ночью море и небо
сливались в огромную бездну
в ней тонули звезды и месяц
верни мое сердце на место
♫ Alai Oli — Море и небо
Темнота вокруг была цвета индиго. Ночь окутывала синевой тонкую фигуру девушки в халате, которая стояла у мольберта, не включая свет, кроме одной свечи, под тусклым мерцанием огонька создавая наполненную синевой картину. Все оттенки синего: бирюза, аквамарин, но больше всего — индиго. Больше ничего, других цветов она не добавляла, но картина от этого лишь выигрывала, создавая идеальную гармонию моря и неба, что и не понять, где начинается одно и заканчивается другое. На лице девушки витало мечтательное выражение полностью счастливого и довольного собой человека, синие глаза блестели огнем вдохновения, девушка делала мазок за мазком, иногда делала широкие линии, иногда тонкие, причудливо и профессионально играла со светотенью, выписывала мельчайшие детали, до последнего барашка на волнах. Больше всего внимания она уделяла морю — потому что больше всего на свете его любила, считая, что даже Бог живет не на небе, а в море. Жизнь зародилась из воды, человек не может жить без воды, а морскую воду хоть и нельзя пить, но когда-то именно из волн огромного первобытного океана на сушу вышла первая эволюционировавшая рыба. Впрочем, науке Мичиру Кайо излишне много времени не посвящала — ровно настолько, чтобы в свое время получать хорошие оценки в школе и поступить в Токийский университет на факультет искусств. Гораздо больше внимания она уделяла писательству; все началось с одного присланного в журнал рассказа, а потом ее заметили. Юный возраст не имел значения. Мичиру уже пророчили большое будущее в литературе. Море и небо сливались в огромную бездну. Мичиру рисовала свое настроение — она всегда так делала, когда ей было необходимо собраться с мыслями. Рисунки помогали ей понять себя, рисунки позволяли ей выплеснуть наружу все, что мешало, и в таких случаях чаще всего из-под ее кисти неосознанно рождалось море. Что произошло сегодня… Что с ней произошло в тот момент? Начало лета выдалось теплым, море Окинавы сверкало под лучами солнца, и уже поэтому Мичиру чувствовала себя счастливой. Море словно улыбалось ей, нежно и радостно, словно говорило: с тобой случится что-то хорошее… А ведь Мичиру могла погибнуть.***
— Твой новый сборник рассказов просто великолепен, — сказал Сейя, поцеловав ее в щеку. Они встречались — или же что-то вроде того. Познакомились на вечеринке и все вышло само собой. Любовь ли это, Мичиру сомневалась. Может, только секс. — Ты думаешь? — Кайо скрыла довольную улыбку, сев за столик в уютном кафе напротив Сейи. В окна лился солнечный свет — Окинава радовала погожим ясным днем, как обычно летом. Посетители только начинали собираться, просыпаясь к полудню. — Конечно! — кивнул Сейя. — Я получил огромное удовольствие. Твой стиль напоминает Кадзии Мотодзиро, ты знаешь? Я не хочу сказать, что ты пишешь под копирку, просто ты умеешь писать красочно и пронзительно о чем угодно, даже о самых обыденных вещах. И постельные сцены тоже даются тебе потрясающе! Мичиру смутилась. Постельные сцены она писала из своего опыта, а кто, как не Сейя, знал все об ее опыте? Но он хвалил ее, поэтому она решила не стесняться и вместо этого заказала кофе со сливками и имбирем. — Однажды ты должна написать книгу, — продолжил Сейя, вслед заказав себе то же самое. — Ты должна написать роман. Рассказы тоже популярны, их многие любят, но у романа гораздо больше шансов получить известность. Возможно, даже на весь мир. — Я думала об этом, — призналась Мичиру, приняв от официантки чашку с ароматным напитком, покрытым белой пенкой с узором в виде сердечка и присыпкой из имбиря и корицы. — Но не знаю, о чем писать. Рассказы короткие, а роман должен быть намного больше по объему, причем на одну и ту же тему… — Писать можно о чем угодно, — засмеялся Сейя. — Ты ведь читала Харуки Мураками. — Сомневаюсь, что у меня так получится, — Мичиру отпила кофе. — Вот у тебя могло бы получиться. — У меня? — хохотнул Сейя. — Да никогда бы не получилось. Я хотел бы быть редактором, — признался он. — Работать с писателями, возможно, открыть новые таланты. Новых Рюноске, Дазая, Мисиму… — Мисиму лучше не надо, — усмехнулась Мичиру. — Я же имею в виду талант, а не судьбу, — вслед за ней усмехнулся Сейя. — Но, к слову о Мисиме, ты великолепно изобразила сцену пожара в синтоистском храме, — вспомнил он. — Про ту девушку-мико. Она ведь подожгла не только храм, но и себя? И это была отсылка на Мисиму и его книгу? — Ага, — Мичиру сделала еще глоток кофе. На вкус он был, как уютный новогодний вечер под котацу, когда за окном идет снег, а где-то в междумирье в ладье плывут семеро богов удачи. — Этот рассказ о девушке-мико, которая разочаровалась в богах и религии, в людях, в мужчинах, во всем. Рассказ о том, как она искала зло в других, но не видела его в самой себе, хотя именно в ней была ее проблема — в ее бессердечии, нечуткости, неумении сопереживать и поддерживать. Это не окружающие люди были плохими, как она думала. Плохой была она. И, когда мико это поняла — она подожгла храм и осталась в нем. Случайно. Она хотела убежать, но испугалась и не двинулась с места, — рассказала Мичиру. Сейя внимательно слушал. — Вот как. Я думал, она решила убить себя, — сказал он. — А ей даже на это не хватило храбрости. Жалкая личность, но у тебя и такие образы выходят удивительно красивыми. Мичиру не смутилась — она редко смущалась, принимая похвалы собственного творчества с благодарностью, но без особого удивления. Она сама любила то, что пишет, иначе бы не писала. Попрощавшись с Сейей, Мичиру вышла из кафе и словно окунулась в теплое море. Ветер — и тот был жарким, а не прохладным. Солнце сияло в зените, на пляже наверняка было полно людей — Мичиру любила любые пляжи за близость к морю, но больше всего ей по душе были уединенные берега, где можно побыть в обществе одного моря, слушая его нашептывания и колыбельные. Она знала несколько таких пляжей, где не бывало туристов. Она переходила дорогу невнимательно, задумавшись о море, о романе, о Сейе — и не заметила опасности. Услышала рокот тормозов, увидела несущийся прямо на нее мотоцикл… Двинуться с места перепуганная Мичиру не смогла — упала и зажмурилась, ожидая невыносимой боли. Интересно, что она почувствует, когда ее кости будут ломаться под тяжестью железного байка? Или она умрет мгновенно, не ощутив ничего? Как глупо умирать из-за аварии, из-за собственной неосторожности, в такой солнечный день, да еще и когда вышел сборник ее рассказов… Боли не было — только саднило разбитое колено. Мичиру осторожно открыла глаза. Мотоциклист в самый последний момент затормозил, не наехав на девушку, виртуозно справившись с управлением. Мичиру запоздало вскрикнула, но пугаться уже не было смысла — все обошлось. Она встала, чуть покачнувшись. Из разбитого колена по ноге текла струйка крови, но больше никаких повреждений Кайо не получила. — Дура, что ли? — через зубы цокнул мотоциклист. — Помереть хочешь? Я чуть тебя не сбил! — Простите, — пролепетала Кайо. — У тебя кровь хлещет, — заметил он. — Давай перевяжу.***
Они расположились на скамейке неподалеку от места несостоявшейся аварии. Мотоциклист достала бинт, перекись водорода и йод, сел на колени перед Мичиру и принялся обрабатывать ее рану, немного смешно и очень мило хмуря брови. Когда Кайо, не сдержавшись, ойкнула от жгучей боли, он подул на ее колено, и это тоже было мило, приятно и забавно. — Спасибо, — тепло улыбнулась Мичиру. — Я могу узнать твое имя? Парень посмотрел на нее снизу вверх. В его глазах отражалось летнее небо Окинавы. — Харука Тено. — А меня зовут Мичиру Кайо. — Я знаю, — усмехнулся Тено. — Ты писательница. У тебя недавно книга вышла, там фотографию напечатали на последней странице. — Ты читал? — ахнула Мичиру. Харука встал с колен, закончив бинтовать ее ссадину, и сел рядом. Он мог уже попрощаться и уехать, но не спешил, чему Кайо была очень рада — пока что начинающая авторка не встречала своих читателей так близко, а Сейя в расчет не шел. — Читал, — ответил Харука. — Мне понравилось. Особенно рассказ про ночь между пианисткой и демоном музыки по имени Диез. «Она закрыла глаза и полностью отдалась рукам Диез, позволяя играть на ней, как на музыкальном инструменте»… — Даже запомнил! — восторженно воскликнула Мичиру. Харука проигнорировал ее восхищение. — Интересно то, что пол Диез так до конца и не известен, — сказал он. — О нем или ней ни разу не говорится, как о мужчине или женщине. Демон или демоница — непонятно, и эта интрига остается послевкусием, когда завершаешь читать рассказ. Лично мне казалось, что Диез — женщина. Но не отвечай, — предупредил Харука. — Я хочу оставить это тайной. Невероятно, думала Кайо. Невероятно. Он так легко разгадал секрет ее рассказа о пианистке и собирательном образе ее вдохновения, принявшем человеческий облик и назвавшим себя демоном, как Мефистофель Гете. Сочиняя эту историю, Кайо намеренно опустила любое уточнение по поводу пола Диез, но все, кто прочел бы — непременно сочли бы, что это мужчина. У Сейи не возникло никаких вопросов. — Тено-сан, мы можем увидеться еще раз? — спросила Мичиру. Облака в ясном небе бежали вперед, гонимые ветром. Волосы Кайо развевались от легкого порыва теплого ветерка. Море отсюда видно не было, но Мичиру знала — море отражает сияние солнца и облаков. — Нет, — сказал Харука. — Нет? — разочарованно и непонимающе протянула Мичиру. — Простите, Кайо-сан, — улыбнулся Тено, — но я предпочел бы остаться лишь читателем ваших книг. Удачного дня. Постарайтесь смотреть по сторонам, переходя дорогу. Он встал, взмахнув рукой на прощание, вскочил на свой байк и словно улетел — так быстро мотоцикл рванул с места. Мичиру еще долго сидела на лавочке, любуясь, как по небу бегут облака, и думая — что это было?..