Сокровенные чувства

      Хюррем Султан проснулась в отличном настроении. Нежные лучи солнца проникали сквозь стекла окон, освещая покои супруги падишаха, а приятный аромат, исходящий из дымящейся бахурницы, придавал сил и энергии. По ощущениям султанши, день обещал быть спокойным и размеренным, а следом за ним должны были последовать такие же тихие дни. Хасеки считала, что наконец получит заслуженный отдых. Несмотря на присутствие во дворце Валиде Султан, которая открыто ненавидела невестку, а также Ибрагима Паши, вечно норовившего опорочить жену своего друга, одна из «проблем» Хюррем наконец покидала Топкапы, причем, на очень долгий срок. Уже днем, когда все приготовления к отъезду будут завершены, Махидевран Султан вместе с сыном должна была отбыть в Манису, тем самым предоставляя долгожданный покой своей сопернице. Конечно, Хюррем понимала, что отправление в столь важный санджак, который султан любезно предоставил своему старшему шехзаде, по большей части является плюсом Махидевран, но Хасеки и не думала унывать — ее сыновья подрастали, а это означало, что когда-то и им предстоит стать санджакбеями. Хюррем решила делать все возможное для того, чтобы Мехмеду, Селиму и Баязиду достались самые достойные санджаки, находящиеся не слишком далеко от столицы. Разумеется, бо́льшие надежды султанша возлагала на Мехмеда — ее старший сын был умен, много занимался, не жалея сил, а также во всем слушался отца и мать. Порой Хюррем подмечала, что Мустафе не хватает именно этого уникального качества — послушания. Даже в детстве шехзаде неоднократно шел против воли Повелителя, осмеливался дерзить ему и ни во что не ставить приказы падишаха. Причиной такому поведению служило непреодолимое желание защитить мать, чьи слезы Мустафа видел на протяжении нескольких лет, и юный шехзаде прекрасно понимал, что именно его отец виновен в этом.       Хюррем не могла пропустить отъезд соперницы из дворца. Облачившись в фиолетовое платье, выбрав лучшие украшения и не забыв любимый хотоз, госпожа направилась в гарем. Несмотря на то, что им управляла Валиде, Хюррем рабыни уважали — Хасеки довольно часто дарила девушкам ткани и украшения, стремясь завоевать их доверие. Тем не менее, стараниями Валиде и Махидевран, рыжеволосой султанше так и не удалось стать в гареме «своей». Она все же чувствовала, что несмотря на видимое почтение и лестные слова, рабыни порой лукавили. К счастью для Хюррем, свадьба с султаном даровала ей более высокий статус, и никто не смел сплетничать о ней, как это было годами ранее. Пройдя по гарему, султанша получила десятки пожеланий здоровья и долгой жизни — девушки приветливо улыбались, говорили госпоже слова благодарности за многочисленные дары. Хюррем нравилось такое внимание к собственной персоне, пускай она и понимала, что улыбки некоторых хатун лицемерны и искусственны.       В дальнем углу гарема султанша увидела Фидан Хатун — относительно недавно эта девица стала личной служанкой Махидевран. Раньше подле нее была Гюльшах, но она однажды совершила непоправимую ошибку — решила устроить покушение на Хюррем, вследствие которого чуть не погибла Гюльнихаль. Затем Гюльшах магическим образом «упала с лестницы» и сильно ударилась головой. Лекари боролись за жизнь хатун, но она все равно предстала перед Всевышним. Махидевран не сильно горевала по этому поводу, и спустя всего пару недель обзавелась новой преданной служанкой, взяв на службу Фидан. Эта девушка была достаточно умна и покладиста, а самое главное — предана своей госпоже. И вот, поймав взгляд Хасеки, хатун нехотя поклонилась и быстрым шагом вышла из ташлыка. Просидев в гареме еще какое-то время, Хюррем встала и направилась в покои соперницы.       Махидевран с нескрываемой тоской и унынием провожала взглядом слуг, которые выносили из ее покоев сундуки с вещами. Она понимала, что рано или поздно покинет Топкапы — по давней традиции мать шехзаде отправлялась в санджак вместе с сыном. Но не это навевало грусть на султаншу и заставляло ее прекрасное лицо омрачаться печалью: Махидевран коробило то, что у ее конкурентки теперь появился новый повод для радости. Как говорится: «Вспомни солнце — вот и лучик». Хюррем не заставила себя долго ждать. Изящной походкой Хасеки приблизилась к сопернице и окинула взглядом опустошенные покои, сосредоточенно поджав губы. — Зачем ты пришла, Хюррем? — издевательским тоном поинтересовалась Махидевран, с нескрываемым презрением глядя на супругу падишаха, — Решила надо мной поиздеваться? Посмеяться захотела? Что ж, я готова. Начинай брызгать ядом. — Брызгать ядом — твое любимое дело, — невозмутимо парировала Хасеки, даже не глядя в лицо сопернице, — Я не собиралась смеяться над тобой. Хотела лишь попрощаться. Поговорить в последний раз. — Думаешь, я уезжаю навсегда? — усмехнулась Махидевран. Слегка нахмурив брови и поджав губы, султанша подошла к Хюррем и перешла на полушепот: — Будь уверена, очень скоро я вернусь. И в тот день, когда это произойдет, ты умоешься слезами и заплатишь за все свои грехи! — с этими словами госпожа резко развернулась и буквально выбежала из некогда своих покоев. Вновь поджав губы, Хюррем с небольшим удивлением посмотрела ей вслед, а затем направилась к Валиде Султан, ведь «церемония» прощания с Махидевран должна была состояться именно в покоях матери падишаха.       После того, как султан Сулейман самолично пожелал счастливого пути сыну и своей бывшей фаворитке, кареты, нагруженные сундуками и свертками, наконец тронулись в сторону Манисы. Предстоял долгий путь, и все ценные вещи должны были быть доставлены в санджак в целости и сохранности. Вдыхая свежий утренний воздух полной грудью, Хюррем, стоя подле мужа, провожала взглядом Махидевран, которая в сопровождении служанок садилась в карету. Внезапно она повернула голову и напоследок окинула недовольным взглядом дворец, в котором пролетели ее лучшие годы. Затем Махидевран посмотрела на Хюррем и увидела на лице рыжеволосой султанши лишь невозмутимость и чувство собственного превосходства. Такое излишнее спокойствие соперницы постоянно коробило Махидевран, стальными когтями царапая ее душу — «весенняя роза» порой завидовала супруге повелителя, ведь та обладала способностью держать лицо даже в самых неожиданных ситуациях, когда, казалось, вся ее жизнь шла под откос. Иногда Хюррем Султан не сдерживалась в эмоциях и выражениях — бывало, что весь гарем слышал ее яростные крики, доносившиеся с этажа фавориток. Но все это было достаточно давно. Шли годы, Хюррем становилась старше как физически, так и морально, и в конце концов на смену ярким эмоциям пришла холодная нерушимость и трезвость ума. И вот, Махидевран с нескрываемой завистью наблюдала за конкуренткой, которая, в свою очередь, звонко смеялась, увлеченно рассказывая что-то Сулейману. Падишах улыбался, с нежностью глядя на жену и держа ее за руки. Когда-то Махидевран поклялась сама себе, что изо всех сил постарается «похоронить» все чувства к Сулейману, убить их внутри себя, уничтожить, растоптать и превратить в пыль. Но каждый раз, глядя на влюбленных падишаха и его Хасеки, Махидевран чувствовала неприятное покалывание где-то глубоко в душе, словно сотни маленьких иголочек одна за другой вонзались в ее израненное унижениями и изменами сердце. — Госпожа, пора ехать… — негромкий голос Фидан Хатун вырвал султаншу из раздумий. Взгляд Махидевран мгновенно поменялся, будто погас — зависть и гнев быстро сменились на тоску и печаль.       Женщина окинула взглядом сад, пытаясь отыскать Мустафу, и увидела, что шехзаде беседует с Ибрагимом Пашой. Великий визирь поймал взгляд Махидевран и, отвлекшись от разговора с наследником, учтиво поклонился. Этот поклон больше напоминал одобрение, согласие с чем-то. Незадолго до отъезда шехзаде и госпожи из столицы, Ибрагим обещал ей по возможности писать письма и, конечно же, противостоять любым попыткам Хюррем приблизиться к победе — то бишь, защищать Мустафу. Встретившись взглядом с визирем, Махидевран тоже коротко кивнула, а затем, шумно выдохнув, залезла в карету и тут же задвинула все занавески на окнах, чтобы не видеть ненавистный Топкапы и некоторых его обитателей. Мустафа поцеловал руку Валиде напоследок, затем побеседовал с тетей Хатидже, поочередно обнял единокровных братьев и сестру, а после прощания одним ловким движением вскочил на коня. Спустя пару минут весь кортеж отбыл в Манису. Хасеки Хюррем Султан молча глядела вслед уезжающим каретам и слегка улыбалась, зная, что ее новый верный слуга еще пару дней назад отправился в Сарухан, чтобы как следует подготовиться к исполнению своих обязанностей.       День Хасана Аги не задался с раннего утра: работа младшим конюшим была не такой простой, какой казалась поначалу. Мужчина ожидал, что ему поручат убирать навоз, кормить и поить лошадей, а также запрягать и распрягать их, но Бейнем Ага, главный конюший, считал свою работу невероятно важной и, можно сказать, незаменимой. Вышагивая около стойла, невысокий полный мужчина средних лет с густыми черными усами рассказывал своему новому подопечному, каким требованиям должен отвечать служащий на конюшне шехзаде. Перечень запросов был настолько велик, что Хасан с трудом запомнил только несколько из них, и Бейнем Ага, по-доброму улыбнувшись, похлопал младшего конюшего по плечу и успокоил, заверив, что другие слуги, по возможности, будут ему помогать.       Однако эти слова ни капли не успокоили Хасана. Мужчина помнил о приказе, который ему отдала Хюррем Султан: госпожа потребовала следить за шехзаде Мустафой и его дражайшей матушкой, но как? Как простой конюший может быть в курсе планов наследника империи, целыми днями напролет разгребая лошадиный навоз и подсыпая животным овес и сено? Хасан, несомненно, был умен, но в подобных ситуациях применять свой ум совершенно не умел. Со вздохом присев на деревянный ящик с какими-то инструментами, он погрузился в раздумия. Позже мужчина немного успокоился, осознав, что когда-то шехзаде Мустафа придет на конюшню и прикажет приготовить для него лошадь. Тогда-то Хасану и предстояло проявить свои лучшие качества, хоть как-то привлечь внимание наследника престола, чтобы впоследствии завоевать его доверие.       Трястись в карете на протяжении трех дней было невероятно скучно, пускай Махидевран и взяла с собой несколько книг. Фидан предлагала своей госпоже немного повышивать, но та отказывалась — не хотела портить зрение в столь неудобной обстановке. Махидевран давно не ночевала в шатрах, ибо заснуть, лежа, можно сказать, на голой земле, было нелегко. Султанша благодарила судьбу хоть за какой-то более-менее приемлемый отдых, хоть и была не в восторге от подобного «ночлега». Тем не менее, госпоже придавали сил и энергии мысли о Манисе — месте, в котором она впервые испытала любовь и материнское счастье. А ведь когда-то, чуть меньше пятнадцати лет назад, Махидевран радовалась, покидая провинцию, и была в предвкушении приезда в Стамбул. Передвигаясь в тесноватой карете вместе с Мустафой, султанша рассказывала маленькому сыну красивые сказки о столице и дворце Топкапы. «Жаль, что этим сказкам так и не удалось воплотиться в реальность,» — думала Махидевран. Женщина с горечью вспоминала, как ей приходилось сдерживать слезы в самые тоскливые моменты своей жизни, глядя в невозмутимые, словно стеклянные, глаза султана, а по ночам кричать в подушку, выплескивая с рыданиями свою боль от предательства. Теперь же Махидевран верила, что в Манисе, столь родном и теплом месте, ее жизнь хотя бы немного наладится и пойдет в гору.       Наконец карета остановилась, и султанша с нетерпением и с нескрываемым волнением посмотрела в окно. Она увидела знакомый и до боли родной дворец, который могла спокойно назвать домом, ведь именно с этим местом у женщины были связаны многие светлые воспоминания. Мустафа соскочил с коня и подошел к карете, в которой ехала его матушка. Когда небольшие двери отворились, шехзаде подал султанше руку и помог спуститься. Махидевран осторожно ступила на землю и вдохнула свежий весенний воздух. Пару минут они оба стояли молча, оглядывая любимые места, а затем Мустафа пригласил мать пройти во дворец. У самого входа их встретило множество слуг: калфы, аги и простые служанки синхронно поклонились, приветствуя госпожу и шехзаде. Махидевран еще предстояло «отрегулировать» все гаремные дела, но она планировала заняться этим позже. Сейчас султанше хотелось одного — отдохнуть.       Проходя по коридору, ведущему в ее новые покои, Махидевран изо всех сил старалась не пустить слезу — на нее нахлынули воспоминания о счастливых деньках, которые госпоже посчастливилось провести в Манисе. Остановившись напротив комнаты, в которой Махидевран предстояло жить на протяжении долгих лет, на что она надеялась, госпожа шумно выдохнула, прикрыв глаза. Наконец, гордо выпрямив спину, султанша переступила порог, и слезы неприятно защипали ее глаза при виде знакомой комнаты. Махидевран медленно опустила голову и поджала губы, пытаясь удержать эмоции и скрыть их от служанок, которые уставились на госпожу, навязчиво заглядывая ей в лицо.       Дни летели один за другим. Во дворце Манисы вовсю кипела жизнь, никто не сидел без дела. Мустафа постепенно погружался в управление провинцией и привыкал к ответственной должности санджакбея, а Махидевран, в свою очередь, старалась помогать сыну, чем могла. Спустя некоторое время она решила всерьез заняться созданием вакфа — молва о благотворительной организации, созданной Хасеки Хюррем Султан, распространялась с огромной скоростью по всем уголкам Османской Империи, привлекая к персоне Хюррем все больше внимания. Узнав об этом, Махидевран подумала, что было бы неплохо войти в историю, запомнившись благородной и милосердной султаншей. К тому же, Мустафа иногда намекал матери на то, что ей следует всерьез заняться благотворительностью и позаботиться о нуждах жителей Манисы. Из личных средств госпожа выделила деньги, которые должны были пойти на создание вакфа, и наконец, когда все приготовления были завершены, фонд щедрости был официально открыт. Не успели жители Сарухана оглянуться, как прошло два месяца. На смену ветреной и немного прохладной весне пришло знойное лето, которому впоследствии было суждено изменить жизни всех обитателей дворца Манисы.       Хасан Ага уже чуть больше двух месяцев находился в Манисе, исполняя обязанности младшего конюшего. Откровенно говоря, мужчина был далеко не в восторге от своей новой работы, пускай она и была несложной. Целыми днями Хасан таскал тяжелые мешки и ухаживал за лошадьми, пока Бейнем Ага беседовал со своими давними приятелями, которые все приходили и уходили. Лошади стали единственной отрадой Хасана, настоящими друзьями одинокого молодого мужчины — эти умные животные будто понимали его и даже давали ответы на вопросы, при этом не имея возможности разговаривать. Хасан болтал с ними время от времени, а точнее, бубнил что-то себе под нос, когда ему становилось невыносимо скучно и тоскливо, а затем, поднимая голову, встречался взглядом со спокойными лошадиными глазами, которые словно смотрели ему прямо в душу. Тяжело вздыхая, Хасан уже молча продолжал свое дело, таская туда-сюда мешки и деревянные ящики.       Однажды ему пришло письмо из столицы. Неприветливого вида ага подошел к Хасану и, не говоря ни слова, передал ему маленькую записку, свернутую в трубочку. Хасан понимал, что пишет Хюррем Султан, чтобы поинтересоваться, есть ли у ее нового слуги какие-то успехи. Мужчина не знал, что ответить госпоже, ибо новостей не было. Судя по посланию из Стамбула, Хасеки переживала, что ее сторонника раскрыли, и эти переживания были более чем оправданы — Хасан и правда не писал султанше все это время. И вот, когда мужчине начало казаться, что все его старания были напрасны, и Хасан собирался возвращаться в столицу ни с чем, на конюшню вбежал Бейнем Ага. Он был запыхавшимся и очень взволнованным. — Что случилось, ага? — поинтересовался Хасан, с удивлением глядя на своего наставника. Он еще ни разу не видел старшего конюшего таким — обычно Бейнем Ага был веселым и даже немного легкомысленным, никогда не переживал по какому бы то ни было поводу, — Ты будто свою смерть увидел. — Вставай, Хасан, поможешь мне! — протараторил Бейнем Ага, — Мне сказали, что Шехзаде Мустафа сейчас пожалует на конюшню, — немного отдышавшись, продолжил он, — Нужно подготовить коня. Давай, я займусь этим, а ты иди да приберись! Упаси Аллах, шехзаде разозлится на нас, тогда нам обоим головы не сносить! — причитал старший конюший. От переживаний Бейнем Ага прикрыл глаза, а затем схватился за сердце. Видимо, он ни разу не видел шехзаде лично, поэтому и боялся его появления. — Не волнуйся, Бейнем Ага, — поспешил успокоить его Хасан, — Я сам все сделаю. Ты иди, отдохни немного. Все остальное предоставь мне, — произнес молодой мужчина, с уверенностью глядя на наставника. Тот недоверчиво сощурился и слегка ухмыльнулся. Судя по реакции Бейнема Аги, он гордился Хасаном, который захотел помочь своему учителю и самостоятельно решить все дела. По-дружески похлопав молодого человека по плечу, старший конюший с кряхтением присел на стог сена, который его протеже еще утром притащил в амбар. Сам Хасан, собравшись с мыслями, отправился на выход, дабы встретить наследника престола. — Дорогу! Шехзаде Мустафа Хазретлери! — громко произнес слуга, еле поспевающий за молодым господином, который бодрым шагом направлялся к конюшне.       Как только шехзаде показался в поле зрения Хасана, тот сразу же сложил руки на поясе и поклонился, не поднимая взгляд. Подойдя к нему, Мустафа осмотрелся, окинув взглядом лошадей и слуг, помогавших прибираться на конюшне, а затем положил ладонь на плечо Хасана — этот жест означал, что можно было выпрямить спину и посмотреть на шехзаде. Младший конюший наконец робко поднял взгляд — он впервые встретился с наследником Османской империи и сразу отметил, что у Мустафы добрые и будто совсем невинные глаза. Шехзаде посмотрел на Хасана с легкой полуулыбкой, а затем поинтересовался: — Как тебя зовут? Какова твоя должность? — сказав это, Мустафа с ожиданием уставился на конюшего. Тот поначалу словно не понял, что у него спросили, но затем прервал немного неловкое молчание. — Мое имя — Хасан, шехзаде Хазретлери, — учтиво ответил мужчина, — Я исполняю роль младшего конюшего. Бейнем Ага обучил меня всему. Уже два месяца я являюсь Вашим преданным слугой. — Подготовь мне коня, Хасан Ага. Я давно не ездил верхом. Наверное, растерял свои былые навыки, — все так же улыбаясь, произнес Мустафа. Он поглядел в сторону коновязи, где кормились лошади, уже не обращая на Хасана внимания. Мужчине оставалось лишь поклониться и приступить к выполнению приказа шехзаде.       Мустафа был крайне неразговорчив, и это было, впрочем, неудивительно — Хасан и не ждал, что наследник престола империи будет беседовать с обычным конюхом, будто с лучшим другом, поэтому ни капли не расстроился. Он сопровождал шехзаде на конной прогулке, медленным шагом идя впереди лошади и придерживая ее за поводья. Хасан не сомневался в том, что Мустафа хорош в верховой езде, но все-таки в его обязанности входило также и обеспечение безопасности наследника на прогулке. Спустя достаточно длительное время Хасан все же решил прервать молчание. — Простите мою дерзость, шехзаде… — начал он, а затем вопросительно посмотрел на Мустафу, ожидая ответа. Тот молча кивнул, дав Хасану знак, что можно продолжать, — Вы упомянули, что достаточно давно не ездили верхом. Но я вижу, что Вы немного преувеличили, сказав, что растеряли былые умения. Вы отлично держитесь в седле, шехзаде Хазретлери. — Спасибо, — по-доброму улыбнулся Мустафа, — Ты, я вижу, тоже опытный ездок. Да и с лошадьми общий язык находишь. Они тебя слушаются, любят и будто даже уважают, — слегка усмехнулся шехзаде, поглядывая на Хасана. Тот смущенно опустил взгляд и потрепал коня по мягкой гриве. — Я вырос среди этих зверей, шехзаде, — ответил Хасан, поглаживая животное по голове, — Мой отец любил их. Он был состоятельным человеком, и его главным увлечением было разведение лошадей. С самого детства я обучался верховой езде, именно поэтому работа конюшим сейчас мне по душе. — Вижу, ты хороший человек, Хасан Ага, — улыбаясь, произнес Мустафа. Он натянул поводья и остановил коня, а затем соскочил с него и подошел к слуге, — У меня к тебе предложение. Завтра я хочу отправиться на охоту. И мне бы хотелось, чтобы ты поехал вместе со мной. Думаю, Бейнем Ага сможет побыть без тебя пару дней. — Это честь для меня, шехзаде Хазретлери… — от предложения Мустафы Хасан слегка опешил, он и не ожидал, что сможет произвести впечатление на наследника империи, — Конечно, я буду сопровождать Вас, если Вы этого желаете, — с этими словами мужчина вежливо поклонился и осознал, что на шаг приблизился к своей цели. Хасан обрадовался, ведь понял, что на этот раз Хюррем Султан не разочаруется в нем.       С наступлением утра Махидевран Султан решила проведать любимого сына, но ей доложили, что шехзаде покинул стены дворца и отправился в конюшню, чтобы немного покататься на лошади. Вздохнув, госпожа усмехнулась и покачала головой — еще в детстве Мустафа проявлял интерес к верховой езде и постоянно требовал предоставить ему коня, но в силу возраста маленький шехзаде не мог кататься на лошади. Позже, спустя несколько лет, желание наследника наконец было исполнено, и Махидевран иногда наблюдала за тем, как ее сын с криками радости спешит в конюшню. Ближе к полудню, когда Мустафа все еще не торопился возвращаться во дворец, султанша решила сходить за ним. Махидевран любила гулять в небольшом, но очень живописном и ухоженном саду, чьи узкие тропинки вели к беседкам и конюшне. Наконец, дойдя до нужного места, султанша принялась ожидать сына. Долго куковать у конюшни не пришлось — очень скоро из-за деревьев показался Мустафа, ехавший верхом на коне. Рядом с ним шел незнакомый госпоже мужчина, осторожно придерживавший лошадь за поводья. Они с шехзаде непринужденно разговаривали, что насторожило Махидевран — прежде она ни разу не видела, чтобы Мустафа был так общителен со слугами. Госпожа начала медленно идти навстречу наследнику, который уже слез с лошади и теперь приветливо улыбался матери. Подойдя к султанше, шехзаде поцеловал тыльную сторону ее ладони, а затем обратил ее внимание на конюшего, который стоял чуть поодаль, склонив голову. — Это Хасан Ага, матушка. Он исполняет обязанности младшего конюшего, — сказал Мустафа и кивнул своему новому знакомому, молча приказывая ему подойти. Мужчина быстрым шагом приблизился к шехзаде и госпоже, а затем осмелился поднять взгляд, — Хасан, это Махидевран Султан, моя мать, — представив их обоих друг другу, Мустафа начал переводить взгляд с матушки на конюшего, ожидая их реакции. Махидевран глядела на Хасана Агу с нескрываемым недоверием, и это было вполне логично — госпожа видела во всех незнакомцах предателей и заговорщиков, ожидая подвоха с их стороны. — Для меня большая честь познакомиться с Вами, госпожа, — слегка улыбнувшись, произнес Хасан и вновь осторожно посмотрел на мать шехзаде. Мужчина был наслышан о Махидевран Султан. Молва о красоте госпожи разошлась даже за пределы Османской империи, и Хасан понял, что слухи оказались правдой — эта женщина и правда была невероятно красива: выразительные глаза, обрамленные длинными ресницами, высокие скулы, темно-каштановые волосы и аккуратные черты лица — все это создавало изящную внешность Махидевран Султан. Хасан сразу отметил, что шехзаде Мустафа больше похож на мать — их внешнее сходство было очевидным. Госпожа сдержанно улыбнулась, и даже их улыбки, как показалось Хасану, были практически идентичны. Задержав взгляд на лице султанши буквально на долю секунды, мужчина поспешил уклонить свой взор от нее, посчитав, что это выглядит некультурно. Мустафа, видимо, понял, что молчание несколько затянулось, поэтому дал Хасану знак, означавший, что тот может возвращаться к своим обязанностям. — Завтра я решил съездить на охоту, — сообщил шехзаде, обращаясь с матери, когда фигура Хасана Аги скрылась за воротами конюшни, — Хасан Ага отправится вместе со мной. Мы вернемся через пару дней. — Мне кажется, что это плохая идея, сынок, — ответила Махидевран, недовольно поджав губы и задумчиво глядя вслед младшему конюшему, — Я так понимаю, ты недавно познакомился с этим человеком. Думаешь, ему можно доверять? — Хасан Ага рассказал мне о своей прошлой жизни. Оказывается, у нас больше общего, чем может показаться, — спокойно рассуждал Мустафа, непринужденно рассматривая окрестности, — Если я один раз съезжу на охоту в его компании, ничего страшного не произойдет. — Нельзя доверять всем и каждому, как бы приветливо не выглядел твой новый знакомый, — Махидевран явно не теряла надежды убедить сына в том, что Хасану ни в коем случае нельзя верить, — Если так и будет продолжаться, ты предоставишь врагам возможность тебя атаковать. Мустафа, послушай меня, — госпожа приблизилась к шехзаде и положила руки ему на плечи, — Ты — старший престолонаследник великой империи. Пора уже понять, что твоя жизнь всегда в опасности! Вдруг кто-то попытается опорочить или, не допусти Аллах, убить тебя? Хюррем не дремлет — она сгорает лишь от одной мысли о том, что ты отныне находишься в главном санджаке. И поверь, эта змея будет искать способы устранить тебя, чтобы расчистить путь в Манису для своих сыновей. — Вы зря переживаете, мама, — устало вздохнув, Мустафа отстранился от султанши, — Я не собираюсь доверять Хасану Аге, зная его всего один день. Завтра мы поедем поохотиться, только и всего. Помимо этого человека со мной будут преданные нам слуги, которые защитят меня. Будьте спокойны. Я уже давно вырос, и Вам следует перестать вести себя так, будто перед Вами все еще стоит маленький ребенок, — произнеся эти слова, шехзаде развернулся и быстрым шагом направился ко дворцу. Махидевран шумно выдохнула, с досадой и гневом глядя на здание амбара, в котором содержались лошади. Спустя несколько секунд оттуда показался уставший Хасан Ага. Мужчина взял в руки вилы и принялся расчищать пространство перед конюшней. Случайно поймав взгляд султанши, он отложил инструмент в сторону и поклонился. В ответ на этот вежливый жест Махидевран недовольно скривилась и резко отвернулась, после чего зашагала вслед за сыном.