То место, что мы зовем домом

Его первый поцелуй вышел совсем не таким, каким он должен был быть, если верить романам из домашней библиотеки. Да, он их читал. Сомнительную литературу тоже нужно прочесть, чтобы… ну… Понимать, что она сомнительная. Так бы он ответил, если бы его застали за одной из этих книг, но его не заставали. В комнату к маркизьему сыну вообще предпочитали не соваться без необходимости. В общем, первый поцелуй вышел неправильным. Во-первых, это случилось внезапно, что для него, что для… для нее. Во-вторых, это была ссора, а не свидание. И в-третьих, мгновением ранее его ударили по лицу. Лично он ограничился бы тремя этими причинами, но была, к сожалению, и четвертая. Эша не подалась навстречу. Впрочем, с этой дурацкой встречей все было неправильно, если смотреть с самого начала. С того начала, где он сделал первый шаг с «Цвета Океана» на камни острова Альсе. Не то чтобы он ждал, что Эша бросится ему на шею… Ладно, немного ждал. Но куда более вероятным считал, что она улыбнется и скажет что-то… что-то вроде того, что ждала. И надеялась. Вместо улыбающейся коротковолосой девочки на него налетела фурия с взметнувшимися от ветра отросшими серыми волосами в черном и залепила ему по лицу. - Там были невинные люди! Простые солдаты! - И нужно было подставить им шею и в случае, если бы нас не прирезали сразу, пытаться объяснить ситуацию из тюремного трюма, пока плывем до виселиц Храморры? Вместо того, чтобы прислушаться к, несомненно, рациональным доводам и наконец поприветствовать его, Эша ударила его второй раз. На этот раз по правой щеке. Ригор уже второй раз не успевал даже считать ее намерение, не то, что отклониться. - Вместо. Того. Чтобы. Говорить. Как. Нормальный. Человек. ТЫ НЕС КАКУЮ-ТО ПАФОСНУЮ ГЛУБОКОМЫСЛЕННУЮ ЧУШЬ! - Про саван! – крикнул откуда-то сбоку Понти. - И сказал, что я могу сойти с корабля! – примерно с той же стороны добавил Икдрас. Судя по всему, даже сомнительного ума голиаф понял, что настал лучший момент для припоминания Ригору всего сделанного и несделанного. Что-то подсказывало, что эту Эшу запереть не сможет даже пятерка Священного Согласия. «Так ведь и до Икдраса в цепях дойдут.» Ригор читал в семейной библиотеке и умные книги. Например, один из военачальников из Паутины Востока писал, что «Неожиданность нападения — это больше половины победы». А Фердинанд Порше, великий сезарский конструктор и механик: «Если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам.» У Ригора всегда был быстрый ум. Во-первых, за вторым ударом последует третий, тем более что поводы они могут вспоминать тут до обеда. Во-вторых, раз его не встречают так, как должны были, значит, он сделает это сам. За быстрыми решениями в экстренных ситуациях должны следовать молниеносные действия. Расчетами и анализом в таких случаях приходится пренебречь. По этим рациональным и, несомненно, верным размышлениям он поцеловал Эшу. И вот тут-то и начались проблемы. Сдавленный крик Икдраса, которому, судя по звуку, заткнули рот, можно было проигнорировать с легкостью. Тот факт, что где-то за спиной стоят тридцать его людей, не отличающихся ни тактом, чтобы отвернуться, ни мозгами, чтобы не растрындеть об этом потом повсюду, параллельно обогатив происходящее новыми подробностями и раздув до космических масштабов, уже сложнее. Но то, что Эша не приоткрыла губы и не подалась навстречу, проигнорировать было уже невозможно. Он отстранился. У оказались Эши голубые глаза. Прежде он этого не знал. В особняке он либо не интересовался их цветом, либо не мог разглядеть из-за темноты. А ведь было много возможностей, если подумать. От того момента, где он за одежду притянул ее сквозь ограду, до того, как накрыл ее глаза своей рукой посреди адской битвы. И вот, пожалуйста, глаза оказались голубыми: очень светлого, льдисто-серого оттенка с темной каймой вокруг радужки. Он вдруг впервые задумался, каким выглядит в этих прекрасных, просто чудесных глазах. Вспомнил про появившийся пушок на лице (который, мать его, стоило сбрить на корабле, пока была возможность), отросшие грязные волосы (которые стоило хотя бы в хвост собрать), про круги под глазами и одежду, которую менял, кажется неделю назад, а невольного купания у острова Гравад явно не хватило, чтобы смыть запах пота. Не то чтобы прежде Ригор не думал о своей внешности (по большей части касательно ног), но только сейчас он в полной мере ощутил свое уродство. Захотелось сжаться в комок, спрятаться. Исчезнуть. Или хоть что-то исправить. - Прости. За убитых людей, за то, что никогда не думал, что могу сделать тебе больно, за то, что был сосредоточен только на своих чувствах и пренебрегал твоим беспокойством, когда ты тратила силы, чтобы связаться со мной. За многословность и цветистость, где они были не нужны и отказ говорить тогда, когда ты в этом больше всего нуждалась. За пренебрежение Икдрасом. За то, что заковал его в цепи и не попытался как-то повлиять на Пророка и ту ужасную битву с медведями. За то, что заставил тебя запереться с другом в комнате пыток и не спас на арене. За то, что даже не подошел узнать, как ты, после. И за то, что поцеловал. Я не должен был. Я, должно быть, ужасный человек для тебя. Не только из-за отношения к тебе, но и… из-за своих… гнилых убеждений. И железных ног. И вонючей одежды. И… Прости. За все. - Мне нравятся твои ноги. - Мне твои тоже. Он ответил быстрее, чем сообразил, что она сказала и что говорит сам. Ригору не приходилось сидеть в подвальной комнате со шкурами, но сейчас он охотно променял бы ее на это затянувшееся смущающее молчание. Впрочем, долго мучится ему не пришлось. Эша подалась вперед и коснулась его губ своими. И, да, второй поцелуй в его жизни вышел именно таким, каким должен был. Особенно если игнорировать вопли Икдраса.