Сокровенные чувства

      Должность хранителя покоев шехзаде оказалась не такой простой, как изначально казалось Хасану. В его обязанности отныне входило обеспечение безопасности наследника в его спальне, в чем, казалось бы, не было ничего сложного, но мужчина должен был сопровождать шехзаде везде, куда бы тот ни шел, дабы не допустить беды. Мустафа стал еще больше доверять бывшему конюшему, которому поначалу было тяжело привыкать к новому посту и оставлять былое место работы. Тем не менее, человек привыкает ко всему, и точно так же Хасан привык к столь важной должности. Махидевран Султан иногда беседовала с ним, когда заходила к сыну, чтобы пожелать спокойной ночи. Хасан тихо радовался появлению султанши, был благодарен Всевышнему за каждую возможность поговорить с ней. Это чувство мужчина не мог объяснить даже самому себе. Будучи уверенным в себе и спокойным, Хасан моментально терял всю свою «нерушимость» при виде госпожи, начиная нервничать, краснеть и глуповато улыбаться. Самого хранителя покоев это раздражало, но, как бы он ни пытался подавить это в себе, ничего не получалось.       В новой должности он пробыл еще несколько месяцев, и все было благополучно, пока внезапно из столицы не пришла печальная весть — Валиде Султан по непредвиденным обстоятельствам слегла и оказалась прикованной к постели. В письме, пришедшем от султана, Мустафе и его матери было приказано немедленно выезжать в Стамбул, чтобы поддержать обессиленную Валиде. Шехзаде, конечно, приказал Хасану тоже отправиться в столицу, ибо хранитель покоев, как правило, везде следовал за своим господином. Мужчина давно не был в «центре мира», поэтому в течение недели находился в предвкушении поездки. Вечером накануне отправления наследник захотел прогуляться в небольшом саду, с которым ему нужно было расстаться на какое-то время. Хасана он отпустил, видимо, пожелав побыть в одиночестве, поэтому хранитель покоев решил отдохнуть у себя в комнате.       Личные покои Хасана находились возле спальни шехзаде, ведь он мог понадобиться Мустафе в любой момент. Комната была небольшой, но в разы лучше и просторнее, чем у других слуг. Вспоминая, как ему приходилось проводить каждую ночь на рваном покрывале, небрежно накинутом на копну сена, Хасан каждый раз благодарил судьбу за то, что все сложилось так, как сложилось. За достаточно небольшой срок Маниса стала для него домом, а скромные покои — местом, где он мог расслабиться и подумать о личном. Лежа на скрипучей кровати и сверля потолок немигающим взглядом, Хасан размышлял о том, во что превратилась его жизнь в последнее время. Изначально он был послан в Манису с целью слежки за шехзаде, да и Хюррем Султан возлагала на нового союзника большие надежды. Хасан не хотел опускаться до предательства супруги падишаха и старался отгонять любые мысли об этом. Внутренний голос хранителя покоев не переставал твердить о том, что он уже вступил на путь лжи и притворства, решив спасти шехзаде в тот роковой день и тем самым перейдя на другую сторону. Хасеки давно не присылала вестей, что было на нее не похоже — обычно после недельного молчания от госпожи приходило письмо, в котором она на всякий случай интересовалась, все ли в порядке. Хотя отсутствию посланий от султанши Хасан не удивлялся, ибо через какое-то время сам перестал что-либо отправлять. Сделать это было довольно проблематично: как хранитель покоев, мужчина должен был везде следовать за шехзаде и контролировать ситуацию вокруг господина, а каждый раз, когда у Хасана выдавалась свободная минута, ему было определенно не до писем.       Лежа в постели, мужчина раз за разом прокручивал в голове события, произошедшие несколько месяцев назад. Вспоминал тот день, когда на шехзаде было совершено покушение, а он, тогда еще обычный младший конюший, пожертвовал своим здоровьем, чтобы защитить наследника империи. Стрелка, который намеревался отнять жизнь Мустафы, так и не нашли. Он, должно быть, сбежал и смог уйти от наказания. У шехзаде и его матери не было ни малейшего сомнения в том, что жестокий приказ отдала Хюррем Султан. Хранитель покоев молча соглашался с их догадками, и сам прекрасно понимал, кто стоит за покушением. Он ничего не знал о планах Хасеки, а она, на удивление, решила не посвящать в них своего союзника. Хасан догадывался, что стрелок, вероятнее всего, уже поведал султанше о произошедшем, и та проклинает уже бывшего сторонника на чем свет стоит. Тем не менее, мужчина не собирался отказываться от своей миссии, которую ему нужно было выполнять, пока от Хасеки не поступит соответствующий приказ. Хасану не хотелось жить с осознанием того, что он предатель, и хранитель покоев уж точно себя таковым не считал.       Весна обещала быть теплой. Во дворце, как это было раньше, не стали организовывать пышные празднества в честь приезда в столицу шехзаде и его свиты, ибо повод для прибытия был, мягко говоря, нехорошим. Валиде Султан, будучи парализованной, по-прежнему лежала в постели. Некогда гордая и статная султанша находилась в сознании, могла шевелить глазами и даже слегка поворачивать голову, но не была в силах разговаривать или двигать конечностями. Мустафе было тяжело видеть любимую бабушку в таком состоянии. Войдя в роскошные покои матери султана, наследник встретился взглядом с тетушкой, а затем увидел отца и поклонился ему. Махидевран шла следом за сыном и, отдав дань почтения госпоже и повелителю, провела рукой по плечу шехзаде. Тот спокойно кивнул, дав знак, что все в порядке, а затем подошел к постели Валиде. Султанша крепко спала, ее дыхание было ровным, но лицо отражало явное напряжение. Хафса хмурилась и слегка морщилась во сне, из-за чего Мустафа решил, что его бабушка переживает нестерпимую боль. — Она очень хотела тебя увидеть, — дрожащим голосом произнесла Хатидже, с трудом сдерживая всхлипы. Ее глаза опухли от слез, наскоро сделанная прическа была растрепана, и волосы небрежно спадали на плечи госпожи, — Не представляешь, как менялся ее взгляд каждый раз, когда мы упоминали тебя… — молодая султанша тихо отошла в сторону, пропуская племянника к Валиде. Подойдя к бабушке, Мустафа взял ее за руку и приложился щекой к тыльной стороне теплой ладони. Валиде открыла глаза и грустно улыбнулась.       Хранитель покоев шехзаде ждал наследника в коридоре, задумчиво осматривая стены роскошного дворца. Хасан впервые находился в Топкапы и понимал, что столь уникальная возможность выпадает, наверное, очень нечасто, а то и раз в жизни, поэтому старался насладиться красотой дворца в полной мере. В двери покоев настойчиво постучали, а затем на пороге показался султан Сулейман. Повелитель быстрым шагом проследовал мимо Хасана, даже не взглянув в его сторону, но слуга, тут же склонивший голову перед господином, буквально за пару секунд смог рассмотреть падишаха. Во всех концах мира о султане Османской империи говорили по-разному: кто-то восхвалял его, кто-то проклинал, но все сходились на мнении, что Сулейман — великий завоеватель и справедливый правитель. Хасан глядел падишаху вслед и понимал, что перед ним только что прошел повелитель мира — волевой и упрямый, в хорошем смысле, человек.       Побыв с бабушкой еще какое-то время, шехзаде покинул ее комнату и вышел в коридор. Махидевран Султан решила остаться, чтобы поговорить с Хатидже и приободрить ее. Хранитель покоев, только увидев наследника, с почтением склонил голову. На осунувшемся лице господина Хасан прочитал скорбь. Мужчина представлял, что чувствовал шехзаде, стоя у постели обездвиженной родственницы. Мустафа подошел к своему стороннику и какое-то время просто стоял молча, поэтому Хасан решил начать разговор, продемонстрировав свое сочувствие. — Как себя чувствует Валиде Султан, шехзаде? — осторожно поинтересовался хранитель покоев, стараясь еще больше не расстраивать наследника своими расспросами. Однако Мустафа спокойно воспринял слова Хасана. — Я говорил с лекарями, — тихо произнес он, не смотря на товарища, — Они не могут сказать, когда Валиде вылечится, — наследник сделал паузу и вздохнул, — И вылечится ли вообще… — Мустафа опустил взор и с жалостью поджал губы. — Нужно надеяться на лучшее, шехзаде, — попытался успокоить его Хасан, подойдя чуть ближе, — Нельзя сдаваться и опускать руки. Госпожа обязательно поправится, — говоря об этом, хранитель покоев понимал, что он, скорее всего, зря обнадеживает господина. По крайней мере, Хасан никогда не слышал о том, чтобы люди внезапно излечивались после длительного пребывания в таком состоянии. — Спасибо за поддержку. Я ценю это, — дружелюбно улыбнувшись, Мустафа похлопал союзника по плечу, и тот сразу стушевался. Благосклонность шехзаде в какой-то мере смущала хранителя покоев — Хасану было стыдно за то, что он будто все никак не мог определиться и выбрать сторону, к которой следовало примкнуть. Мужчина ощущал себя последним лжецом и обманщиком, даже не представляя, как у него вообще хватает наглости смотреть в глаза своему благодетелю, — Ты можешь идти. Я хочу побыть один, — внезапно произнес шехзаде и, развернувшись, пошагал в обратную сторону. Хасан какое-то время глядел ему вслед, а затем тяжело вздохнул, почесывая короткую бороду, и решил было сходить в дворцовый сад, как вдруг услышал чьи-то тихие, но торопливые шаги. Из-за угла показался знакомый ему человек — Гюль Ага. Не приближаясь к Хасану и ничего не говоря ему, евнух лишь кивком показал, куда тому стоит идти. По этому короткому жесту хранитель покоев наследника сразу понял, кто вызывает его на разговор.       В сопровождении Гюля Аги мужчина направлялся вглубь дворцового сада. Несмотря на попытки Хасана как-то разговорить евнуха, тот был молчалив и за несколько минут не проронил ни слова, из чего хранитель покоев сделал соответствующий вывод о том, что разговор обещает быть очень и очень серьезным. Эта беседа, как казалось тогда Хасану, могла даже стоить ему жизни. Гюль Ага, обычно искренний и приветливый, в тот момент даже не собирался что-либо обсуждать с человеком, которого когда-то называл своим приятелем. Такое поведение евнуха не удивляло, но расстраивало Хасана. Спустя какое-то время в поле зрения мужчины показалась знакомая женская фигура, стоявшая к нему спиной. Хюррем Султан была облачена в довольно невзрачный наряд, ибо хвастаться роскошными одеяниями в тот день было бы просто неуместно, а волосы госпожи, собранные в аккуратный пучок, были сокрыты под полупрозрачным темным платком. Увидев султаншу, Хасан сложил руки перед собой и поклонился, опустив глаза. Хасеки подозвала мужчину ближе и, когда Гюль Ага «встал на стреме», заговорила максимально тихо, чтобы их никто не услышал. — Ты совсем перестал присылать вести, — разочарованно и в то же время раздраженно произнесла Хюррем, не глядя на Хасана, который стоял рядом, все так же склонив голову, — Я думала, что тебя поймали, но мои опасения не подтвердились. Оказалось, что все намного хуже, чем мне казалось, — госпожа наконец перевела взгляд на мужчину и нервно усмехнулась, — На шехзаде Мустафу было совершено покушение, как мне сообщили, — женщина сделала вид, будто не она отдала приказ тому стрелку, — И ты решил спасти его. Может, ты как-нибудь объяснишь свой поступок? — Хасеки вновь выдала натянутую улыбку, которая явно не сулила ничего хорошего. — Не знаю, что Вам сказали, — опасливо начал Хасан, — Но Аллах свидетель тому, что я не предавал Вас. Мы с шехзаде Хазретлери были на охоте, как вдруг… я заметил лучника среди деревьев, — постепенно объяснял мужчина, стараясь максимально осторожно защищать свою честь, — Я оттолкнул шехзаде и принял удар на себя. Но это был, скорее, рефлекс, чем осознанный поступок, — он вновь сделал паузу, наблюдая за реакцией султанши и ожидая увидеть хоть какие-нибудь эмоции, однако лицо Хасеки оставалось непроницаемым, — Кроме того, я боялся, что мое бездействие в дальнейшем выйдет мне боком. Позже шехзаде решил сделать меня хранителем своих покоев в знак благодарности, — в глазах Хюррем на долю секунды отразилась заинтересованность, — И это нам на руку, госпожа. Теперь я нахожусь намного ближе к шехзаде Мустафе, а это значит, что я буду знать и видеть намного больше, чем раньше, — закончил свой рассказ Хасан. Султанша глядела на него с нескрываемым любопытством, нахмурив брови, а уголки ее губ слегка подрагивали. Хюррем не знала, стоило ли доверять Хасану, который, с одной стороны, сорвал ее планы по убийству старшего наследника империи, а с другой — смог подобраться максимально ближе к Мустафе и стать его главным доверенным лицом. Хасеки бросила взгляд на Гюля Агу, но тот и сам не знал, что делать, о чем говорило его смущенное выражение лица. — Тебе было поручено очень важное задание, — проговорила госпожа, стараясь сохранять спокойствие. Хранитель покоев наследника опасливо поглядел на нее и коротко кивнул, — На этот раз я поверю тебе, — неожиданно сказала Хюррем, заставив не только Хасана, но и Гюля Агу с недоумением воззриться на нее, — Но запомни, — женщина сделала паузу и подошла ближе, нервно облизнув губы, — Я буду пристально наблюдать за тобой, Хасан Ага. Знай, что везде, даже в Манисе, у меня есть свои глаза и уши. Если я узнаю, что ты решил обмануть мое доверие, я уничтожу тебя! — с этими словами Хасеки резко развернулась и направилась в противоположную сторону, поправляя шелковый платок. Гюль Ага поспешил за ней, стараясь не отставать от быстро шагавшей султанши.       Хасан прикрыл глаза и шумно выдохнул, мысленно благодаря Всевышнего за свое чудесное спасение, на которое он уже и не надеялся. Хюррем не шутила, когда сказала, что уничтожит его. Мужчина и не сомневался, что Хасеки исполнит свое обещание, если на то будет соответствующая причина. Задумчиво почесывая затылок и раз за разом прокручивая в голове напряженный диалог с султаншей, Хасан в спешке направился к выходу из сада, и, завернув за живую изгородь в виде лохматых кустов, неожиданно столкнулся с Махидевран Султан. Мужчина тут же извинился и, раскланявшись, собрался идти по своим делам, но мать шехзаде остановила Хасана, легко прикоснувшись кончиками пальцев к его плечу. От этого достаточно интимного по меркам того времени жеста по телу мужчины пробежали мурашки, но виду он не подал, а лишь сдержанно отошел назад и остановился, ожидая, что султанша что-то скажет. — Хасан Ага? — удивленно произнесла Махидевран, загадочно улыбнувшись. Служанки стояли поодаль и могли слышать их разговор, поэтому султанша тут же отослала их, — Не ожидала тебя здесь встретить. — Я гулял, госпожа, — солгал хранитель покоев, — Шехзаде Хазретлери отпустил меня, захотел побыть один. Вот я и решил прогуляться в саду. Ни разу здесь не был, — он вновь сказал неправду, надеясь, что султанша не распознает этого. — Шехзаде как раз искал тебя, вот я и пришла. Он ожидает в своих покоях, — произнесла Махидевран, заставив Хасана задуматься: если бы наследник хотел его найти, то послал бы слуг, а не свою матушку, — Мой сын доволен твоей службой и доверяет тебе поистине многое. Однако шехзаде порой бывает упрямым и не слушает даже полезных советов, — Махидевран покачала головой и тепло улыбнулась, а затем замолчала на какое-то мгновение и, пристально оглядев мужчину с ног до головы, добавила: — Если возникнут какие-то проблемы, не стесняйся и обращайся ко мне, — еще раз доброжелательно улыбнувшись и тем самым поставив точку в этом немного странном диалоге, госпожа отправилась восвояси, оставив Хасана в одиночестве. Хранитель покоев посмотрел вслед Махидевран, буравя взглядом спину женщины, и почувствовал, как кровь приливает к лицу. Легко хлопнув по щеке и тем самым приведя себя в чувство, Хасан язвительно усмехнулся, поражаясь и в то же время стыдясь собственной неловкости. Рядом с Махидевран Султан он, взрослый мужчина, начинал краснеть и робеть, словно неопытный малец. Сделав соответствующие выводы и твердо решив бороться с подобным явлением, Хасан быстро зашагал в сторону дворца.       У султанши неспроста было хорошее настроение. Так как Валиде лежала в постели и была безнадежно больна, обязанности управляющей гаремом, согласно всем порядкам, должны были перейти к матери старшего наследника. Вечером Махидевран планировала наведаться в гарем и объявить всем о своем новом положении. Госпожа торжествовала, представляя реакцию ненавистной рыжей ведьмы. Махидевран не скрывала своего удивления, когда узнала, что повелитель приказал передать управление гаремом ей. Султанша ожидала переход этой важной должности к Хюррем, ведь она, как ни крути, была законной женой падишаха. Но тогда, прогуливаясь в дворцовом саду, Махидевран торжествовала и уже праздновала небольшую, но очень значимую для нее победу.       Разговор с Хасаном вышел неловким, госпожа это знала. Она не солгала, сказав, что пришла по просьбе Мустафы, поскольку тот действительно высказал желание переговорить со слугой по какому-то важному делу. Султанша как раз собиралась в сад и рассчитывала найти Хасана там. На протяжении всего диалога Махидевран чувствовала смущение хранителя покоев, и ее это даже веселило. Хасан симпатизировал султанше, она считала его храбрым и умным человеком, но в то же время четко видела разницу между уважением и симпатией и чем-то бо́льшим, поэтому держалась довольно отстраненно. Уже несколько месяцев Махидевран ловила на себе взгляды хранителя покоев, видела, как он опускал глаза, стоило только султанше посмотреть в его сторону, но госпожа не придавала этому особого значения, ведь она знала, что красива, и внимание со стороны мужчин не было чем-то необычным — даже стражники иногда украдкой поглядывали на султаншу, не боясь сурового наказания. В любом случае Махидевран решила не думать о посторонних вещах и сконцентрироваться на делах гарема, которыми ей отныне предстояло заниматься.       Хюррем была в ярости. Точнее будет сказать, в бешенстве. В связи со внезапной болезнью Валиде жена падишаха рассчитывала заполучить гарем в свое распоряжение и тем самым обрести еще бо́льшую власть, но повелитель, к несчастью для Хасеки, посчитал разумным передать столь важную должность Махидевран. Такое решение со стороны правителя удивило и, конечно, расстроило Хюррем — ей казалось, что Сулейман давным-давно «поставил крест» на матери своего старшего сына и перестал питать к ней какие-либо светлые чувства. Горько усмехаясь, супруга падишаха подмечала, что она, похоже, ошибалась насчет этого. Верный Гюль Ага пытался успокоить госпожу и повторял, что султан передал гарем Махидевран лишь по той причине, что так гласили давние порядки. Хюррем качала головой и заламывала руки, наматывая круги по своей комнате. Хасеки не знала, как будут разворачиваться события далее, но она знала одно — Махидевран, которая когда-то растеряла остатки своей власти во дворце Топкапы, а затем резко обрела ее вновь, точно не даст спокойной жизни своей рыжеволосой сопернице. — Иншааллах, Валиде в скором времени поправится, — причитала Хасеки, меряя шагами свою спальню, — Тогда власти Махидевран придет конец, и она вновь уедет туда, где ей самое место, — произнеся это, Хюррем невольно подумала про преисподнюю и усмехнулась от этой мысли, — Пока эта змея жила в Манисе, моему счастью не было предела, — продолжала рассуждать женщина, время от времени поглядывая на Гюля Агу. Евнух стоял напротив госпожи, кивая в знак солидарности с ее словами, — Теперь мне вновь воздается за мои грехи… — устало выдохнув, Хасеки опустилась на тахту и начала нервно барабанить пальцами по подлокотнику, — А что, если… — она замолчала, будто испугавшись собственных мыслей, — Что, если Валиде так и не оправится от этой болезни? — Упаси Аллах, госпожа, упаси Аллах, — взволнованно запричитал Гюль Ага, — Не говорите так, госпожа, — он с тревогой поглядывал на султаншу, которая уже минуту смотрела в одну точку, царапая ногтями мягкую подушку и покачиваясь из стороны в сторону. Губы Хюррем подрагивали, лицо побагровело, а зубы были сжаты. Евнух с долей сочувствия посмотрел на нее и тяжело вздохнул. — Я сегодня была в покоях Повелителя, когда он объявил о своем решении, — неожиданно сказала Хасеки, — Махидевран тоже пришла, конечно же. Повелитель был так с ней учтив, будто позабыл, сколько зла она мне сделала, — обиженно произнесла она. Внезапные откровения султанши смутили Гюля Агу, и он с недоумением нахмурился, но тем не менее, евнуху немного льстили прямота и искренность, с которыми Хасеки рассказывала эту историю, — Конечно, теперь она торжествует, — Хюррем приложила ладонь к горячему лбу. — Ничего страшного, госпожа, — с уверенным видом ответил Гюль Ага, не теряя надежды успокоить расстроенную султаншу, — Махидевран Султан не будет править гаремом вечно. В конце концов она уедет, и Вы в очередной раз окажетесь победительницей, — в ответ на это Хюррем в очередной раз горько усмехнулась и сокрушенно покачала головой. — Ошибаешься, Гюль Ага, — женщина резко поднялась с места, — Махидевран сделает все возможное, чтобы меня опорочить, и перед отъездом будет каждый день трепать мне нервы, не оставит в покое! — гневно пробормотала Хасеки, стиснув зубы, — Нужно срочно что-то делать… — она вновь присела и откинулась на спинку тахты, потирая переносицу, — Можешь идти, — обратилась султанша к евнуху, — Я должна подумать, — с этими словами Хюррем отвернулась, демонстрируя свое нежелание продолжать разговор на неприятную тему. Слуга сокрушенно покачал головой, а затем низко поклонился и покинул комнату госпожи.       Вечером, когда над столицей начали сгущаться сумерки, а шехзаде Мустафа после долгой дороги решил отдохнуть в своих покоях, Хасан, наконец освободившись, решил наведаться в одно место, где ни разу не был — в бордель. Прежде ему и в голову не приходило ходить в подобные заведения, и он так никогда и не побывал бы в этом кабаке, если бы не получил соответствующее предложение от своего давнего знакомого. С Матракчи Насухом они беседовали всего пару-тройку раз, но даже несмотря на редкие встречи, этот добродушный и легкий на подъем мужчина считал хранителя покоев шехзаде настоящим другом, судя по широкой приветливой улыбке и крепким объятиям, которыми Матракчи одарил Хасана при встрече. Громко смеясь и похлопывая товарища по плечу, Насух провел его к одному из свободных столов и плюхнулся на низкий табурет, жестом предложив Хасану сесть напротив. Устроившись поудобнее, хранитель покоев сразу предупредил собеседника, что вино пить не будет в связи со своей важной должностью, на которой всегда нужно сохранять бдительность. В ответ Матракчи лишь усмехнулся и подозвал одну из работниц заведения, которая разносила веселящие напитки на медном подносе. Златовласая девица, изящно покачивая бедрами, подошла к мужчинам и медленно наклонилась, жадно поглядывая на Хасана, который сдержанно улыбнулся в ответ и принял вино из ее рук, после чего поставил стакан на стол и отодвинул его к Насуху, четко демонстрируя неохоту «баловаться» выпивкой. Тот лишь недовольно фыркнул и одним движением опрокинул содержимое стакана в рот, слегка поморщившись от вкуса дешевого вина. — Почему такой красивый и солидный господин сегодня не в настроении? — поинтересовалась девушка, обращаясь к Хасану. Мужчина думал о чем-то своем, даже не глядя в ее сторону и буравя взглядом стену напротив. Эта реакция немного разочаровала работницу борделя, и та насмешливо улыбнулась, обнажая зубы, после чего обратилась уже к Матракчи: — Чего это он такой печальный? — в ответ эфенди лишь пожал плечами, поэтому девица высказала свое предположение: — Неужели кто-то разбил сердце господину? — после ее слов Хасан заметно напрягся. Настойчивость незнакомки раздражала его, поэтому мужчина перевел взгляд на Насуха, молчаливо взывая к помощи. — Ты иди, хатун, — вальяжно произнес Матракчи, отмахиваясь от девушки, словно от назойливой мухи, — Иди. Нам с приятелем нужно побеседовать, — сказав это, мужчина тепло посмотрел на работницу борделя и доброжелательно улыбнулся. Девушка недовольно покосилась на Хасана и, пробурчав что-то себе под нос, удалилась, решив подсластиться к двум другим посетителям, сидевшим за соседним столом. Мужчины, судя по всему, были рады вниманию со стороны красивой работницы заведения, поэтому тут же переключили на нее свое внимание. Тем временем Матракчи придвинул свой табурет к столу и наклонился к Хасану, — А почему такой солидный и красивый господин не в настроении? Неужели кто-то разбил ему сердце? — с дурацкой улыбкой проговорил он, пародируя девушку. Хасан устало поглядел на него и нахмурился, — Правда, что случилось? — уже серьезнее произнес Насух, перестав улыбаться, — Ты сегодня какой-то угрюмый и неразговорчивый, — задумчиво сказал он, смерив собеседника подозрительным взглядом, — Послушай, я же не первый день живу на этом свете, — Матракчи вновь начал глупо улыбаться, еле сдерживая хихиканье, — Скажи, она красивая? — А? — переспросил Хасан, словно очнувшись ото сна, чем вызвал у приятеля нагловатую ухмылку. Осознав, какой вопрос ему только что задали, мужчина опустил глаза и вздохнул, — Красивая. Очень, — с этими словами Хасан перевел взгляд на собеседника, ожидая увидеть на его лице подобие усмешки, но Матракчи моментально посуровел и внимательно посмотрел на товарища. — Выходит, я был прав, — ровным голосом произнес он, опрокидывая уже второй стакан вина себе в рот, — У меня тоже такое было. Понимаешь, иногда это случается, — начал рассуждать Насух, задумчиво глядя куда-то в сторону, — Но не в этом счастье. К тому же, ты молод, хорош собой, когда-нибудь встретишь женщину, с которой проживешь много лет в любви и согласии, — слушая все это, Хасан так и сидел, опустив глаза в пол, — А пока советую пойти и расслабиться, — Матракчи кивнул в сторону двух девушек, которые танцевали для каких-то посетителей борделя, — Я сам здесь нечасто бываю. Но иногда, понимаешь, такое настроение… — Нет, — коротко ответил Хасан, отрицательно покачав головой. Насух как-то укоризненно посмотрел на него и нахмурился. — Выходит, хранишь ей верность? — с нескрываемым интересом спросил эфенди, видимо, нафантазировавший целую легенду про Хасана и его возлюбленную, — Понимаю… — задумчиво протянул он, — Но не советую так делать. Клянусь Всевышним, она тебя уже забыла. Жизнь не стоит на месте, друг мой. Нужно двигаться дальше. — Все не так, — внезапно произнес хранитель покоев, наконец решившись посмотреть в глаза собеседнику, — Она… даже не знает о моих… — мужчина начал вырисовывать какие-то фигуры в воздухе одной рукой. Громкая музыка и постоянные разговоры других людей сбивали его с мысли и отвлекали, — Чувствах, — наконец молвил Хасан и принялся наблюдать за реакцией Матракчи. Тот «завис» на несколько секунд и прищурился, мысленно подбирая слова. — Тогда поступи, как надо, — выпалил эфенди, заставив Хасана недоуменно воззриться на него, — Она должна обо всем узнать. Иначе ты так и будешь ходить как в воду опущенный, а потом корить себя за то, что не признался раньше, — серьезно произнес Насух, после чего ободряюще улыбнулся. Хасан не воспринял эти слова всерьез. Матракчи знал, о чем говорил, но даже не представлял, о ком его приятель думал в момент их разговора.