Гиена

Если ты лев, стать Королем своего прайда, своих земель можно двумя способами – родившись наследником, либо свергнув прежнего правителя. Но, во втором случае, стать Королем, даже победив, может не каждый лев, а лишь тот, кого примет прайд или тот, который приведет с собой свой прайд, что изгонит прежний со своих теперь, завоеванных, земель. Гиене же стать лидером клана гиен… Можно лишь одним способом: одолев прежнего матриарха. И в таких боях часто случается так, что один из бойцов погибает. И погибшего не принято жалеть, оплакивать. Ведь он был слаб и проиграл в священном бою. Это жестоко. Но все это – жестокий негласный закон гиен. Но я и подумать не могла, что мне доведется увидеть, как кто-то бросит вызов Карате, пока я еще в клане. А это случилось, когда мне исполнилось чуть больше года… Точнее, на тот момент мне исполнились год и три месяца. Столько-же, сколько и гиене… Что бросила вызов матриарху. Моя сестра… Лемма. И если меня это слабо удивило, то остальных в клане – очень. Ведь после ухода Банзая матриарх буквально взяла меня «под свое крыло». Можно сказать – почти все время стала держать меня рядом с собой, обучая и наставляя, словно готовя из меня свою наследницу. Она даже почти перестала общаться с моей матерью, которую, прежде, так же держала рядом с собой, отчего все в клане верили, что Хинее быть следующим матриархом. Но Карата словно бросила ее, разочаровавшись или еще почему, и это не могло не задеть чувств моей матери. Особенно сильно, когда Карата словно «избрала» вместо нее – меня. Ее маленький позор, ее ненавистную дочь. Но – пусть все было и так, - она выразила свою обиду лишь тем, что совсем перестала замечать меня и перестала так яро слушаться Карату, как прежде. Все чаще скалила на ее слова клыки, осуждала вслух ее решения. Но… Не стремилась бросить ей вызов. Словно что-то останавливало ее. Страх проиграть? Былая преданность? Не знаю. Но, как бы там ни было, Хинаа не вызывала Карату на бой. А остальные гиены клана словно стали ждать, что рано или поздно, то сделаю я. Но я не рвалась в лидеры. Я знала, что уйду из клана, когда придет время. Я этого хотела. И не хотела смерти Карате. А вот Лемма, после того, как та «отбросила» от себя нашу мать – сильнее, чем прежде, невзлюбила нашего матриарха. Я видела это в ее глазах, слышала в том, с каким гневом и призрением она говорила с кем-либо о «старой-безумной Карате». И потому… Да, я не очень удивилась, когда настал тот день, в который она бросила Карате вызов. Вызвала на бой в тот миг, когда солнце лишь коснулось горизонта. В это время все члены клана были у наших пещер, и когда она, подойдя к скале, на которой я и Карата отдыхали после ужина, крикнула это: - Карата, я вызываю тебя на бой за право зваться матриархом! – почти все услышали ее слова. А тем, кто это не услышал – передали остальные. И уже спустя буквально пару мгновений весь клан сбежался к скале, и от волнения и удивления, что буквально кожей излучали собравшиеся вокруг скалы гиены, лично мне даже стало как-то немного трудно дышать. Лежащая же рядом со мной Карата осталась, похоже, совершенно спокойна. Она окинула собравшихся и мою сестру безразличным взглядом, дождалась, пока под скалой точно соберутся все, и лишь потом медленно и словно даже лениво поднялась на лапы. И, высоко подняв хвост, сделала шаг к краю. И громко, властно крикнула: - Ты? Лемма, ты бросаешь мне вызов? Ха! Щенок, что лишь недавно получил имя! Не кажется ли тебе, что если ты сейчас не отступишь, то подпишешь себе смертный приговор? Да, даже бросив вызов матриарху еще можно было отступить. Но тогда эту гиену, что сперва вызвала матриарха на бой, но отступила, изгоняли из клана. Ведь она становилась в глазах клана предателем, что опасен для матриарха и клана. Но… В таком случае у этой гиены еще был шанс выжить, а не погибнуть, проиграв матриарху, что мог годами удерживать власть в своих лапах, убивая многих таких, кто бросал бы ему вызов. И Лемма, как и я, знала это. И в ее глазах на миг мелькнуло это желание – отступить. Но моя сестра, что и в детстве была зла и упряма, с каждым новым месяцем своей жизни становилась лишь злей и упрямей. И – как я уже говорила, - с каждым днем все сильнее ненавидела Карату. Она ее ненавидела. Ненавидела. И потому – да, - отступить? Не отступила. Услышав слова старой гиены, дрогнув в мимолетном сомнении, она наклонила голову и громогласно зарычала, проведя когтями передней правой лапы по земле. И так-же как и Карата высоко задрала свой хвост. Ну, почти так-же. Ее, хвост, однажды сломанный мной, так высоко не поднимался и не смотрел кончиком в небо. Поднятый хвост Леммы был похож на букву «г». Но его видел весь клан. Поднятый хвост – сейчас знак того, что она не отступит. И, тяжело вздохнув – наша старая, одноглазая, седая и даже тощая, но все-еще сильная Карата – наш матриарх, - громко произнесла: - Что ж. Ты сделала свой выбор. И стремительно прыгнула вниз. Прыгнула вниз, прямо в центр поляны, что кольцом окружили гиены ее клана. Приземлилась чуть в стороне от стоящей в этом же кругу Леммы. И, громогласно застрекотав, тоже вспорола землю когтями и бросилась на молодую гиену. Гиены, которой еще не было двух лет, которую еще можно было бы назвать почти щенком, но которая уже была почти ни чуть не меньше одноглазой старухи, которой она бросила вызов. И у которой, если не знать Караты и того, что она умела, можно было подумать, есть все шансы победить старую костлявую гиену. Но я знала – Карата не так проста. И не слаба. Она учила меня драться, и я на своей шкуре успела испытать ее силу и умения. И многие гиены клана видели ее в бою, знали, какая она и что может. Но, все-же… Надо признать это – наш матриарх была уже стара. А Лемма – молода и полна сил. И пусть и не умела много того, что умела старуха – она явно была выносливей и даже сильнее ее. Так что – смотря со скалы на их бой, - я не решалась сказать, кто победит. Но, даже при том, что Лемма была моей сестрой… Я болела именно за Карату. И спустя какое-то время, что они дрались – кусались, пинались, и рвали друг друга когтями, - я все-же малодушно поверила в ее победу. Ведь умелая старуха мало помалу стала теснить свою молодую, истекающую кровью соперницу. И совершив немыслимый рывок, даже сбила ее в итоге с лап. И все что ей оставалось – это прыгнуть и вцепиться Лемме в горло. И она прыгнула. Но в этот миг случилось то, чего она явно не смогла предугадать. Моя сестра… Она зачерпнула передней лапой песок, землю, мелкие камни, и одним движением швырнула их прямо в единственный целый глаз прыгнувшей на нее Караты. И старуха отпрянула, неуклюже приземлившись на лапы лишь немного недопрыгнув до нее. Она была ослеплена, дезориентирована. И Лемма воспользовалась этим, не дав ей и шанса прийти в себя, прочистить глаз, увидеть поле боя. Она бросилась Карате под лапы, сбила ее с них. И всем своим весом навалилась на тело старухи. И вгрызлась в ее горло своими клыками… Раздался предсмертный визг, что довольно скоро сменился придушенными хрипом и мерзким бульканьем… После – мир словно накрыло тишиной. Холодной, пугающей… Казалось, что лишь миг назад я и остальные слышали шум драки – а так и было, - и вот… Все закончилось. Стало тихо. Совсем тихо, даже ветер перестал шуметь в скалах. Эта тишина оглушала. Мне было действительно страшно слышать ее, смотреть на мир, как на немое кино. Ужасное и такое реальное, в котором… В итоге одна героиня убила другую. И теперь поднималась на лапы, вставала с чужого окровавленного тела. Тоже, израненная и вся в крови, но живая. Она поднялась на лапы. И горящим ненавистью, но и торжеством, взглядом посмотрела прямо мне в глаза. И, сделав шаг от убитой ею гиены, вновь, как и перед их боем, подняла свой сломанный хвост вверх, вскинула морду и… Громогласно застрекотала, как делала всегда Карата, когда хотела, чтобы клан точно обратил на нее внимание, услышал ее. И пусть клан и так смотрел на нее – теперь все гиены словно действительно увидели ее. Услышали ее. И одна за другой каждая из них сделала шаг вперед и подхватила ее стрекот. Они показывали, что приняли ее победу. Что она теперь их матриарх. Они… Я же не смогла даже вскинуть морду, не то что застрекотать. Не могла даже пошевелиться, словно… Не могла поверить в то, что случилось. Мной словно владело в этот миг отрицание. А когда я вновь посмотрела на мертвую старую Карату… Мной словно завладела боль. Победившую матриарха гиену пытаться свергнуть можно лишь через год, и это время ее следовало принимать, приветствовать и слушаться, даже если она решит увести клан в новое место. Проигравшего же матриарха, какой хорошей бы предводительницей та гиена не была – оплакивать было запрещено. Запрещено грустить о ней, печалиться, что ее не стало. Но я… Я не смогла заставить себя «поприветствовать» Лемму, как своего нового матриарха. И когда она, прострекотавшись, крикнула, что она уведет утром клан в новое место – точно знала, что пусть и не имея права еще покинуть клан, я не пойду с ними. Даже если волоком меня поволокут, даже если кто-то попытается меня силой удержать в клане – все равно сбегу, не останусь с ними. А еще – что пусть это и было запрещено, - оплакаю и похороню Карату. Ту, что стала мне родней моей семьи в этом мире. Ведь она была дорога мне. И когда гиены разбрелись по своим гнездам, а Лемма согнала меня со скалы, на которой планировала спать эту ночь, я на почти негнущихся лапах медленно подошла к мертвому своему матриарху и улеглась около нее. Легла и принялась вылизывать ее холодную, окровавленную шерсть. Чувствуя боль и сожаления, что все так случилось. Что она погибла, что я не могла ей помочь, хотя была рядом. Ведь, вмешайся я в священный бой – сама Карата убила бы меня. Но теперь ее не было – и я просто не могла не сожалеть, что не помогла ей. И лишь вылизывать теперь ее шерсть. И тихо плакать, пряча свои слезы в ее шкуре… Я не имела права оплакивать ее. Но когда услышала чужие шаги у себя за спиной, оскалилась и ощетинилась, точно зная – я не позволю никому оттащить меня от ее мертвого тела. Не сейчас. Не в эту ночь. И уже приготовившись даже кусаться и драться за мое право остаться подле нее, не смогла не удивиться, когда подошедший не стал прогонять меня, а даже лег около меня и мертвой Караты. Точнее – легла. Когда я вскинула взгляд на эту гиену, я действительно просто не смогла не удивиться. Ведь этой гиеной была… Хинаа. Моя мать. Она легла рядом со мной и мертвой гиеной и, словно подумав о чем-то, словно неуверенно, но лизнула окровавленную шерсть мертвого матриарха. После чего, прикрыв глаза, потерлась о нее мордой и на миг замерла, положив голову на шею Караты. А когда вновь открыла глаза – она посмотрела прямо на меня, заглянула словно в саму мою душу, и… И я вдруг громко всхлипнула, не сумев сдержаться. И она… Она в тот же миг передней лапой вдруг подтянула меня ближе к себе и положила свою голову уже на мою шею. Обняла меня… Как обнимала, когда я была маленьким щенком. Обняла так, как обнимала, когда еще любила меня. И я невольно сама прижалась к ней сильнее. Меня словно гнали в чужие объятья мои боль и горе. Желание просто ощутить чужое тепло. В этот миг – мной двигала лишь моя внезапная слабость. Что двигало когда-то отказавшейся от меня Хиноой – я не знаю. Но как бы там ни было – она не оставила меня до самого утра. И с рассветом помогла мне похоронить старую Карату. А когда остальные гиены – наш клан, - приготовились двинуться в путь, следом за гордой собой Леммой, а я даже не сделала от свежей могилы и шагу – Хинаа посмотрела на меня нечитаемым взглядом, после чего как-то тяжело вздохнула и… Вдруг лизнула мое порванное ухо. А когда я вскинула на нее удивленный взгляд, она произнесла, сказала мне: - Я все понимаю – ты не хочешь идти с нами. И ты права. И потому – никто не станет тебе мешать идти своей дорогой. Но позволь сказать тебе… - тут ее голос стал чуточку более хриплым. – Береги себя. Она сказала это. Словно до сих пор любила меня, дорожила мной. А потом поднялась на лапы и потрусила к остальным собравшимся у скалы матриарха гиенам клана. И сколько я не смотрела ей вслед – она ни разу не оглянулась на меня. Из всех гиен на меня оглянулись лишь Лемма – недовольно и с презрением посмотрев на меня, - да Тэра, сестра Банзая. Она посмотрела на меня с болью, легкой надеждой, словно верила, что, встретившись с ней взглядом – я передумаю и пойду с ней и кланом. Но… Но я лишь грустно улыбнулась ей. Ведь не могла пойти с ними. … И клан ушел без меня. Клан ушел… А я осталась. Одна.