Элегия чувствам

В отсутствие Кли утро в квартире Альбедо замирает в абсолютном безмолвии, нарушаемом лишь шумом извне: из приоткрытого на ночь окна слышно, как собирается нервная пробка на ближайшем проспекте; в виду тонких стен невозможно не проснуться от громкого смеха детей этажом выше или надрывного пёсьего скулежа у соседей за стенкой. Кэйя к этим звукам привыкнуть успел, поэтому уже не подскакивает на кровати, как если бы лабрадор Бадди лаял у него над ухом. Но вот от тихого скрежета ключей, проворачиваемых в замке, просыпается почти сразу. Поначалу не понимает, что же нарушило его сон. По привычке шарит рукой под подушкой в поисках телефона и запоздало вспоминает, что кладёт его со стороны Альбедо — пока дотянешься, можно уткнуться лицом в его подушку. Она всегда пахнет им. Альберих, заспанный и всклоченный, перекатывается на другую сторону кровати, шарит рукой по прикроватной тумбе в поисках смартфона, приоткрыв один глаз. Привстав на локтях, смотрит на время. Четверг, 7:48. Ну и (с)рань. Кэйя падает лицом на остывшую половину кровати, и нос приятно щекочет от привычного созвучия ароматов. Сесилии, бергамот, кедр. Да, так пахнет его кожа. Едва слышно шаркают в коридоре шаги. Кэйя прислушивается. Аккуратные, чуть шлепающие пяткой больших не по размеру тапочек. Альбедо. На ходу вычесывая спутавшиеся за ночь пряди, Альберих тихо выходит, прикрыв за собой дверь. Оглядывает длинный просторный коридор. Пусто. Где-то в глубине квартиры щелкает закрытая дверь. У Альбедо до невозможности большая квартира, так что непонятно — то ли ванная, то ли кухня, то ли вообще кабинет. У самого входа чемодан: маленький, в самый раз для провоза в ручной клади на концерты; белый, весь в куче разных наклеек и детских рисунках — Кли постаралась знатно. Значит, точно вернулся с гастролей пораньше. Кэйя находит Альбедо на кухне. Не переодевшись с дороги, он стоит посреди кухни — прямо в этом чертовски красивом, белом костюме-тройке, в котором Альберих видел его по телевизору. С лёгким налётом исторического Мондштадта в имидже оркестра, но с неизменными альбедовскими деталями: не до конца застегнутая рубашка, открывающая вид на татуировку в виде четырёхугольной звезды; выбившаяся из тщательно зализанной прически чёлка и серёжка в ухе с шивадским нефритом, миниатюра серьги самого Кэйи. Альберих подходит бесшумно. Сначала, касаясь кончиком носа тонкой шеи, зарывается в облако светлых волос. Вдыхает знакомый запах парфюма, подаренного им на какой-то праздник. Скользит чуть правее. Разница в росте позволяет спокойно уместить подбородок на плече Альбедо. Кольцо рук смыкается вокруг талии. — Не стыдно, месье ведущая скрипка? Мало того, что не предупредил, что возвращаешься пораньше, так даже не счёл нужным поздороваться, — шепчет Кэйя, обдавая ухо горячим дыханием и слегка прикусывая мочку. — В последний момент на более ранний рейс появилось место, вот я и поменял билет, — Альбедо не отвлекается от тихо журчащей кофемашины. Альберих лица его не видит, но улыбку чувствует подсознательно. От ответной усмешки удержаться тоже не в силах. — Не хотел тебя будить, знаю же, что ложишься чуть ли не с рассветом. — Прощен, — буркнул Кэйя куда-то в ворот пиджака и прижался губами к изящной шее. Альбедо всегда непроизвольно поддавался этому, казалось бы, лёгкому и невинному действию — запрокидывал голову, давая больше простора; прикрывал глаза, отвлекаясь от всего, чем бы ни был занят. Прямо, как и сейчас. Кэйя невесомо спускается ладонями по его животу вниз. Расстегивает ремень. Плавно скользит рукой в штаны и под рваный вздох Альбедо сжимает крепчающий с каждой секундой стояк. Дразнит долго и умело: от основания до самой головки; меняет темп на собственный лад; то смыкая пальцы посильнее, то почти выпуская из руки. Альбедо, не привыкший к проявлению собственных эмоций, стоны старательно давит, губы закусывает до побеления, но всем телом дрожит так, что его можно понять и без слов. И когда кофе уже мог спокойно пойти нахер, Альберих вдруг резко отпускает его. Хотя у самого член трусы натянул до болезненных спазмов. — Сначала душ, — хрипло выдыхает Кэйя и, схватив Альбедо за предплечье, уверенно тянет его за собой в сторону ванной. Альберих запрещает себе что-либо кроме ненавязчивого петтинга. Даже перед молящим голосом Альбедо не сдаётся. Времени у них сегодня будет предостаточно. Явно успеют. А сейчас Кэйе хотя бы чуточку больше времени с ним провести: пускай изголодался, пускай реально затрахался на его фотки перед сном смотреть, пока Крейдпринц где-то за тысячи миль, но сейчас хочется его простого естественного тепла. Чтобы вот так лежать с ним в ванной и просто целовать выступающие позвонки, убирая влажные волосы со спины. Чтобы лениво валяться перед телеком, утопая в диванных подушках и его объятиях. Чтобы холодными ладонями по тёплому животу. Чтобы просто рядом. Пока звонок его мобильника не прервёт их. Сольная партия альбедовской скрипки в «Элегии чувствам» перебивает диалоги актёров по телевизору. Кэйя мысленно материт всех и вся (себя в первую очередь за то, что не выключил звук на мобильнике). Спешно нащупывает телефон где-то под собой и сбрасывает звонок, даже не посмотрев на контакт с входящего вызова. — Ответь, вдруг что-то важное, — сонно шепчет ему в ключицы закемаривший под сериал Альбедо. — Я взял два выходных на работе. Кли мы должны забрать от Алисы только завтра, а со всем остальным разберутся сами, — отвечает Альберих, откладывая мобильник и запуская руки обратно под водолазку Альбедо. Не проходит и минуты, как телефон вновь зазвонил. Кэйя посмотрел на имя контакта и отложил смартфон, не выключив звук. Ему нравится игра Альбедо. Когда его подолгу не бывает дома, Альберих включает записи с концертов и занимается делами под удивительно виртуозные звуки скрипки. Они пьянят, отвлекают, пробуждают в сердце самые разные эмоции: скулящую под ребрами тоску, волнующий до глубины души трепет, ошеломляющий ужас и безумную, едва ли не пылающую адским огнём страсть. — Неужто тебе настолько нравится моя игра? — смеётся Альбедо, окончательно проснувшись. Он сам тянется к мобильнику и, не глядя на экран, выключает его. Совсем. — Я даже купил эту мелодию за тысячу моры. — Не потому ли, что я здесь аккомпанирую Дилюку? — усмехается Крейдпринц. — Как раз наоборот, — улыбается Кэйя, заправляя ему за ухо прядь волос. — Может, сам Дилюк этого и не понял, но он написал композицию, которая вертится вокруг твоей скрипки. Альбедо уставился на него, широко распахнув от удивления глаза, а Кэйя бессовестно пользуется его замешательством и быстро приникает к чужим губам. Альбедо сначала оторопело напрягается в крепких руках Альбериха, а потом его накрывает тёплой волной наслаждения. Тело расслабилось, плечи опустились, и он весь как-то обмяк, позволяя Кэйе свободно скользнуть языком вглубь рта. Они целуются долго и самозабвенно, глубоко и влажно. Кэйя, не отрывая губ, спускается ниже, оттягивает ворот лёгкой свободной водолазки, обводит языком татуировку под адамовым яблоком. Не удержавшись, прикусывает нежную кожу, слегка посасывая и оставляя после себя разводы сладкоистомной краски. Альбедо, уперевшись ладонями в грудь Кэйи, отстраняется. Альберих нехотя открывает глаза и тут же натыкается на километровые волны недовольства в аквамариновой глубине. Альбедо всегда целует его скрытно, в более интимных местах — там, где никто не увидит его меток. Кэйя же обожает оставлять амуровы следы на виду — так, чтобы все знали о нём. — Зачем ты всегда так делаешь? — голос у Альбедо тихий, прерывистый от длительных поцелуев. — Потому что безумно тебя люблю, — беззвучно, едва ли не одними губами шепчет Кэйя, тычась носом в его подбородок. А потом он вдруг перевернулся, подмяв Крейдпринца под себя. И снова поцеловал, но в этот раз нежнее и ласковее. У Альбедо от его поцелуев кружится голова, дыхание перехватывает, и самому ему хочется только ещё и ещё. Он гладит Кэйю по длинным волосам, переходя на крепкую шею и широкие плечи. И умоляет мир замереть в одном бесконечно долгом мгновении, чтобы у них была вечность насладиться друг другом. Кэйя сдерживается уже из последних сил, только дразнясь: прижимается теснее, двигается непроизвольно, трётся, шарит рукой над кромкой трусов. И хотя у самого член стоит колом, он только гладит, касается едва ощутимо извечно холодными пальцами, но большего не позволяет. Ему нравится, когда Альбедо сам говорит ему, чего хочет. — Ты ведь хочешь меня? — выдыхает Кэйя над ухом, обдавая горячим дыханием. — Хочу… — слабо стонет в ответ Альбедо. — Повтори. Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал. — Черт, Кэйя, — Альбедо жмурит веки и толкается навстречу его руке. — Просто сделай это уже. — Сделать что? — Перестань меня мучить и возьми уже наконец. Карт-бланш. Кэйя больше не сдерживается. Нетерпеливо срывает с Альбедо водолазку, слишком просторную для него, с вышитым в районе сердца созвездием павлина; стягивает через голову футболку уже с себя, пока чужие пальцы гладят его по поджарому животу. У Кэйи руки холодные-холодные — ещё немного и там, где касается, инеем рисовать будет. Но от вида распростертого на диване Альбедо — смущенного и опьяненного желанием, с лихорадочным румянцем на щеках — кровь закипает, тело горит, как раскаленная докрасна жаровня. Хотя пальцы всё никак не согреются. Поэтому Альбедо перехватывает его за запястье, тянет на себя и нежно касается костяшек губами, смотря в глаза. Блять. Альберих по Крейдпринцу всем телом стекает ниже, как ледяной ручей по нагретым солнцем камням. Выбивая из Альбедо сиплые полустоны уже даже не поцелуями, а простыми мазками губами. Особенно когда так низко и близко одновременно. Как же он возбужден — удовлетворённо думает Кэйя, обхватывая ладонью сочащийся смазкой член. Он распределяет предэякулят по всей длине, и меж пальцев хлюпает совсем уж развратно и пошло. А в следующую секунду и Альбедо так развратно, едва ли не по-блядиному стонет. Потому что Кэйя принимает его целиком в горячую и влажную узость рта. Длинные, тонкие пальцы скрипача сжимаются в иссиня-тёмной глубине, с наслаждением оттягивают волосы на затылке, чтобы потом подтолкнуть аккуратно, выстраивая необходимый темп. Альбедо запрокидывает голову, теряясь в наслаждении и сдержанных стонах. Кэйя двигается ритмично, но не быстро. Сжимает у основания или поглаживает вдоль. Проводит языком по всей длине. Ему нравится доставлять Альбедо удовольствие. Нравится наблюдать за ним: как он ощутимо вздрагивает всем телом, закатывает глаза и едва ли не задыхается от накатывающего удовольствия.. Нравится понимать, что несмотря на то, что Крейдпринц задаёт темп, именно в его руках сосредоточен настоящий контроль. А ещё Кэйе безумно нравится мучить его, поэтому он выпускает член изо рта, почувствовав, что Альбедо уже на пределе. — Издеваешься? — Разумеется. Альбедо поджимает губы, ведет головой в сторону, пряча раздражительность за усмешкой. Смотрит исподлобья с хитрым прищуром. Злится. Но больше хочет продолжения. Кэйя тянется к нему в извиняющемся поцелуе, но тут же падает на спину — Крейдпринц, уперевшись ладонями в крепкие плечи, подталкивает его обратно. У Кэйи всё как в тумане от его прикосновений, исследующих чужое тело с неторопливостью и любознательностью ученого. От его поцелуев, нежных и почти невесомых на шее и ощутимых, рисующих мазками сладкоистомной краски на бедрах, в осознании происходящего и вовсе теряется. Альберих громкий. Сначала согласно мычит, когда Альбедо оставляет особенно глубокий поцелуй на внутренней стороне бедра. Стонет открыто, когда пальцы смыкаются вокруг его члена и собирают смазку. Гортанно, почти по-животному рычит, когда Крейдпринц медленно опускается на него самостоятельно. Медленно. Вниз. Вверх. Мучительно, мать его гребаный химик, медленно. Ему нужно глубже, быстрее, жёстче. Он так привык. Но все эти рваные ритмы, грубые шлепки и кричащие стоны не про Альбедо. Рядом с ним Кэйя хочет быть нежнее. Поэтому не насаживает до упора, ждёт терпеливо. Только, если сам попросит. Только помогает слегка расслабиться, потому что Альбедо до невозможного узкий, хоть и растянутый. Всё замирает на долгие, густым мёдом тянущиеся секунды, когда Альбедо приподнимается. Выходит почти до конца, оставив внутри только головку. Сжимает его до одури крепко. Дышит часто-часто, сбито и сам разбивается тихим, протяжным стоном, плавно опускаясь едва ли не на всю длину. Кэйя, не удержавшись, подмахивает бёдрами навстречу. Входит до основания. Альбедо зажимает рот рукой, впивается зубами в ребро ладони. Давит вскрик сдавленным мычанием. Кэйя тянется к нему всем телом. Убирает с взмыленного лба прилипшие пряди и руку ото рта. Мягко касается губами виска, прикрытых глаз, кончика носа. Альбедо, влажный от пота, то и дело мелко подрагивает в его руках. Один раз. Другой. Плавные линии его тела будто бы рябят, вибрируют короткими спазмами. — Больно? Альбедо в ответ лишь головой отрицательно качает. — Ты дрожишь, Бедо, — выдыхает ему прямо в губы Кэйя и аккуратно укладывает, не выходя. — Расслабься, — нежным шёпотом по покрасневшим ушам. — Я всё сделаю сам. Альберих двигается размеренными, но глубокими толчками. Плавно погружается в тесную узость сам, и рука его, обхватив сочащийся смазкой член Альбедо, повторяет ритм. Постепенно ускоряется. Но тут же снова сбавляет. Играет. Водит по струнам чувствительности, как Крейдпринц смычком по скрипке. То умело и доминирующе, то легко и нежно. — Я хочу тебя, — сипло, на грани хрипа говорит Альбедо. Обхватывает его лицо ладонями, притягивает ближе и произносит томно: — Всего тебя. Глубже. Сильнее. Жёстче. Быстрее. Толкается бёдрами навстречу. У Кэйи сносит крышу. Он срывается. Врезается размашистыми толчками. Выбивает из Альбедо громкие стоны. Наваливается. Вдалбливается. До цветных кругов перед глазами. Альбедо цепляется за его плечи. Шире разводит колени. Жмётся ближе. И принимает его целиком и полностью. Всё натягивается до разрыва. Чувства обостряются до предела. Пик. Оргазм прошибает. Накрывает волной чуть ли не болезненного удовольствия. По телу судорогой. Перед глазами фейерверком. В ушах взрывом. Они лежат так ещё немного, покуда у Кэйи не появляется желание закурить. Жжением по лёгким. Ужасно знакомым, но сдерживаемым уже пару лет. Он бросил курить, когда встретил Альбедо. Крейдпринц не заставлял его бросить, сам захотел. Но пачка вишнёвых Black Stone исправно лежит на прикроватной тумбочке. Почти нетронутая. Одинокая и позабытая. Далеко — посетила сознание ленивая мысль. Давно — подумалось внезапно, стоило вспомнить их первую встречу. — Ты помнишь, как мы познакомились? — фраза срывается с языка прежде, чем Кэйя успел обдумать её необходимость. — Конечно, — хмыкает Альбедо. — А ты? — На всю жизнь запомнил.