Следом за расставанием

— Что с тобой? Чони? — Чимин наклонился, пытаясь заглянуть в лицо Чону. Тот помотал башкой, словно стряхивая с себя дурацкое наваждение, взявшееся из ниоткуда. — Кажется, мне надо к врачу. — об этом он думал и раньше, но теперь был в этом совершенно уверен. — Давай я отвезу тебя. Пойдём. — Чимин потянул его за руку, помогая подняться со ступенек. Он внимательно смотрел на своего альфу. Он всегда, всегда считал его своим. Только своим. Чон никогда ни в чём ему не отказывал, всегда был рядом тогда, когда нужно, он был в него безумно влюблён, это было видно, заметно. Это ощущали все, не только Пак Чимин. Все знали их, как идеальную пару, они даже считали друг друга истинными. Чон так точно считал. Наверное… и Чимин считал, но скорее как-то больше в шутку. Хотя ему подобное сильно льстило. Пак Чимин всегда чувствовал себя рядом с Чоном очень удобно, уютно, очень правильно. Такими всегда он видел отношения в кино, когда люди заботятся друг о друге, нежны друг с другом и внешне, и эмоционально идеально совпадают. И в этом ничего плохого. Но порой ему казалось, что он тонет в пучине тоскливой бытовухи, хоронит сам себя под слоем нудной правильности, и ему становилось душно. Это пришло не сразу. Чувство тесноты пришло постепенно, но постоянно увеличивалось и разрасталось. И наконец выросло до таких размеров, которые Чимин уже не мог вместить с своём сердце. И от накопившейся усталости он прямо об этом сказал Чону. Несколько дней он провёл в одиночестве, наслаждаясь свободой, и даже задавал себе вопрос «почему я не сделал этого раньше», но позже он начал скучать по привычным вещам. Кофе по утрам в местном кафе вместе со своим альфой, у которого нежные руки, приятный запах, ласковый взгляд. Дурацкие споры в магазине, когда они не могли решить, какое вино пить. Секс по ночам в постели и иногда днём в общественных местах — было даже весело. И вместо «почему я не сделал этого раньше» появилось «для чего я вообще это сделал»… И он вернулся. Вернулся, зная, что Чони никогда его не прогонит, никогда не скажет ему «нет». Но теперь, рядом с тем, с кем он чувствовал себя всегда на своём месте, Чимин ощущал нечто чужеродное. Словно мысли его партнёра где-то далеко, и совсем не связаны с ним, с Чимином. Это прямо в воздухе ощущалось, и от Чона иногда слишком сильно пахло его феромонами. Без причины, даже с подавителями, от него всё равно порой очень отчётливо пахло травой и алкоголем. Такой свежий, концентрированный запах хвои, будто стоишь в лесу. И рядом с ним уже не так уютно, как раньше, потому что он будто бы постоянно отсутствует. Находится где-то далеко, и думает о чём-то далёком… ком-то… Понимает это сам Чони или нет, но его омега хорошо чувствует изменения в его организме и поведении. Ведь он к нему уже привык. — Вы… — врач осмотрел с ног до головы их обоих, переводя взгляд с Чона на Чимина и обратно, — Давно вместе? — Довольно давно. Ну… то есть… — Чимин замялся, — Мы ненадолго расставались. На какое-то время… — Если вы истинные, то это вполне может спровоцировать очень разные изменения в организме. Предназначенные друг другу альфа и омега будут переживать расставание очень чутко. — А как это узнать наверняка? — Чон внимательно уставился на дока. Тот задумался, потирая пальцами подбородок, а Чимин искоса поглядывал на Чони. Ему не нравился его вопрос. Раньше Чон не сомневался, раньше ему не нужно было никаких доказательств, он в них не нуждался. А сейчас он хочет знать наверняка. — Можно сдать кровь, но это не даст стопроцентного результата. — А что даст? — Чони выглядел очень заинтересованно. — Время. — док усмехнулся, — Тестов, дающих точный ответ истинные альфа и омега или нет пока не существует. Можно предположить, сделать прогноз. Но… — Я понял. — Чонгук замотал башкой, — Я припёрся совершенно зря. Чон хотел уже встать, даже что-то ещё грубоватое буркнул себе под нос, но Чимин остановил его, удерживая за руку. — Не торопись, давай сдадим кровь. Это не даст нам сто процентов, но ведь и не повредит. Что скажешь? Чонгук несколько секунд смотрел ему в лицо, потом улыбнулся и несколько раз кивнул. — Прости, я психанул. — Чон вдруг и сам понял, что с ним не просто что-то не так, нечто серьёзное происходит в его организме, и лишь это его волнует, — Просто мне страшно. Чимин взял его за руку, сцепляя с ним пальцы, и ощутил, какая потная у него ладошка. Ему НАСТОЛЬКО страшно? Пожалуй, что настолько. Но ещё непроходящее чувство чего-то очень неправильного потрошило внутренности, сдавливая сердце изнутри, отчего Чони весь покрылся прохладной испариной. Док поднялся со своего места, подошёл и пощупал его лоб. Дал ему градусник, бесцеремонно сунув его Чони в рот, и принялся заполнять его карту, попутно морща нос перед монитором. Чон Чонгук не мог представить, что разрыв с истинным может привести к таким последствиям. Ему было плохо, но ведь сейчас всё хорошо. Так откуда взялось? — А подождите… — уже в лаборатории, после того, как у них обоих взяли кровь, уходя, Чон задержался в дверях, — Док сказал, что с точностью сто процентов сказать нельзя, истинные ли альфа и омега. А можно ли со стопроцентной уверенностью подтвердить, что они НЕ истинные? Чимин стоял уже в коридоре, держа Чона за руку. От услышанного вопроса он даже рот приоткрыл. Это нормальный вопрос, этот вопрос можно задать… может быть, его даже нужно задать, но от слов Чона у Чимина внутри похолодело. Так он всё-таки надеется, что они истинные, или надеется, что нет? Казалось, будто бы Чонгук ищет любые подтверждения, что это не так. И теперь уже он в это не верит, а Чимин хочет верить. Когда это произошло? В какой момент Чимин с позиции силы перепрыгнул на роль униженного? Он им не был, но он им себя чувствовал. Униженным. И брошенным. — Чони. — по дороге они захватили себе два кофе, и под прохладу кондиционера ждали, когда он немного остынет, — А что, если мы не истинные? — Ну и что. — отозвался тот, отстранённо со свистом дуя в маленькую дырочку в крышке на стаканчике, пытаясь быстрее остудить свой напиток. Больше Чимин не решался его о чём-то спрашивать. Чон выглядел подавленно, устало и, не преувеличивая, очень больным. — Я отвезу тебя домой. Ты хочешь, чтобы я остался? Чонгук повернулся к нему и долго смотрел на его профиль. Так пристально, что Чимин даже боялся сам на него взглянуть, потому напряжённо пялился на дорогу. А сам Чон в этом момент подумал: «Я хотел, чтобы ты остался тогда. И если бы ты остался, то сейчас, быть может, всё было бы по-другому». Он не знал, что думать ещё, а эта мысль сама как-то всплыла в голове. Но вслух он её не озвучил. Язык бы не повернулся сказать подобное Пак Чимину. Ни за что. — Не бойся. — Чони, как мог, выдавил из себя подобие улыбки, — Я отдохну и приду в норму. Поезжай домой. Приезжай вечером, что-нибудь посмотрим. Как тебе? Тот услышав вполне обычное предложение, кажется, расслабился и закивал головой. Это подходит. Вечер вместе. Дома. Наедине. Вернуть себе своё. Своего альфу. На прощание — до вечера — Гуки целовал Чимина. Как всегда, ласково убирая волосы с его лица, касаясь пальцами щёк, подбородка. Всё было, как всегда, будто бы и не было никакого расставания. Но оно было. И почему-то сейчас, не тогда, когда Чонгук страдал в одиночестве, не тогда, когда думал, что умирает от тоски, а сейчас, когда Чимин вернулся, он рядом, прямо тут, Чони ощутил, что злится. Но не понял, на кого больше. На него, за то, что тот его бросил, или на себя, за то, что так запросто всё позабыл. Или… на себя, за то, что не понимает своё собственное сердце… Больше не понимает. У дома он заметил знакомую фигуру. Чимин ещё не успел уехать, и Чони помедлил, дожидаясь, когда его машина скроется за поворотом. — А Тэ знает, что ты другого омегу имеешь? — Юнги стоял в тенёчке, перекатывая в руках банку ледяной колы, с которой капельки срывались и падали ему на футболку, оставляя тёмные пятнышки. — Причём тут вообще он… — Гуки не собирался ни в чём оправдываться перед этим парнем. Он вообще чувствовал себя довольно паршиво, и этот хрен только подливал масла в огонь. Он и сам себе не мог признаться, что по каким-то неизвестным ему самому причинам он и впрямь ощущает некую вину, некоторый стыд перед Тэ. Словно он поклялся ему в вечной любви и изменил. Словно он предатель и мерзавец. Словно нарушил данное слово. Но он не давал никаких слов… и в любви не клялся. Тэхёну не клялся… он это точно помнит. Потому что… иногда об этом… жалеет? — Хочешь… — Джун лежал сверху, на спине у Тэ, и целовал его лопатки, — остаться тут на некоторое время? Тут никто тебя не тронет. А я буду приезжать сразу, как только буду заканчивать с работой. А? Тэхён слушал его голос, он был тут, совсем рядом, в одной постели с ним. Звучал прямо над его ухом. А внутри, в голове, колотилось что-то совершенно бессвязное, никакого отношения не имеющее ни к Джуну, ни к сексу с Джуном, который был очень неплохим. Приятно. Было довольно приятно, Намджун нежный, ласковый. И Тэ чувствовал себя с ним спокойно, зная, что может доверить ему своё тело. А вот сердце ни в какую не желало успокаиваться и отдаваться ему. Что-то мешало, будто там внутри торчит здоровенный металлический штырь — он не причиняет боли, но причиняет жуткий, неприятный дискомфорт. Словно он торчит из тела наружу, и Тэ постоянно им задевает обо всё окружающее. С Джуном было хорошо снаружи, но Тэ внутри было плохо. И это не из-за Джуна. Тэхён не знал, из-за чего, но точно не из-за Джуна. Впрочем, немного подумав, он небрежно списал всё на новизну. Взаимный секс раньше имел для него несколько иное значение, и он представлял его по-другому. А Джун показал ему, как бывает иногда на самом деле. И Тэ понравилось. Исключая торчащую из сердца арматуру. Но это же не поэтому. Это неприятное чувство, не дающее покоя, нарывающее, как содранный заусенец на пальце… Это не поэтому. — Можно и остаться. — Тэ положил голову на руки, немного потягиваясь под весом тела Джуна, — Но разве это удобно? Как я могу себе такое позволить? — Что, если я скажу, что я могу позволить, а ты можешь этим воспользоваться? — Джун обхватил его за талию, просовывая руки под его тело. Тэ ощущал, как он приятно трётся горячим членом ему между бёдер. Там внизу очень мокро и скользко, и пенис легко скользит по его телу. Это возбуждает. Снова. И Джун об этом знает, чувствуя, как Тэ под ним прерывисто выдыхает. — С тобой хорошо. — Намджун прижимается губами к уху Тэ, шепчет тихо и нежно, попутно целуя его в лицо, — Ты самый удивительный омега из всех, кого я встречал. Нежный… — он опустил руки, дотрагиваясь до члена Тэ, — чувственный. Тёплый и мягкий. И внутри ты фантастический. Тэхён слушал его, закрыв глаза. «А что сказал бы Чони?» — внезапно возник вопрос. И так же внезапно появился и ответ: «Сладкий». Чон сказал бы именно так, потому что он альфа, который очень хорошо чувствует запахи. И сильнее всего он чувствует запах Тэ. И Тэхён, лёжа с закрытыми глазами, вдруг представил, что это не Намджун сейчас лежит сверху, не Намджун сейчас ласкает его руками, гладит его между ног, приятно сжимая пенис липкими пальцами, не Намджун просовывает свой горячий член между бёдер, с каждым новым движением выдыхая Тэхёну в ухо тихий стон. Не Намджун, а Чонгук. Чонгук с его удивительным голосом, с его волшебным запахом, чувственными и горячими губами, ласковыми руками. Это он нежно шепчет в лицо пошлости, это он заставляет тело нервно содрогаться от возбуждения, он медленно лижет шею, и Тэ для него наклоняет голову. Это его метку на себе дико желает тело Тэ, и от одной только мысли сердце в экстазе колотится. Сердце тоже его хочет, и думая о нём, Тэхён успокаивается, больше нет ничего, что мешало бы дышать. Ничего, кроме желания. Он — Тэхён — хочет его и телом и душой. Потому что влюблён? «Потому что влюблён. В того, в кого не следует влюбляться.» — думает Тэ, сжимая пальцы в кулаки. — Трахни меня. — Тэ сам себя не слышит за собственными мыслями, но его голос звучит уверенно. И Джун не знает, что он думает в этот момент о другом альфе. О том, которого получить не смог. Не смог, ну… или не захотел. — Как ты можешь просить о таких вещах и оставаться нежнейшим созданием на свете? Тэхён прикусил губу, сжимая пальцами белоснежную простыню, нагретую его дыханием. В комнате прохладно, а тело Джуна сверху горячее, и его пенис твёрдый и большой, уверенно упирается прямо между ног, скользит чуть выше, надавливает головкой на уже готовый сфинктер. Внутри у Тэ всё пульсирует и горит от ожидания. И у себя в голове он представляет, как произносит чужое имя. Чон Чонгук. До ужаса, до туманного сознания приятно думать, что этот секс — с тем, с кем вышел самый прекрасный поцелуй за всю недолгую жизнь Ким Тэхёна. И вот так, лёжа на животе, Тэ не видит его лица, а значит это может быть и он. «Вот бы это было так, вот бы однажды…» — Твоё тело очень быстро возвращается в норму, ты снова узкий внутри. Приятно сжимаешь… Даже лучше, чем в первый раз. — Джун двумя руками сжимает талию Тэ, входит медленно на всю длину своего члена, и двигается осторожно, дожидаясь, когда тесный анус привыкнет. Тэ навстречу приподнимает бёдра, упираясь коленями в кровать. Простыня под ним смялась и намокла от вытекающей смазки. Тэхён на долю секунды возвращается в реальность, понимая, что это не тот человек, о котором он мечтает у себя в голове, но сразу же возвращается в свои представления о чужом теле, ему не принадлежащем. Они оба, зная, что их бешено тянет друг к другу с самой первой их встречи, не позволяют себе близости. Чон считает, что нет смысла обращать внимания на мимолётную симпатию, когда у самого рядом есть настоящая любовь, которую он хранил и по которой он страдал. А Тэ был уверен, что нечего поддаваться простому сексуальному влечению, особенно к тому, кто уже занят. И ни тот, ни другой и не предполагали большего. А откуда большему взяться?! Ведь они и не знакомы нисколько, это мог бы быть кто угодно… Но нет. Это не был кто угодно. Это были именно Чон и именно Тэ. И в тот день, выстанывая втихаря имя Чонгука, Тэхён думал о нём, представлял его. Искренне ожидая, что однажды это влечение уйдёт. И в тот день, прижимая обе ладони к груди, пытаясь остановить прыгающее, как безумное, сердце, Чонгук почему-то и не подумал о Тэ, почему-то и не подумал, что он — причина страданий его внезапно заболевшего сердца. Но зато подумал, что Мин Юнги, стоящий перед ним, бесит его до такой степени, что он прямо сейчас, ни за что, готов дать ему в морду, заставляя кровью харкать. Какая-то животная злость на этого человека захлёстывала с головой. А ведь Ким Тэхёна рядом даже не было. Не за кого было бить морды. — Не надейся. Он встречается с моим боссом. — Чон шмыгнул носом, бросив на Юнги нездорово-гневный взгляд. Тот в ответ неожиданно широко заулыбался. — Да пусть встречается. — он покачал головой, усмехаясь, — Это всё равно ненадолго. — Как понять? — Чон заинтересовался его реакцией. Странно спокойным Мин Юнги выглядел. — Да как обычно. Думаешь в первый раз богатый папочка его трахает? Наиграется, бросит. И он снова мой. Вот и все дела. Тоже мне… трагедия. Юнги говорил об этом так буднично, так естественно, что казалось, будто это нормально. И для него это и впрямь — нормально. Он отдаёт и всегда отдавал своего омегу другим альфам, которые пользовались им, а потом возвращали, как надоевшую куклу. И он, Юнги, отдохнувший от ненужных ему отношений, снова забирал его себе. И это для него было нормально. И что ещё хуже… он заставил Тэ думать, что это нормально. Не насильно. Тэхён думал, что это нормально, потому что не верил, что с ним можно иначе. Но Гуки об этом не знал. Чон не знал, что думал и чувствовал Тэ, но слушал Юнги, и ему казалось, будто внутри что-то острыми когтями рвёт сердце в клочья. — Ты… отдавал его другим альфам?.. — Чон пялился на Юнги, широко распахнув глаза. Тот в ответ пожал плечами. Он этого и не скрывал. И скрывать не собирался. Плотная волна, словно красная пелена, погрузила Чони в какое-то густое, ядовитое облако. Он перед собой не видел ничего, кроме лица Мин Юнги и своей руки, которую он не в силах был остановить. Понял Чонгук, что произошло, только тогда, когда посторонние люди, просто прохожие, оттащили его в сторону, и один из парней ударил больно его по лицу. Только тогда Чон очнулся, рассеянно глядя перед собой. Он поднял руки и мутным взглядом осмотрел окровавленные и разбитые о чужие зубы костяшки пальцев. Голоса вокруг сливались в одну тошную массу, гудели в висках, пульсировали, вызывая раздражение и боль. Где-то внутри — не снаружи — дико болело. Руки дрожали, и его стошнило на землю. Он наклонился, опираясь руками на колени и быстро пытаясь отдышаться, словно бежал марафон. — Выглядишь замученным, Тэ. — Намджун застёгивал последние пуговки на рубашке. Он не сводил взгляда с Тэ. Тот сидел на веранде, поджав под себя ноги, и пялился вдаль, на море. Услышав своё имя он слегка вздрогнул и улыбнулся, повернув голову к Джуну. — Нет, порядок. Всё было хорошо. Мне было хорошо. Правда. — он улыбался, не понимая, кого из них двоих уговаривает. Наверное, это было заметно, потому что Джун присел рядом на колени, погладил его руки, и благосклонно наклонил голову, глядя ему в глаза снизу вверх. — Ничего, если тебе сперва будет непривычно. Но дай себе время. — он поднялся, поцеловал Тэ в губы, положил ладонь ему на лицо, и вышел, помахав ему рукой на прощание. И Тэхён остался один. Один в просторном, светлом номере. Он согнул ноги в коленях и обхватил их руками, упираясь в колено подбородком. Приятно, когда о тебе заботятся, приятно, когда тебе самому не нужно ни о чём волноваться. И секс хорош. «Я привыкну» — так думал Тэ, сидя на чужой веранде и глядя на потрясающе синее море вдалеке. Ким Тэхён столько раз сам себе это повторял, что это уже начало казаться абсурдом. Они столько не знакомы, сколько Тэ сам себе об этом говорит… Он сидел так довольно долго, до тех пор, пока не понял, что хочет пить. Тогда Тэ поднялся, туже завязал пояс на халате и поплёлся на кухню. Там он долго тупил в огромный холодильник, в котором кроме воды ничего и не было. Он вытащил себе бутылку, открутил крышечку и принялся крутить её в руке. Сделал глоток ледяной воды и вдруг слёзы потекли ни с того ни с сего. Так стало одиноко, как не было никогда. Даже тогда, когда он ушёл от Юнги, даже тогда, когда он был совсем один в том переулке, где и встретился с Юнги. Стало одиноко, тоскливо и безмерно печально. Больно до тошноты. Тэ принялся вытирать тыльной стороной ладони лицо, рукавами избавляясь от слёз, а они всё текли и текли. Тэхён ощущал, как больше всего на свете хочет, чтобы его обняли. Кто-то, кто мог бы его утешить. Да только где взять такого человека? Да и существует ли вообще такой человек? — Это всё словно какой-то дерьмовый сон… — Тэхён опустился на пол, поставил рядом бутылку и закрыл лицо руками. А Чон Чонгук, открыв глаза, обнаружил себя лежащим на газоне. Том самом, где он впервые поцеловал Тэ. Над ним — ярко-голубое небо, слишком светлое от солнечных лучей, слишком горячее, и бьёт своим светом прямо в глаза. Голова трещит. Несколько человек рядом шумно переговариваются. Спорят, вызывать ли полицию. Гуки поднял голову. Мысли прояснялись, и он в ужасе уронил голову обратно. За что он избил Мин Юнги?! Точно… За Тэхёна. А почему он что-то делает для Тэхёна? Потому что он ему нравится? Ему много, кто нравится… Ему соседская девушка омега нравится, всегда нравилась, но он ради неё бы и пальцем не пошевелил. Ведь в этом нет смысла. У него, у Чонгука, уже есть, кого любить. Он и любил всегда. И теперь любит. Ведь любит… Да? Чон Чонгук не видел Тэ два дня. Юнги тоже. Тот даже говорить ни с кем не стал, только вытер кровь краем своей футболки и ушёл, по дороге пнув носком кроссовки банку кока-колы, которую выронил, когда Чон его ударил. Чимин не знал никаких подробностей этой драки, Чони ему рассказывать не стал. И лишь суетился вокруг него, постоянно проверяя, уменьшаются ли синяки на его руках. Забота — это приятно. Но Гуки думал совсем не об этом. А через два дня вернулся Тэ. И Чони видел его с балкона. Вечером привёз его Ким Намджун. И они попрощались у машины. Джун наклонился, поцеловал Тэ в щёку, или в ушко, а тот в ответ поёжился, не вынимая рук из карманов. Вместе они неплохо смотрелись. Джун проводил Тэ до двери, но подниматься и заходить не стал. Чонгук смотрел на них с балкона, и, когда они скрылись, закрыл лицо руками, выматерился и зашёл в квартиру. Стало неприятно. И это он осознавал очень хорошо. Намджун на лестнице ещё раз поцеловал Тэ, и они попрощались, договорившись созвониться. Джун спустился обратно, закурил и немного постоял, вдыхая ночной воздух, тёплый, но чистый, не душный. Ласковый ветерок напоминал прикосновения Тэхёна. Приятно. Джун уже садился в машину, когда заметил неподалёку тёмную фигуру. Одинокий человек сидел на бордюрчике, и, присмотревшись, Джун заметил, как трясутся его плечи. Парень плачет. Зачем Джун пошёл посмотреть, он сказать не мог. Скорее всего чисто из любопытства. Но он очень удивился, когда понял, что знает его.