То место, что мы зовем домом

Рук не было уже неделю. Ночь, особняк спит. В храме, а на самом деле в простой комнате, обитой зеркалами, тьма и тишина. Ригор сидел на коленях перед статуей. Руки на коленях, ладонями вверх. Раньше тут была танцевальная зала. Большие окна забили досками, хрустальную люстру сняли, стены завесили зеркалами. Роспись на потолке еще осталась, но, чтобы ее разглядеть, нужно было осветить комнату, в которую теперь никогда не приносили больше нескольких свечей. Зала небольшая, раз в десять меньше той, что была в их замке. Когда-то, очень давно, отец с матерью устраивали там балы. Маленький Ригор боялся этого большого скопища чужих людей и почти никогда не въезжал в саму залу. Все они пытались вести себя так, будто не видят ничего необычного в ребенке в кресле на колесах. Или в его коротких ногах с зашитыми штанинами. Все они пытались задавать ему глупые вопросы, ответы на которые их не интересовали. И все они смотрели. Поэтому маленький Ригор не съезжал вниз. Он прятался на балконе сверху. Отсюда балы выглядели хорошо. Свечи, шелест платьев, музыка, с такого расстояния не бьющая по ушам, а долетающая издалека и магические пляшущие огоньки под самым потолком, призванные создать иллюзию звездного неба (с неправильно расположенными звездами, это Ригор понимал уже в том возрасте). Улыбающийся отец вел в танце мать в расшитом голубом платье (тогда она еще носила голубое). Отсюда не было слышно ни разговоров, ни смеха, и никто не спрашивал, не хочется ли ему сладкого. Танцующие люди плыли внизу как рыбки в аквариуме. И почти синхронно. Ригор понял, что не вспоминал, а видел ожившее воспоминание лишь после того, как оно закончилось. Он поджал губы. Все дары Ао ценны одинаково, и он должен быть смиренным и благодарным. Но он пришел сюда не за этим. Раньше были руки. Он почувствовал их в первый же раз, опустившись на колени перед статуей по велению старика. Он пришел сюда не за этим и был зол. «Я хочу знать, кто убил моего отца». Вместо ответа старик усадил его на колени перед идолом недоказанного бога. - Положи руки на колени. Ладони вверх. А теперь молись. Ригор встал, чтобы уйти. - Это плата. - Что? - Это плата за ответ. - И после этого ты ответишь? Край рта Халдура дернулся. Ригор тогда еще не знал, что это означает улыбку. - Не я. Дальнейшие препирательства ничего не дали. Ригор раздраженно опустился обратно на колени. - Я не умею молиться. - Тогда просто молчи. И глаза закрой. - Так лучше молиться? – ехидно спросил он. - Нет. Просто взгляд твой волчий раздражает. А потом были руки. Кто-то держал его за руки, едва ощутимо и нежно. Не старик. А он чувствовал, что дома. Наконец-то. С тех пор руки были всегда, стоило ему опуститься на колени и совладать с дыханием. — Это похоже на любовь, если ты никогда не знал любви, - сказал Халдур однажды. Ригор не понял его тогда. Его всегда любили, и он любил тоже. Поэтому он сюда и пришел, чтобы отомстить за смерть любимого отца и потерю любимой матери, хоть она и была, формально, жива. Долгое время он думал, что Ао касается его руками его матери. Но с каждым разом чувствовал все больше. Все четче. Руки были маленькими, даже меньше, чем у матери. С короткими ногтями. С едва ощутимыми неровностями на пальцах и межу ними, как раздражение или зажившие рубцы. Как у заклинателей. С хорошо прощупывающейся веной. И родинкой. На правой руке, на запястье, на оконечности локтевой кости, со стороны мизинца. Он чувствовал ее под пальцами теперь каждый раз, стоило рукам появится. Но рук не было уже неделю. Он искал причины и не находил. Он ничем не гневил Ао, и учитывая, что она все еще посылает ему видения, она не отвергала его. Что случилось? В понедельник уроки первой помощи. Разбирались с новым торговцем с Лесной улицы, отказывающимся платить. Во вторник уроки геометрии. Вечером к ним подошли голиаф и две девушки. Точнее, девушка и девочка. В одеждах Пепельного братства. Он удивился поначалу, почему послушница не в храме, а после удивился еще больше, узнав, что она Вестник. В среду уроки ближнего боя. В четверг телега с трупами и те трое (четверо), что подходили к ним. Пророк не пришел на всеобщую молитву, заперся у себя. Даже Ригор не смог к нему попасть. Пятница. Ребята донесли о стихах Облака. «Мы дети улиц, нам кодекс отчим, а кража наша родная мать», «Мы те, кто сниться легиону ночью», «Остатки огрызков». Рифмач чертов. Завтра (уже сегодня) форум. Где ошибка? Где причины, по которым Ао оставляет его без драгоценнейшего из своих даров? Спросить об этом у Пророка он не мог, тот в последнее время был поглощен видениями и пророчествами, и почти не разговаривал как обычно. Возможно, в этом дело? Ао просто не может уделять время всем. *** Рюкзак у Вестника они забрали. Болты он заставил снять. Флягу со святой водой проверил, но вернул. - Это все? Больше при тебе ничего нет? Девчонка дерзко вскинула голову. - Можешь обыскать. На провокацию он не повелся, хотя хотелось. Просто чтобы язык прикусила. - Сними мантию. - Зачем? - Проверить, что нет оружия. Вестник вспыхнула, непонятно от злости или смущения, скулы порозовели. - Может, майку тоже снять? Штаны? Перчатки? Ремень можешь забрать, вдруг я попытаюсь тебя им удушить! - Ладно, перчатки тоже. Вестник замолчала и до того, как успела подобрать ответ, он бросил: - Плащ можешь оставить. Перчатки с нее в итоге не сняли. До Эши только через несколько минут дошло, что это была шутка. Сказанная без улыбки и с таким видом, будто в этот момент он размышлял, стоит ли после излечения Халдура оставить ее в живых или безопасней притопить под гаванью. Он повел ее вперед, подталкивая в спину. Эша два раза задела плечом углы и один раз споткнулась о шкуру. Ригор поджимал губы (Эша спиной чувствовала его раздражение), но молчал. Наконец бросил коротко: - Лестница. Трехэтажное здание. Эша думала, ее ведут наверх. Занесла ногу вперед и вверх… и едва не полетела носом вниз. Ригор (судя по шипению все-таки он) успел за плечи дернуть ее назад. Эша налетела на него спиной. Не пошатнулся от такого бы разве что Икдрас, но Ригор стоял как прибитый к полу. Эша про себя отметила, что железные ноги помогают стоять на земле куда крепче. Ригор что-то прошипел, раздраженно бросил: - Руку. Эша удивленно протянула руку ладонью вверх. Ее грубовато схватили за запястье и положили на сгиб локтя. Эша послушно взяла Ригора под локоть. Дальнейший путь прошел легче. *** Он с трудом вытолкнул из себя: - Спасибо. Вестник на благодарность не ответила. - Где можно помыть руки? Он кивнул на бочку с водой в углу. Сам обтирался из нее после работы в кузне. Вытащил чистую тряпку из шкафа и обернулся. И грянул гром. Руки были маленькими, даже меньше, чем у матери. С короткими ногтями. С едва видимыми неровностями на пальцах и межу ними, как раздражение или зажившие рубцы. Как у заклинателей. С хорошо прощупывающейся веной. И родинкой. На правой руке, на запястье, на оконечности локтевой кости, со стороны мизинца. Его руки. Его дом. Вестник, Эша, не слышала грома. И не смотрела на него. Просто смывала кровь с рук. Когда она потянулась за перчатками, он дернулся чтобы отобрать их и едва успел остановить себя. Эша вопросительно повернулась к нему, увидела тряпку и протянула руку. Он не нашел в себе сил протянуть свою в ответ. Эше пришлось вытянуть ткань у него из руки. И Ригор дернулся во-второй раз. Это было то самое прикосновение. После того как закрыл дверь камеры с голиафом перед лицом Эши, оставив ее внутри, он поднялся в храм. Но Ао не ответила ему. *** Он давно не оспаривал решений Ао. Не подвергал сомнениям ее послания. Но посланных ему рук он теперь понять не мог. Зачем? Зачем она посылала ему видения о руках этой девчонки? Это был знак о том, что Вестник, которая едва не убила Пророка, должна его спасти? Что ж, не видения о ее руках подсказали ему об этом, он пошел за ней, потому что не видел иного выхода. И видят Пятеро, он пытался быть к ней добр. Добрее, чем ко всем прочим. Дать воды и еды голиафу, которого специально заперли в комнате со шкурами, чтобы ослабить и сделать неопасным? Что же, ладно, пусть пойдет в счет благодарности за исцеление. Не хочешь бросать друга? Ладно, можешь остаться внутри особняка. Нашел бы он ей место. Закрытое и под присмотром, но комфортное. Но нет, она заперлась в комнате с голиафом, рискуя заработать истощение и обезвоживание. Ригор Зар проявлял к ней уважение и был чертовски терпелив. Шел навстречу. Игнорировал ее идиота-дружка, даже когда тот откровенно провоцировал. Не бил его, не угрожал, сдерживался, хотя был не обязан. Из-за самого Икраса разве? Нет, чтобы девчонка не нервничала и не бросилась по глупости на амбразуру. Защищал ее от нее самой. Раз за разом давал ей шанс уйти своими ногами или сделать правильный выбор добровольно. А что получил в ответ? Плевок в лицо. Мало того, на глазах у его же людей. Нужно было все-таки выволочь ее из комнаты со шкурами. За загривок, как неразумного котенка. Или нет, лучше было бы поручить это Понти. Пусть тащил бы ее на глазах у наглого голиафа с языком без костей. Вышвырнуть ее из особняка или лучше запереть отдельно. Быть может так и у нее, и у голиафа поубавилось бы гонора от страха друг за друга. И вот опять, она намеренно выводила его из себя своей демонстративной медлительностью, после чертового вежливого приглашения. - На выход, - сказал он, когда она закончила поить голиафа и встала. Разумеется, она не пошла. - А зачем вот это вот все? – указала она на шкуры на стенах. — Это этому ты научился? Делать камеры пыток? Столько презрения. В ответ на всю его чертову доброту и терпение. — Это не камера пыток. - А что? - На. Выход. Эша не сдвинулась с места и явно собиралась сказать что-то еще. Что-то чертовски презрительное, вероятно. Опять. Терпение лопнуло со звоном слетевшей струны. Ригор сделал шаг вперед, подхватил ее под колени и закинул на плечо. И вынес. «Как мешок какой-то,» - подумалось Эше. - Я сказал не распускать...! – оборвала крик Икдраса закрывшаяся дверь. Ригор поставил ее на ноги. Когда на нее надели мешок, Эша протянула руку вперед. И наткнулась на заранее подставленный локоть. «Как-то слишком естественно это у нас выходит». Ригор старательно игнорировал что удивленный взгляд Понти, что переглядывания остальных. К утру следующего дня из этого наверняка раздуют историю. Ни молчаливость, ни такт никогда не были сильными сторонами малолетних бандитов. *** Ригор ждал ее на выходе из покоев Халдура один, без своей свиты. Все с тем же проклятым мешком в руках. «Психопат. Жестокий и мелочный, пусть и гениальный.» - Халдур позволил мне сходить в храм Ао. Отведи меня, — сказала Эша как можно более повелительным тоном. Храмом оказалась большая темная комната с деревянными стенами, зеркалами на одной из стен и большой стеклянной статуей женщины со спицами. - Все? – раздраженно спросил Ригор, не успело пройти и минуты. - Я хотела помолиться, - как можно мягче сказала Эша. Ригор смотрел подозрительно, но промолчал. Поставил свечу у ног Эши и отошел к стене. Эша опустилась на колени возле зеркал. Закрыла глаза, глубоко вздохнула, произнесла про себя короткую молитву Адригалу, попросила у Ао прощения за святотатство и сосредоточилась на заклинании «послания». - Публий. Это я. - Эша! Где ты сейчас!? - На... кажется, втором этаже. - Черт. Где конкретно? Я внутри, попробую тебя найти! - Нет! – мысленно крикнула она и сама же дернулась от того, как громко это прозвучало. – Нет. Не сейчас. Со мной Ригор. Все в порядке, бери Икдраса и уходи. Она попыталась как можно короче и точнее описать местоположение комнаты со шкурами и подумала, что заклинание оборвалось, когда услышала последние быстрые слова Публия: - Задержи Ригора наверху минут на... на пятнадцать минут! Эша открыла глаза и повернулась назад. Фигуру Ригора она в темноте разглядеть не смогла. А вдруг он уже ушел? - Ригор. - Что? – послышался голос от стены. Не ушел. - Как… как молятся Ао? - Ты уже минут пять тут сидишь, - раздраженно бросил Ригор. - Я подбирала слова. Что мне говорить? - Что хочешь. Эша повернулась обратно к зеркалу и закрыла глаза. Двух минут напряженной тишины ей хватило, чтобы понять, что сейчас Ригор поднимет ее за ворот и утащит отсюда. «Либо я потащу тебя на цепях.» А цепи-то все внизу скорее всего. Лучше бы что-то придумать и побыстрее. - Что это за место? – повернулась она к стене, от которой слышала голос Ригора. – Я имею ввиду, что здесь было раньше? Это большое помещение. - Танцевальная зала, - коротко бросил Ригор после долгого молчания, хотя она уже была почти уверена, что он скажет «на выход». - Тут устраивали балы? Максимально идиотский вопрос. Ригор подошел к ней, поднял с пола свечу и пошел к выходу, не дожидаясь Эшу. «Пятнадцать минут». - Ригор! Он остановился, обернулся. - Потанцуй со мной. И быстро затараторила, не позволяя себе опешить от самой себя и игнорируя, судя по всему, не менее ошарашенное молчание Ригора. - Ты говорил, это танцевальная зала. А я никогда не танцевала. А ты говорил, что в долгу. И это как бы... ну... можешь мне этим отплатить. Так. Вот. Он молча смотрел на нее. Она не видела его взгляда и едва могла разобрать очертания лица. Ригор повернулся, вышел из храма и закрыл дверь. На ключ. Эша вздохнула и села спиной к зеркалу. «Это что, наказание? Сначала комната со шкурами, теперь зал с зеркалами.» Если он решил оставить ее тут на ночь, то сам сейчас пойдет вниз. Она не знала, что делает там сейчас Публий (или Публий с Дафной), но была уверена, что бесшумно с тридцатью детьми он бы не справился. Значит, передвигался скрытно, а дети спят. Но стоит Ригору что-то услышать или заподозрить (чему она уже неплохо посодействовала), он поднимет тревогу. А значит схватят еще и Публия (а то и вместе с Дафной). Она предпочла думать, что убивать их не станут. Полная темнота и тишина давили, и Эша уже привычно пустила свет в мантию. Через пару минут в замке повернулся ключ. Ригор вернулся со свечой и каким-то предметом в руках, по форме напоминающим коробку. Эша поднялась. Ригор не смотрел на нее, прошел в центр комнаты и положил коробку на пол. - Что это? Ригор поднял на нее глаза, чуть сощурился от исходящего от нее света. Ей неоткуда было знать, что перед тем, как войти, Ригор тренировался принимать как можно более невозмутимое выражение лица. Эша поднялся руки к мантии и чуть притушила свет. - Ты сама просила. Он снова повернулся к коробочке. Эша услышала звук какого-то проворачивающегося механизма. Ригор откинул крышку. Сначала зазвучал какой-то протяжный звон, после звона – кто-то застучал об колокольчики. А потом колокольчики сложились в музыку. Эша никогда не слышала такой музыки. В монастыре всегда царила тишина. На улицах и в тавернах Храморры играли громко и энергично. Виолы пели о танцах и праздниках, барабаны отбивали ритм, как будто сообщали о тревоге, трубы просто кричали. Невидимые колокольчики из коробки Ригора скорее шептали. Они никуда не торопились, будто были уверены, что могут продолжать тихонько звенеть хоть вечность, если пожелают. Они не повышали голоса. Были уверены, что никто их не перебьет. Эше никто не пел колыбельных, но ей казалось, именно такими слышат их засыпающие дети на коленях у матери. Уносящими далеко и бережно. Ригор слушал музыку из шкатулки, но слышал оркестр в замковой зале на острове Гравад. Смотрел на пустую полутемную комнату, но видел висящие под высокими потолками ткани, похожие на огромные белоснежные перья, лепнину на стенах, начищенные до зеркальности полы и отца с матерью, которые видели только друг друга. И Эшу, которая никуда не девалась ни в одном из миров. Музыка оборвалась слишком быстро. Ригор моргнул и встретился с Эшей глазами. - Ты просила потанцевать. Это музыка. Для танца. - Я не умею танцевать под такую музыку, - Эша поежилась. – Я вообще не под какую не умею. - Я тоже, - невозмутимо ответил Ригор. На этот раз он провернул механизм раз десять. Встал, едва начался протяжный звон и подошел к ней. Протянул руку. Внезапно почувствовавшая себя одеревеневшей Эша взяла его за руку. Вторую ее руку Ригор положил себе на плечо. Застыл в нерешительности, а после поменял руки местами, левую руку Эши положил на плечо, правую взял в свою. Эша ожидала что вторую он положит ей на талию, но Ригор положил ее выше, скорее на спину. Впрочем, покраснеть ей это не помешало. - Теперь можно просто делать шаги. Желательно в такт. Ригор сделал шаг назад. Эша вперед. Потом вправо. Когда Ригор попытался сделать поворот, Эша едва не наступила ему на ногу. - Можешь наступать, - разрешил парень, - больно не сделаешь. Эша уловила изменившийся тон голоса и подняла глаза от ног Ригора на лицо. Он чуть улыбался. «Так звучит его улыбка». Она осторожно улыбнулась в ответ. Шаг. Второй. Третий. В этот раз поворот получился почти удачный. - Ты сказал, что не умеешь танцевать. - Не учился. - Почему? - Ног не было, - легко ответил Ригор. – В аристократических семьях начинают учить танцевать с пяти лет. Тогда я мог передвигаться только на кресле на колесах. Дорогое изобретение, между прочим. Его изготовили и доставили из Сезара, по чертежам того кресла, что принц Эвальд заказал для своего старшего брата больше сотни лет назад. Изготовить свои ноги я смог только в двенадцать. - «Только», - буркнула Эша. - Тебе двенадцать. Ты проводишь сложнейшие операции по сращиванию сосудов, выводишь кровь из легких и борешься с чудовищами. - Это мой долг. Она ответила прежде, чем успела задуматься. Привычная, заученная фраза, догмы, вдолбленные в голову с младенчества без всяких «почти». Она всегда выполняла свой долг и знала, что выполняет его хорошо. Эша получала от других священнослужителей признание. Но редко получала похвалу. Это было приятно, она в который раз ощутила прилившее к скулам тепло. И тут же вскинула голову, сощурившись: - Я не говорила сколько мне лет. Ригор ехидно усмехнулся, но не ответил. Убрал руку с ее спины, поднял их сцепленные руки вверх. Эша поняла, что должна повернуться вокруг своей оси, разулыбалась. - А сейчас тебе...? - Четырнадцать. Возьми меня за плечи. Она послушалась. Он поднял ее, держа за талию, повернулся и снова поставил на ноги. Мантия хлопнула за спиной Эши как птичьи крылья. Свет от мантии скользил по стенам и отражался от зеркал, а Эша чувствовала, что не может перестать улыбаться. Впервые в жизни ей стало жалко, что она никогда не услышит настоящего оркестра. - Это ты сделал? – она кивнула в сторону коробочки. - Нет. Это принадлежало матери Пророка, когда-то. - Как оно называется? - Музыкальная шкатулка. - И все? – она даже немного расстроилась. - Можешь придумать свое название, - серьёзно ответил Ригор. - Я делал что-то похожее, - признался он через минуту молчания. – Ворон. Не музыкальных. Они загадывали загадки. - Какие? – живо спросила Эша. - Не помню, - откровенно соврал он. Шкатулка снова замолчала быстрее, чем хотелось. Они остановились. Эша размышляла, что принято говорить после танца на балах. Решила не выдумывать, убрала руку с плеча Ригора и улыбнулась: - Спасибо. Ригор немного запоздало отпустил вторую ее руку, молча кивнул. Эша вздохнула, устало встряхнула волосами, подняла глаза. И обомлела. На потолке была роспись. Лесной полог. Нежно голубое небо и воздушные облака сквозь ветви деревьев. Художник явно корпел над каждой веткой, каждым листком. Здесь было с десяток ветвей разных пород. Эша не была экспертом по природе и смогла распознать только бледные веточки березы, острые листки боярышника с крохотными красными ягодами под ними и крупные листья вяза. И глаза. Она пыталась вспомнить круглые листья и маленькие белые цветки, когда наткнулась на глаза, смотрящие прямо на нее. Ей потребовалось десять секунд оцепенелого ужаса, прежде чем в немигающем взоре опознать птицу. Нарисованную птицу. Маленькая черная головка с белыми крапинками следила за ней между листьев. Скворец? Эша повела глазами вправо и наткнулась на еще один взгляд. На этот раз пухленькой серой птички с рыжим оперением на голове. Затем – черно-белой птички с длинным черным пером на голове, торчащим, как перо на берете Публия. Птички с немигающим внимательным взглядом прятались среди листвы и обнаружить их мог только тот, кто задавался такой целью. Эша насчитала шестерых и не была уверена, что это все. Она открыла рот для вопроса и опустила глаза. Вопрос застрял в горле. Ригор смотрел на нее, не отрываясь, и взгляд этот касался ей одновременно странным и слишком смущающим. Она отвела глаза в сторону и ткнула пальцем вверх. - Роспись. Ригор моргнул, выныривая из своих мыслей и поднял глаза. - А. Да. Дорога до покоев Халдура с мешком на голове и под руку с Ригором казалась Эше чертовски долгой. До встречи четверых ненезнакомцев с Пророком и Ао оставалось пять минут.