Я к тебе, ты от меня

Ташлыджалы нервно ходил перед покоями Мустафы в ожидании, когда он сможет его принять. Сердце его колотилось так бешено в последний раз, когда он решался на разговор с Михримах, что им нужно расстаться навсегда. Он не знал, чего ожидать, но сердце подсказывало, что либо он решится сейчас, либо никогда. И он выбрал рискнуть, потому что потерять Михримах второй раз он не мог, Ташлыджалы чувствовал, что больше его сердце не переживет этой разлуки, а высохнет, как куст розы без долгожданной необходимой корням влаги. Стражник доложил, что Ташлыджалы может войти. Уверенными шагами он проследовал в покои Мустафы, скрещивая руки внизу. Он поклонился. Шехзаде стоял спиной и смотрел в окно. Когда Яхья зашел, он повернулся и жестом пригласил его подойти поближе. - Шехзаде, с вашего позволения я хотел бы кое о чем с вами поговорить — осторожно начал Яхья. - Во время, Ташлыджалы, мне тоже нужно обсудить с тобой вчерашнюю ситуацию, но хотел бы сперва выслушать тебя — Мустафа коротко кивнул. - Шехзаде, прошу простить мне мою дерзость не прийти на ужин, который вы устроили по решению моей судьбы… Но я не мог прийти. - Почему же? — Мустафа старался говорить спокойно, ему хотелось узнать истинную причину поведения своего друга. Метать искры и кричать — последнее что он хотел в этой ситуации. - Дело в том, что я влюблен в одну девушку, наши чувства взаимны. Это длится около восьми месяцев. Мустафа внимательно слушал. - Два месяца назад мы расстались, потому что о нашей связи стало известно ее матери. Она не желала, чтобы ее дочь имел дело с таким, — Ташлыджалы сделал паузу, стараясь подобрать верные слова — как я…и узнал еще один человек, который вынудил меня сделать выбор в пользу моей службы вам вместо любви. Это был выбор, который было сложно сделать, но я понял, что службу вам потерять не могу…Как и ее….но решил, что смогу преодолеть эти чувства. Но сердцу не прикажешь. Я не мог забыть ее, как бы ни старался — Ташлыджалы усмехнулся краем губ — Поэтому я был очень рассеян, вы, вероятно, чувствовали это… — Ташлыджалы посмотрел на Шехзаде, который оставался непроницаем, но интерес чувствовался в глазах. Мустафа кивнул, продолжая слушать. - Когда мы вернулись в столицу, мы возобновили встречи…скрывать от вас это больше бессмысленно. К тому же, я должен просить вас благословения, поскольку без вашей помощи нам не быть вместе с ней — он отвел взгляд в сторону, завершая рассказ. - И кто же она? - Михримах Султан, Шехзаде — Ташлыджалы поднял взгляд и посмотрел на Мустафу. Шехзаде удивился. Такого он не мог представить. Но в его взгляде не было презрения или оскорбления, которое признание друга могло нанести царской семьи. Он не видел причин, почему эти двое не могли быть вместе и обрести долгое счастье, которое, определенно, заслуживали. - Хорошо. Это необычно, но я понимаю, что такое возможно. Ты верно служишь мне, Ташлыджалы. Я благодарен, что ты выбрал меня вместо любви к моей сестре, но я не хочу, чтобы ты совершил ту же ошибку, что и я когда-то с Еленой, оставив свою любовь и закрыв сердце для всех ради одобрения окружающих… — Мустафа сделал паузу, погружаясь в тяжелые воспоминания — в том числе отца. - Шехзаде, мне не выразить словами, как я благодарен вам за понимание…всей этой ситуации - Я поговорю с повелителем. За эти больше полугода службы ты хорошо проявил себя, думаю, повелитель не будет против — Мустафа ободряюще кивнул и с улыбкой похлопал по плечу своего верного соратника. С плеч Ташлыджалы скатился огромный камень. Легкие наполнились свободным воздухом, а сердце озарилось светом яркой надежды на счастливое будущее с любимой женщиной. После тяжелого сумеречного утра, сквозь глубокие синие тучи показался проблеск осеннего солнца, которое светило в этот день по-другому. Холодный свет его слабо поблескивал и падал на кроны деревьев, попадая на жухлую пожелтевшую листву. *** Михримах вошла в покои Повелителя. Утром она получила известие, что отец ждет ее для важного разговора. Сердце ее окрылялось, предчувствуя положительный исход событий и верное русло разговора. «Неужели Ташлыджалы так быстро поговорил с Мустафой, а тот с повелителем? Неужели у нас все же будет счастливый финал?» Сердце юной госпожи трепетало от предвкушения сладостного воссоединения с возлюбленным, чтобы больше никогда не расставаться. - Михримах, моя прекрасная доченька — моя Госпожа, луны и солнца — Сулейман улыбнулся, раскрывая объятия для единственной и любимейшей госпожи его сердца. Она прижалась к его большой теплой груди, ощущая заботу и поддержку всего мира, ведь отцы являлись проекцией для дочери на мир. Он мягко поцеловал ее в макушку, как делают любящие отцы, и нежно своей большой рукой мягко коснулся ее подбородка, приподнимая ее голову и заглядывая в чудесные глубокие глаза. - Отец, вы хотели меня видеть. - Ты уже совсем большая, Михримах, с каждым днем ты становишься все прекраснее и лучезарнее. Настало время тебе выйти замуж — медленно проговорил Сулейман, выпуская дочь из больших объятий. Сердце Султанши забилось. «Сейчас он скажет. Наконец-то. Как долго я ждала и мечтала об этом» - Ты выйдешь замуж за Рустема Пашу. — ласково произнес Повелитель. Один удар. Комната перед глазами начала плыть. - Рустем будет хорошим мужем. Второй удар. Стены переворачивались с ног на голову, Михримах не чувствовала, что происходит, и где она находится. - Он честный порядочный и самое главное любит тебя всем сердцем как оказалось, он умело скрывал свои чувства к тебе долгие годы — Продолжал спокойно повелитель. - Но… - Твоя мама сказала мне, что ты уже в курсе, и что ты согласна — Султан улыбнулся, смотря на дочь, выжидая ее реакцию. Третий удар. Она не знала, что ответить. Пойти против воли матери было тяжело. Если Хюррем узнает, что ее отношения с Ташлыджалы возобновились, ему отрубят голову, а ее в любом случае выдадут за нелюбимого мужчину. Михримах чувствовала огромное давление и понимала, что не может ничего поделать кроме как подчиниться воле судьбы и родителей. Она чувствовала, как все вокруг рушится. - Ваша воля закон для меня, Повелитель — она холодно склонила голову в знак уважения и попросила разрешения удалиться. Султанша вышла из больших тесных покоев, в которых за считанные мгновения стало неуютно и холодно. Дворец казался ей удушающими тисками, которые сжимали ее тело острой проволокой, оставляя ссадины и синяки. Только она собралась покинуть эту клетку, как ее стены стали сжиматься сильнее, не оставляя воздуха в груди. На нее надели тяжелые брачные кандалы, скрепляющие ее судьбу невидимыми крепкими нитями с тем, кого она не любила и никогда не полюбила бы. Замок закрылся. Птичка оказалась в клетке. Счастье на свободе было недолгим. В душе Михримах наступила мучительная зима. *** Вечером Мустафа позвал к себе Ташлыджалы. Шехзаде нервно ходил по комнате, отстраненно смотря в пол. Яхья как только вошел, понял, что что-то произошло. Хорошие вести так бы не отягощали Мустафу. Шехзаде посмотрел на Яхью и сказал: - Ташлыджалы, я пытался поговорить с повелителем, но он не стал слушать. — сердце поэта пропустили несколько ударов — Он убежден, что Рустем составит лучшую партию для его дочери. Уверен, это дело рук Хюррем. Вероятно, она что-то ему нашептала, стараясь протолкнуть своего человека поближе к власти — Мустафа холодно смотрел на пол. Взгляд его бегал по комнате, стараясь за что-то ухватиться. Дальше все было как в тумане. Ташлыджалы не слушал, о чем говорит его Шехзаде, о том, что Рустем Паша не достоин Михримах, и близкий соратник сына повелителя будет более честным и любящем мужем для Михримах, о том, как несправедлива судьба. Он не слышал всего этого. Слова протекали мимо него, почва под ногами растворялась, он чувствовал, как под ним разворачивается бездна, в которую он проваливается. Застывший на одной точке взгляд не выражал никаких эмоций. После нескольких неудачных попыток позвать Яхью, Мустафа коснулся рукой плеча друга, выводя его из собственных отягощавших мыслей, которые лианами обвивались вокруг Ташлыджалы, сдавливая его тело и ограничивая дыхание. - Вы сделали, что могли, Шехзаде, я благодарен вам за интерес к моей судьбе и ваши попытки повлиять на ход событий — отстраненно проговорил Яхья. Мустафа сочувствующе похлопал друга по плечу. Он понимал его, как никто другой, вспоминая свою законченную историю с Еленой. - Но боюсь, судьба сама уже все решила. *** После разговора с Мустафой Ташлыджалы собирался пойти прогуляться, ему хотелось сбежать из дворца, уйти от места, которое поглощало его жизнь, тело, разум — все его существо. Ноги сами привели его в кабак. Напиться было лучшим решением для него в тот момент, но лучшим ли для будущего? В жизни все имеет свои последствия. Что бы ты ни делал, какое бы решение не принимал, в любом случае ты понесешь за них ответственность. Одно неверное решение, малейший шаг в сторону, и вернуться назад на дорогу будет невозможно. Придется расплачиваться. Стакан. Второй. Третий. Восьмой. Ташлыджалы перестал считать, пытаясь заглушить свою душевную боль и скрыться от навязчивых глаз. Его взгляд померк. Луч надежды, который теплился в его душе мягким светом, меру с каждой минутой все больше и больше. Он покрутил в руках полупустой стакан и собирался заказать еще, но взгляд его зацепился за золотые локоны девушки, которая направлялась к нему сквозь пелену туманного дыма от перегара. Ее контур светился в зеленоватом отблеске ламп, она была точно ангел, который посетил его жалкую душу своим присутствием. Девушка подошла к нему и села рядом. Возможно, она что-то говорила, но он не разбирал слов, в его ушах стоял тяжелый шум, словно он погрузился на несколько десятки метров под воду. Все казалось таким расплывчатым и непонятным. Мутным и неразборчивым. Только ее силуэт: струящееся розовое платье, золотые волосы, касающиеся плеч, сверкающие камни на шее и ясный взгляд зеленых глаз цвета весенне травы — был для него ориентиром, маяком, к которому он готов был плыть. Разие мягко обвила руками его шею и потянулась к губам Эфенди. Их взгляды встретились. Сверкающие глаза в полутьме кабака отдавали ярким светом, которые были сейчас для него единственной точкой опоры. Комната расплывалась в тусклом свете ламп и тумане от кальянного дыма. Их носы слегка соприкасались. Ташлыджалы чувствовал горячее дыхание Разие на своих губах. Между ними оставались миллиметры. Луч надежды на счастье с Михримах в его душе погас.