***
В большой, просторный кабинет бил солнечный свет из-за незашторенных окон, радуя героя, что сидел за своим столом и нервно буравил стену взглядом уже около десяти минут. Вид, скорее всего, у него был как и обычно — величественный, ибо его внешнее состояние почти никогда не менялось, в отличие от внутреннего мирка, который уже от боли и переживаний едва ли не разваливался на части. Золотой костюм немного сдавливал в груди, и Голдхарт мог чувствовать, как колотится его сердце в ожидании новостей, на голове скорее всего был беспорядок, потому что герой часто проводил руками по лицу и от его действий волосы могли лежать не так аккуратно, как в начале дня. Голдхарт не знал, чего боялся больше — того, что Флюга поймают, или же того, что его люди упустят опасного ученого, его заклятого врага. Он мог бы и сам пойти туда и задать трепку тем, кто учиняет беспорядки в городе, но сомневался, что смог бы посмотреть на Флюга, который сражался бы, он уверен, отчаянно и до смерти, на чужой от него стороне. Не бок о бок, не сотрудничая с ними, не улыбаясь ему и не поддерживая, а сражаясь с ним, с Голдхартом — с тем, кто стал объектом ненависти для некогда родного человека. Голдхарт прекрасно знал, что отчасти он сам виноват в том, что Флюг больше не хочет его даже знать, герой знал, что им больше никогда не обняться и не поговорить по душам, но разве не может быть в душе такого светлого героя хотя бы надежды на то, что все его несбыточные мечты — не просто глупые фантазии? Он мечтает вновь обнять Флюга, вновь содрать этот несчастный пакет, которым он прикрывает голову, прижать к себе и быть рядом. Голдхарт теперь может обеспечить ему все — деньги, власть, неограниченный доступ к ресурсам, безопасность, анонимность, уважение, да вообще все, что ученый только пожелает, но все это настолько нереально, что хочется смеяться. Флюг никогда его не простит и никогда не променяет ту среду, в которой живет уже больше пятнадцати лет, на него, и лишь от одного этого осознания чертовски больно. Голдхарт устал, как бы он не улыбался в интервью, в обычной жизни он был слишком одинок. Да, возможно, это звучит глупо и смешно, ведь он — кумир миллионов, герой с невероятными сверхспособностями, он тот, на кого все полагаются при опасности, он просто замечателен, но тем не менее он чертовски одинок. Отец и мама живут в спокойном, отдаленном городе, и ездить к ним часто у Голдхарта нет возможности — у него работа, он не может просто все бросить, даже если очень хочет. А брат его и видеть не хочет. Голдхарт рвано выдыхает, мотая головой, слыша, что к его кабинету кто-то приближается, и тут же принимает вид бурной деятельности — берет в руки какой-то документ и старается вчитаться в него, прежде чем через несколько секунд сказать «войдите» и посмотреть на того героя, который отвечал за поимку Флюга. Тот зашел, нервно теребя руки, явно нервничая перед ним, хоть сам Голдхарт нервничал не меньше, но от неизвестности. — Голдхарт, мы поймали его. — мужчина слегка склонил голову перед главнокомандующим, смотря на то, как герой медленно поднимает голову от документов, заинтересованность в которых он строил из себя еще минуту назад, чтобы пораженно посмотреть на него своими золотыми глазами и неуверенно уточнить. — Вы поймали Кенни? — удивлённо и совершенно не веря в то, что говорит этот мужчина, спросил Голдхарт, совершенно наплевав, что назвал злодея по имени, он был больше поражен, что Флюг попался, черт возьми. Как бы сильно Голдхарт не ненавидел злодеев, он не мог не признать, что Флюг — один из гениальнейших злодеев и работает он на такого же злого гения, которым и предстоит противостоять Голдхарту. Кенни вообще едва ли не самый умный из тех людей, которых Голдхарт в принципе знает, да, в детстве он смеялся над младшим, что увлекался робототехникой и инженерией, говоря, что ничего путного из него не выйдет, но сейчас все было не так, и теперь, то, что он попался звучало абсурдно. — Да, он сейчас в одиночной камере. — сглотнув, оповестил мужчина, замечая, что после его слов, герой, не сказав ни слова, вышел из кабинета слишком стремительно, поражаясь тому, насколько сильно его главнокомандующий ненавидит злодеев.***
Руки затекли и болели, голова отдавала глумом, но больше всего Флюг чувствовал именно безбожную усталость. Он знал, что его вытащат — Деменция или же сам Блэк Хэт, не имело значения, ему все равно потом влетит, но его хотя бы спасут. Ему было не так уж и страшно, он не собирался говорить ничего своему врагу, даже под страхом смерти. Он сам протупил, сам подставился и пострадал, но это сейчас было не особо важно — важно просто молчать и держать язык за зубами, по крайней мере пока его не спасут. Плевать, что привязанные руки болели просто невыносимо, плевать, что он устал и обезвожен, плевать, что его накачали снотворным и поэтому он так слаб, Блэк Хэту будет наплевать. Да, у них уже не такие жестокие отношения — они вроде как испытывают какие-то чувства друг к другу, но влететь Флюгу все равно может. Блэк Хэт в любом случае жестокий монстр и те чувства, которые он испытывает к Флюгу для него — новые и все ещё отвратительные. Глаза слипались, голова почти ничего не анализировала, хотя Флюг всем своим естеством хотел сбежать отсюда домой. Дверь открылась с протяжным скрипом и закрылась с хлопком, и Флюг лишь вздохнул, чтобы посмотреть на того, кого он в принципе и ожидал увидеть — Голдхарт. Конечно, было странно, что именитый герой будет допрашивать его — лишь шестерку Блэк Хэта, но Флюгу нет особого дела до этого. Выражение лица у героя было странным и учёный не хотел задумываться даже на секунду из-за чего. Голдхарт выглядел так, словно смотрел на того, кого даже после долгих лет разлуки все ещё любит и желает вернуть, он выглядит так, словно раскаялся во всех своих словах и готов вновь обнять Флюга и простить ему все обиды. Но учёный знал, что это не так. Голдхарт, каким бы героем он не был, никогда бы не простил своего заклятого врага, никогда бы не простил своего брата, за то, что он сделал. Как бы сильно ученый не ненавидел его, Голдхарт далеко не глуп, ему нет смысла прощать Флюга с его то списком преступлений, который тянет на смертную казнь или несколько пожизненных. Им нет смысла прощать друг друга, или плакать и радоваться, что они наконец-то увиделись, нет смысла вообще разговаривать — они давно разошлись, словно в море корабли и лично Флюг больше не хотел знать своего прославленного братца, и он уверен, что Голдхарт такого же мнения о нем. Голдхарт же поджимает губы, смотря на усталого и сонного брата, который едва ли может сейчас злиться, и которого скорее всего накачали снотворным, и лишь сейчас он начинал приходить в себя. Флюг был связан, все его оружия отобраны и лежат на столе далеко от него, так что даже при большом желании он не дотянется, вид у него был очень уставшим и у Голдхарта болело сердце от одного лишь такого взгляда на брата. За эти годы одиночества, живя лишь одной идеей и без уверенности в людях, которые его окружают, Голдхарт стал более сентиментальным, он начал осознавать, что хотелось какой-нибудь стабильности и счастья, а не того хаоса, в котором он сейчас живет. — Флюг… — все же спустя время пораженно выдыхает Голдхарт, не в силах произнести ничего больше. Он устал бегать, устал, что не может даже просто увидеть брата, ведь они хранят обоюдную уже даже не злость, а простую обиду друг на друга уже так долго, он устал, что должен ненавидеть его, устал, что вынужден сражаться с ним, устал не видеть его годами, а при первой же встрече не поговорить и обняться — а драться друг с другом. — Голдхарт. — также выдыхает Флюг, чувствуя, как слюна скапливается во рту и он буквально вынужден ее сглотнуть. Они молчат еще какое-то время, прежде чем Флюг, зло усмехаясь, морщась от головной боли, все же спрашивает. — Будем бросаться кличками или ты скажешь, зачем притащил меня сюда? — Ты бы не попал сюда, если бы не хотел. — грустно говорит Голдхарт, качая головой и слабо улыбаясь. И это правда, если бы Флюг был более сосредоточен и не отвлекся бы на гнусный маневр, его бы и не поймали, он бы нашел любой выход из ситуации, но вышел бы сухим из воды. Такой вот он — шестерка Блэк Хэта, гениальный учёный и по совместительству его младший брат. — О, так ты больше не считаешь меня настолько ничтожным? — засмеялся Флюг, хвала Дьяволу, что он всегда носил пакет и его разочарованное выражение лица и боль, что на нём отразилась, было не видно. У Флюга была причина ненавидеть этого человека и презирать свою семью — он был не особо желанным ребенком, а ещё оказался без сверхспособностей. В их семье уже было несколько выдающихся детей с сверхспособностями — тот же Голдхарт этому подтверждение, но вот у Флюга не было ничего подобного, только большая тяга к науке и инженерии. Родителей это не устраивало, отчего у ученого было не самое лучшее детство — нет, его не били, но постоянное моральное унижение, таскание по ненавистным кружкам, постоянное сравнивание со своим родным братом, который из-за этих же родителей в детстве относился к нему как к кому-то низшему, оставили свой отпечаток. Он сбежал в пятнадцать — просто не выдержал этого давления, и благо, что позаботился перед этим куда бежать. До того времени, как сбежать они сильно ссорились с Голдхартом просто по любой мелочи — у обоих играл юношеский максимализм, гормоны и прочее, а у героя ещё и звёздная болезнь началась, потому что он уже дорвался до славы. Как раз перед побегом они сильно разругались в пух и прах, отчего Флюг больше и не желал видеть героя, а Голдхарт, спустя долгие годы, осознал, что вел себя как мудак в те годы, но уже ничего нельзя было вернуть назад. — Я уже извинялся за те слова. — пусть это не оправдывало и нисколько не уменьшало боли обоих, говорит Голдхарт, подходя ближе и смотря на связанного брата сверху-вниз. — Извинений мало, ну так, на будущее. — усмехнувшись и пожав плечами, в попытке повести ими, чтобы размять, которая не увенчалась успехом, ответил Флюг, и повертел головой, потому что был готов смотреть куда угодно, только бы на это бесконечно светлое, жёлтое пятно перед ним, что рябило на фоне всей этой серости. — Если ты просто хотел притащить меня сюда, чтобы поболтать — мог бы написать. — Ты бы не ответил, твой босс следит за этим. — с грустной улыбкой, смотря на то, что Флюг тоже на это вздыхает и кивает, как бы признавая правоту старшего, сказал Голдхарт. — А, значит, ты не настолько тупой, как думал я. — безразлично пожал плечами Флюг, отворачиваясь. Бросаться колкими фразочками он был не мастер, да и грубить кому-то не шибко привык, все же в учебном заведении Блэк Хэта, а потом и на работе у самого зла, было сложно не словить несколько инфарктов и пережить столько, что ты рот свой лишний раз открывать не захочешь, не захочешь пререкаться и доказывать правоту, желая просто поскорее уйти в свой спокойный мирок, где его никто не трогает. — Что же, ради чего ты меня сюда привел? — Флюг ещё раз медленно повертел головой в разные стороны, примечая тонкости обустроенной комнаты и начиная рассуждать вслух. — Звукоизолированная комната… И почему я не подумал об этом, когда создавал комнату Деменции? — Флюг, ты понимаешь, что натворил? — ещё спустя несколько минут молчания, вдруг серьезно спросил Голдхарт. Он понимал, что нормально поговорить с братом у него не выйдет — слишком высока стена недопонимания и обиды, а ломать ее придется вместе, но пока что готов на это лишь герой, а Флюга, кажется, все устраивает. Он понимал, что учёный скорее всего сбежит — это нормально, пусть герои и старались сделать так, чтобы этого не произошло, но Голдхарт слишком хорошо знал Кенни и того, на кого он работает. Блэк Хэт не позволит даже своей шестерке долго прохлаждаться в руках героев, а значит, скорее всего за Флюгом уже кого-то послали. — Это что-то из моего списка преступлений? Извини, не слежу за его обновлением. — Флюг пожал плечами, поморщившись от того, насколько сильно веревки, оплетенные вокруг запястий, натирали кожу, заставляя ее едва ли не гореть от трения. — Ты поцеловал героя на многотысячную аудиторию, хоть представляешь, чем теперь это для тебя обернется? — немного обиженно и возможно даже ревниво, сказал Голдхарт, показывая Флюгу видео с этим моментом со своего телефона, на что учёный поморщился и отвернулся. Что же, его эта ситуация, видимо, тоже не забавила. Конечно, претензий к Флюгу было гораздо больше, чем какой-то там поцелуй с героиней, тот же самый список, про который и говорил Кенни, но сейчас Голдхарта волновала именно реакция общественности на это — от него буквально требовали убить этого ученого, что посмел посягнуть на их героиню. Конечно, когда раскрылись похождения и самой Мисс Хид, то и она получила свою порцию хэйта, но основной негатив был направлен именно на Флюга, а все потому, что он злодей. — Если ты не заметил — мне плевать. И это она меня поцеловала, или ты злишься, что я увел твою девушку? — к концу фразы голос Флюга был пропитан откровенной ненавистью, он вложил в нее все свои разбитые чувства и осколки разбитого сердца от осознания того, что девушка, в которую он раньше был влюблен, врала ему для получения выгоды. Мерзкое чувство от воспоминаний об этих днях всего скреблось в его груди и нашло таким образом выход из темной души, хотя бы на маленькую долю. — Она не моя девушка. — нахмурившись, не понимая, почему брат решил сказать именно об этом, сказал Голдхарт. Он не знал, какие отношения связывали Кенни и Сессилию, он даже плохо знал историю того, почему они вообще знакомы, но, видимо, это была ещё одна причина для Флюга недолюбливать его. — И не моя. — безразлично сказал Флюг, пожав плечами, после чего наклонил голову вбок, по видимому издевательски улыбаясь, но из-за пакета на голове, можно было лишь предполагать. — Решили конфликт? — Кенни, пожалуйста. — обреченно простонал герой, не в силах больше выслушивать это. Ему было больно от всех тех слов, которыми бросался в его сторону брат, Голдхарт уже давно понял и принял свои ошибки, он готов был за них извиниться еще сто раз, но каждый раз он сталкивался с таким холодом, что его самого в дрожь бросало. Почему Кенни просто не может поговорить с ним нормально? Без пререканий, без сарказма, без ненависти, просто выслушать и понять, обдумать все его слова, простить и обнять наконец-то, потому что Голдхарт, кажется, от такого холода и отчужденности, от осознания, что ему придется, скорее всего убить собственного брата, во имя своей цели, он сойдет с ума. Голдхарт уже начинал замечать в себе немного сумасшествия, но всегда списывал на стресс, но теперь это было легче спихнуть на чертово одиночество и недоверие к абсолютно всему, что происходит в его жизни и ко всем людям, что окружают его. — Мне кажется мы условились не бросаться настоящими именами, нет? Или такому прославленному герою уже плевать на конфиденциальность? — буквально кричит Флюг, не в силах больше сдерживать эмоции. Будто бы у него не болит сердце, будто бы не он всегда был более сентиментальным и больше был привязан к семье до тех пор, пока не решил оборвать все связи, будто бы у него не было сердца и оно сейчас не рвалось к родному человеку, которого он любил всем своим черным и разбитым сердцем, будто бы он забыл все то тепло и радость, которое дарил ему именно Голдхарт. Но они уже ничего не могут изменить, поэтому Флюг, несмотря на сковывающую сердце боль, продолжает плеваться ядом. — Как я и думал, ты просто стал очередной их куклой, как тот Санбласт или… — Да почему ты меня так ненавидишь? — срывается на крик, едва ли не впервые за все эти годы, и вновь на таком любимом человеке, Голдхарт, всплескивая руками и чувствуя, как привычная маска прославленного героя, который всегда все держит под контролем, летит ко всем чертям. — Мы встретились впервые за пять чертовых лет и ты говоришь мне о конфиденциальности? Ты хоть думаешь о том, что я чувствовал все эти годы? — он делает небольшую передышку, прежде чем с бесконечной болью в золотых глазах взглянуть на Флюга, который также шмыгал носом и по своему обыкновению скорее всего закусывал губу, чтобы подавить всхлипы и не казаться еще более жалким в глазах героя. — С тех пор как ты ушел… — голос надрывается и Голдхарт не может продолжить, тяжело дыша и со злости пиная небольшой стол с бумагами, который был рядом, но тот лишь покачнулся. Никакого вреда ни мебели, ни герою, никому, пострадавшими были лишь две прожжённых болью души, которые не могут просто поговорить и принять всю ту боль, что долгие годы копилась в них из-за недопониманий, обиды и злости. — Голдхарт. — резко прерывает его Флюг, совершенно не желая обговаривать свой уход и все, что случилось после него. Это была больная тема и зазря ученый не хотел ее ворошить, особенно с Голхардом. — Я злодей, мне положено плевать на ваши чувства. Голдхарт понимает его, он понимает все, но Флюг — не злодей, он не может считать того, с кем рос под одной крышей долгие пятнадцать лет, гениальным злым ученым. Голдхарт не может отрицать гениальность брата, он восхищается им, но признавать это было больно. Они слишком разные, это осознание много раз посещало героя, особенно темными ночами, когда его мучали кошмары о содеянном — о том, как он смеялся и издевался над братом, потому что родители внушили ему, что Флюг — не такой, он смеялся над братом и не поддерживал его в его начинаниях лишь потому, что над самим Голдхартом тогда бы начало смеяться его окружение, а этого он допустить не мог. Он был идиотом, считающим, что какие-то глупые герои смогут заменить ему брата. — Я не смогу уничтожить всех злодеев, пока на их стороне ты, Флюг. — отчаянно, чувствуя, что больше ничего не может сказать, но понимая, что поддержки от Флюга на эти слова он не дождется, рвано выдохнул Голдхарт, сжимая руки в кулаки от накативших эмоций. — Так и не уничтожай. — безразлично пожал плечами ученый, и сам прекрасно осведомленный об этом факте. Возможно, если бы они были более жестокими, то уже перегрызли друг другу глотки, как только захлопнулась дверь комнаты — Флюг бы нашел способ, но скорее всего проиграл, все же в физическом плане и почти безоружный он сильно проигрывал, но если бы у него был полный арсенал его любимых оружий — многие герои полегли бы. — Блэк Хэта ты все равно не победишь, он — само зло, пора бы признать. — Ты так говоришь лишь потому, что он — твой босс. — зло сказал Голдхарт, из чистой гордости не желая признавать то, что какой-то там злодей, пусть и демон, пусть и «само зло», даже в теории может быть сильнее него. Кажется, их ссора перед уходом Флюга была с похожим сюжетом. — Возможно. — замечая, что даже в освещённой несколькими лампами комната как-то уж слишком резко начинает погружаться во тьму, да и холодом веет, Флюгу было не сложно догадаться, что его спасение совсем уж близко, и это осознание заставило его усмехнуться. По крайней мере, оказавшись по истине дома у Флюга перестанет так отчаянно колотиться сердце, слезы и воспоминания перестанут душить своими мерзкими ручищами, и он наконец-то сможет обнять 5.0.5, он, наверное, волнуется. — Мы оба не сможем ничего изменить. Ты — герой, я — злодей, братец, и нам никогда больше не встретиться и не поговорить нормально. — ухмылка расползлась на лице сама по себе, Флюгу было забавно наблюдать за меняющимися эмоциями на лице Голдхарта, до которого слишком поздно дошло, что происходит. Глаза за темными очками опасливо блеснули, когда Флюг склонил голову вбок, чтобы с широкой улыбкой на лице произнести, прежде чем тьма полностью поглотила его. — Так было бы неинтересно, Голдхарт. Несчастный стол все же переворачивается, когда Голдхарт не справляется с эмоциями, прежде чем осесть на пол, чтобы закрыть рукой лицо, в попытке успокоиться. пора бы уже отпустить того, кто так яростно ненавидит тебя за прошлые ошибки, но он просто не может. Он жалок, и знает об этом, это единственная его слабость, но, если он переосмыслит все это, возможно, боль по отношению к брату утихнет и Голдхарту будет не так больно избавляться от него. Во имя добра.***
— Ты мог пострадать. — достаточно спокойно, что несвойственно его боссу, говорит Блэк Хэт, стоя перед своим огромным окном в кабинете, смотря на Флюга через отражение в стекле. Тот стоит, услужливо заведя руки за спину и склонив голову, конечно, это было приятно, все же такая покорность щекотала самолюбие демона, но сейчас мерзотное переживание за этого жалкого человека было выше и от этого хотелось плеваться ядом или кислотой или выблевать свои внутренности. Блэк Хэт едва сдерживал свои рвотные позывы, от слишком человеческих чувств по отношению к этому доктору. — Но не пострадал, сир, простите, что доставил неприятности. — Флюг говорил тихо, в горле все еще стоял ком, а сердце безумно колотилось, он еще не отошел от малоприятной встречи с братом, как теперь был вынужден отчитываться перед демоном за свой проступок. Он украдкой посматривал на своего босса, пытаясь понять, стоит ли ему ожидать, что его кости будут сломаны, или же Блэк Хэт ограничится одним лишь выговором и отпустит его. — Тебе повезло, что я доверяю тебе, иначе твои кишки разлетелись бы по той звукоизолированной комнате, скажи ты что-то не так. — раздраженно говорит демон, ухмыляясь, когда видит, что какую-то соседскую животинку сбила машина и ее внутренности размазывались по дороге. — Я знаю, сир. — Флюг кивнул на его слова, надеясь, что это будет завершением их диалога и он сможет отдохнуть в своей комнате, может, даже поспать, потому что слабость в теле от тех снотворных он все еще чувствовал. Когда они не произносили ни слова, стоя в мертвой тишине, в которой мозг, в поисках хоть какого-нибудь звука, сосредотачивался на отчаянных криках хозяина той животинки, которую размазало по асфальту, Флюг, сглотнув, от того, что заметил, что босс смотрит не на отчаяние соседа, а на него, все же спросил. — Что-то еще? — Не попадайся больше в такие масштабные конфликты, доктор. — ухмыляясь, не изменяя своей привычке улыбаться, возвращая взгляд к неуспокоенному хозяину, сказал демон, следующую фразу бросив словно невзначай. — Это вредит репутации компании. — Я сотру это видео из всех ресурсов, если вас это успокоит, сир. — подняв глаза на босса, сказал Флюг, большими пальцами аккуратно массируя руки, и надеясь как можно скорее уйти отсюда, потому что его нервозность, кажется, достигла пика, и единственное, чего хотел Флюг — молча обнять 5.0.5, который бы не стал об этом расспрашивать и выпить успокоительного, заснув в криогенной камере, чтобы воспоминания о брате не мучали его. — Прекрасно, доктор. — оборачиваясь на Флюга, который уже подошел к двери и открыл ее, чтобы покинуть кабинет, Блэк Хэт вдруг тяжело вздохнул, поведя плечами, чтобы натянуть вновь свою жуткую улыбку, и бросить в след уходящему ученому. — Не забывай, что продал мне душу, Флюг. — Я помню, сир, я бы не смел предать вас. — остановившись на секунду, чтобы повернуться и ответить своему боссу, хмыкнув, сказал Флюг, выходя за пределы кабинета. Кто знает, повлияет ли это на действия или планы Голдхарта — обдумает ли он то, что между братьями теперь проведена четкая черта, за которую Голдхарту переступать нельзя, чтобы не прослыть отступником, а по своей воле Флюг не сделает первый шаг, примет ли то, что от Кенни он поддержки может и не ждать, и повлияет ли это на его планы по уничтожению злодеев, ради мирного неба. И в какой же агонии будет перекошено его лицо, ежели он самолично убьет брата и будет рыдать над его умирающим телом, истекающим кровью, позабыв в один миг и все ссоры, и все обиды, и все на свете. Но, пока до этого далеко и сейчас существует лишь два разбитых сердца и две разные судьбы по разные стороны баррикад, которым уже не суждено спокойно поговорить.