Уход Короля

Смерть не была чем-то незнакомым. Он родился для войны, увидел первое сражение в шесть. По необходимости стал солдатом чуть ли не с детства, видел множество смертей за сорок лет войны и почти потерял счет тем смертям, которые причинил. Мирные смерти он тоже знал. Из эдайн, что ступили вместе с ним на землю Нуменора, каждый состарился и ушел. Его жена покинула мир давным-давно. Элрос оставался в Арде дольше, чем любой человек до этого. Он построил города и поселил свой народ на новой земле. Он написал песни и истории, так много раз смотрел на солнце: пока оно поднималось с золотого Востока, где далеко за пределами взгляда лежало Средиземье, и пока оно в блеске и сиянии заходило на Западе, где последние лучи касались башен Аваллонэ в гаванях Тол Эрессеа, навсегда запретных для него и всей избранной им расы людей. У него было не меньше друзей среди эльфов, наносящих визиты с Запада, чем среди собственных людей. Его дети полностью повзрослели, и их дети тоже. Вардамир никогда не подходил для престола, так что Элрос пробыл у власти дольше, чем предпочел бы при других обстоятельствах. Но дети Элроса сделали выбор в свою очередь. Сын Вардамира Амандил был готов принять на себя правление, и даже более чем. Элрос взглянул с вершины Менельтармы на все вокруг: посмотрел на туманный Запад, затем перевел взгляд на Восток вместо него, вниз на мирные зеленые поля и светлые рощи, новую весеннюю листву, процветающие маленькие города и деревни. За ними он мог видеть бледное мерцание залива Роменны, где в это время наверняка гуляли рыбацкие лодки, хотя с такого расстояния даже зоркие глаза Элроса не могли их увидеть. Пройдет не так много времени до того, как у них появятся корабли для хождения по морю к Востоку от Роменны, равные кораблям Кирдана, даже способные на долгое и опасное плавание весь путь обратно к Линдону и заливу Лун. Элрос никогда не увидит снова Средиземье, но Манвэндиль сможет, единственный из его сыновей, кто захотел быть причисленным к эльфам вместо людей. Он придет к Элронду и принесет семейные новости, и будет счастлив среди эльдар Линдона, счастливее, чем мог бессмертный среди смертных здесь на острове. Манвэндиль всегда искал чего-то, чего не было на Дарованной Земле, не было в глазах и лицах эдайн Нуменора или гостей с Тол Эрессеа. Может, в Средиземье он найдет это… И если нет, по крайней мере Элронд присмотрит за ним, как он тоже присмотрит за Элрондом среди преследующих Средиземье теней и опасности. Это лучшее, что Элрос в силах сделать для них обоих. По правде, Элрос мало чувствует усталость, которой следует приходить к людям. Море все еще сияет для него вечно новыми оттенками зеленого и синего. Солнце, сияющее сквозь весенний дождь, и блеск звезд Элберет наполняют его сердце. Он обнял своих детей, поднялся на гору один и не потерял дыхания ни разу за долгое восхождение. Его волосы черны, как и прежде; лицо свободно от морщин, как у эльфа; глаза все еще ярки. Вы не можете научиться быть человеком за одну жизнь, хотя он пытался. Это не то, как должно быть. Люди не предназначены быть связанными с Ардой. Но больше половины костей и крови Элроса эльфийские, и его тело не знает, как стареть. Вместо усталости он чувствует великое любопытство. Столь многие ушли до него: его жена, дорогая возлюбленная, друзья многих сотен лет, а до них сами Берен и Лютиэн. Хурин, о котором он больше всего любил слушать в песнях и сказках; Хурин с его мужеством бороться с Врагом, стойкостью против воли Моргота несмотря на годы пыток. Он вспомнил Маэдроса, который рассказывал о Хурине на протяжении многих лет: каким он был во времена своей юности, молодой лорд Дор-ломина, как переносил долгое постоянное испытание в плену Врага. Элрос издал закон о том, что тишина должна соблюдаться над Менельтармой, но здесь некому его услышать, и в любом случае еще несколько часов он Король. — День придет снова, — говорит Элрос тихо, глядя на мирный Нуменор; легкий, приятно пахнущий порыв ветра подхватывает его слова и относит их на Восток. — День придет снова, Хурин, для людей по крайней мере на какое-то время. Надеюсь, ты сможешь увидеть это. Он ложится на гладкую скалу, которая все еще хранит слабейшее эхо дневного тепла, и ждет, пока вечерняя звезда дружелюбно проколет глубокую синеву, чтобы он мог поднять руку и сказать ей прощай. Тогда он покидает тело. Это оказывается легко, как снять плащ, и без него он может ясно видеть дорогу впереди: сияющую дорогу, которая поведет его к Залам Мандоса и далеко за пределы мира, чтобы наконец узнать, что лежит там — и встретить всех, кто ушел до него.