Сяньли

      – … Несколько лет назад, когда мои силы полностью пробудились, я не сумел с ними совладать, и отец…       Хэй Мао сидел на длинной нефритовой кушетке главного зала Дома Блаженства в своём истинном обличии, понурив кошачью голову и прижав уши. Чёрная шерсть, покрывавшая всё его тело, сливалась с чёрным одеянием, выданным ему Хуа Чэном, и только опущенные в пол глаза выделялись двумя яркими зелёными огнями. По правое плечо от Хэй Мао сидел чиновник Верхних Небес в белоснежных монашеских одеяниях, которого он едва не убил, и даже после этого смотрел на недочеловека-недооборотня с искренним сочувствием, без тени отвращения. С другой стороны находился прогневанный Хэй Мао непревзойдённый Князь Демонов и сверлил его ледяным, испытующим взглядом.       – Вот оно что, теперь я понимаю слова госпожи Чунь Хуан, – сказал Се Лянь, потерев рукой подбородок.       – Ты видел мою мать? – встрепенулся Хэй Мао, но тут же задрожал и сильнее прижал уши при воспоминании о ней.       Принц кивнул:       – Она заявила, что ты пропал без вести, но на самом деле…       «Она снова попыталась тебя убить, и ты спасся бегством», – догадался Се Лянь, но язык не повернулся произнести этого вслух. Дальнейшее развитие событий также стало ясно ему как белый день. Хэй Мао обернулся котом, и кто-то из деревенских, будучи очарованным, приютил его, как это сделал и Се Лянь. Но, так и не научившись контролировать свои способности, полуоборотень непреднамеренно убивал своих хозяев одного за другим. И так продолжалось, пока люди не заметили неладное и не стали возносить молитвы, желая обратить внимание небожителей на свою беду. Однако сяньли, оставшаяся в деревне под именем Чунь Хуан даже после гибели супруга, опередила их и сама выследила Хэй Мао, прогнав его из деревни. Вот почему она с непоколебимой уверенностью заявила, что больше никто не умрёт, и вот почему Хэй Мао оказался в Призрачном городе.       – Она на самом деле ненавидела тебя так сильно, что хотела убить, – жёстко заявил Хуа Чэн. – Хотя это изначально была её ошибка – какому оборотню придёт в голову влюбиться в человека, выйти за него замуж и родить от него ребёнка? Невероятно глупо было с её стороны надеяться на то, что она в самом деле сможет жить как человек.       Каждое его слово будто поражало Хэй Мао в самое сердце. Плечи полуоборотня опускались всё ниже, а сцепленные в замок чёрные пальцы с когтями вместо ногтей дрожали, как и кончики кошачьих усов.       – Сань Лан, – Се Лянь бросил на Князя Демонов строгий взгляд, тяжело вздохнул и покачал головой.       Он не знал, что побудило сяньли забрать судьбу Чунь Хуан и связать свою жизнь с человеком, но Хэй Мао вызывал у принца искреннее сочувствие. Любой ребёнок хочет быть любим своими родителями, и вина Хэй Мао состояла лишь в том, что он наполовину оборотень… Но наполовину человек. На первый взгляд это обстоятельство выглядело как нечто трагичное и непоправимое, как то, что никогда не позволит ему благополучно жить ни в одном из миров. Се Лянь же был уверен в обратном, поэтому наклонился, пытаясь поймать взгляд ярких зелёных глаз, и спросил:       – Какое имя дали тебе родители?       Хэй Мао сокрушённо покачал головой, после чего сказал:       – Это не моё имя – лишь одного из моих обличий.       – Оборотни не оглядываются назад и никогда не возвращаются к своим прежним обличиям, – лениво прокомментировал Хуа Чэн, задумчиво глядя куда-то перед собой. – И то, что та женщина почти двадцать лет не меняла своего облика…       «Доказывает искренность её чувств», – прочитал Се Лянь в его взгляде.       – Ты хочешь вернуться в свою родную деревню? – спросил принц.       – Ни за что! – воскликнул Хэй Мао и сжал кулаки.       – То, что ты боишься, я вижу, – мягко сказал Се Лянь, накрыв его руку своей. – Но твоя мать всё ещё там и всё ещё в том самом обличии, в каком ты её запомнил…       – Гэгэ… – Хуа Чэн попытался было остановить его, припомнив, как Чунь Хуан решительно заявила «Он мне не сын», но принц лишь вдруг бросил на него насмешливый взгляд и продолжил:       – Как бы то ни было, она твой единственный родной человек. И ты единственный, кто остался у неё после потери супруга.       – Папа всегда говорил, что у меня мамины глаза, – вдруг невпопад вспомнил Хэй Мао, – но… У меня нет ничего папиного. Кроме его крови на моих руках. И остальных в деревне. Не нужно больше всего этого говорить, – остановил он жестом Се Ляня, едва тот снова открыл рот. – Пускай я полукровка, но я достаточно показал свою суть. Я в большей мере демон, чем человек, и среди людей… – он запнулся, и принц увидел, как блеснули его глаза, прежде чем твёрдым, но полным горечи голоса Хэй Мао закончил, будто обрушив на самого себя приговор: – Мне не место.       Эхо этих последних слов, отражённое от стен пустого главного зала Дома Блаженства, чудилось Се Ляню ещё некоторое время после того, как Хэй Мао покинул его. Перед уходом оборотень вдруг упал на колени перед Князем Демонов, прося прощения за случившееся с принцем и умоляя позволить остаться в Призрачном городе. Разумеется, Хуа Чэн жёстко и честно ответил, что никогда не простит.       – Что касается Призрачного города, – продолжил Князь Демонов уже обычным тоном, – ни один человек, демон или небожитель никогда не спрашивал моего разрешения. Чтобы оставаться здесь, оно не требуется. Если не будешь мозолить глаза и не перевернёшь Призрачный город с ног на голову, я тебя даже не трону.       Се Лянь улыбнулся и, когда они остались одни, сказал:       – Сань Лан, а ты уже не так суров к нему, как пытаешься показать.       Правая бровь Хуа Чэна поползла вверх:       – Ты так думаешь?       – Уверен. Иначе почему ты пытался остановить меня, когда я заговорил о госпоже Чунь Хуан?       – Очевидно же, что мать его ненавидит, – Князь Демонов отвёл взгляд. – Если бы он не провёл почти всю жизнь под личиной, его бы все ненавидели за то, каким он родился и как выглядит. Меня за мой красный глаз тоже…       Пока он говорил, Се Лянь пересел поближе, обвил руками его талию и опустил голову на плечо. Хуа Чэн вздрогнул и замолчал. Принц наощупь дотянулся до Эмина и осторожно погладил рукоять, прошептав:       – Я люблю тебя и оба твоих глаза.       Эти слова сорвались с языка Се Ляня раньше, чем он успел их обдумать и понять, что ляпнул очередную в своей долгой жизни глупость. Принц тотчас почувствовал, как запылали щёки, и уткнулся лицом в плечо Хуа Чэна.       – Ваше Высочество!       Коснувшись пальцами подбородка Се Ляня, Князь Демонов заставил его поднять голову и одарил порывистым, страстным поцелуем.       Ночью чёрное небо спускалось в мир людей непроглядной тьмой, а разного рода нечисть, будто благословлённая им и получившая второй шанс на жизнь, пробуждалась и на пике своей активности торопилась успеть всё, что не успелось: умыться кровью врагов, высказать всё, на что при жизни не хватило духу, воссоединиться с любимыми…       Не все посмертные желания имели такой масштаб. Тысячи фонарей Призрачного города загорались назло тьме и смерти, и демоны, часто в масках (так больше сходство с людьми), занимались обыденными, рутинными делами, пусть и с некоторой долей безумия: ели, пили, танцевали, торговали, теряли себя в азартных играх, теряли себя во времени и будто снова были… Живыми.       Хэй Мао и на самом деле был наполовину живым, но, идя в одиночестве по главной улице Призрачного города, чувствовал себя мертвее всех вокруг. Мир демонов оказался совершенно не таким, как он себе представлял. Большая часть подслушанных им разговоров была посвящена какой-то человеческой, пусть и посмертной, рутине.       – Идём, я отведу тебя к такому мастеру – полгода лицо будет как новенькое, будто вчера похоронили! – проворковала какая-то демонесса, идя за руку с подругой. Лицо её и в самом деле было очаровательным, хотя Хэй Мао не почувствовал на ней личины.       Высокий мужчина в белом траурном одеянии через смеющуюся маску на лице прокричал кому-то:       – Эй, дед, руку потерял!       – Ах ты ж, мать её, и в самом деле!       Старик обернулся, сплюнул и проковылял в сторону Хэй Мао, который теперь только заметил, что в паре метров от него прямо на дороге валяется костлявая рука с болтающимися на ней ошмётками сгнившей плоти.       – Третий раз на неделе, мать её, отваливается, – выругался он, наклоняясь к земле и косясь на Хэй Мао, – скоро снова жди дождя, тьфу!       Воткнув руку на положенное место, старый демон с ворчанием стал удаляться. Хэй Мао поднял голову. Небо тускло сияло мелкой россыпью звёзд. Оборотень в задумчивости глядел на них, пока в его голову не прилетел камень. Хэй Мао зашипел и потёр ноющий висок. В следующий миг его оглушила возмущённая брань:       – Тебе тут что, мать его, цирковое представление, на что пялишься? А ну, пошёл прочь, лавку мою загораживаешь!       Голос звучал столь знакомо и пугающе, что у Хэй Мао на спине шерсть встала дыбом. Нервно задёргав хвостом, оборотень повернулся на звук и встретился взглядом с огромным бородатым вепрем, которого небожитель звал «господином Чжу». Мясник сверлил Хэй Мао взглядом и поигрывал огромным тесаком в руке – тем самым, которым в первую встречу грозился разделать его на кусочки.       – Эй, где-то я твою кошачью, мать её, рожу уже видел, – вепрь вышел из-за прилавка и уставился на оборотня.       Хэй Мао сглотнул и отступил на шаг. Он хотел было сказать что-то вроде «всё не так, вы обознались», но слова застряли в горле, а пульс застучал в висках, перекрывая все окружающие звуки и голоса. Длинная и широкая главная улица Призрачного города, казалось, сжалась до пары метров между оборотнем и вепрем. Всё тело Хэй Мао будто зажало в тиски окружающим воздухом, который не проникал в лёгкие, лишь давил со всех сторон. И только кончик хвоста сохранил подвижность, продолжая дёргаться и тереться об одежду.       Мясник Чжу не мог его узнать – твердил себе оборотень. И, хотя на демонов не действуют его чары, видеть сквозь личину могут лишь немногие. Хэй Мао был уверен: вепрь не мог. Однако тот вдруг страшно выпучил глаза, вскинул огромную ручищу с тесаком и проревел на всю улицу:       – Ты-ы-ы!..       От этого крика оцепенение спало с тела оборотня, и он пустился бежать, как и много раз прежде. От людей, которых мог убить он. От демонов, которые могли убить его. От себя.       И лишь надеялся, что когда-нибудь в этом мире найдётся такое место, где он сможет остаться навсегда.