Malamente

Мигель О’Хара не был готов снова увидеть Майлза Моралеса. Тем более на задании, ни с того ни с сего, ни в одном из их измерений; Майлз не должен был там находиться. У Мигеля не было причин ожидать встречи с подростком в ближайшее время. Поведение Мигеля говорило об этом. Стыд тяжелым грузом лежал у него в груди при одной только мысли о том, что он сделал. Что он сказал. О том, что он почти позволил случиться. Часть из них он даже не помнит. Воспоминания о тех двух днях возникают лишь в виде вспышек, размытостей, впечатлений. Далеко и не в фокусе. Большая часть того, что он помнит, происходит вне тела, отстраненно, как будто он наблюдает за собственной жизнью через окно. Он не помнит, как принял решение напасть на Майлза в поезде. Все произошло само собой, как будто кто-то другой вырвал у него вожжи, оставив его в бессилии, когда страх и ярость взяли верх. Не его руки, не его когти загремели по плечу Майлза. Но именно его глаза увидели искаженную болью гримасу Майлза, когда Мигель впечатал его в поезд. Кончики его пальцев ощутили форму жилистых, худых рук, которые он обхватил. Его нос вдыхал медно-сладкий запах его крови. Слишком далеко, подумал он. Я зашел слишком далеко, я хочу это прекратить. Но у тебя нет выбора, — сказал человек, который был им, но не был им, и эти слова звучали и кричали в его голове. Ни у кого из нас нет выбора. Мы страдаем, мы жертвуем собой, чтобы другим не пришлось страдать. Вот что значит быть Человеком-пауком. Мы должны терпеть. Это цепи, которые связывают нас вместе. В тот день Мигель потерял себя от ужаса. Холодные, темные нити паники скользили по его позвоночнику, пускали корни, овладевали им, наполняли его голову дымом и паникой, пока он не задыхался от них. Майлза нужно было остановить, чего бы это ни стоило. Иначе во всем опять будет виноват Мигель. Из-за него, из-за его ошибок, из-за его высокомерия распалось еще больше вселенных. Если ты потерпишь неудачу сейчас, за это заплатят все остальные. Все остальные понесут ваше наказание. Он видит это, яснее и увереннее, чем что бы то ни было: тот самый последний раз, когда он держал Габриэллу в своих объятиях, ускользающих от него, как бы крепко он ни держался. Он видит, он знает, что произойдет, если вселенные, вселенные, в которых Габриэлла была жива, начнут разрушаться из-за того, что Майлз не смог отпустить отца. По крайней мере, ему казалось, что он знает. Мигель не знает, что он должен чувствовать теперь, когда Джефферсон Моралес точно не мертв. Растерянность или злость, что его теория оказалась неверной. Или облегчение от того, что невиновный человек все еще жив, и что у Майлза Моралеса все еще есть отец. Мигель ненавидит ошибаться. Он думал, что если он будет достаточно умен, достаточно трудолюбив, достаточно долго будет работать, то ему больше не придется ошибаться. Но теперь в глубине его психики затаился призрак. Если алгоритм ошибся на этот раз, то сколько раз он ошибался еще? Сколько раз Мигель доверял цифрам, когда не следовало? Сколько людей погибло, которых можно было спасти? Сколько крови было на его руках? Он думал, что цифры, данные не могут его обманывать. Но он полагает, что и в этом он ошибался. Он старается не задерживаться на этом, перенаправить свой ужас на продуктивность. Но, как всегда, чем больше он старается, тем хуже становится. Иезекииль говорит ему, что это характерный симптом посттравматического стрессового расстройства. Провалы в памяти. Гнев. Агрессия. Тревога, ощущение, что все ускользает от него. Сам мир вырывается у него из-под ног. Он встречался с Иезекиилем каждую неделю, и это было… нормально. Неприятно, но нормально. По предписанию терапевта он старался передать больше ответственности Джесс, больше спать, «лучше заботиться о себе». «Вы измотаны, Мигель. Хронически. Ваше тело перешло в режим выживания. Вот почему ваше сердце постоянно колотится, почему вы впадаете в состояние борьбы или бегства при малейшем шуме. Почему вы выходите из себя, когда что-то идет не так. Вы убедили свой задний мозг, что в любой момент можете оказаться в нескольких секундах от катастрофы. Так больше продолжаться не может». Голос Иезекииля был добрым, но строгим. «В конце концов, всегда что-то дается. С такими темпами, как у тебя, это будешь ты». Мигель старался. Больше спать, «расслабиться», как всегда говорил Питер Б. После того как он закончил делать штуковину для Майлза, он проспал три дня. Он не мог позволить себе отдохнуть, пока не закончил работу. Как зуд в задней части мозга, он не мог расслабиться, пока с ним не разобрались. Мигель не был человеком слова и никогда не был склонен к душевным разговорам. В любом случае у Майлза не было причин выслушивать его извинения. Поэтому вместо этого он сделал штуковину. Он вложил в него все свои угрызения совести и постарался сделать его идеально. Прости меня, — он убедился, что устройство подогнано под уникальный почерк Майлза, что оно будет работать идеально. Я ошибся — он подобрал его под цвет костюма Майлза, сделал его более обтекаемым, менее громоздким, чтобы он не сидел неловко на тонкокостном запястье мальчика. За худощавой фигурой Майлза скрывалась удивительная сила. Мигель испытал ее на себе, когда они дрались. Он увидел звезды, когда Майлз три раза подряд ударил его невероятно острым локтем в лицо. Синяки появились позже той же ночью. Не каждый день противнику удается одарить Мигеля двумя одинаковыми синяками под глазами. Он уверен, что и нос у него слегка треснул. При надавливании на переносицу он ощущает небольшой выступ. Когда Майлз сломал нос, он немного сместился, и заживление произошло раньше, чем Мигель успел его вправить. «Лайла. Получи доступ к интерфейсу моего костюма и извлеки тактильные данные. Достаточно ли их для создания трехмерной модели запястья Майлза?» Лайла просматривает данные. «Конечно. Сейчас я применяю его к модели гизмо». Мигель ворчит. «Распечатайте кадр, как только он будет готов. И сделай его черным, ладно? Новый алгоритм должен быть закодирован к завтрашнему дню. Я хочу загрузить его в прибор, как только он будет готов». Когда штуковина была закончена и покрашена, она показалась ему такой маленькой. Он испытывал странное сомнение, стоит ли расставаться с ним, но все равно сделал это. Он должен был убедиться, что Майлз его получил. Мигель знал, что это ничего не исправит, знал, что это не извинение. Это была скорее формальность. Уступка, на самом деле; часы утешения за то, что я превратился в дикого зверя. Извинение за то, что я чувствую себя как дерьмо и не знаю, как это исправить. Его белый флаг. Он чувствовал себя трусом, отдавая его кому-то другому, но решил, что Майлз поставит ему еще один фингал, если он переступит порог 1610 года. Он отдал письмо Джесс, которая передала его Пэву, а тот, как и просил, отдал его Хоби. Британец был не в восторге от того, что ему придется служить «курьером», чего Мигель и ожидал. Майлз тоже не обрадовался известию от Мигеля и не появлялся в течение нескольких недель после получения устройства, чего он тоже ожидал. Мигель велел Лайле сообщить ему, если Майлз вернется в 2099 год или воспользуется устройством, чтобы покинуть свое измерение. Он не позволял себе задумываться о том, зачем это нужно и что он вообще будет делать, если Майлз снова появится. Если уж на то пошло, то это дало бы Мигелю возможность предупредить его и спрятаться или создать иную возможность избежать встречи с жертвой одной из его самых больших и серьезных ошибок. Вот уж чего Мигель никак не ожидал, так это того, что Майлз вылетит из портала и окажется на Земле-199999. Майлз летел по воздуху, поджав ноги к груди и раскинув руки, как крылья. Должно быть, он ответил на тот же сигнал бедствия, что и Мигель. Почему он выбрал именно этот момент, эту миссию для торжественного входа, Мигель сказать не мог. Их порталы открылись прямо напротив друг друга, и они устремились друг к другу на близкое расстояние. Застыв на месте, Мигель лишь с нарастающей паникой наблюдает за тем, как расстояние между ними сокращается с каждой миллисекундой. В детстве Мигеля однажды сбил пьяный водитель, когда он шел домой из парка. Охваченный паникой и нерешительностью из-за приближающейся угрозы, он не знал, в какую сторону бежать, и, несмотря на избыток времени, двинулся в путь слишком поздно. Это еще хуже. Единственный, кто наделен паучьим чутьем, Майлз в последнюю секунду уходит с дороги и стреляет в злодея. Он не сводит взгляда с Мигеля. Его костюм выглядит иначе: резкие, угловатые красные линии подчеркивают плечи, талию и бедра, а паучий мотив стал крупнее. Да и сам он, похоже, немного подрос. Он, пожалуй, стал немного выше, прибавилось мускулов в плечах. Он немного подрос в области бедер и ляжек, хотя талия у него, как и прежде, маленькая. Он стройный и подтянутый, как элитный балетный танцор. Сосредоточься, придурок. Майлз делает за тебя твою работу. Мальчик, о котором идет речь, уже опрокинул и обездвижил механизированный костюм носорога. Мигель перебирается через паутину и разбивает кулаком защитное стекло кабины. Он проникает внутрь, хватает аномалию за шею и выдергивает ее наружу. Стекло, порезавшее ему руку, когда он пробивал его, еще больше раздробило его руку на обратном пути. Он не позаботился о том, чтобы включить защитные возможности своего костюма, поэтому стекло легко пробило его насквозь. Его мало что могло убить, так что не было смысла их включать. Он стискивает зубы от боли и отшвыривает человека, не заботясь о том, чтобы посмотреть, куда тот приземлится. Горячие волны агонии поднимаются от кровоточащей руки, и это заставляет его думать о чем-то другом, кроме импровизированного появления Майлза. Юный герой бросился на помощь, чтобы освободить мирных жителей из-под рухнувших обломков. Мигель решает оставить Майлза и другого молодого Человека-паука. Он разжимает руку и скрипит зубами от боли. Капельки крови слетают с нее, как вода с мокрой собаки. Они падают брызгами на грязный пол. Освобожденные от стабилизирующих способностей устройства, некоторые из маленьких лужиц при соприкосновении с полом подпрыгивают. Мигель подходит к бессознательной аномалии и связывает ее своей синтетической паутиной. Он сканирует местность, пока Питер и Майлз пробираются к нему. Лайла объявляет, что все чисто, но он возится со своей штуковиной на несколько секунд дольше, чем это необходимо, пытаясь оттянуть момент разговора с Майлзом. Тревога поднимается по позвоночнику и сжимает кулаки на горле. Майлз останавливается рядом с ним. Он не может больше откладывать. Он выключает свой прибор. Его грудь напрягается. Когда он поворачивается к Майлзу, тот уже смотрит на Мигеля. Новый костюм подростка — это действительно нечто. Его прошлый костюм паука был прост и сдержан. Стильный, если хотите. В этом костюме больше деталей, и он подчеркивает его телосложение. Красные детали элегантны и привлекают внимание, но при этом сдержанны. Его стиль — это то, что обычно не встречается на других людях-пауках. Они, как правило, были… броскими, предпочитая смелые, яркие цвета и кричащий дизайн. Мигель задается вопросом, сам ли Майлз разработал этот дизайн, или ему помогали со стороны. Ему показалось, что он где-то слышал, что Майлз был художником, но он не был уверен. У него не было привычки расспрашивать об увлечениях ребенка. Мигель не знает, что ему сказать. У него было достаточно времени, чтобы подумать о том, что он мог бы сказать при их первой встрече, но он не ожидал, что это произойдет так скоро. В последний раз, когда Мигель разговаривал с мальчиком, Майлз был практически без сознания. Тогда было легко говорить с его маленьким, изломанным телом на больничной койке без тяжелого груза его карих глаз и ненависти, которая, несомненно, таилась в них. Слова приходили свободно, охотно, в тишине того вечера шесть месяцев назад. «Мне жаль, Майлз». После этого Мигель ушел. Он задержался в дверях только для того, чтобы произнести извинения. Этого было недостаточно. Он знал, что Майлз, скорее всего, его не слышит. Это было эгоистичное извинение, и он знал это; это было больше для себя, чем для Майлза. Ему просто нужно было снять груз с души, нужно было убедиться, что даже если Майлз не знает, Мигель сожалеет. Он хочет сказать еще многое, очень многое. Они бурлят и роятся в голове Мигеля. Я бы хотел, чтобы все было по-другому, чтобы мне не приходилось заставлять людей выбирать. Я ненавижу это. Ненавижу. Однажды я тоже предпочел одного человека всем остальным, всему миру. Вы видели, что с ней случилось. Что случилось со мной. Я не хотел, чтобы это случилось с тобой, с твоим миром, почему ты не слушал? Почему ты не мог понять? Я не узнаю человека, которым я стал, — мне кажется, я его тоже ненавижу. Я больше не хочу этого. Я не хочу, чтобы все смотрели на меня сверху, я не знаю, почему они все еще смотрят, я не заслуживаю этого… Он понимает, что слишком долго молчит, и говорит первое, что приходит в голову. «Майлз». Он заставляет свой голос оставаться ровным. Без эмоций. «Мигель». Ответ последовал мгновенно; младший Человек-паук не дал ему времени на то, чтобы собрать свои мысли во что-то связное. Тревога захлестывает его. Ему кажется, что он играет в словесную «горячую картошку»; он не хотел, чтобы его очередь говорить вернулась так скоро. Следующий комментарий Мигеля спотыкается и вылетает изо рта прежде, чем он успевает его отбросить. «У вас новый костюм». Очевидное дело. Он заставляет себя не морщиться. Он сжимает раненую руку в кулак, впиваясь когтями в открытые раны. Жгучая боль пронзила и обожгла руку, заземляя ее и заглушая шум в голове. Не зря он стал ученым, не зря в столь юном возрасте прошел путь в Алхимакс и не зря столько времени проводит в одиночестве в своем кабинете. Мигель О’Хара не умеет разговаривать с людьми. «Очевидно», — сплюнул Майлз. Мигель не знает, как реагировать. Майлз продолжает: «Ты уничтожил вторую». Молчание затягивается. Майлз, похоже, намерен задать ему трепку. Мигель слегка кивает, но как-то отрывисто и неловко. Он вспоминает, как будто сквозь мутное стекло, как когтями прорезал левое плечо последнего костюма Майлза, и ткань и теплая кожа легко разошлись под их острыми когтями. Кровь Майлза пахла сладко. Сладкий. Он скорчил гримасу под маской и зажмурил глаза так сильно, что цветные кляксы заиграли на фоне темноты закрытых век. Беседа сильно отклонилась в сторону, и Мигель не знает, как вернуть ее в нужное русло. Питер бормочет себе под нос. «Фух, какое странное напряжение. " Долгое время никто больше не говорит. Дождь слегка похлопывает по разрушенным палубам парома. Мигель еще сильнее сжимает грудь, его дыхание сбивается. На улице так холодно, что его выдох туманится в воздухе. Потом Майлз, слава богу, похоже, устал от присутствия Мигеля. «Давай выйдем, хорошо? У меня встреча, на которую я опаздываю, так что…» Он замолчал, переместившись на ноги. Питер, вероятно, желая избавиться от напряженной неловкости последних минут, открывает для них портал. Мигель втаскивает аномалию и свой костюм в яркий цветовой водоворот. Он уже прикрепил к ней маячок слежения, так что она будет отправлена прямо в отсек сдерживания. Мигель прыгает в портал. Он не поворачивается, чтобы проверить, следуют ли за ним два других Человека-паука. Приземлившись на платформу лифта, он отключает маску и делает глубокий вдох столь необходимого свежего воздуха. Майлз и Питер приземляются рядом с ним, причем Майлз — сразу же справа от Мигеля, а Питер — на дальнем краю слева от Майлза. Он слушает их, пока они болтают, отсчитывая секунды до открытия дверей лифта. Он разгибает руку и с удовлетворением обнаруживает, что с нее больше не капает кровь. Но она все еще покрыта кровью и порезами, и все это пульсирует жгучей болью. Он смотрит строго вперед, надеясь, что если он не будет привлекать к себе внимания, то Майлз не попытается продолжить разговор. Ему кажется, что он поступает так по-детски, но ничего не может с собой поделать. Если я его не вижу, то и он меня не видит… В маленьком помещении воцарилась тишина. Мигель заглядывает справа от него. Питер смотрит на Майлза широко раскрытыми глазами и с открытым ртом. Он оглядывает Майлза, пытаясь понять, что могло вызвать такую реакцию. Тот снял маску, но выглядит вполне нормально. Он выглядит так же, как и в тот раз, когда Мигель видел его в последний раз, если не сказать — более отдохнувшим и не похожим на человека, которому угрожает смертельная опасность. Его скулы стали более острыми. У него всегда было проколото ухо? Майлз выглядит таким же растерянным, как и Мигель. Питер все еще смотрит. «Ты в порядке, парень?» Майлз искренне обеспокоен. Питер заикается об ответе, который Мигель не слушает, и, кажется, выходит из задумчивости. Подростки. Такие странные. Двери наконец открываются, и все выходят из лифта. Майлз проверяет свой прибор. Похоже, он идеально подходит к его запястью. Черный металл хорошо смотрится на фоне ткани его костюма. В груди Мигеля зашевелилось что-то теплое и удовлетворенное. Майлз проецирует свои тексты на экран своих часов. По какой-то причине он установил режим проецирования на максимальный размер экрана. Может быть, он не знает, как его изменить? В любом случае, все текстовые разговоры Майлза теперь висят в шести дюймах от лица. Невозможно не смотреть. Гвен Стейси (65): Ты идешь? Мы все на улице. Павитр Прабхакар (50101B): сырный борщик МУДАК МУДАКОМ (928): Ок Ну что ж. Этот маленький ублюдок. Идентификатор размера, указанный в конце контакта, не вызывает сомнений. Как бы Майлз ни подстраивал свой контакт под Мигеля, этот номер нельзя было изменить. Мигель придумал его для того, чтобы избежать путаницы: при таком количестве людей-пауков, носящих одно и то же имя, их идентификаторы измерений были единственным способом различать людей на бумаге. Почти 50% членов Общества Пауков носили имя Питер, черт побери. Он чувствует, как по лицу начинает расползаться улыбка, и против воли в его груди вспыхивает смех. Его губы кривятся в гримасе, пытаясь сдержать смех. Это так ужасно по-юношески, так нелепо, что он не может найти в себе силы разозлиться. Для Майлза есть и худшие способы выместить свой гнев. «Это очень по-взрослому». Мигель не может не подтрунивать над подростком, но только не тогда, когда Майлз, похоже, готов просить за свою жизнь. Он судорожно пытается закрыть устройство и отключить дисплей, и его лицо приобрело интересный оттенок серого. Питер выглядит так, словно он стал свидетелем развлечения века. Майлз хватает Питера за руку и уносится прочь, вероятно, ожидая, что Мигель снова нападет на него. Он не совсем понимает, зачем Майлзу понадобилось, чтобы Питер пошел с ним. Может быть, он просто решил, что Мигель настолько психопат и будет нападать на все, что движется. Майлз очень предусмотрителен, защищая Питера от одного из убийственных приступов Мигеля. Он испытал это на собственном опыте и может считаться экспертом по спасению Мигеля, когда у него происходит эпизод. Мигель стоит несколько секунд, истощенный обменом. Он весело смеется про себя. Я слишком устал для этого. Он возвращается в лабораторию и опускается на стул. Он роется на одном из столов, откладывая в сторону различные детали и планшеты. Куда он это положил? «Лайла, ты нигде не видела мою кружку? Я хочу допить свой кофе». «Вы пили этот кофе более 18 часов назад, Мигель. Вы ушли из лаборатории с ним вчера вечером и не держали его в руках, когда вернулись». Ну, вот и моя кружка. Габриэль подарил ее ему, и он чувствовал себя придурком из-за того, что потерял ее, пусть и незначительную. «Сколько времени у меня есть до того, как мне снова нужно будет спать?» «Никаких, Мигель. Ты должен быть в состоянии определить это сам». Он скрежещет зубами. Боль пронзает его голову. Вероятно, он обезвожен; вчерашний кофе был, безусловно, последним, что он выпил. «Сколько времени у меня есть до того, как мои когнитивные функции начнут снижаться?» Раздается грохот, и на всех экранах вспыхивает сообщение ERROR. Раздается роботизированный голос Лайлы: «Доступ запрещен. Сработали мониторы здоровья. Блокировка системы начнется через 5…4…3-». «Нет! Черт возьми, почему я вообще…» Он пытается остановить сигнал тревоги, остановить процесс блокировки, но это бесполезно. Он так и задумал. Он проклинает свою собственную систему. И самого себя. Его жалобы прерывает неожиданный звонок от Джесс. Лайла отвечает ему. «Клянусь Богом, Мигель, у меня уже есть один ребенок, о котором нужно заботиться. Почему ты не можешь сам уложить себя в постель? Тебе нужно, чтобы я еще и задницу тебе подтирал?» Мини-проекция Джесс держит сына на бедре и смотрит на Мигеля. Ее кудрявые волосы убраны назад, она одета в толстовку с капюшоном и леггинсы. Джерри грызет пухлый детский кулачок, пропитанный слюной. Он выглядит почти так же неодобрительно, как и его мать. «Джесс, я… пожалуйста, я сойду с ума, если мне придется проводить еще больше времени в своей голове. Мне просто нужно отвлечься, я могу заняться чем-нибудь продуктивным и продолжать работать». Ее глаза сузились. «Я с ума сойду, если получу еще одно предупреждение от Лайлы о том, что ты еще три дня не ел и не спал!» Мигель начинает грызть коготь. Это ужасная привычка, которая усугубляется тем, что он делает это на публике и случайно демонстрирует и когти, и клыки бедным незнакомцам в продуктовом магазине. Его когти слишком сильны, чтобы перекусить их даже клыками, так что это бессмысленная привычка. Но это не мешает ему делать это, когда ему не терпится. Джерри издал булькающий звук и потянулся к Мигелю, радуясь, что видит в трубке знакомое лицо. «Ми!» Когда Мигель не отвечает, Джесс откидывает голову в сторону. «Что случилось? Я получаю все те же данные об аномалиях, что и вы, так что я знаю, что ничего не случилось». «Он вернулся». Ее глаза расширились. Мигель отнимает пальцы от рта. «Майлз вернулся». Она некоторое время рассматривает его. Ее взгляд переместился на его руку, затем снова на лицо. «Ну и насколько сильно ты его испортил?» «Эй!» Она закатывает глаза. «Ну вот, а ты все нервничаешь и не удосуживаешься разобраться со своей рукой, с которой, кстати, капает на пол». Он опускает взгляд вниз, и действительно, рука снова сильно кровоточит. Должно быть, он снова открыл порезы, пока кусал когти. Неважно. Скоро они снова закроются. Он вздыхает. «Это сделал… Майлз?» спрашивает она. «Господи! Нет, мы не дрались, Джесс. Он ответил на сигнал бедствия по заданию, на которое меня вызвали, вот и все. Я не знаю, почему он выбрал именно этот момент, чтобы появиться. С моей рукой все будет в порядке, она просто немного порезана стеклом, вот и все.» Джерри извивается в ее руках, и она отпускает его. Мигель не может видеть его, так как он находится вне кадра, но звонок улавливает звук, как он бьет игрушками о деревянный пол и радостно лепечет. Его мать скрещивает руки и переминается с ноги на ногу. На плече у нее мокрое пятно от детской слюны, которое Мигель не может не заметить. «Как он?» В ее голосе звучит нотка беспокойства. Мигель вспоминает, как Майлз взмыл в воздух, превратившись в электрическое красное пятно на фоне грозового неба Земли-199999. Длинный и ловкий, он как ни в чем не бывало перевернул Носорога. Он казался сильным. Здоровым. «Он выглядел… хорошо?» Бровь Джесс мгновенно поднимается, и Мигель понимает, что совершил ошибку. «Он хорошо выглядел?» Она подчеркивает фразу насмешливыми воздушными кавычками. «Я имел в виду его самочувствие, Мигель. Кажется, он в порядке? Справился? Выздоровел?» «Да! Черт, я это и имел в виду, он вроде бы в порядке, Джесс. Мы почти не разговаривали, ему нечего было мне сказать. Но он в порядке. Не ранен. Хорошо. " Джесс, похоже, согласился с его оценкой. «Хорошо. Пусть он возвращается в Общество в своем собственном темпе. Не делайте ничего поспешного — я не хочу, чтобы он оставался с вами наедине без присмотра, вы его напугаете». «Ой! Он не олень…» «И ложись спать. " Она завершает разговор. В лаборатории царит тишина, пока Лайла вновь не появляется на левом плече Мигеля. Она кладет бесплотную руку ему на щеку. «Ты знаешь, что она права, Мигель. Сегодня больше не о чем заботиться». Его плечи опускаются. «Вы можете… вы можете сказать мне, где сейчас Майлз?» Она мгновенно находит его гизмо и выводит изображение на экран. Мальчик, о котором идет речь, сидит в кафетерии вместе с Гвен, Павом и Питером. Их окружает множество оберток от еды и пустых стаканчиков. Майлз откинулся на спинку стула, положив одну ногу на противоположное колено. В его посадке на стуле есть что-то кошачье, гибкость и грация. Он оживленно болтает с Павом, а Гвен и Питер наблюдают за ним. Мигель прищуривается на экран и увеличивает изображение Питера. Он выглядит растерянным. Не расстроенным, но обеспокоенным. Напуганным. Майлз откидывает голову назад и смеется. Незаметно, но выражение лица Питера ухудшается. Его глаза устремлены куда-то вдаль, уголки рта опущены вниз, но он все еще смотрит на Майлза. «О чем это?» Лайла хмыкает. «Я не могу сказать. Ему пришлось тяжелее, чем многим другим. Он потерял всех, кого любил, даже если некоторые из них технически еще живы. Скорее всего, это одно из первых дружеских общений с людьми его возраста после случая с заклинанием доктора Стрэнджа». «Хм. Возможно, вы правы». Он приостанавливает показ лица Питера. Майлз застыл на середине улыбки, разговаривая со своими друзьями через стол. Солнце светит из окон рядом с ним, освещая его теплую кожу. Выражение лица Питера — это не просто печаль или усталость. Это чувство хорошо знакомо Мигелю. Он испытывает его, когда видит Питера Б. с Мэйдей, и когда видит Джесс с ее ребенком. Это горе. Напоминание о том, что больше всего хочется, но никогда не сможешь получить, — это особая боль. Потерять человека из-за собственных ошибок — это едва ли не хуже, чем не любить его вообще. Мигель не пожелал бы этого никому. Но глядя на Питера, когда он смотрит на Майлза… это невозможно не заметить.