Пташка.

Войдя в камеру в глаза бросилась темнота и мрачность помещения. Камера казалась совсем безжизненной. А серые, тусклые стены так и давили, заставляя повернуться, и убежать отсюда как можно скорее. Веяло холодом, пробегавшим по коже. В камере стоял потёртый, старый стол и два деревянных стула, смотрящих друг на друга. В левом углу, напротив от входа располагались раковина и ведро. Неужели его настолько сильно ненавидят, что вместо унитаза, ему поставили ведро. Сам Разумовский сидел слева от входа, в самого углу камеры. Он сидел, обняв свои ноги, опустив голову на колени. Смотрел в одну точку. Сидел абсолютно спокойно, совсем неподвижно. Я медленно, осмотрев всё помещение, пошла к нему. Присела на корточки, сравнявшись с ним. Он не обратил никакого внимания, выглядел совсем отчаянно. Взгляд был равнодушным. Я не спешила задавать ему терзающие меня вопросы, или трогать его. Я чувствовала, что ему это необходимо сейчас, но нужно было с холодной головой сейчас относиться к нему. Не показывать никаких чувств, если не будет необходимости. Нужно было, чтобы он вышел со мной хотя бы на зрительный контакт. Я наклонила свою голову так, чтобы поймать его взгляд. Он стал отводить свои глаза чуть в сторону. Да, это тоже можно было назвать своего рода контактом. Он показал признак жизни, реакцию, это хороший признак. Я непроизвольно улыбнулась, и тут же убрала улыбку. Я прошептала: - Серёж.. И это.. Неловкое молчание. Я не знала, что мне нужно ему сказать. В горле встал ком. Было трудно сказать хоть что-то, да и что мне ему говорить. Видимо он до конца будет сопротивляться, чему не смогу помешать даже я. Хотя может это я сама навязала себе, что я особенная для него. Что именно со мной он захочет поговорить, поделиться эмоциями, переживаниями. Быть может, я смогу чем-то ему помочь. Видимо, это ему было не нужно. На глаза уже наворачивались слёзы. Я медленно встала, уже повернулась, чтобы уйти, как за моей спиной послышалось тихое: - Постой. Я посмотрела на окно, завешанное решёткой, и обернулась. Он смотрел мне прямо в глаза. Его голубые глаза блестели от лучика света, попадавшего рядом с ним на стену. Он уже не выглядел так равнодушно, но была какая-то печаль на его лице. Какое-то мучение. Я снова подошла к нему, и села напротив, только теперь поджав ноги под себя. Он отвёл взгляд, смотря куда-то мне за спину, затем опустил в пол, и снова поднял на меня. - Спасибо, что пришла. Я не думал, что ещё увижу тебя. - Это в последний раз. Больше меня не допустят к тебе. - Я знаю. - Его голос задрожал. - Я.. Хотел извиниться за всё. За то, что делал тебе больно. Из-за меня ты страдаешь. Я так не хочу. И никогда не хотел. - Серёж, я.. - Постой.. Я.. - Он замялся, подбирая слова. - Насть, я не хочу тебя больше видеть, прости. По моему лицу покатилась слеза. Он поднял руку, медленно потянулся к моему лицу, я чуть отпрянула. Быстро вытерла слезу рукой, и отвернула голову в бок. Сделав глубокий вдох, я снова повернулась. - Хорошо. - И через всю ту боль, что я чувствовала, я собралась с силами, и выдавила из себя улыбку. - Я могу тебе чем-нибудь помочь? Разумеется в пределах моих возможностей. - Ты уже помогла. Прости меня, Насть. Просто оставь меня в покое, мне не нужна ни твоя, ни чья-либо помощь. Но я рад, что ты навестила меня. Ты можешь идти. Мои ресницы задрожали, меня начало легонько колотить. Но я старалась не показывать эмоций, обиды, разочарования.. - Хорошо. Тогда.. Прощай. - С болезненной улыбкой, и смотря ему прямо в глаза, ответила я. - Прощай. - ответил он. Я встала, кивнула своим мыслям, и быстро вышла из камеры. Захлопнула железную дверь, и скатилась по ней вниз, закрыв рот рукой. Так, в истерике я пробилась оставшиеся 5 минут, пока не вспомнила про истёкшее время. Нужно было как можно скорее убираться отсюда. ... И как же больно было осознавать, что ни я, ни ребёнок не нужны ему. И я ведь так и не рассказала ему о своей беременности. Быть может всё было бы иначе. Сейчас мне оставалось только привести себя в порядок, и отправиться к Игорю, который тоже об этом не знал. И как ему это вообще возможно объяснить? Хотя, даже моя мама отреагировала нормально. Или может, пока не поздно сделать аборт? Нет, что за мысли, я не стану убивать ни в чём невинного ребёнка. Это был мой проступок, и я буду нести за него ответственность. Как бы тяжело мне не было. В скором времени я прибыла на место. Игоря нигде не было, на звонки он не отвечал. В отделе никто ничего не слышал. Геолокацию тоже не вычислили. Прийдётся искать по-старинке. Ноги привели меня в какой-то райончик с девятиэтажными домами. Вокруг было так тихо, и лишь гул ветра пронзал эту гробовую тишину. Район был будто совсем пустой, безжизненный. Напротив меня располагался дом, и в одном из подъездов дверь была открыта. И будто что-то меня зазывало пойти туда. Я поднялась по лестнице на самый верхний этаж. Поднялась на крышу, дверь легко поддалась. Я аккуратно осмотрелась, вокруг никого не было. И было уже я подумала, что ошиблась, и просто тронулась умом, как раздался приглушённый детский голосок позади меня. - Идём. Я резко обернулась, никого не было. Я осмотрелась ещё раз, повернулась вокруг своей оси, как вдруг передо мной, около двери, откуда я пришла, появилась девочка лет 10, в красивом голубом платье. Она держала в одной руке мишку, а другую руку она протянула мне. - Идём. Будто бы не по своей воле, я протянула руку в ответ. Она повела меня обратно, только уже на чердак этого дома. Мы остановились у деревянной двери. Девочка повернулась на меня, и приложила указательный палец к губам, означающим "тише!". Она открыла скрипучую дверь. Комната в миг озарилась светом. У окна стоял высокий, худощавый силуэт. Из-за полумрака комнаты, и сумрачно падающего света, не было видно лица силуэта. Он повернулся на нас, и медленно, плавно, двинулся в нашу сторону.