Путешествие по миру в пору зомби-апокалипсиса

Они стоят все в гнили, поте и грязи. Одежду придётся выбросить. Но главное то, как неприятно она облепила тело. С Дайна капает кровь. У него такие травмы, что тут не то чтобы двух недель не хватит, а возможно ещё месяц придётся восстанавливаться. Он просто не поднимается завтра с кровати. Каждую мышцу разрывает от боли. Но Люмин просто двигается вперед. Глубже в лес. Ближе к зомби. В самые опасные точки карты. На ней ни царапины. В большей мере это заслуга Дайна. Он судорожно вдыхает воздух, прикрывая её от очередного нападения. Проламывает настолько сгнившую голову, что, слава Архонтом, нельзя понять с каким выражением умер этот человек. Дайн встаёт на одно колено. Втягивает воздух. С отчаянием смотрит на Люмин, которая даже головы в его сторону не воротит. Хочется, как маленький ребёнок маму, дёрнуть её за рукав. Попросить остановиться. Умолять, плакать и умолять. Хочется лечь. Поспать. Но ведь если она не остановилась до сих пор, значит есть какая-то цель? Значит это всё не напрасно? — ТЫ ДЕБИЛ, — орёт Люмин, оттаскивая его на своих плечах. — если тебе плохо, берёшь и разворачиваешься. Уходишь. Бросаешь меня. Я то посильнее тебе, а ты?! Олух! Болят обе ноги. Его покусали, и когда он уже был на её плечах. Пятки неприятно щекотит кровь. — Прости, — голос хрипит. А точно, он же заплакал от боли посреди битвы. Хотя сейчас он вырылал всë, что в нём могло накопиться. — Ты понял меня?? — Пожалуйста, прости, я не думал, — он хоть как-то тащил ноги, но резко они подкашиваются. — Блять, — выдыхает она, поправляя его, на своих плечах. Он вроде как слышит всхлип. — Прости, — повторяет он, слегка трясь щекой об её ухо. — со мной всë в порядке. Я выживу. Люмин игнорирует эти тупые слова. Она тратит остатки своих сил, чтобы допереться до убежища. — Прекрати извиняться, — наслушавшись его извинений за остаток дороги, бурчит она. Оглядывается. Удивительно, сегодня на охране была только пара паршивый дремлющих солдат. Люмин хмурится, её лицо до странного бледное. Он дотрагивается пальцами до её щеки. Трет кожу. На её нежном лице остаётся грязь. Неожиданно она наклоняется. Целует его, а слюни тянутся от их губ, соединяя их. Глаза Люмин бегают по его телу, ей и самой больно от его вида. — Дождёшься? — Не бойся, — он кашляет пару раз. — я не умру, даже если ты оставишь меня. — Я не спрашивала про умрёшь ты или нет. Восприму, как да. Она уверенным шагом уходит, а шаги отлетают от стен. Холодно. Он лежит, чуть ли не растекается по столу, на который его скинули, а спина болит. Он слышит, как с него капает. Это всё странно. Ощущение, словно он вылез из бассейна, в который его столкнули, но он ещё почему-то плавал часа два. Тело болит. Одежда липнет. А воздух кажется чем-то неизвестным. На фоне должна играть разрывающая скрипка, либо очень тревожная музыка. Вообще да. Такие голые стены, от которых веет морозом, обязаны быть заняты хоть чем-то. Хотя бы тихими голосами, смешками, переговорами. Хотя бы чьим-то шагами, перебежками или медленным стуком каблуков. Сердце нервно, будто несправедливо заключённый, бьётся о грудь. Дыхание сбивается. Кажется стены сжимаются. А прикрывая глаза он видит образы мёртвых товарищей. Нет, они не умерли все сразу. Первая смерть самая лёгкая, последняя невыносимо тяжёлая. И так лишь потому что, первую смерть помогал пережить последний мертвец. В одиночестве голые стены – худший друг. И наконец-то шаги! Шаги! Он счастливо всхлипывает. — О Архонты, он ещё жив? — Должен! — Люмин вжимает пальцы в шею. — Живой, — проводит пальцами по щекам. — Не плачь, мой милый муженёк. Так больно? Он сжимает её руку. — Я боюсь оставаться один. — М? Она открывает рот, чтобы возразить. Однозначно напомнить, что в их первую встречу ему даже помочь было некому. Она гладит его по щеке. На лице долбанный покерфейс. — Что с ним то случилось? — Кейа на автомате начинает раздевать «новоприбывшего» в убежище. Ужас – это меньшее, что можно сказать о его лице. Он делает неуверенный шаг назад. — Он мертвец, — говорит он. — возможно, живой. — Нет, — отрезает Люмин. — Ты отрицаешь очевидное… — Ты из того же убежища, а значит знаешь, что оно экспериментальное? Там хоть и ужасными способами, но штампуют иммунитетных, — шипит Люмин. — Ты же наверняка такой же, — неожиданно она направляет кинжал на него, а в глазах что-то гаснет. — если он заслуживает смерти то и ты? Кейа поднимает руки вверх, делает ещё шаг назад инстинктивно. Вздыхает, наклоняет голову, сводя брови к самой верхней точки на лбу. — Сделаю всë, что в моих силах, но правда… — Без но, — строго шипит она, поглаживая Дайна по голове. — Дайн, Дайн, не спи только. Хорошо? — Мгм. И мир меркнет. Становится жарко, плохо, тошно и так одиноко. А ещё судорожные попытки разлепить глаза никак не могут увенчаться успехом. Наконец-то он просыпается с мокрой тряпкой на голове. Из одежды только трусы. А раны… их так много? Одеяло хорошо справляется со своими обязанностями. Под ним тепло. Дайн садится. Осматривает вполне явные укусы, которые тщательно замотаны бинтами. Даже так где-то ещё видна кровь. Дайн тянется, но натыкается на боль в плече. Он поднимается, слегка дрожит. Он смотрит на одеяло, а оно на него. Кутается, морща нос. Выглядывает в окно лишь мимоходом, чтобы опередить время суток. Но натыкается на довольно странную картину. Здесь нет стены. Здесь ров. Огромный и глубокий. Фактически это поместье. Дайн прикасается костяшками пальцев к ледяному окну. Дёргается. Недоумение на лице стереть куда тяжелее, чем принять его. Где он? Где хоть кто-то? Есть ли здесь кто-то? А если… если за дверью зомби, а у Дайна нет ничего? Он нервно оглядывает комнату. Подсвечник… Но дверь открывается. Заходит девушка. Заходит она, открывая дверь, спиной, с большим железным тазом в руках. Вода ходит туда-сюда. Ещё чуть-чуть и выльется. — Да что вы! Пациент, который лежит мертвы мертвецом, разве может навредить? — смеётся она. — Справлюсь! Она разворачивается. Впадает в ступор. Она даже не видит его в углу комнаты, около окна. Лишь пустую кровать. А Дайн застыл. Слегка даже виском прислонился к стеклу. Из окна, кстати, поддувает. Мурашки ползают. Волосы девчушки забавно следуют за ней при каждом повороте. Потом её широко распахнутые глаза натыкаются на Дайна. Она криво и фальшиво улыбается. Машет рукой. — Мм, было бы лучше, чтобы вы прилегли? — она наклоняет голову. — Вам что-то нужно? — Хочу пить, — скрипящие голосом говорит он. — Вот и отлично! — она активно кивает. — А покушать? Он кивает. Девушка уже разворачивается, как он вспоминает. — Люмин. — Люмин? — переспрашивают его, а потом она расплывается в улыбке. — щас, щас, позову! И, оставляя таз на пороге, убегает. Страх виден. Но на это плевать. Вот так, закутавшись, он падает в кровать. Прикрывает глаза. Прижимает колени к груди. Хочется спать. Снова. Ледяные пальцы касаются лба. Тонкие. С коготками. — Он точно просыпался? — спрашивает Люмин. — Да! — уверяет девчушка. — Значит снова… — Я не сплю, — он поворачивается на бок и смотрит на Люмин. Она бледная, но вовсе не измученная. Смотрит на него взглядом полным осуждения. Гладит по голове, треплет слегка волосы и наклоняется. Но Дайн прикрывает рот растопыренными пальцами рот, преграждая возможность к поцелую. Люмин хмурится. Наклоняет голову. — Что за поведение? — спрашивает она. — Я не пил и меня лихорадило! — Руки убрал, — она щурится. — Но! — У тебя ещё и уши заложило? Он слегка недовольно вздыхает, убирая его руки, которые мгновенно придерживаются ею за запястья. Люмин целует его необычно глубоко. Пытается в него вдохнуть, либо просто воздух, либо жизнь. Он с лёгким отчаянием смотрит на неё. Когда их губы наконец-то разъединяются, он судорожно вздыхает. — Он х-хотел пить, — напоминает девушка. Люмин протягивает руку, мол, давай уже стакан. Поит его, как совсем слабого и немощного. — Сгинь, — говорит она девушке. Та кивает и под стук каблучков по дереву убегает. Янтарные глаза. Дайн с удовольствием разглядывает их. С подбородка скатывается капля. Люмин стирает её своим рукавом. — Что это было? — спрашивает она, садясь перед ним. — Ты о чем? Люмин немного удивлённо хмурится. Потом встаёт и обходит кровать. Обмакивает тряпку в тазу и говорит поднять ему руки, размахивая капающей тряпкой. Он без охоты поднимает руки. Морщится от холода. Его обтирают ещё более ледяной водой. — Я, — тихо говорит Дайн. — ты… ты просто была тогда очень в себе. — И? — Я говорил тебе, что пора обратно. — Почему ты сам не ушёл? — требовательно шипит она. — Ты понимаешь, что всë это игры в мужа и жену? Понимаешь, что напарники мы до первого столкновения интересов? Всё это временно и вынуждено! Думаешь я не уйду к кому-то у кого более накаченные сиськи, чем у тебя?! Дайн пристыженный опускает голову. Живот урчит, но кажется перед тем, как просить покушать, надо объяснить своё поведение. В комнату заходит мужчина из таверны. Как его зовут то? — Не мешаю? — коротко бросает он. — Огромное спасибо Вам, — кивает Люмин, игнорируя вопрос. Скорее всего игнорирует его, потому что выгнать его не может. — Ага, — точно, Дилюк переводит взгляд на помятого Дайна. — Спасибо, — поддакивает тот. Дилюк же не отводит взгляда. Складывает руки на груди. Ждёт чего-то. — Дайн, — Люмин хмурится и, переступив через себя, говорит. — Каэнри'ах как-то собирается навредить Мондштадту? Тупизна этого вопроса восхищает. Даже челюсть отвисает. Люмин поправляет этот аспект, своими тонкими пальцами. Он вздыхает. — Да моему убежищу кристально поебать на другие, — он застывает в шоке от этого вопроса, но речь вроде не подводит, хотя нет, подводит. — то есть, ну, материла, а, ой, жильцов там вполне достаточно, а зачем для другого то другие убежища? — То есть не знаешь? — поправляет Дилюк. Дайн кидает острый взгляд на него, сжимая пальцами простыню. Люмин прикасается кончиками пальцев к подбородку и разворачивает его голову на себя. — Угомонись, — жёстко говорит она. — он помог нам. Дайн хочет мучительно выпнуть весь воздух из лёгких. Прокричать все проклятия, но сдержанность и привычка к молчанию связывают и сковывают. Он морщится. — Я знаю достаточно, чтобы говорить о своём убежище, — он выдыхает. — но что уж точно, то это то, что оно зациклены сугубо на своих жильцов. Остальные не волнуют. — Ты не шпион? — продолжает Люмин. — Нет. Дилюк что-то недовольны бурчит, но кивает. Им поверили и позволили остаться. — Прости, — Люмин обнимает его за голову, чувствуется, как тяжело она выдохнула. — щас сбегаю на кухню. Больше никаких допросов не будет. Так вот что это было.