стараясь тем самым разогнать собственное смущение за искренность, обратившуюся почти оголённым проводом. И Арсений вновь встал на место, кивнув. Со стороны ноутбука кто-то хлюпнул носом. Арсений от всей души надеялся, что это всё же Катя. Не хватало им плачущих мужиков на свадьбе. У него, вон, глаза пощипывает, да и воздух тут сухой, кажется. Он хотел было уже попросить Антуана продолжить, но Макс сориентировался раньше. Профессионал. — Хорошо, — прокашлялся их сегодняшний пастор. — Мне сказали, что у вас есть кольца… Два кольца. На открытой ладони. Никакой бархатной подушечки или ещё чего. У Антона даже пальцы не дрогнули, пока кольцо не оказалось рядом с печаткой. А вот сам Арсений своё чуть не выронил. Но всё же справился. И теперь оно одиноко и мутно поблескивало серебром на чужой руке. Других колец Антон сегодня не надел. — У меня нет никакой власти, — продолжил Антуан. — Но мы все, присутствующие здесь физически или виртуально, имеем честь объявить вас мужем и мужем. И улыбнулся с облегчением: — Вот теперь можете. А вот губы у Антона дрожали. И удивлённый данным фактом Арсений рассмеялся прямо в их первый в пусть и не законном, но браке поцелуй. А дальше время будто бы сорвалось с цепи. Заиграла музыка. Кажется, это всё ещё были Скорпионс. Может, Макс — фанат? С ноутбука донеслось громкое «ура». Было шампанское, ударившее в голову так, будто бы Арсений и не пил никогда вовсе. Их наперебой поздравляли. — Ой, москвичи, может, соберёмся сегодня? Выпьем за их здоровье? — Я всё ещё настаиваю, что они должны проставиться хотя бы… — Ну, это когда приедут. — Если будут проставляться, то я и присоединюсь. — Ох, даже в Московию приедешь, ничего себе… — Заяц, положи бутылку! Нам ещё работать… — Так праздник же. — Мальчики, я так за вас рада… Но Арсений как будто бы оглох. Только улыбался рассеянно и всё не отпускал чужую руку. — Эй, ты мне со вчера медляк должен. Пошли… — Ага. — Всё в порядке? Ты… — Да. И прижался к чужой щеке. От Антона пахло океаном. Открыл было рот, чтобы что-то сказать, объяснить, что-то очень важное. Но вдруг понял, что, кажется, не может говорить, захлёбываясь чем-то непривычным, чем-то прохладным, отрезвляющим и пьянящим одновременно, чем-то бескрайним, бесконтрольным и очень родным, а оттого почти ручным, чем-то… что, кажется, он до этого он не испытывал в полной мере, касаясь мимоходом или вступая лишь по щиколотку, но никогда не позволяя себе окунаться с головой. Кажется, он был счастлив. — Я в порядке. *** Первым, что он увидел, была знакомая длинная фигура, у перил веранды. Антон нагнулся, чтобы устроиться поудобнее, и не видел, как Арсений вышел из дверей ресторана на веранду. А тот, взмыленный, сделал шаг за порог и замер в исступлении. Он искал его внутри, искал, чтобы позвать, наконец, танцевать. И вот, нашёл, но не смог окликнуть. Антон стоял тёмной фигурой в лучах закатного солнца. Тучи убежали, гонимые ветром к горизонту, оставив за собой ошмётки облаков. Белые и кучевые сверху, рваные и серые снизу, будто бы грязные, они носились по опустевшему небу, не находя в нём покоя. Тёмной полосой у самого края океана тучи крали солнце, которое медленно опускалось к ним, озаряя небо напоследок своим светом. Солнце разукрасило его в невозможные оттенки. Голубой переходил через розовый в оранжевый, почти персиковый, который отчего-то отливал сиреневым. И это невозможное буйство красок нашло отражение в океане, что ведомый отливом, обнажил свое нутро на метры влажного песка вперед. И в нём тоже пряталось небо. Это было… — Невероятно, да? Я такого никогда не видел, — обернулся Антон. Он стоял теперь лицом, но лица было не разглядеть, а в волосах, кажется, затерялся один из лучей. — Да, — кивнул Арсений и подошёл. Встав рядом, он переплёл с ним пальцы и прижался к плечу. — Невероятно. И замолчали, провожая ещё один обыкновенный день их жизни, пока Арсений не решился это молчание нарушить. — Там, где нас нет, горит невиданный закат, как-то так? — Рассвет, — отозвался Антон. — Там, где нас нет, горит невиданный рассвет. А потом рассмеялся: — А там, где мы есть, закат, да. Мы ведь сюда ещё вернемся? — Конечно, нам же ещё кольца возвращать. — Точно. И вновь замолчали. У них впереди ещё больше недели. Они ещё не раз зайдут в океан, прогреются на солнце до самых костей, встретят не один рассвет и проводят не один закат, объедут весь остров, чтобы вновь сыграть в футбол у водопада, напьются с французами и посудачат о чем-то с Максом, обожрутся пару раз манго до болящих животов и выпьют не один литр пива, станцуют друг с другом и кем-то другим, проснутся пораньше ради встречи со Сквирелом и объездят на маленькой лодке всевозможные соседствующие острова. А потом уедут. Уедут туда, где загар смоется комковатой грязью в пучину канализации, где песок всосет пылесос, где магнит с обезьянкой потеряется среди прочих, где волосы Антона вновь станут темнее, а веснушки скроются за первым же гримом. Уедут туда, где вновь станут невидимыми. Но пока они стоят на солнце и верят, что получится увезти его с собой, запрятав в самую глубь.