20 лет назад.
Когда крыс понял, что Нью не умеет готовить – готовка как-то сама собой стала в «их» доме его обязанностью. Как и уборка, стирка, глажка… Прочие домашние дела. Нью во всем этом была слаба. Совсем. Она большую часть своей жизни была той еще пацанкой, не училась вести домашние дела, в детстве – больше носилась по отвоеванным партизанами мышиным улочкам с соседскими мальчишками, подросла – сама вступила в ряды повстанцев. Там больше учили драться, стрелять, ездить на байке, а уборка-готовка… Так, пыль протереть, да пол помыть. И то, чаще всего за Нью это делал по уши влюбленный в нее Каспер – белый с голубыми глазами мышь, такой-же новобранец, как она. Она не знала и не могла знать, как там теперь он. Но, как оказалось, тогдашняя его помощь вышла ей, раздолбайке, боком. Она никак не могла помочь крысу по дому. Попросить, чтобы он научил ее чему-то? Нет, она еще не была готова пойти на это. Ей и его до ужаса понимающих, неосуждающих взглядов хватало по горло. Не должны крысы так смотреть… Но он смотрел. И ее от этого чуть ли не тошнило. От его взглядов, своей беспомощности, и не способности пока еще нормально с ним контактировать. Она могла лишь сидеть с ним в одной комнате, если он молчал, есть то, что он приготовил. Но стоило крысу начать пытаться вести с ней диалог – и у нее чуть ли не вся шерсть вставала дыбом. И она, обязательно нагрубив ему – даже если ей того и не хотелось, - чуть ли не позорно сбегала от него в свою комнату. Единственное место, в которое за две недели их совместной жизни, он не заходил и в котором ничего не делал. Но Нью могла собой даже немного гордиться – бардака при этом в ее обители не было. Мало-мальски, но она прибиралась в своей комнатке сама, протирала пыль, мыла пол и заправляла постель. Достижение! Но чаще, сбегая от крыса в нее – она просто маялась от безделья, сидя у окна и смотря на улицу. За окном – были чужие поля, засаженные разными овощами, редко, но она видела работающих на них белых крысов. Иногда мимо их с ее крысом дома проходили какие-то животные. За полями – была суховатая, но рощица. Дальше, за ней – были холмы и горы. И все это выглядело вполне мирно. Настолько мирно, что не привыкшая к подобному мышка за две недели жизни в этом месте так и не сумела заставить себя выйти из дома. Ей казалось – сделай она так, и эта мирная «иллюзия» рухнет, как карточный домик. А следом рухнет и этот дом, а она окажется снова в каменной тюремной камере, скованная цепями… Такое порой снилось ей, лишь укрепляя ее страх. И она не покидала стен дома. Крыс же, наоборот, часто где-то пропадал, надолго оставляя Нью одну. Возвращался сперва чистым и опрятным, редко – с новыми продуктами и полезными им обоим мелочами и вещами. Теперь же, чаще – каким-то потным и грязным, но, обязательно, со свежими молоком или овощами. Один раз приволок кусок мяса. Он мог покупать все это – деньги у него точно были. И Нью в это верила. Но отчего он возвращался в поту и грязи? Этого мышка не понимала. Спросить? Не спрашивала. И просто старалась как-то не обращать на это внимание. Мало ли чем он занимается, уходя из дома? С чего это должно было бы ее волновать? … Но волновало. И беспокоило, что она «сидит на его шее». Он… спас ее, но не обязан был содержать. И потому она должна была уже взять себя в руки, найти работу и самой начать заботиться о себе. Но первым шагом в это все-же должен был стать ее выход из дома. И, когда крыса в очередной раз не было дома, она все-же решилась на это. Одела чистые вещи – черную футболку и джинсы, что крыс приволок в один из дней, - немного постояла у двери, стараясь убедить себя, что наружу ей надо, очень надо… И, зажмурившись, чуть ли не выскочила из дома, резко распахнув дверь. «Наружа»… Встретила ее приятным теплом и яркими солнечными лучами, неприятно ослепившими ее на мгновение, когда она осмелилась открыть глаза. Ветром, наполненным запахами трав и листвы, немного – пыли. И обычными звуками природы и жилого поселения. Щебетали птицы, пел ветер, где-то кричало какое-то животное, откуда-то со стороны доносились неясные стуки и чужие голоса. Не было ни взрывов, ни звуков стрельбы. Никто не кричал от боли. И ничто не рухнуло, когда она вышла из дома. Ни мир, ни сам дом. И она немного расслабилась. Но к ограде, что окружала их с крысом дом и небольшой участок вокруг него, приблизилась чуть ли не ползком. А когда услышала, что кто-то идет мимо – так вообще, как можно ниже села около него, надеясь, что соседи – или кто там шел мимо? – ее не заметят. Она была не готова еще общаться с другими после того, что пережила. И даже от звука чужих голосов ее сердце чуть ли не подскочило к горлу, шерсть встала дыбом, а ноги буквально налились ее бессознательным желанием сбежать обратно в дом, за надежные, привычные уже стены. Но, разобрав о чем говорят двое проходящих мимо ее дома жителей Скайвингса, она, пусть и с трудом, но заставила себя остаться на месте. Ведь они говорили… … О кражах. Кражах, что начались, когда на Скайтроуке поселились очередные «новенькие», бегущие от войны. ОН и ОНА. Причем ее видели местные лишь однажды. А ведь было так спокойно, пока они не объявились… Сложить два и два, понять, о ком они говорили – двое, прошедшие мимо ограды их с крысом дома, - Нью не составило труда. И даже когда голоса стихли вдали, она еще долго оставалась на месте, в своем мнимом убежище, боясь, что когда она встанет, то попадется кому-то на глаза. Ей было стыдно и мерзко. Ведь пусть она точно не воровала – это делал ОН, а она ела украденное, пользовалась украденными вещами. И, как знать, может и вещи, что теперь были на ней, он тоже украл у кого-то? Она подумала так – и прежде удобные они тисками сдавили ее тело. Стали колючими и тесными. Стали пахнуть чужой шерстью, чуть ли не кровью… Мерзко. Мерзко. «Мерзко-мерзко-мерзко!» - запищали мысли в ее голове словно чужими голосами и Нью чуть ли не пулей кинулась в дом. А оказавшись за дверью тут-же принялась срывать с себя вещи чуть ли не плача. Как он мог преподнести ей подобное? «Легко, он крыс – они не знают чести» - мысленно фыркнула она самой себе, отыскав в шкафу те кофту и камуфляжные штаны, в которых она прилетела на эту планету, шагнула в этот дом. И, подавив в себе обиду – какие обиды к мерзавцам? – она легко впустила в свои голову и сердце злобу. Гнев на него, гнев к нему, что никогда не покидал ее, но до этого словно иногда утихал, когда все было хорошо. О чем она? Никогда, как оказалось, и ничего не было хорошо! Это с ней крыс старался казаться примерным чистоплюем, добытчиком, а на деле – оказался вором! Просто очередным мерзким крысом! … Она ему больше не поверит.***
Крыс снова вернулся домой затемно. Но она дождалась его, встретила его прямо в дверях. И, увидев в его руках большой неизвестный ей овощ, чуть ли не оскалилась, но точно не произнесла, прорычала: - Верни это туда, где взял! Он и без того удивленный тем, что она ждала его, недоуменно моргнул округлившимися глазами. - Почему? Он никогда не строил таких недоуменных рож, и мышка даже сама было дернулась, вдруг подумав: «Да, почему?». Но быстро взяла себя в руки, и вновь зло произнесла: - Потому что в НАШЕМ доме я не потерплю ворованных продуктов и вещей! И потому, еще раз говорю – верни ЭТО и все что приносил прежде туда, где взял. А точнее тем, у кого это все украл, мерзкий ты… Закончить фразу она вдруг не смогла. Не смогла назвать его вором. Ведь вдруг словно его испугалась, когда с каждым его словом его глаза темнели все сильней, сужались все угрожающе и теперь глядели на нее так, как не глядели никогда. Холодно, зло… И с какой-то обидой. Она замолчала, словно задохнувшись, встретившись с ними взглядом. А крыс, выдохнув вдруг сквозь практически полностью сжатые зубы, вскинул голову и спросил. Грубо и дерзко: - Кто я? Скажи это – кто же я по-твоему? «Вор!» - кричала ее душа, в то время как сама она не могла прошептать и слова. Но он явно увидел, прочел это слово в ее глазах и его собственный взгляд перестал выражать ярость. А может и не было ее? Почудилась она Нью? Может там, в его глазах, всегда был лишь этот холод, с которым он теперь смотрел на нее? А он теперь смотрел на нее холодно, и сделав шаг назад – на улицу, из дома, - чуть ли не прошептал: - Так вот до чего ты додумалась, не выходя из дома, но каждый день видя новые вещи, вкушая продукты, что я приносил? Что я ворую их? - А как иначе? – вдруг снова обрела дар речи она. – Ты ведь крыс! И если у тебя кончились деньги, ты вполне мог начать… - Не все крысы воруют, - как маленькой, пояснил он ей, и она сама прикусила язык, бросив мимолетный взгляд по сторонам, на чужие поля. Даже почувствовав на миг неловкость. А он произнес еще кое-что. – И деньги у меня еще есть, - и тут-же усмехнулся, добавив. – Хотя, ты права в одном – я не покупал все что приносил. Ну, часть из того что приносил. Но… - тут в его взгляде точно мелькнула злобная сталь. – Я это все равно не крал. - Как тебе верить? – качнула головой она, обхватив себя руками. - Не можешь – не верь, - тоже качнул головой он. И хмыкнул как-то грустно, отчего у нее вдруг кольнуло сердце. – Впрочем, как всегда. И развернулся, поудобнее перехватив фрукт, что принес и что так и держал в руках. Сделал шаг в темноту. Так неправильно уверенно после своих слов, что словно обожгли ее, что Нью аж дернулась. Он… Хотел оставить ее? Уйти? - Куда… Он же обещал, что не оставит ее, что они будут жить в одном доме, что бы ни случилось! - Куда ты? Он замер, услышав ее. Дернул хвостом. Бросил через плечо. - Верну этот фрукт тому, у кого его взял. Вернусь позже… И словно растворился в ночной темноте. … Чтобы даже утром следующего дня не вернуться.