Ты+я — химия

      — Ах, ты ж, с-собака сутулая, — скомкано ругается Дима, кидая косой взгляд на Лину, и нервно убирает с конфорки убегающий кофе.       Ну, вот, теперь ещё и плита грязная, а мыть её сразу нет ни сил, ни времени.       — Да матерись ты уже спокойно при мне, ей богу, — весело фыркает Лина, подскакивая со стула так резво, что её светлые хвостики задорно подпрыгивают, и забирает у Димы турку, — давай я доделаю, иди собирайся.       — Я твой опекун, и это я должен за тобой ухаживать, — пытается упрямиться Дима, на что получает лишь мягкий, но от того не менее скептичный взгляд.       — А ещё теперь ты мой классный руководитель, — замечает девушка, — и у нас линейка через час, а ты ещё не собран, так что давай, в темпе вальса.       Из груди рвётся вздох, но Диме приходится сдаться, потому что времени действительно мало, а его голова ещё не видела ни воды, ни фена. Омега кидает благодарный взгляд на свою сводную сестру и приёмную дочь в одном лице, и торопливо скрывается в ванной.       Жизнь Диму не любит — это он понял ещё очень и очень давно, — но ловить от неё новые испытания каждый раз оказывается неприятно. Он в школе работает всего три года: ему выделили два восьмых класса в первый год работы и ещё параллель после — и он вполне был доволен своими шестью уроками в неделю, плюс тремя часами консультаций для девятых классов по необходимости. Дима постепенно вливался в темп работы, притирался к коллективу, который не шибко-то жаловал молодого неопытного омегу в своих рядах, и, в целом, не смел жаловаться. Пока в апреле прошлого года Анна Сергеевна не сообщила, что уходит в декрет, и все её классы ложатся на плечи Матвеева. Так ещё и классное руководство над нынешним одиннадцатым «А», который и в букве-то не нуждается, ибо единственный. Дима искренне не представляет, как будет справляться с такой нагрузкой, но знает, что сможет. Просто потому, что сам так решил.       Дима ныряет под упругие струи воды и едва не стонет от блаженства, когда она стекает точно на макушку, снимая усталость бессонной ночи. Он поливает себя горячей водой, растирает торопливо кожу кокосовым гелем и вроде бы даже начинает чувствовать себя лучше. Он укладывает волосы, заученными движениями наносит тон и коррекцию на лицо, скрывая синяки под глазами и излишнюю бледность, легко красит ресницы и освежает губы бесцветным блеском. Татуировки исчезают под воротом и рукавами белой водолазки, а то, что остаётся на виду, замазывается плотным тональным кремом. Завершают мрачный образ: чёрные брюки, такой же чёрный пиджак и цепь на шее.       — Как я тебе? — улыбаясь, заглядывает на кухню Дима.       — Сойдёшь за моего одноклассника, — Лина тянет два больших пальца вверх, — а теперь садись, как раз кофе успеваем выпить.       Дима смотрит на стол, где уже аппетитно стоит тарелка с горячими бутербродами, и натянуто-довольно кивает. Он не чувствует голода, но и обижать Лину своим отказом не хочется. Он опускает взгляд на запястье и отмечает отсутствие часов.       — Ты начинай, я сейчас, — он торопливо скрывается в коридоре, не давая девушке возможности как-то окликнуть его.       Дима находит дорогие сердцу серебряные часы, которые достались ему от матери-омеги, и цепляет их на руку, потом по привычке заглядывает в зеркало и с раздражением замечает снова покрасневшие белки глаз. Ищет привычную баночку тауфона, но не находит её ни в камоде, ни в каком-либо другом месте своей комнаты. Он кричит, спрашивая Лину, не видела ли она их, на что получает отрицательный ответ. Дима вытряхивает портфель, с которым ходит на работу, но, кроме косметики и сменных вещей, ничего не видит. Он чертыхается и делает себе мысленную пометку зайти после линейки в аптеку, берёт телефон и открывает преподавательский чат. Сатана Алимжанович 08:05 Дорогие коллеги! Поздравляю вас всех с началом нового учебного года! Напоминаю, что всем, за исключением Е.Весаполовой и В.Череватого, нужно быть во дворе школы за тридцать минут до официального начала, то есть в 8:30. Попрошу не опаздывать! Всем хорошего дня! Александр-не-альфа-Шепс 08:10 Спасибо, что сказали об этом так заранее!       Дима переводит взгляд на время, и его обдаёт холодным потом. Да черти бы подрали этого Башарова! Он опаздывает. Первого сентября. К своему новому классу. Отлично!       — Лина! — заполошно кидает Дима, заглядывая на кухню, — бегом-бегом! Ты вызываешь такси, а я делаю пару глотков кофе. Сатана приказал быть в школе через пять минут.       Девушка понятливо подрывается с места, на ходу облизывая маслянистые от сыра пальцы, и бежит за телефоном, что стоит на зарядке. Дима же не обжигается кофе только потому, что он уже почти противно тёплый, и направляется следом. Как же ему не нравится такое фейеричное начало дня. В баре заказали продление, так что домой он попал только к восьми часам утра и сразу бросился готовить завтрак. Спать хочется адски, но Дима терпит. Терпит и жаркое солнце, что припекает через затонированные стёкла машины. Лина торопливо печатает в телефоне и нетерпеливо поглядывает в окно. Дима невольно улыбается: весь август девушка провела в деревни у бабушки, так что и с одноклассниками не виделась. Для Димы это был месяц относительного отдыха, потому что шумный подросток в доме — это всё же тяжело. Да, Лина невероятно понимающая и чувствительная, потому еще жалеет его, но она всё же ребёнок, так что Дима просто не хочет порой показывать ей, насколько ему тяжело.       Машина паркуется около ворот школы, и они выходят. Лина улыбается тёплым осенним лучам, а Дима давит в себе желание оттянуть ворот водолазки. Он не жалеет о забитой красками шее, но идиотские школьные правила о дресс-коде его просто выводят из себя.       — Ты будешь ждать своих? — бегло интересуется Дима.       — Ага, — кивает Лина, оглядываясь.       — Тогда я побежал, — обозначает Матвеев, — увидимся.       — Удачи! — бросает ему вслед девушка, а Дима широкими шагами направляется в школьный двор.       Он пока практически пуст. Буквально пара десятков человек, из которых основная часть — среднее звено с тревожными родителями. Дима не видит еще ни одного действительно знакомого лица. Он торопится к широкому крыльцу, увешанному яркими воздушными шарами. За музыкальной стойкой суетится Елена Васильевна, учитель музыки, а рядом приплясывает довольный Череватый.       — Я опоздал? — задушенно интересуется Дима, останавливаясь рядом.       — Матвеев, — шутливо кланяется Влад, — добрейшего утречка! Пока власть не видела, считай, ты вовремя.       — Слава богу, — выдыхает с улыбкой Дима, а потом дёргается, как от удара грома.       — Дмитрий Андреевич! Вы почему опаздываете? Где были?       Дима оборачивается на Марата Алимжановича и не придумывает ничего лучше, как выдать:       — Простите, я давно здесь, отходил покурить, вот мы с Вами и не пересеклись.       Он смотрит, как Влад едва сдерживает смех.       — Надеюсь, не там, где это делают дети? — холодно уточняет Марат.       — Там их не было, — выдыхает Дима.       Идиот. Какой же идиот. Курил он, лучше бы честно сказал, что опоздал.       — Ещё бы они там были, — раздражённо цыкает Башаров, — ладно, о пагубных привычках поговорим позже. Я забыл Вам сказать: Вы говорите сегодня речь для выпускников.       — Но…       — Без «но», — обрывает директор, — это Ваш первый класс и уже такой… самобытный. Нужно показать детям себя, — он оборачивается на чей-то оклик из открытых дверей школы, — простите, мне нужно идти. Речь, Дмитрий Андреевич, надеюсь, Вы справитесь.       И Сатана Алимжанович скрывается в глубине здания. Дима смотрит ему в след несколько долгих секунд. Вздыхает. Он не знает, чего хочет больше: плакать или кричать. Толку-то всё равно ноль будет.       — Пиздец, — резюмирует Влад.       — Владислав Геннадьевич! — шикает Весаполова, — тут дети! Имейте совесть!       Череватый делает вид, будто закрывает себе рот на замок и выкидывает ключик. Дима на это ребячество лишь закатывает глаза.       Матвеев встаёт в тенёчек, лишь бы скрыться от противного солнца, и принимается за ленивое сканирование школьников, которые медленно прибывают. Он щурится, стараясь игнорировать неприятную сухость в глазах. В голову, как назло, не лезет ни одной дельной мысли по поводу речи для одиннадцатого. Вот что он им может сказать? Давайте жить дружно? Так уж они его и послушают. Тем более что половина из них его видели только издалека: в том году десятых было два класса, и один из них вела Анна Сергеевна. Сейчас же их объединили, и Диме, к сожалению, придётся выстраивать отношения ещё с десятком подростков. Год, о котором он мог только мечтать.       — Дмитрий Андреевич, — раздаётся приятный голос из-за плеча, и Матвеев с улыбкой оборачивается, — давно не виделись.       — Привет, Саш, — хмыкает Дима и жмёт коллеге руку, — да, я класс быстро в этом году подготовил, а планы предпочитаю дома писать.       — Школа — второй дом, — растягивает губы в насмешливом выражении Шепс, — но я тебя понимаю. Если б моего оборванца в квартире не было, я бы тоже, может, любил дома отсиживаться. А так… лучше уж на любимой работе.       — Совсем от рук отбился? — с сочувствием интересуется Дима.       На самом деле, он искренне рад, что Лина, единственное, чем порой может его напрягать — это своей шумной натурой. А так, она — просто сущий ангел во плоти. Никогда особых проблем с ней не было, хотя Матвеев до сих пор боится, что это просто временное, и она пока держит все обиды в себе. А они есть — это точно. А вот Олег у Саши с характером. Дима его сам едва ли часто видел в школе, но порой был наслышан о подвигах младшего брата уважаемого учителя русского и литературы Александра Шепса.       — Еле заставил не забирать документы, — делится Саша, — пойду работать, говорит, и всё тут. Летом в доставке по двенадцать часов в день отпахал, вечерами машины разгружал. Я его боюсь, на самом деле, — Шепс доверительно понижает голос, что Диме приходится чуть склонить голову, — вымахал, как медведь. Высокий, широкий, ещё и волосы отказывается стричь. А рычит как…       Матвеев смеётся искренне, игнорируя взгляды девятого, которые уже кучкуются около ступенек. Конечно, где это видано, чтобы вечно серьёзный химик так свободно себя вёл.       — Познакомлюсь я с твоим Олегом уже в пятницу, — хмыкает Дима, — погляжу, так ли всё плохо.       — Ты его, если что, сразу мной пугай, — советует Саша, — я уж на него управу найду.       — Этого я делать точно не буду, — сразу отрицает Матвеев, — разберусь, не переживай.       — Как знаешь, — вздыхает Шепс, — ладно, пойду к своим пяточкам.       Дима кивает, наблюдая, как Саша резво сбегает по ступенькам, направляясь к шумящим детям. У него с этого года тоже классное руководство. На самом деле, Матвеев искренне рад, что в их школе учатся только с пятого по одиннадцатый класс — он бы просто не вынес мелочь в стенах уже какого-то даже родного здания. Со старшими как-то… привычнее. С детьми Дима просто не знает, что делать, несмотря на то, что он омега.       Матвеев отворачивается от толпы школьников, зевая в рукав, и улыбается Владу, который жестами показывает накинутую на шею петлю.       Линейка начинается, как и всегда, с опозданием. Башаров говорит свою вступительную речь, а Дима вдруг понимает, что даже не удосужился подойти к своему классу, чтобы банально поприветствовать. Он смотрит на наплевавших на форму одиннадцатиклассников, которые, слава богу, все без цветов — Матвеев заранее попросил Лину распространить информацию, чтобы с вениками никто не приходил, ибо девать их дома банально некуда. Их всего двадцать человек — и это радует. Класс полный, укомплектованный, так сказать, но большая часть из них прекрасно знает, зачем осталась в школе, особых проблем просто не должно быть. Дима замечает чью-то отвёрнутую от директора макушку и почти сразу понимает, что это младший Шепс, который, конечно же, клал на речь Башарова. В целом, его можно понять, ничего нового Марат из года в год не говорит — это Дима успел понять даже за три линейки, на которых ему пришлось побывать. Матвеев улыбается Лине, которая ему как будто бы незаметно махает.       После Башарова на импровизированную сцену выходит Влад с микрофоном и начинает вести свою культурно-массовую программу. Организатор из него хороший, в общем, как и учитель, несмотря на шебутной характер. Череватый объявляет несколько музыкальных номеров, поют сначала сольно, потом хором, и Дима со своим идеальным слухом хочет просто биться об стенку головой. Ну, кто выдавал Елене Васильевне диплом, а? Кто детей так петь учит?       К счастью, эта часть быстро заканчивается, и Влад с непонятным для Димы сочувствием кидает на него взгляд. А потом снова появляется Сатана Алимжанович и приглашает классного руководителя одиннадцатого «А» класса! Матвеев дёргается от неожиданности, оправляет нервно пиджак и выходит в центр, принимая микрофон.       — Добрый день! — говорит он спокойным и поставленным голосом, — для начала стоит сказать, что я рад видеть каждого выпускника, ведь это ответственный шаг — решиться прийти в одиннадцатый класс и сдать экзамены. Не буду говорить, что это тяжело, каждый из вас это и так знает, — он обводит свой класс взглядом, с каким-то удовольствием понимая, что его действительно слушают, даже Шепс вон лицом повернулся, — но, я обещаю, что на протяжении этого волнительного и важного для вас года жизни я буду рядом с вами. Кто-то со мной ещё не знаком, с кем-то мы уже решили не одно химическое уравнение, и, тем не менее, для меня вы все равны, и мы будем вместе преодолевать все сложности и идти к успеху. Вы классные, ребят, раз стоите здесь!       Он отдаёт микрофон Череватому, тот благодарит его за речь и зовёт приглашённых первоклашек для чтения стихов. Дима же снова встаёт к своей излюбленной за линейку стене и упирается в неё спиной. Он старается не думать о том, что наговорил, потому что знает, что будет находить только изъяны в своей речи, так что просто вздыхает и снова переводит взгляд на свой класс. Матвеев удивлённо задерживает дыхание, когда ловит на себе любопытный взгляд Олега. Интересно, о чём этот пацан думает? Хоть бы причесался для первого-то сентября. Дима качает головой, складывает руки на груди и начинает смотреть на Череватого, который переживает в данный момент за семилеток больше, чем за всё на свете. Это умиляет.       Когда изнурительная линейка заканчивается, Дима торопливо направляется к своим выпускникам и молча останавливается рядом с ними, терпеливо ожидая, пока его заметят. Делает это первой, конечно же, Лина — скорее всего просто уловила его привычный запах среди других.       — Дмитрий Андреевич, — демонстративно чётко произносит она, и все двадцать пять пар глаз, как по команде, уставляются на него, а девушка между тем продолжает: — с праздником! Цветов нет, Вы уж простите…       Дима обещает себе, что дома обязательно ещё припомнит сестре эту наглую насмешку над собой, а сейчас просто улыбается.       — Ничего страшного, — успевает сказать он, как перед лицом возникает белый букет гипсофил.       — У меня есть, — звучит низким юношеским голосом, — поздравляем!       Звучит хор нестройных голосов, и Матвеев скорее по инерции принимает цветы в руки, и только потом переводит взгляд на человека, который их подарил. Над ним возвышается, кто бы мог подумать, Олег Шепс. Парень улыбается во все тридцать два, и, чёрт, прав был Саша, брат у него действительно высоченный — под метр девяносто, вряд ли меньше, — Диме приходится чуть запрокинуть голову, чтобы спокойно смотреть тому в лицо.       — Спасибо, — вежливо отзывается Матвеев, и раздражения у него внутри нет, потому что дети выглядят реально заинтересованными в том, чтобы ему понравилось, — я так понимаю, организатором является Лина Джебисашвили?       — На самом деле, я действительно отговаривала всех, потому что т-вы так пожелали, — сестра забавно запинается на обращении к нему, и Диме даже становится интересно, все ли знают о их родственной связи.       Как бы сплетни не пошли, что он Лине оценки завышает. А если кто не поверит, что они брат с сестрой, пусть и сводные? Технически, Дима ещё и опекун. Разные слухи могут быть — странно, что ещё не пошли. Могут ведь и правда не поверить. Всем же точно плевать будет, что они одного вторичного пола.       — Это я настоял, — говорит вдруг Олег, и Матвеев переводит на него взгляд, — негоже учителю, тем более омеге, быть без цветов.       Раздаются тихие смешки, а Шепс выглядит донельзя довольным собой.       — Льстец, — лишь хмыкает Дима, — если думаешь заполучить моё расположение флиртом, спешу тебя, и вас всех, огорчить — не получится. Но об этом мы поговорим позже, — он обводит взглядом собравшихся вокруг себя школьников, — уверен, вы все ждёте не дождётесь, пока я вас отпущу, так что проводить классный час сегодня не вижу смысла, бегите на свои тусовки. Но чтобы завтра все, я повторяю, все, — он смотрит на двоих бет из класса, которому уже преподавал, ведь знает, насколько те любят прогуливать первые уроки, — были в школе. После шестого буду ждать вас у себя в кабинете, его вы все знаете, вот тогда и поговорим. А сейчас быстро делаем общую фотографию и можете быть свободны!       Выпускники оперативно собираются в кучу, после чего Дима их расставляет в более красивом порядке и просит вовремя оказавшегося рядом Влада их сфотографировать. Через пять минут одиннадцатого класса уже и след простыл. Даже Лина, и та исчезает вместе со всеми. Спасибо хоть, за написанное сообщение, о том, что будет поздно. Хорошо, что хотя бы будет.       — Как тебе? — спрашивает Череватый, задумчиво смотря в сторону выхода с территории школы.       — Будет весело, — вздыхает Дима, — покурим?       — Покурим.