Сокровенные чувства

      Ноябрь ворвался в жизнь жителей столицы Османской империи с холодной и промозглой погодой. Серые плотные облака скрывали нежно-голубое небо, лишая Стамбул солнечного света. Народ практически не собирался на центральном рынке, как это было раньше, в более теплое время года. Немногочисленные торговцы и покупатели кутались в одеяния, предназначенные для холодной погоды, и старались согреться. Больше всего не везло нищим людям — они сидели поодаль ото всех, дрожа от пронизывающего до костей ветра и надеясь на доброту и снисхождение со стороны окружающих. Во дворце Топкапы была идентичная ситуация: конечно, обитателям султанской резиденции повезло больше, чем простому народу — днями напролет топились камины, а в распоряжении знати были лучшие меха, которые буквально спасали жителей Топкапы от холода.       В одной из многочисленных комнат дворца жила Махидевран Султан. Просторные, шикарно обустроенные покои, когда-то являвшиеся для госпожи такими родными и уютными, стали совсем невыносимыми. Но дело было даже не в комнате, а в само́м дворце, стены которого будто давили на султаншу все сильнее с каждым днем. Махидевран сидела на тахте и занималась вышивкой: она уже несколько раз за минуту умудрилась уколоть палец, но словно не замечала этого. Султанша уже не знала, чем себя занять — погода на улице оставляла желать лучшего, а в гарем выходить не хотелось, ведь делать там было нечего. Хюррем Султан давно «подмяла под себя» весь дворец. Безграничная любовь Повелителя к ней делала свое дело — сначала рыжеволосая госпожа получила свободу, а позже стала законной супругой падишаха. Махидевран было больно и унизительно чувствовать себя ненужной, отвергнутой женщиной. Поначалу «весенняя роза» винила во всем соперницу, но в какой-то момент осознала, что правда кроется в другом: еще тринадцать лет назад, когда Сулейман взошел на престол, и Махидевран с маленьким Мустафой приехали в столицу, Повелитель не смотрел на султаншу, как привык смотреть на нее до этого. В его глазах не было ни нежности, ни страсти, ни радости от приезда некогда горячо любимой женщины. Поцеловав сына, Сулейман сослался на «важные дела» и отправился прочь. Поначалу Махидевран придумывала оправдания такому поведению возлюбленного — госпожа убеждала себя в том, что султан просто устал от приличного количества обязанностей и большой ответственности, свалившейся на его плечи. Она верила и надеялась на то, что через пару дней Сулейман будет рад увидеться со своей «весенней розой», ведь близилась ночь четверга… Что-то надломилось в душе Махидевран, когда, проходя по гарему, она подняла голову и увидела на балконе нескольких султанских фавориток, которые с интересом глядели на прибывшую во дворец госпожу. В тот момент Махидевран лишь обиженно поджала губы, но поспешила успокоить себя тем, что падишаху необходимо проводить ночи с другими наложницами, чтобы обеспечить будущее для династии. Султанша по-прежнему считала себя единственной любовью Сулеймана, его главным сокровищем. Как только Махидевран начинала сомневаться в этом, на помощь приходила Валиде Султан, которая с уверенным видом убеждала девушку в том, что ни одна рабыня из гарема не сможет заменить ее. Гюльбахар кивала и внимательно слушала мать падишаха. После этих разговоров, а точнее, монологов со стороны Валиде, у Махидевран заметно улучшалось настроение, а вместе с ним и самочувствие.       А потом появилась Хюррем. «Рыжеволосая дьяволица», которая смогла завоевать сердце Сулеймана с первой встречи. «Что за дерзость?» — пронеслось в голове Махидевран, когда она узнала, что какая-то хатун выкрикнула имя султана и упала в обморок прямо к нему на руки. Султанша не придала этому значения, ведь по всем законам гарема наглую рабыню должны были строго наказать. Но хатун удалось избежать заслуженной кары — мало того, что Александра станцевала перед падишахом на празднике, так еще и фиолетовый платок получила. В тот вечер, когда радостная девица с победной ухмылкой на лице вышла из покоев в сопровождении Нигяр Калфы, сжимая в руках свой «трофей», немного напуганная Гюльшах отправилась к своей госпоже, чтобы обо всем ей сообщить. Махидевран расстроилась и могла проплакать весь вечер, если бы не Валиде, которая появилась вовремя и вновь внушила своей «воспитаннице», что никакая хатун не сможет проникнуть в сердце падишаха. Но шли годы: любовь Сулеймана и Хюррем росла и крепла, «рыжая чертовка» рожала детей одного за другим, а Махидевран посещала покои Повелителя только по особо важным делам, которые, как правило, касались Мустафы. Султан говорил с ней холодно, отстраненно, зачастую даже не смотрел в лицо той женщины, которую когда-то называл своей единственной любовью. В конце концов Махидевран поняла то, что ей ни за что не хотелось осознавать и признавать — в сердце Сулеймана уже не осталось места для нее, и оно никогда не освободится. Султанша опустила руки: она устала бороться, устала ждать от Повелителя хоть какие-то знаки внимания, устала вскакивать с места каждый раз, когда в покои заходила служанка, в надежде, что та сообщит ей о приглашении на хальвет. Теперь единственным сокровищем, единственным приоритетом для Махидевран стал ее любимый сын. Мустафа был довольно своенравным мальчиком, но султанша надеялась на то, что у шехзаде все же получится перебороть свою гордыню и беспрекословно выполнять все приказы отца.       Со временем Махидевран смирилась со своей участью. Лишь изредка в ее голове всплывали приятные воспоминания о прошлом, об их с Сулейманом счастье. Увы, этому счастью было суждено остаться там, в Манисе. В столице империи все резко изменилось, и Махидевран осталось лишь довольствоваться горечью воспоминаний, которые султанша всегда старалась отгонять. И у нее бы получилось забыть Сулеймана, перестать воспринимать его, как бывшего возлюбленного, и начать думать о нем, лишь как о падишахе Османской империи, если бы не Хюррем. Эта женщина, несомненно, была хитра, имела острый ум и не менее острый язык. Хасеки всегда знала, что сказать, чтобы уколоть побольнее, и всегда пользовалась этим умением. Стоило им пересечься в одном из коридоров дворца, в саду или в гареме, Хюррем спешила указать сопернице на ее место. Порой Махидевран хотелось ответить, хотелось выплеснуть все, что накопилось за долгие годы, прямо в лицо этой «гадюки», но султанша сдерживалась. Нет, она не боялась гнева Повелителя. Махидевран не собиралась тратить время и нервы на попытки задеть или унизить соперницу — у нее никогда это не получалось. Хюррем была на вершине, имея практически все, о чем только могла мечтать любая женщина из гарема падишаха: положение, титул, любимые дети, свобода, привязанность со стороны султана. Махидевран же была совсем другой: конечно, Мустафа придавал ей сил, благодаря сыну у султанши было уважение во дворце и статус матери наследника, но каждый раз, проходя по гарему, она слышала шепот и хихиканье девушек. Конечно, речь шла о ней, и Махидевран могла бы устроить скандал, разобраться с наглыми рабынями и потребовать наказать их по всей строгости, но спустя годы насмешек и унижений «весенняя роза» не видела в этом смысла. В глубине души Махидевран понимала, что все слова Хюррем, которые поражали ее в самое сердце, абсолютно правдивы.       Султанша привыкла подолгу сидеть перед зеркалом. Гюльбахар рассматривала свое лицо, прекрасный наряд и украшения, и в эти мгновения в ее голове роились десятки мыслей. Какой толк от этих великолепных камней, переливающихся на солнце? Какой толк от изящного платья изумрудного цвета, которое подчеркивало тонкий стан и ровную осанку госпожи? Какой, в конце концов, толк от красоты ее лица, темно-каштановых волос, волнами спадающих на плечи, нежной улыбки и притягательных серо-голубых глаз? Султанша знала истину, которая жгла ее сердце. Она и вправду брошенная, никому не нужная, позабытая женщина. Махидевран была уверена в том, что даже Валиде Султан и Ибрагим Паша, старающиеся поддерживать ее, как мать старшего наследника, на самом деле считают точно так же. Возможно, их помощь и поддержка обусловлена лишь желанием насолить Хюррем, не более того — так считала Махидевран.       Тоскливый ноябрь пролетел незаметно, за ним прошла достаточно суровая и холодная зима, которая принесла с собой множество тягостей для жителей Стамбула — торговля шла в убыток, нищие слои населения замерзали на улицах, а в лавках усиленно топили камины, которые особо не помогали обогревать помещение. Но жизнь, как правило, циклична, словно времена года: за жестокой зимой всегда следует весна — прекрасная пора, приносящая с собой цветение самых разных растений, благоухание цветов тюльпана в дворцовом саду и, в конце концов, хорошее настроение, не обходящее стороной в том числе и обитателей дворца Топкапы.       Махидевран Султан стояла у зеркала, пара служанок старательно делала госпоже прическу, а остальные подносили ей наряды и сундучки с украшениями один за другим. Наступил знаменательный день, в ожидании которого Махидевран провела несколько долгих лет. Он был важен не только для султанши и ее сына, но и для всей династии османов — в этот прохладный, но в то же время солнечный и ясный день Мустафа должен был пройти церемонию посвящения в янычарский корпус, после чего, по давней традиции, вместе с матерью шехзаде следовало отправиться в санджак. Махидевран ни секунды не сомневалась, что Повелитель прикажет старшему сыну ехать в Манису, которая на протяжении достаточно долгого времени считалась самой важной провинцией из всех. Туда отправлялись только достойнейшие наследники, и было очевидно, что Мустафе предстояло стать санджакбеем именно Манисы.       Наконец султанша была готова к столь важному и волнующему событию. Разумеется, после проведения церемонии в гареме было приказано устроить большой праздник. Но Махидевран Султан особо не думала об этом — ей хотелось увидеть лицо ненавистной Хюррем, посмотреть, как Хасеки будет себя вести во время церемонии. Шехзаде Мехмеду, ее старшему сыну, предстояло отправиться в санджак только через шесть лет, и Хюррем, разумеется, понимала, что за эти годы может случиться все, что угодно. Именно поэтому, когда они с Махидевран случайно встретились взглядами в одном из многочисленных коридоров дворца, Хасеки изобразила вымученную улыбку и сразу же отвернулась вместо того, чтобы выдать очередную остроумную насмешку. Впервые за годы Махидевран почувствовала хоть какое-то превосходство над соперницей, поэтому с гордостью вскинула подбородок и быстрым шагом последовала к покоям Мустафы.       Шехзаде с нетерпением ждал свою матушку. Надев кафтан, который был сшит специально для грядущего знаменательного события, молодой человек заметно переживал, сжимая кулаки и нервно покусывая губу. И вот, раздался стук, двери медленно отворились, и на пороге перед наследником предстала Махидевран Султан. По особому случаю госпожа словно сияла, светилась изнутри, на ее лице была умиротворенная улыбка. Султанша с нежностью и гордостью глядела на единственного сына. Мустафа обернулся и смущенно опустил глаза. — Мама, — с улыбкой произнес он, наконец взглянув в лицо матери, — я ждал Вас. — Мустафа, мой храбрый лев, — подойдя к шехзаде, Махидевран приложила обе ладони к его щекам и ласково улыбнулась, — Ты даже не представляешь, что я сейчас испытываю. Не представляешь, как я горжусь тобой. Сынок, ты стал настоящим мужчиной. Аллах свидетель, ты — будущее династии. В своих молитвах я буду просить Всевышнего даровать тебе долгую и счастливую жизнь. — Аминь, матушка. Пусть будет так, — ответил шехзаде, после чего они крепко обнялись. Махидевран изо всех сил прижала к себе сына, будто не желая отпускать его. Затем султанша и ее наследник вышли из покоев и направились в гарем. Перед церемонией Мустафа решил повидаться с Валиде Султан, которая также ждала старшего внука у себя.       Проходя по гарему, повзрослевший шехзаде стал объектом восхищения рабынь, одна из которых даже потеряла сознание. От столь бурной реакции Махидевран лишь усмехнулась, а затем подняла взгляд. С высоты балкона на нее глядела Хюррем. Конечно, даже день, в который должна была состояться церемония посвящения Мустафы в корпус янычар, Хасеки решила превратить в свой — выбрав роскошный наряд и любимый хотоз, украшенный драгоценными камнями, рыжеволосая госпожа глядела на соперницу сверху вниз, изо всех сил стараясь скрыть досаду и недовольство. Однако Хюррем понимала, что и ее час скоро настанет — Мехмед подрастал, становился сильнее, и султанша готовилась к началу серьезного противостояния. Именно поэтому Хасеки решила принять определенные меры, дабы держать ситуацию под контролем.       Спустя несколько минут Мустафа переступил порог покоев Валиде Султан. Его бабушка восседала на тахте: несмотря на свой почтенный возраст мать падишаха выглядела грациозно, статно и величественно. Подле нее сидела Хатидже Султан, облаченная в нежно-розовое платье — при виде племянника на лице госпожи появилась теплая улыбка. Хюррем также была там — она расположилась на бархатной подушке, поглядывая на соперницу с нескрываемой неприязнью. Бросив взгляд в сторону Хасеки, Махидевран ответила ей таким же суровым взглядом, но, в отличие от Хюррем, на ее лице отчетливо читалось ощущение превосходства. Подозвав к себе шехзаде, Валиде Султан с присущим ей изяществом протянула ему руку для поцелуя. Мустафа приложился губами к тыльной стороне ее ладони и пожелал султанше доброго утра. Махидевран стояла неподалеку, с нескрываемой гордостью глядя на сына. — Мустафа, мой храбрый внук, — широко улыбнувшись, сказала Валиде, — Аллах да будет доволен тобой, — она встала и погладила шехзаде по плечу. Султанша и вправду гордилась старшим внуком. Возможно, причина была в том, что Валиде считала его похожим на своего сына Сулеймана, ведь Мустафа был таким же храбрым и целеустремленным, как его отец-падишах. — Здравствуй, Мустафа, — ласково произнесла Хатидже, обращаясь к племяннику, — Ты стал таким взрослым, отважным наследником. Я уверена, если это государство когда-то перейдет к тебе в управление, ты сможешь достойно править им, — от ее слов на лице Махидевран вновь появилась победная улыбка, и она перевела взгляд на Хюррем. Та недовольно поморщилась, но потом сделала вид, будто не расслышала слова султанши. Когда Мустафа взглянул на главную соперницу своей матери и поприветствовал ее, Хасеки ограничилась сдержанной улыбкой и коротким кивком. Никто, в том числе и она, не сомневался в том, что шехзаде будет отправлен в Манису, самый важный санджак, где Хюррем хотела бы видеть наместником Мехмеда. Но рыжеволосая Хасеки не видела смысла в том, чтобы отчаиваться — она решила действовать. — Да занесется ваша сабля над моей головой! Да сравняюсь я с землей! Да развеюсь я пылью по ветру! — прокричав последние фразы клятвы, Мустафа перевел взгляд на отца, ожидая реакции Повелителя. Султан Сулейман поднялся со своего трона, неспеша подошел к сыну и сдержанно улыбнулся. В его глазах Мустафа блестели слезы — Повелитель словно не мог поверить в то, настолько быстро вырос его старший наследник. Похлопав сына по плечу, Сулейман осторожно передал ему меч, хранившийся в расшитых бархатом и украшенных драгоценными камнями ножнах. Шехзаде хорошо справился, все вокруг это видели и слышали. Янычары уже давно приметили Мустафу — храбрый и достойный наследник казался им лучшим претендентом на османский престол. Сулейман, несомненно, был горд за сына. Одарив сына улыбкой, означающей уважение, падишах в сопровождение стражников покинул двор. Все синхронно поклонились, в том числе и шехзаде. Мустафа проводил отца взглядом, а затем разогнул спину и посмотрел в сторону башни Правосудия, из окон которой на него глядели султанши. Со столь большого расстояния шехзаде не мог разглядеть лицо матери, но знал, что в тот момент на ее лице сияла улыбка.       Когда церемония наконец завершилась, Хюррем поспешила покинуть башню. Произнеся несколько фраз о том, какой Мустафа отважный шехзаде, Хасеки быстро поклонилась, развернулась и вышла из помещения. Махидевран еле удержалась от того, чтобы не бросить пару «ласковых слов» в спину сопернице, но вовремя встретилась взглядом с Валиде, которая, будто прочитав мысли матери Мустафы, укоризненно покачала головой. Махидевран сдержанно усмехнулась и опустила взгляд. Теперь она точно знала, что сила на ее стороне — Мустафа вырос и скоро должен был отправиться в санджак наследника, а Махидевран следовало поехать вместе с ним по давней традиции.       Султанша была только рада отъезду, ведь там, в Сарухане, она наконец сможет вздохнуть полной грудью. Она знала, дворце Манисы не будет ненавистной Хюррем с ее постоянными попытками унизить соперницу, не будет султана Сулеймана, вечно недовольного присутствием бывшей возлюбленной — в провинции Махидевран не придется наблюдать счастье этой «сладкой парочки». Стены стамбульского дворца давили на госпожу со всех сторон, она ощущала себя чужой в этом месте, чувствовала, что ей не следует там находиться. Возможно, Махидевран считала бы иначе, если бы осталась единственной любовью Сулеймана, в таком случае султанша смогла бы обрести семейное счастье в Топкапы. Но уже ничего не поделаешь, поэтому Махидевран оставалось лишь одно — сконцентрироваться на своем сыне и посвятить жизнь обеспечению его благополучия, чем госпожа и собиралась заняться в Манисе.       Конечно, ни Топкапы, ни дворец в Сарухане — ничто не могло сравниться с ее родным домом, тем славным местом, где она жила вместе с отцом и братом. Махидевран происходила из знатного рода и ни в чем не нуждалась. Тогда, будучи еще совсем юной девушкой, султанша не ведала, зачем ее хотят отвезти в Османскую империю. Спросив об этом брата Маашука, она получила односложный ответ, услышала что-то вроде: «Отец так решил». Больше ничего из разговора с братом Махидевран не помнила. В ее воспоминаниях яркими красками рисовались мгновения, когда она кричала, рыдала, изо всех сил пыталась противостоять решению отца-князя. Маашук слушал ее молча. Возможно, не знал, как поддержать, а может, понимал, что своими словами только больше расстроит сестру. Впоследствии юная княжна поняла, что ее пребывание в Османской империи представляет собой политическую выгоду для ее родной страны, и ничего уже нельзя изменить, поэтому смирилась со своей нелегкой участью. В день отъезда она с невероятной тоской и тяжестью на сердце провожала взглядом родные места, уезжая все дальше. Сев на корабль до Стамбула, девушка еще раз задумалась о том, что беспокоило ее больше всего — а нельзя ли вернуться обратно? Неужели отец настолько решительно настроен отдать ее османскому шехзаде? Возможно, князь согласился бы изменить условия «сделки», но думать об этом было слишком поздно. Судно увозило девушку все дальше и дальше от родного края, а слезы все текли по ее щекам.       Махидевран старалась не вспоминать об этом и с течением времени практически полностью перестала думать о семье и своей родине, потому что поводов для переживаний у нее было, мягко говоря, предостаточно. Султанша приняла тот факт, что отныне у нее новая жизнь и новая семья. Любовь к шехзаде Сулейману пересилила тоску и боль от разлуки с родными, Гюльбахар вновь начала улыбаться и смеяться, каждое утро просыпалась с хорошим настроением. У шехзаде были и другие женщины, но Гюльбахар, несмотря на ревность, не воспринимала всерьез этих наложниц, точно зная, что никто из них ей не ровня. Сулейман своими поступками доказывал это: когда родился Мустафа, а любимица наследника, получившая имя Махидевран, стала султаншей, путь в покои шехзаде для других девушек был закрыт, ведь Сулейман не желал видеть никого, кроме своей любимой Махидевран.       Со временем госпожа научилась разделять прошлое и настоящее. Иногда ей хотелось погрузиться в приятные воспоминания об их с Сулейманом любви, особенно когда Махидевран лежала в постели, пытаясь уснуть, но султанша отчаянно гнала эти мысли прочь — султан больше не заинтересован в ней, какой смысл убиваться и скучать по прошлому? Махидевран удалось пересилить себя и свою несколько чувствительную натуру: она вырвала из своего сердца все чувства к некогда любимому мужчине, перестала воспринимать его как объект восхищения и обожания. Госпожа понимала, что у нее есть шанс добиться высшего титула, которого только может достичь женщина в гареме, — титула Валиде Султан. Мустафа, ее любимый сын, стал настоящим оружием в борьбе Махидевран за власть. Женщине приходилось уважительно относиться к падишаху, делать вид, что она по-прежнему почитает и восторгается им. Но каждый раз, покидая султанские покои, Махидевран сменяла приветливость и учтивость на непреодолимую ненависть и отвращение к Сулейману, его рыжеволосой любимице и их детям. — Когда этот человек придет, Гюль Ага? — нервно теребя перстень с изумрудом на пальце, спросила Хюррем. Султанша находилась в дальней части дворцового сада вместе со своим преданным слугой. Гюль Ага был подле нее уже несколько лет, служил Хюррем верой и правдой, был рад исполнить любой ее приказ. И вот, в один день жена султана Сулеймана велела евнуху найти и привести «специального человека» для выполнения «особого поручения». — Он придет, госпожа, не переживайте, — поспешил успокоить султаншу Гюль, — Я достаточно давно знаю Хасана Агу. Уверяю Вас, волноваться не о чем. — Главное, чтобы никто нас здесь не увидел, — немного подрагивая от нетерпения, произнесла Хасеки, — Иначе, Аллах свидетель, быть беде. Махидевран везде пустила свои щупальца, — жаловалась султанша, — Валиде и Ибрагим Паша благоволят ей, помогают во всем… Если так и будет продолжаться, она и в гареме власть обретет, упаси Аллах. — Мы этого не допустим, госпожа, будьте спокойны, — с максимально уверенным лицом сказал Гюль Ага, — Махидевран Султан очень скоро покинет дворец вместе с шехзаде, она просто-напросто не успеет обрести главенство в гареме. И Вас она больше не потревожит. Мы все наконец сможем вздохнуть с облегчением. — Ох, если бы, Гюль Ага… — задумчиво протянула султанша, не переставая щупать перстень, будто опасаясь, что он исчезнет с ее руки, — Я не о себе беспокоюсь, а о своих детях. Особенно о шехзаде Мехмеде. Не приведи Аллах, Махидевран и Мустафа попытаются что-то предпринять против моего сына. В таком случае я обрушу весь мир на их головы! — с этими словами Хасеки шумно выдохнула и потерла пальцами переносицу, зажмурившись и наморщив нос. Гюль Ага с долей сочувствия взглянул на свою госпожу, но через секунду посмотрел куда-то вдаль. К ним приближался одинокий силуэт.       Высокий мужчина шел в место, где он должен был встретиться с Хюррем Султан. Он переживал, что что-то пойдет не так — все-таки не каждый день приходится видеться с законной супругой правящего султана. Гюль Ага осторожно указал Хасеки на приближающегося к ним человека, и та сосредоточенно сощурилась, пытаясь разглядеть незнакомца. Наконец, Хасан Ага подошел к месту встречи и учтиво поклонился султанше. Та с интересом смерила его взглядом. Ее новый союзник был довольно молод, хорош собой, обладал довольно яркой и привлекательной внешностью: черты лица его были гармоничными и аккуратными, глаза молодого человека сверкали, но по ним нельзя было даже догадаться, о чем мужчина думал в тот момент, а темно-каштановые волосы подчеркивали контуры его лица. Хюррем оглядела незнакомца и сдержанно улыбнулась. Хасан стоял, опустив глаза, и совсем не глядел на госпожу, потому что знал, что это было запрещено. — Хасан Ага, — обратилась к нему Хасеки, перейдя на полушепот и озираясь по сторонам. За годы пребывания во дворце султанша стала более тревожной и нервной. У нее появилась паранойя, Хюррем постоянно казалось, что за ней кто-то следит, — Искендер Челеби рекомендовал тебя. Он сказал, что ты — достойный человек, который сможет служить мне верой и правдой. Надеюсь, Искендер Челеби не солгал. — Я бесконечно благодарен Вам, госпожа, за Ваше решение принять меня на службу, — спокойно ответил Хасан, склонив голову еще ниже, — Я жизнь отдам за Вас, исполню любую Вашу волю. Искендер Челеби очень благосклонен ко мне, храни его Всевышний. — Аминь, — слегка улыбнулась Хасеки, поправляя складки платья, — Со дня на день шехзаде Мустафа отправится в Манису, свой первый санджак, — она решила сразу перейти к делу: — Разумеется, мне нужно, чтобы там был верный мне человек. И ты, Хасан Ага, будешь моими глазами и ушами в Сарухане. Иногда я буду присылать тебе письма, и ты тоже не забывай писать, особенно, если появится важная новость. Будет очень хорошо, если ты сможешь стать служащим при дворе шехзаде Мустафы. Тогда твое награждение увеличится в несколько раз. — Для меня нет большей награды, кроме как Ваше здоровье и благополучие, госпожа. Я сделаю все так, как нужно, не извольте волноваться, — наконец Хасан осмелился поднять глаза и украдкой бросить взгляд на Хюррем. За эти пару секунд он смог рассмотреть довольную ухмылку на лице султанши.