Последствия

      -…Выбирай.       Гектор понял, что ему всё равно. Терять ему нечего, а приобрести в играх Чигура никто и ничего не мог. Он тоже в любом случае не может проиграть.       — Пусть будет решка.       Чигур отнял руку, скрывавшую судьбоносный четвертак. Действительно выпала решка.       — Повезло, — Антон покивал головой, почти одобрительно, и щëлкнул по монетке, чтобы она отлетела в сторону Гектора. — Ты выиграл всё.       Сильверман не ответил, и не нагнулся за монетой, принёсшей ему великую удачу. Условно, разумеется. Выиграв продолжение своей жалкой жизни, он не почувствовал ничего.       — Я знаю, где Каносса, — будто бы в продолжение разговора сказал Чигур, хотя Гектор его ни о чëм не спрашивал. Ну да ничего удивительного. Доктор ошибочно полагал бывшего сослуживца молчаливым и замкнутым. В действительности же язык у Антона как помело. Он будет трещать и трещать, пока не заскучает сидеть на месте. Забалтывание — тоже один из его способов загнать жертву. — Я могу назвать её точные координаты. Но если ты туда поедешь, её там не будет. Знаешь, почему?       Каносса. Раньше она часто фигурировала у Гектора в мыслях, и ввинчивала ему в сознание страшные сны об освежëванных тварях, похожих на стерегущих её собак. Давно он не вспоминал о мексиканском дворце правосудия. И был там последний раз в тот день, когда вывез из её стен Чигура. Рэбаньо не объявлялись почти полгода. Антон не мог перебить всех. Но, должно быть, с лёгкой отремонтированной руки Чигура свора Рокки переживает не самые лучшие времена.       — Что тебе ещё от меня нужно, Антон. Судьба уже тобой распорядилась.       — Можешь сесть, — любезно предложил ему Чигур, кивнув на стул возле гардеробного шкафа. Намекает, что его болтовня будет длиться долго. Но Гектор остался стоять. Он зверски устал. Он просто разваливается. И присутствие Антона отнимало последние силы. Если доктор присядет или приляжет, то следующие сутки уже не сможет подняться.       Если вместо него не поднимется кто-то другой. Тот, кто не знает усталости и напряжения. Может, не так и плохо вглядеться в своё отражение повнимательнее. Может, не так и плохо быть Мистером Нитратом, если его не мучает чувство, что он гниёт изнутри, и кошмарная головная боль.       Что?! Нет, нет, он не смел так подумать. Идиот, идиот, кретин! Оборона треснула, и Гектор вздрогнул, услышав победный противный смешок у себя в затылке.       — Что смешного, — Антон всегда остро реагировал на смех в свой адрес. Но как он мог услышать смех, звучавший только в разуме Гектора?       О, Боже.       — Ты сам смешон, — отозвался Гектор. Голос был его, но слова ему не принадлежали. Может, просто накипело. Может, Мистер Нитрат не воспользуется выданной им слабиной. Может, собственный разум решил его припугнуть в качестве предостережения. — Пытаешься свалить своё безумие на монетку.       — Я нечасто пользуюсь монетой. Как-то раз, давно, я убил трёх человек. Одного — выстрелом, второго — бильярдным шаром, третьего — дверной ручкой. Без монеты. Им было не смешно.       Он всё говорил и говорил, в свойственной ему манере, трудной для понимания и характеризующей всю его суть. Гектор не слышал его, да и не смог бы вслушаться, даже если бы ему было интересно. В голове гудело и скрежетало. Ноги вдруг похолодели и подкосились, кишечник скрутило так, будто его оперировали без разреза, прямо изнутри, в кромешной тьме среди моря крови. Несколько секунд он был уверен в том, что его сейчас вырвет. Ничего, это всё от усталости. Это всё из-за Чигура. Любого затошнит от его россказней. Ему просто смертельно необходимо побыть одному.       Сильверман развернулся, не обращая внимания на Антона, и, пошатываясь, поплёлся к лестнице. В кабинете он будет один. Он сможет поработать, и недомогание сразу его приотпустит. Недомогание — это он приуменьшил. Ему было невыразимо плохо. Будто он отравился всеми ядами сразу, и запил их некачественным, воняющим сивухой бурбоном. Просто отвратительно. Гектор будто заживо разлагался. Если бы к нему в больницу приполз доходяга с такими жалобами, Сильверман присягнул бы, что этот человек мёртв уже не первый день.       Или безумен.       Вот чëрт.       Сильверман давно жил в опустошении, и был уверен, что уже не способен паниковать. Но его никогда так не накрывало, и он не знал, что с этим делать. Не знал, как закрыть дыру в прорванной обороне. Но зато знал, чем всё это может закончиться.       Не преодолев и половины лестницы, Гектор бессильно рухнул, отбив колени об острые края ступенек. Нервы сплетения под диафрагмой задрожали как потревоженные струны и съëжились, будто чей-то огромный кулак сжал желудок, и Гектор содрогнулся в новом рвотном позыве. Блевать ему было особенно нечем — последний раз он ел часов десять назад. Всё болело, выкручивало и зудело. Он точно умрёт здесь, на этих ступеньках, даже не поняв, от чего. Наверно, от того, что он сдался. Мистер Нитрат вытравляет его из его же тела. Гектору не спрятаться от него в кабинете. Нигде нельзя скрыться от самого себя.       Лучше бы выпал орёл. Ему следовало попросить Чигура переиграть. Чигур…       А ведь он всё ещё здесь.       Внезапно в голове прояснилось. Боль ушла, будто разом затянулись все его незримые раны. Дурнота тоже притупилась, а через миг прошла вовсе. Отбитые колени легко разогнулись, и Гектор выпрямился в полный рост. Хрустнул шеей и рывками вытянул по очереди все суставы, будто осваиваясь в своём же теле. Безо всяких усилий взошёл по лестнице, распахнул дверь в незапертый кабинет. Где-то здесь лежит то, что ему очень нужно, чтобы навсегда отделаться от одного надоедливого груза. От кое-чьей поганой жизни.       В «Питоне» был полный заряд. Когда-то Чигур пристрелил из него Динито и Санти. Стоит растолковать ему, что чужие вещи брать нехорошо. Сильверман сунул короткое дуло сзади за ремень и пошёл вниз.       Как легко Гектору было двигаться. Будто разом вернулись в строй все его проржавевшие шестерёнки. Наконец-то он ощущал свободу. Он мог делать всё, что захочет. Он много чего хотел. Но с чего-то надо было начать.       Они с Чигуром пересеклись в коридоре. Тот глянул на него лишь мельком, и двинулся к выходу своей роботизированной походкой. Фабрика по производству дурости — вот он кто. Доктор неотрывно смотрел в его широкую спину. Гектор неожиданно ощутил превосходство над самой жизнью, зная, что спина у него вся в шрамах. Чигура нельзя упускать из вида. Он как паук: сперва исчезнет, а ночью свалится с потолка и сожрëт пол-лица ядовитыми жвалами. Или пол-члена. Хуану чертовски не повезло.       Про Антона нельзя было сказать, что он ни к кому не поворачивался спиной. В этом вопросе он поступал избирательно. По природе своей недоверчивый, в себя и свои силы он всегда верил безоговорочно. Полагаясь на своё видение мира, он издали определял людей, которых не стоит снимать с прицела. Но Гектор уже давно был идентифицирован его разумом как безвредный объект, и потому Чигур шёл спокойно, не оборачиваясь. Что бы он ни творил, Сильверман не ответит злом на зло. Он знал, что они с доктором ещё встретятся — один раз, или столько, сколько потребуется для того, чтобы Чигура устроило решение судьбы. Он всегда так по-собственнически игрался с правом, которое не принадлежало никому из живых.       Но собственная система его подвела. Не всё работало так, как хотелось Чигуру. Не всё было тем, чем ему казалось. Его взгляд, лишённый особой призмы чувствующего человека, не мог в подробностях видеть внутренний мир оппонента. Чигур не знал, что человек может быть тяжело болен, и выглядеть при этом целым и невредимым.       Но тяжело больной Гектор, которого Антон считал безвредным, вскинул револьвер, безупречно прицелился и выстрелил туда, куда и хотел. Сильверман видел Чигура насквозь; выстраивал в сознании его трёхмерную модель во весь рост и во всех проекциях. Кости, сухожилия, мышцы, органы. Он врач, он чертовски хороший врач, и он знал, как в одно движение пальца сделать из человека просто мешок с дерьмом.       Пуля вошла в логово позвоночника — в длинную вертикальную ложбинку, где сшиваются правая и левая половины тела. Выше крестца, но ниже уровня, куда тянутся последние рёбра, называемые «ложными». Такие же ложные, как спасение Гектора. Пуля разорвала спинной мозг, и вмиг отняла у Чигура нижнюю половину тела. Марси когда-то обещал прострелить ему поясницу, если он будет дёргаться. Вот подонок и допрыгался.       Чигур свалился на пол плашмя, едва успев незначительно смягчить падение левой рукой. В правой он по-прежнему держал Ремингтон, но положение не позволяло ему прицелиться такой здоровенной пушкой. Теперь Гектор разделял мнение Джеронимо, что огромные винтовки и ружья совершенно не практичны. Интересно, жив ли ещё Апач, или стоит принести ему пару косяков на День мёртвых.       — Рановато уходишь, дружок, — почти пропел Гектор, и подошёл к нему резвым пружинящим шагом. Не став смотреть, как наполовину парализованный Чигур возится, как перевёрнутая черепаха, доктор со всей силы вдавил каблук в его крепкие пальцы, сжимавшие рукоять его единственной за всю жизнь подружки. Несколько штук хрустнули, и хватка безнадёжно ослабла. Не теряя времени, Гектор подхватил ружьё с самодельным серебристым глушителем и не глядя отшвырнул в сторону. Упало со страшным грохотом, но не выстрелило. — Что, боязно засыпать без игрушки?       Чигур неясно подрагивал — то, что было выше пояса, разумеется. Ноги полностью вышли из строя, лишились иннервации и всех рефлексов. Не только ноги, но и его бесполезный член, и зад, и большая часть кишечника, и пузырь. Всему, что находилось ниже прострела, Чигур мог помахать ручкой.       — Как чертовски важны ноги, не правда ли? Вот ходишь на них всю жизнь, и даже не замечаешь. Воспринимаешь, как должное. А оно раз — и отвалилось. Вот же засада, а?       Антон молчал. Только водил глазами, и крылья кошачьего носа трепетали в частом дыхании. Не исключено, что он вообще не понимал слов Гектора, и дело тут не в английском. Такое ранение ощущается иначе, чем перелом руки, или россыпь дробин в бедре. Спинальный шок часто выключает даже жизненно важные механизмы регуляции, и Чигур может в любой момент перестать дышать, или умереть от остановки сердца. Следовательно, вступать с ним во взаимодействие было не практичнее, чем носить громоздкое оружие, но Гектор не мог остановиться.       — Теперь от тебя осталась только половина Чигура. Но это ещё не всё! Я решил, что ты всё-таки кое-что должен мне. Я возвращал долг жизнью, а ты — смертью. Но твой подход мне понравился больше. Сейчас я заберу у тебя должок, и тебя останется… три четверти? Или… нет, подожди. Может, четыре пятых? Нет. Я запутался. А, впрочем, какая разница. Мы же тут не свининой на развес торгуем, да?       Чигур отрывисто хрипел. Он не стремился целенаправленно издать какой-то звук. Просто хрящи гортани спадались и вновь разжимались, выпуская воздух. Будто он снова отсасывал кому-то в подвале уничтоженной им Каноссы. Он даже не пытался продвинуться вперёд на локтях, или откатиться оставшимся телом в сторону. Всего одна пуля в нужный регион — и человек уже не жив, хотя ещё и не мёртв. Как раз то, что надо. Как хорошо, что Гектор в своё время побывал на войне, где считался метким стрелком. Хирургический глазомер — с этой штукой шутить не следует.       Гектор вышел из дома, не опасаясь, что чуть позже его встретит на пороге чёрное дуло. Эта ополовиненная туша и за полдня не доползëт до своей игрушки. Ухмыляясь мыслям о своей непобедимости, доктор отпер гараж, зажёг внутри свет и тотчас выудил с деревянной полки топор. У него всегда было полезное свойство оставлять всё на своих местах, и не захламлять помещение.       Весело пружиня, как молодой олень, Гектор вернулся в дом с новым оружием наперевес. Никто не разделывает тело пулями.       — Думал, я буду ждать, пока ты отыграешься? Пока твоя сраная судьба позволит тебе меня пристрелить? Ха-ха! Скоро узнаем, что заставило тебя так думать.

***

      Вернувшись в сумерках, Инесса не спешила заходить в дом. Парадная дверь была нараспашку. Один гараж тоже открыт, но машина Гектора стояла на месте, целая. Может, доктор немного пришёл в себя и развёл какую-то бурную деятельность? А может, его уже и в живых-то нет.       Внутри горел свет, и сестра Флор бесшумно ступила в переднюю, захватив из милого кашпо над крыльцом свой маленький кольт. В общей комнате багровело два огромных пятна, и от них зловеще тянулись по полу следы волочения, обрываясь у дверей в операционную. Наверно, Гектор копался там — по крайней мере, Флор надеялась, что это он. Что-то было не так. Что-то претило ей в этой распахнутой двери, в этом жёлтом, будто незнакомом свете лампочки, в этом молчании. Не говоря уже о море крови.       — Гектóр? — быстро решилась позвать она, и на всякий случай прицелилась в дверь комнаты строгого режима.       На её голос отозвался Гектор, весь в красных потёках: и лицо, и одежда, и руки, и даже волосы. Будто в него швырнули открытый брикет с донорской кровью. Это Гектор-то, который всегда работал в перчатках, и, как любой хирург, считал своим злейшим врагом антисанитарию.       — Лови! — весело воскликнул он, и метнул в сестру Флор что-то увесистое и неровное.       Гектор не целился, и поэтому не попал. Инесса лишь заслонила лицо предплечьем, чтобы длинные капли субстанции, бившей из этого нечто, не брызнули ей в глаза. Снаряд глухо и громко впечатался в стену, оставив внушительное кровавое пятно на обоях, упал возле плинтуса и беспомощно откатился в сторону. Кажется, она видела ухо и волосы. Дотянувшись до волосатого мячика носком альпаргата, Инесса небрежно поддела и перевернула его.       С пола на неё смотрел мертвецкий закатившийся глаз, был виден профиль скошенного звериного носа и крупного подбородка. Между затвердевших губ розовели окровавленные резцы. Это была голова Чигура.       Кривой обрубок шеи всё ещё кровоточил, нос сломался от удара о стену, и померкшие глаза больше не моргали, но ничего из этого не пугало Инессу. Гектор не смог бы сотворить такое с этим своим приятелем. Вообще ни с кем. Он сильно погорячился, когда купил второй холодильник — который, надо полагать, больше не будет стоять без дела. Значит, к Инессе вышел не Гектор. И вот это действительно было страшно.       — Ещё раз швырнëшь в меня какой-нибудь требухой, я тебе дырку в заднице зашью, — злобно прошипела сестра Флор. В такой манере она разговаривала со всяческими отбросами и маргиналами, которые привязывались к ней, когда она жила на улице.       — Ну что ты, милая, — слащаво проворковал док, и потянул к ней окровавленные руки. Как чудовище Ламия из книги цыганского колдовства.       — Не трогай меня, — рыкнула Инесса, направив в знакомое, но больше не родное лицо дуло кольта.       Гектор послушно остановился, мерзко-наигранно вскинул руки, растопырив пальцы, и отвратительно заулыбался, как дурацкий клоун на детском празднике. Инесса терпеть не могла клоунов и аниматоров в закрытых костюмах. Никогда не знаешь, что скрывается там, за маской.       — Не трогаю.       Обезопасив себя от его тисканий, Инесса воспользовалась возможностью как следует рассмотреть это существо.       Он был похож на Гектора, но что-то неуловимо исказилось во всём его образе. Лицо вроде то же, но будто слегка поплывшее, растянутое и заострённое. Всегда прямая спина немного клонилась в сторону, искривляя фигуру, и руки росли под каким-то странным углом и казались длиннее, как у обезьяны. Гектор всегда был красавцем, бог с ним, что постарел за последние месяцы лет на десять и отощал. Этот же человек был почти уродлив. Словно какая-то кособокая остромордая тварь освежевала его и криво натянула на себя облик Гектора. Есть такой вид вампиров, бу-хаг. Они питаются по ночам человеческим дыханием, а днём облачаются в кожу, содранную с их жертв, которым не повезло проснуться в момент демонической трапезы.       Сильверман, будто забыв о ней, незнакомым пружинящим шагом подошёл к голове Чигура, поднял за длинную чёлку, приблизил к лицу и заглянул в обесцвеченные полуоткрытые глаза, подвернув свою шею под нечеловеческим углом.       — Ты ещё поцелуй его, — едва ли не сплюнула Инесса. Она бы, скорее, согласилась на поцелуй с бу-хагом, чем с Чигуром.       — Наш друг слегка уменьшился, — хрипловато протянул Гектор, будто бы глубоко задумавшись. — На… семь восьмых? Или, может, шесть седьмых… сколько же это будет в дюймах…       — А остальное где? — бесчувственно спросила Инесса, опустив пистолет. Не было необходимости держать доктора на мушке. Он начал творить страшные вещи, но казался ей не маньяком, а каким-то идиотом.       Но она-то не идиотка. Флор всегда понимала, что это неизбежно. Она сама с горечью наблюдала, как медленно, в мучениях умирает её милый Гектóр, и на смену сокрушëнным руинам его души неизбежно должно было прийти нечто другое. Чигур не только выжрал его до капли, но и отдал ему что-то своё. Флор говорила, что психованность заразна. Сложно было судить, помнит ли он о своей привязанности к сестре, и остались ли у него к ней тёплые чувства. Что-то подсказывало: больше Гектор не способен ни на что, кроме извращённых суррогатов. Чигур был таким же.       — О, об этом я позабочусь, — весело ответил Гектор, и рывком обернулся к ней, как собака, почуявшая свежее мясо. Весь сгорбленный и перекрученный, он и впрямь походил на зверя.       Бедный Гектóр. Как из него могла прорасти эта тварь. На мгновение Флор подумала, что было бы милосерднее убить его на месте. А что, если — вдруг, когда-нибудь — Гектор вернётся? С практической точки зрения это ведь он и есть. Не могла Инесса убить своего названного мужа, даже если бы он желал этого. Шугать и одëргивать при необходимости — запросто, но не убить. Ударившись в расчленения и разбой, он и сам долго не протянет.       — Но сначала я совершу прорыв в науке, — снова прохрипел Гектор, уставившись в неживые глаза Чигура. Серо-мраморная трупная бледность и склеенные концы волос, липшие к щекам окровавленными серпами, создавали тошнотворное сочетание. Но, проворонив голову, Антон почти не изменился. От того, что души в нём не было и при жизни. Флор невольно подумала, что труп Гектора выглядел бы приятнее. В смысле, по-человечески. А потом вспомнила, что труп Гектора, возможно, ходит прямо здесь, перед ней.       Был хороший способ проверить это.       — Ты помнишь Джоанну?       Сильверман призадумался.       — Джоанна… — на периферии его хаотичных, суетных мыслей тонко струился белёсый прозрачный саван, скрывавший чьё-то лицо. Кажется, он видел это лицо и имя во сне. На надгробной плите. На старых фотографиях. Только сейчас он посмотрел на своё кольцо. — Джоанна мертва?       Инесса удручëнно покачала головой, поджав губы.       — Как и ты.       Доктор ужасно захотел возразить. Мëртв! Да он сотню лет не был таким живым! Но Инесса его опередила:       — А как шить и резать, помнишь? — вновь спросила она. Раз он почти не помнит своей любви, стоило хотя бы понять, сколько черт и умений Гектора сохранилось в его двойнике.       — А как же! — манерно возмутился он, едва не выронив голову Антона. — Я даже рубить могу. Так быстрее.       Инесса надеялась, что это такой идиотский юмор.       На самом деле Гектор перенял от самого себя достаточно многое, хотя губительная личностная диффузия немало извратила все его привязанности. Хирургия жила у него в подкорке, поэтому он не мог забыть о своей главной страсти. Он по-прежнему был бы рад поесть свиных рёбрышек. Инесса запомнилась ему как что-то полезное, очаровательное, и как что-то, с чем спорить не стоит. А Чигур — как материал для исследования. У этого парня в черепушке кишат черви. Редкий случай, чтобы такой ценный экземпляр попал в такие золотые руки.       Антон был ещё жив, когда не заточенный топор срубил ему голову. Голова защищает самое важное, сам центр человека, сам кафедральный собор — мозг. И на плечах она сидит чертовски крепко. Чтобы раскрошить позвонки, разбить связки и рассечь мощные мышцы, Гектору потребовалось пять ударов.       Он бы давно уже занялся своим исследованием. Вскрыл бы череп Антона, как банку с консервированными ананасами. Взял бы сотню-другую образцов из каждого поля Бродмана¹, из каждой анатомической структуры и каждой извилины. Но, обезглавив Чигура, Гектор начал смеяться. Сначала вполне буднично, по-человечески. Но веселье от его триумфа всё нарастало, превращаясь в исступлëнный экстаз, а хохот переходил в визги и стенания. Гектор заливался этим подобием смеха и не мог остановиться. Он бродил по комнатам, чтобы весь дом знал, как он счастлив, сгибался пополам, чтобы тело не разорвалось надвое от напряжения, врезáлся в стены и елозил спиной по полу, как игривая собака, и весь перемазался в крови Чигура. Он задыхался, охрип и сделался синюшным, как висельник, но восторг от собственной бесчеловечности всё не покидал его. Гектор бесновался почти до самого прихода Инессы, и только в сумерках соизволил отвлечься от своего торжества, чтобы подготовить инструменты для вторжения в царство суждений Антона. Кажется, у него не было электропилы. Придётся вскрывать обычной листовой. Не повредил бы ассистент.       — Ты мне поможешь? — спросил он сестру Флор.       Инесса чувствовала: это был вопрос, на который можно ответить «нет». Гектор не угрожал ей, даже голоса не повысил. Он вправду был увлечён своим новым проектом. Он одержим аномальным мозгом Чигура так же, как раньше был одержим спасением в его лице. И в этом вопросе Инесса с большей охотой разделила бы идеи его злобного близнеца. Может, она даже сумеет ужиться с ним. Ей попадались соседи и похлеще.       — Помогу, отчего же нет. Я не против поизмываться над психопатской падалью, — она бы с удовольствием сделала это с Чигуром заживо. — Но всё дерьмо здесь будешь убирать сам.       — Ты просто прелесть, — он широко заулыбался. — Гектор правда любил тебя.       — Тебе-то откуда знать, — ощетинилась Флор. — Не произноси его имени. Пока ты здесь, будешь Себастианом. Так тебя нарекли при крещении.       — Ладно, — пожал он плечами, легко отрекаясь от Гектора. А потом широко обвёл языком губы, ненароком слизав чужую кровь. Ну и гадость. Если он будет так себя вести на работе, его живо передадут если не в участок, то в дурдом.       — И будь добр, перестань быть таким психом. Тебе через день на работу.       Работа… в Техасе ему наверняка будет скучно. Он знал одну работу, где можно быть психом. Рэбаньо когда-то звали его к себе на постой. Теперь-то он придётся там к месту. Гектор не желал продавать Хуаресу свою душу, но Себастиан с лёгкостью пошёл на такую сделку.       Он продаст им то, чего не имеет. Вот умора.