Кротек

Начало июля выдалось снова жарким и солнечным. Для истинных вампиров, зачеркнуто, коренных петербуржцев — явление нетипичное. Вообще, 2016 бил рекорды по температурам по всей необъятной, что сказывалось на катавших мини-тур за мини-туром друзьях. И если в родном Питере всё ж полегче было — тучи, ветер с залива, всё такое, то здесь, в Большом Завидово, царило настоящее пекло. Без дуновения и шанса на облачка. Самые тру-рокеры, кажется, уже запеклись в своих кожанках черных, как в мундирах — вон, дымок аж будто чадит от толпы. Сам Андрей, хоть и оделся поумнее, уже устал считать, сколько раз ему хотелось нырнуть куда-нибудь. Желательно в бочку со льдом (или пивком холодненьким!) и там сидеть. Сгодился б и ларь с мороженным, да. Рядом Миха тихонько матерился на слишком яркое солнце, даже в его мир полутеней дотянувшееся. И собственные слишком длинные волосы… Почему, тихонько спросите? Ну, громко начнешь — журналюги сбегутся, а от этих чертей такой жар брал, ну их нафиг, короче. — Вернёмся, состригу на*уй, — шипел рассержено, поясняя в ответ на вопросительное молчание Андрея: — вся шея уже мокрющая, да и в рот лезут, с*ки. На что Князев, радуясь, что его друже не видит, закатил глаза. Ага, а отращивал эти самые волосы кто? Да ещё так, что не чурался консультаций у Агаты. Захотелось кому-то хайер крутой заиметь, как у викинга какого. Ладно, хоть без выдающейся бороды, как у дедушки Мороза! Горшочек явно сегодня не с той ноги встал. Вон как разворчался — состричь, ага. Понятно, волнуется. Нашествие всё же, как ни крути, фестивалище крупный, народу много, все туда-сюда шатаются. Мишка, хоть и вернулся и удачно влился обратно на сцену, но от таких фестов отвык. Вот и психовал, срываясь то на жару, то на патлы свои, то на палатки чересчур впритык стоящие да народец, снующий всюду. Порывшись в карманах и почувствовав себя Хагридом от этого, Андрей отыскал-таки в закромах жилетки джинсовой простую черную резинку. В самом деле, Горшочек только с утра вдохновенно оравший что-то об образе колдуна и чёрного мага с длинной распушённой гривой, о хищниках («Андрюх, да я ж как тот Лев из Нарнии!»), явно раз сто пожалел и о своих громких заявлениях, и о поступках. Два в одном, блин — Аслан и Гэндальф в одном флаконе. Как не йети или Чуббака. Ладно, главное, что не Мёртвый Анархист — к этому времени Князь уже чуть выдохнуть сумел со своими опасениями, отнюдь не беспочвенными. Мишка жил, помирать вот прям щас на сцене или около неё, вроде, не собирался, что подтверждали и регулярные обследования, на которые Андрей, поскрипывая зубами и суставами (для грозности, а не потому что те реально скрипели, а, может, именно поэтому!), затаскивал своего лохматого упрямца. И, главное, наслаждался этой самой жизнью и жить хотел. К счастью, та и текла себе спокойно, и самой большой проблемой на сегодняшний день для них стала вот эта самая жарень (а вот это при Мишкином здоровье чревато было, конечно, но ничего — скоро выход их, там вентиляторы исправно работают, а в гостишке — кондей! Продержатся чуток ещё, на чужие, правда, выступления не задержатся, но и так хорошо, а не хорроу-шоу! И это главное!) и длинная грива волос. Кстати, о ней... Князь поглядел на резинку, из которой во время раздумий руки сами собой соорудили не то рогатку, не то катапульту: — Мих, волосы собрать? Мишка фыркнул — признавать поражение не хотелось, но комфорта хотелось больше, поэтому победил разум: — Ну, давай. И Андрей, предварительно разобрав постройку, привычно собрал чужую гриву в хвост (а из него всё-таки вышел бы парикмахер, слегка демонический!) и, не удержавшись, чуть потрепал по головушке, прежде чем затянуть резинку. На что, впрочем, Горшочек его лишь довольно заулыбался — тактильный он у него, да. Был бы псинкой лохматой, наверное, вовсе проходу не давал — все вычесывать бы требовал! Мишка-то, в общем, и сам мог бы нехитрое это действие с прической проделать, но, как обычно, предпочёл довериться дружеской помощи. Князеву это, впрочем, тоже нравилось. Не то, что он там в куклы не наигрался, кукловод хренов, просто… Тактильность эта не одному Горшку присуща была. Степени разные, а вот потребность одна. Краем глаза приметил человека с камерой, мысленно вздохнул — скорее всего, уже через пару часов будут эти фотки пестреть в пабликах с какой-нибудь двусмысленной надписью. И по мере передачи по волне чужих умов, надпись та будет становиться всё извращённее и извращённее. — А поехали после на Волгу купаться? — внезапно выдал Михаил Юрьевич, словно почувствовав, как он напрягся, раздумывая не броситься ли в погоню… Но, нет — тогда ещё более провокационные фотки выйдут — бешеный кабанчик преследует добычу. — Можно, — неуверенно протянул Князь, слегка сбитый с толку и переменой настроения, и внезапностью предложения. — Тут недалеко, я узнавал, — продолжил воодушевленно Мишка, — даже уже уломал одного из местных подсказать кратчайший путь. А то столько раз здесь были, а до матушки-Волги так и не докатились ни разу. Надо исправиться. Да и жарко, — прибавил он, почти высовывая язык от жары, но, увы, охладительной системы как у братьев наших меньших у него не было. — И когда успел, а? — хмыкнул Андрей, довольно улыбаясь. Радовала его эта социальная активность. Не как раньше, конечно, когда рубашку последнюю с себя снимет и ближнему отдаст, но не дичился Горшочек людей, сычом запираясь в углу. Вон, пока выступления своего ждут, успел пообщаться на разные темы с кучей народа, начиная от Ильи Черта и Шевчука, заканчивая «теми местными», что знают короткий путь. Наверняка ж, перетёр с кем-то из волонтёров, что тут по организации хлопотали — а ведь выцепил же, ну или его выцепили, но потом уже Горшок то, что ему интересно было вычислил. А сейчас вон Князю вскользь посетовал, что Кинчев не смог прибыть в этот раз, но не успел дойти до определенно широкой амплитуды размаха руками, как к ним в палатку заглянула флотилия. Так и зацепился Мишка с Реником за обсуждением подходящих рифов к новым композициям морской команды — в общем, несмотря на тревожность, вполне справлялся. Князь даже мог позволить себе выдохнуть, да и, устроившись в раскладном кресле с веером, смешным таким, пестрящим китайским, на манер султана какого неспеша обмахиваться, объедая фруктово-овощную корзинку. Даже не так жарко стало, можно было не опасаться случайно словить от удара солнечного голоса овощей каких да пойти писать стимпанковскую стори про овощи-мутанты и любопытных без меры учёных. Но, так как на медок падки всякие там маленькие птички, а в народе — мухи, возможно, навозные, то уже на подходе к сцене выцепили их всё ж товарищи-журналисты. Конечно, общение с пишущей братией и так было запланировано — после выступления (опять же кондеи там обязаны были стоять!), но, видимо, искали акулы пера крови алой какой-нибудь возможности для жареных фактов. Врасплох застать рассчитывали. Вопросики-то с подковыркой посыпались. И как они справляются, и как ему, Князеву, живется, с такой-де ответственностью — хорошо хоть хватило ума напрямую Мишку, стоявшего рядом и пока ещё молчавшего, не упомянуть. Впрочем, всё и так понятно было. И Андрей к пеклу солнечному начал и изнутри закипать слегка. Скоро дымок из ушей повалит и, вообще, — бойтесь гнева терпеливого человека, упыри! Но пока он держался, только взгляд поменялся, острее стал, суровее. Кто подольше в профессии был, тот внимание обратил, бочком чуть дальше становясь, но молодые и ретивые только ближе подобрались — так выслужиться перед начальством хотелось. Спросили даже затёртое до немоготы, кто Король, кто Шут — реакцию хотели, что ли, вызвать, старые времена-то припоминая, когда Мишка аж зубами заклацал бы от этого вопроса. И финалочкой добили: — Как изменились ваши отношения? Не приносит ли проблемы состояние Михаила? — и смотрят, микрофоны подставляя, только на Князя. Горшок же так… сфотали в начали — и ладно, чего памятник прижизненный фоткать часто, так, что ль, бл*? Они его что, совсем, что ль, неадекватным считают? Или что? Андрей слегка прикусил себя за щеку, чтоб в лучших традициях Горшка что-нибудь не сп*здануть. Или кому-то не вломить, чисто профилактически сломав микрофон о, скажем, колено… — Отношения нормальные, дружеско-рабочие, — нейтрально было начал он, напоминая себе бесконечно, что собачья выдержка — это один из его талантов; как, невольно оглянувшись на Миху, потерял дар речи. Нет, тот не бросился с пеной у рта и, возможно, кулаками доказывать журналистам, что не тварь он безмолвная и, вообще, не только голос имеет, но и суровый нрав. Мишка… перекашивая лицо то в одну сторону, то в другую, старательно косил под идиота совсем не из произведений Федора Михайловича. Кажется, ещё немного и слюни начнёт пускать. Андрея сперва от видка этого тряхануло не слабо — а ну как реально ему пофиговело на жаре. Потом вгляделся — не, просто Горшочек какой-то образ словил. В глазах-то смех лучился. Жаль, в полной мере дружочек его оценить произведённый вау-бл*-эффект не мог. Ща такое понапишут, у-у, черти! — Ты чё? — легонько подтолкнув его локтем в бок, спросил. — А чё они дурацкие вопросы задают? — моментально прекратив кривляться, спросил вполне нормально Мишка, а потом громко прибавил: — Шли их лесом, Андро, нас вон уже зовут. И точно, невдалеке уже вовсю махал руками призывно Димка. Видимо, и звал их, да в шуме падающих перьев (ладно, просто шуме многотысячного фестиваля) расслышишь разве? Не у всех же компенсированный слух-то, как у собаки! — Ну, да, пошли, большой Ух, — со смехом закинув руку Горшочку (который, кажется, всё же показал стае акул фак) на плечо и оставив сзади перешептывающихся журналюг, двинулся в правильном направлении Князев. Пора было встряхнуть всех собравшихся. И самих себя — зря, что ли, столько шли к этому моменту? Лето, Нашествие и жар, не только от солнца лучистого испускаемый, но и от сердец, заклинателями которых Мишка и являлся, даром, что только недавно сам про колдуна говорил…

***

Студент-психиатр Витёк вернётся в новом фике.