Сокровенные чувства

— Твое имя — Мустафа, — в третий раз произнес Сулейман, с осторожностью держа на руках завернутого в белую ткань младенца. Новорожденный мальчик тихо сопел на руках у отца, вызывая у того гордость и умиление, — Он просто чудесный. Да дарует Аллах ему здоровья и счастья, — Сулейман нежно поцеловал ребенка в лоб и отдал Мустафу стоящей рядом повитухе. — Аминь, шехзаде, — устало проговорила Махидевран. Она возлежала на мягких подушках и отдыхала. На удивление, роды были легкими, что радовало новоиспеченную султаншу — существовало поверье, что в таком случае ребенок проживет долгую и счастливую жизнь. Теперь Гюльбахар стала госпожой, что доставляло ей еще большее ликование — прежде почетное место матери первенца занимала Гюльфем, но ее радость от рождения сына продлилась недолго, ведь в результате заражения оспой маленький шехзаде скончался. Пока весь дворец Манисы оплакивал столь неожиданную потерю, Махидевран, узнав о своей беременности, подарила утешение убитому горем возлюбленному. «Совсем не важно, кто родится. Главное, чтобы ребенок был здоровым,» — эти слова девушка произносила про себя, словно мантру, пытаясь отвести любые злые силы от главного источника своей радости, но, тем не менее, в глубине души надеялась именно на рождение сына, которому предстояло в будущем занять престол. Сулейман любил своего отпрыска и души в нем не чаял, проводя с Мустафой много времени.       Повелитель разлюбил свою «весеннюю розу» в связи с появлением в его жизни новой пассии, однако мать старшего наследника все же осознавала, что чувства Сулеймана к ней угасли еще тогда, в Манисе — с течением времени сын султана Селима стал звать возлюбленную все реже и реже, предпочитая проводить вечера за созданием ювелирных украшений или чтением книг. Иногда Сулейман хотел видеть Мустафу, и Махидевран покорно приводила ребенка к отцу, всегда представая перед господином с улыбкой на лице. Она не переживала по поводу наложниц гарема, будучи уверенной в том, что является главной избранницей шехзаде, и старалась отгонять любые мысли, связанные с тем, что другая женщина может занять ее место. Но в конце концов так и случилось — Махидевран поняла, что ничто в этой жизни не вечно, как и любовь. Много лет она пыталась вновь завоевать расположение Сулеймана, но каждый раз встречалась с холодным и равнодушным взглядом голубых глаз, которые когда-то смотрели на нее с нежностью и восхищением.       В мечтах султанша, конечно же, хотела подарить возлюбленному еще много детей. После очередного скандала с соперницей Махидевран упала в обморок и в тот же день, придя в сознание, услышала радостную весть о своей беременности. Этот ребенок мог стать для нее спасением — возможно, как казалось госпоже, султан вновь обратил бы на нее внимание, вновь пришел бы и одарил своей любовью. Но Махидевран не уберегла свое дитя, а вместе с ним потеряла надежду на какое-либо счастливое будущее. Ее главной конкурентке, наоборот, везло — за достаточно короткий промежуток времени Хюррем родила падишаху четверых наследников и дочь. Михримах росла настоящей красавицей, и ее мать, самодовольно ухмыляясь, подмечала, что в будущем эта девочка разобьет немало мужских сердец. Однако юную султаншу ожидала та же участь, что и у других османских принцесс — скорее всего девушке предстояло выйти замуж за того, кого выберут ее родители, разумеется, не спрашивая мнения самой Михримах. Иногда Махидевран всерьез задумывалась об этом и даже сочувствовала девочке.       Султанша всегда хотела иметь нескольких детей. «Чем больше, тем лучше,» — такое негласное правило существовало в гареме. Конечно, речь шла именно про сыновей, наследников, у каждого из которых был шанс занять престол. Многовековой опыт османского народа показывал, что все султаны, когда-либо заполучавшие трон, все же обладали некими общими чертами, несмотря на разность в характерах, и по этой причине каждая мать прилагала большие усилия, надеясь воспитать будущего падишаха. Махидевран не была исключением — после того, как Сулейман отверг ее, госпожа поклялась сделать все возможное для того, чтобы ее сын взошел на престол, но для этого ей самой было необходимо возвыситься. Действовать приходилось медленно и осторожно, учитывая, что влияние в гареме, который после смерти матери падишаха перешел в управление к Хюррем, завоевать было практически невозможно.       Однако никакие горести и печали не могли испортить повседневность «весенней розы» — в ее жизни был Мустафа, ставший смыслом жизни для одинокой женщины, а спустя некоторое время Махидевран обрела любовь, вновь почувствовав трепет и нежность, которые, как казалось султанше, она перестала испытывать уже очень давно. Хасан всегда старался радовать госпожу по мере своих возможностей, а их обоюдная привязанность становилась крепче с каждым днем. После первой близости они поняли, что пути назад нет. Махидевран, конечно же, помнила о необходимых мерах предосторожности — в один день она невзначай попросила Фидан достать лекарство, которое предназначалось от боли в животе. Однако лекарша не рекомендовала пить снадобье женщинам, планирующим беременность, поскольку оно имело противозачаточный эффект. Ссылаясь на плохое самочувствие, Махидевран просила готовить для нее это лекарство всякий раз, когда собиралась встретиться с Хасаном. Беременность султанши стала бы концом для них обоих.       Слова Фидан прозвучали, словно гром среди ясного неба. Махидевран вновь ощутила головокружение, поэтому тут же приложила ладонь ко лбу и зажмурилась в попытке успокоиться. Служанка испуганно глядела на нее, шумно дыша и ожидая дальнейших указаний, если они, конечно, могли последовать. Махидевран, в свою очередь, напряженно молчала, чувствуя, как сердце начинает биться все быстрее и быстрее. Случилось то, чего она боялась. — Что мы будем делать, госпожа? — встревоженный голос Фидан вывел женщину из раздумий и немного отрезвил ее разум. Посмотрев на калфу, султанша судорожно выдохнула, — Это же такой грех… Спаси нас Аллах, но вдруг кто-то узнает? — причитала служанка. Она уже давно догадывалась о чем-то запретном, происходящем между госпожой и хранителем покоев, но не смела поднимать эту тему. Калфа осознавала, какое наказание ожидает любовников, и, тем не менее, даже не думала оставлять султаншу наедине с ее проблемой, — Хасану Аге отрубят голову, а Вас… — Это мой грех, Фидан, — напряженно процедила мать наследника. Она была явно не в настроении обсуждать свой поступок, поскольку и без комментариев служанки осознавала лежащую на них с Хасаном вину. Женщину больше интересовала внезапная беременность, которая могла повлечь за собой непоправимые последствия, — Я как-нибудь со всем разберусь, — произнесла Махидевран и внезапно уловила испуг в собственном голосе, — Единственное, что я от тебя прошу… — она замолчала и задумчиво посмотрела куда-то перед собой, — Ты должна сохранить это в тайне. Если кто-то узнает… — султанша не договорила, почувствовав, как к горлу подступает ком. Она начала понимать, что беременность, скорее всего, скрыть не получится, и придется предпринимать экстренные меры. Махидевран начала потирать виски, зажмурившись, и попыталась прийти в себя, дабы рассуждать трезво, но получалось у нее, откровенно говоря, так себе. — Все будет хорошо, госпожа, — несмело проговорила Фидан и присела рядом с матерью наследника, с осторожностью дотронувшись до ее предплечья. Султанша повернула голову и грустно улыбнулась — в глазах калфы тоже блестели слезы, и она, очевидно, была напугана даже не меньше своей госпожи, но старалась держаться стойко, дабы не расстраивать Махидевран еще больше, — Мы обязательно что-нибудь придумаем. В конце концов, — Фидан опустила взгляд и вздохнула, — Уже ничего не поделаешь, — и это было действительно так. Через пару минут тишины госпожа немного успокоилась, но перед глазами все плыло, а голова просто-напросто раскалывалась. Затем служанка и мать шехзаде начали обсуждать произошедшее, пытаясь найти хоть какой-то выход. И они его нашли.       Напрягшись всем телом, словно натянутая струна, Хюррем Султан с гордо выпрямленной спиной стояла напротив окна в своих новых покоях. После смерти Валиде эта роскошная комната осталась пустовать, и Хасеки не могла упустить уникальный шанс в очередной раз продемонстрировать всем свою власть над падишахом, заняв покои, которые Сулейман поначалу планировал оставить бесхозными. Вопреки ожиданиям султанши, повелитель, однако, отказался даровать жене возможность похвастаться перед врагами новым «приобретением» в виде богато обустроенной спальни, и разочарованной Хюррем пришлось довольствоваться той комнатой, что была в ее распоряжении около десятка лет. Но госпожа не собиралась соглашаться на меньшее и заняла покои, ранее принадлежавшие Валиде, без ведома падишаха. В конце концов, не без помощи хитрой Михримах, Хасеки смогла заполучить желаемое, однако Сулейман был явно недоволен подобным раскладом событий и ушел в поход с обидой на супругу. Поначалу султанша переживала по этому поводу, но через некоторое время успокоилась и решила не забивать голову ненужными мыслями — на войне падишаху предстояло провести больше года, и за это время могло измениться многое.       Волновало Хюррем другое — наложница, которую, как оказалось, звали Настей, стала фавориткой повелителя, и Сулейман проводил с ней чуть ли не каждую ночь. Жена султана пыталась убедить себя в том, что эта девушка не представляет никакой угрозы, но поверить в это становилось все сложнее и сложнее. К тому же, особое отношение Сулеймана к новой фаворитке было на руку Хатидже, а также Махидевран, которая прибыла в Стамбул вместе с сыном незадолго до отъезда султана. Хюррем, в свою очередь, не собиралась доставлять врагам удовольствие от своего поражения, поэтому решила действовать — ночью, когда стража и гаремные служащие уснули под действием мощного снотворного, фаворитку падишаха силой достали из спальни и повесили прямо посреди гарема. Хасеки осознавала, что это жестоко, и догадывалась, что Сулейман разозлится, узнав о гибели наложницы, однако другого выхода у нее не было — хатун представляла реальную угрозу для авторитета Хюррем, которая на протяжении долгих лет имела почетный статус единственной женщины султана. Их с Хатидже противостояние усилилось после смерти Насти — сестра падишаха обещала покарать Хюррем за убийство этой рабыни, но Хасеки, очевидно, не боялась этих запугиваний.       Когда Сулейман со своим войском покинул столицу, Мустафа официально вступил в должность регента империи. Конечно, это расстраивало Хюррем, но ее сыновья были еще слишком юными для подобных назначений. Старший сын повелителя не собирался предпринимать что-либо против законной супруги отца и даже не пересекался с Хасеки в дворцовых коридорах, дабы никак ее не задевать. А вот о Махидевран нельзя было сказать то же самое — по приезде в Стамбул она направилась к Хатидже, и Хюррем могла лишь догадываться о том, какая тема была главной в их разговоре. Хотя долго думать об этом не было смысла — очевидно, султанши вели беседу о предстоящем разводе сестры падишаха с мужем-изменником. Такой позор Хатидже стерпеть не могла, и Махидевран, зная это, всячески пыталась отговорить госпожу от уже принятого ей решения. Хюррем опасалась, что матери Мустафы удастся убедить сестру султана, поэтому на протяжении нескольких дней размышляла над тем, как бы не этого не допустить. — Выходит, Махидевран нездоровится? — нарушила тишину Хасеки, повернув голову к только что вошедшему в ее новые покои Сюмбюлю, — И поэтому она уезжает в Бурсу? — слуга молча кивнул в ответ, на что Хюррем лишь хмыкнула, — Удивительно. И что же с ней такое? Надеюсь, ничего серьезного, — изображая волнение, поинтересовалась султанша. — Мне это неизвестно, госпожа, — Сюмбюль пожал плечами и опустил взгляд, подбирая слова, — Я сам совершенно случайно узнал, что Махидевран Султан отдала приказ собирать вещи и снаряжать карету. Если Вы помните, в Бурсе есть целебные источники. Я не удивлен, что госпожа решила поехать именно туда. — Постарайся разузнать подробности о ее недуге, — приказала Хюррем, смерив евнуха задумчивым взглядом. Внезапное недомогание Махидевран удивило супругу падишаха, и та решила выяснить, что конкретно потревожило покой соперницы. Жестом отослав слугу прочь, Хасеки принялась мерить шагами комнату, размышляя над тем, что делать дальше.       Недолго думая, Махидевран и Фидан пришли к логичному умозаключению — султанше надо было уезжать, покинуть столицу как можно скорее, дабы никто не успел узнать истинную причину ее «плохого самочувствия». Как только шехзаде-регенту доложили о состоянии его матушки, Мустафа не на шутку испугался и тут же начал засыпать госпожу вопросами, однако та отвечала очень односложно, не вдаваясь в подробности. Махидевран просила сына разрешить ей отправиться в Бурсу. Незадолго до этого Фидан подкупила лекаршу, и пожилая женщина в присутствии наследника подтвердила, что султанше лучше пробыть вдали от Стамбула до полного выздоровления. Мустафа охотно согласился с этим решением и даже выразил желание поехать вместе с матерью, но Махидевран отказалась, сославшись на то, что у шехзаде и так много важных дел, и ему ни в коем случае нельзя оставлять столицу без присмотра.       Покидая дворец, султанша видела победное выражение лица Хюррем — жена падишаха была на седьмом небе от счастья, надеясь, что ее соперница вернется очень нескоро. Однако у Махидевран была проблема намного серьезнее, чем простое торжество рыжеволосой Хасеки. Султанша так и не успела рассказать о своей беременности Хасану и даже не представляла, что он подумал, узнав о внезапном отъезде возлюбленной. На самом же деле хранитель покоев наследника до последнего был не осведомлен о произошедшем. С раннего утра мужчина находился в скромной комнате, специально выделенной для него, и занимался лишь теми делами, которые ему предоставил шехзаде. Встреча с Махидевран Султан в саду не удалась — по словам одной из служанок госпожи, она решила поговорить о чем-то важном со своим сыном, и поэтому Хасан не переживал, надеясь увидеться с султаншей позже.       Иногда в его голову лезли откровенно глупые мысли — мечты, которые было просто-напросто невозможно осуществить. Хасану хотелось бы жить жизнью простого горожанина или мелкого торговца, не погружаться в дворцовые интриги и заговоры и, наконец, создать семью. В последнее время мужчина не видел смысла своего существования без Махидевран Султан, но в то же время здраво оценивал положение и понимал, что совместного будущего у них, скорее всего, нет. Рано или поздно султанше пришлось бы отдавать предпочтение либо любви, либо достоинству, и она, под страхом быть опозоренной, сделала бы выбор в пользу своей чести. Хасан принял это заранее и ни в коем случае не стал бы осуждать госпожу за подобное решение. Однако неизбежность расставания пугала его, и хранитель покоев старался всячески избегать мыслей о том, что когда-нибудь им придется проститься навсегда.       Тем временем сама Махидевран не находила себе места — волнение захлестнуло ее с новой волной, когда госпожа узнала, что Фидан не сможет поехать с ней. Мустафа объяснил свое нежелание отпускать калфу из столицы тем, что хочет иметь в гареме хотя бы одного человека, которому сможет доверять. Махидевран не просила сына обдумать это решение, поскольку шехзаде разрешил Фидан периодически навещать госпожу в Бурсе. Перед отъездом служанка постаралась убедить султаншу в том, что все будет хорошо, и они обязательно найдут выход из столь затруднительного положения, но Махидевран с трудом верила в успешность их попыток скрыть внезапную беременность. Утром, когда карета наконец была готова к отправлению, женщина быстро попрощалась с Мустафой, а когда очередь дошла до верной калфы, госпожа произнесла: — Расскажи обо всем Хасану, Фидан, — Махидевран перешла на шепот, нагнувшись поближе к служанке. Та лишь молча кивнула в ответ и ободряюще улыбнулась, надеясь хотя бы немного успокоить госпожу, но ее умиротворенное выражение лица, как показалось самой калфе, не произвело необходимого эффекта. Еще немного подышав свежим воздухом в саду, Махидевран села в карету и скрылась от посторонних глаз. Всю ночь султанша не могла уснуть, от чего под ее глазами образовались темные круги. Каштановые волосы, обычно идеально уложенные, немного растрепались, но госпожу это не беспокоило. В ее голове крутились десятки вопросов, и в первую очередь женщину интересовало, что делать с ребенком. Махидевран не хотела брать грех на душу и прерывать беременность, однако внутри нее рос страх как за собственную жизнь, так и за благополучие Хасана.       Об отъезде султанши хранитель покоев узнал утром, когда встретился с шехзаде в дворцовом коридоре. Мустафа вкратце объяснил соратнику, что его матушке нездоровится, и поэтому ей необходимо уехать в Бурсу на неопределенный срок. Хасана удивило столь внезапное отбытие госпожи — мужчина предположил, что Махидевран Султан встретилась бы с ним перед тем, как уезжать, дабы рассказать о своем плохом самочувствии. Но мать наследника спешно отправилась в Бурсу, не сказав возлюбленному ни слова, и это его насторожило. Более того, Хасан никак не мог связаться с султаншей — даже отправка письма была бы очень рискованной мерой, а о поездке в Бурсу не могло идти и речи. Мужчине оставалось лишь надеяться, что в ближайшее время шехзаде решит навестить свою мать и возьмет хранителя покоев с собой.       Однако Хасану не пришлось долго задаваться вопросом, почему госпожа не смогла с ним попрощаться — в тот же вечер к нему пожаловала Фидан, верная служанка Махидевран Султан. Девушка даже не пыталась выведать у госпожи какие-либо подробности об их с Хасаном тайной связи, прекрасно понимая, что подобный разговор не приведет к чему-либо хорошему. Вместо того, чтобы донимать султаншу, Фидан решила побеседовать с ее возлюбленным и заодно рассказать ему об истинной причине «недомогания» Махидевран. Осторожно прикрыв за собой дверь, калфа подошла к столу, за которым восседал Хасан, и, сделав максимально разочарованное и недовольное выражение лица, сложила руки перед собой. Хранитель покоев с недоумением посмотрел на нее и неспеша отложил в сторону книгу, страницы которой он до этого листал. — Я пришла с Вами поговорить, — серьезным голосом начала Фидан, но руки ее дрожали от волнения, и это не укрылось от внимательного взгляда мужчины, который тут же нахмурился, чувствуя неладное, — Махидевран Султан просила меня все рассказать, — она замолчала, неловко переминаясь с ноги на ногу. Хранителю покоев надоело ждать, пока калфа соберется с мыслями, поэтому он нетерпеливо махнул рукой, дав ей знак продолжать, — Начну с того, что… — Фидан тяжело вздохнула, — Хасан Ага, я все знаю. — Знаешь что? — с насмешкой произнес мужчина, постучав кончиками пальцев по гладкой поверхности стола. Несмотря на внешнюю невозмутимость Хасана, его сердце стучало с бешеной силой, а неприятное предчувствие лишь усиливалось. — Госпожа рассказала мне о вашей… — девушка смущенно опустила взгляд и сжала губы, — Связи. Если можно так сказать, — после ее слов Хасан почувствовал, как его душа ушла в пятки — хранитель покоев сначала побледнел, затем покраснел, а следом резко поднялся с места, неторопливо направившись к служанке, — Но я не собираюсь осуждать госпожу или Вас, — поспешила добавить Фидан, опасливо глядя на мужчину, — И будьте уверены, ваша тайна уйдет со мной в могилу, — уже смелее произнесла калфа, — Я никому не расскажу. Но сейчас речь не об этом, — Хасан все так же молчал, но выражение его лица сменилось с гневно-испуганного на более спокойное, — Произошло то, что изначально госпожа всячески пыталась предотвратить. Махидевран Султан беременна, — резко выпалила Фидан и тут же затихла, исподлобья взглянув на хранителя покоев. — Что? — только и смог проговорить Хасан. Его голова тут же закружилась, и мужчина еле устоял на ногах, вовремя оперевшись на подошедшую ближе девушку, — Она… Но… — он нахмурил брови и зажмурился, стараясь привести себя в чувства. Тем временем Фидан, уже достаточно осмелевшая для того, чтобы озвучить всю правду, решила продолжить. — Мы с госпожой долго думали и пришли к выводу, что ей лучше провести какое-то время в Бурсе под предлогом недомогания, — калфа с неким сочувствием и пониманием посмотрела на Хасана, который более-менее успокоился и выглядел уже не таким испуганным и удивленным, — Мне все еще неизвестно, что госпожа решит по поводу ребенка. Но, думаю, оставлять его не имеет смысла. Это опасно, — Фидан покачала головой и помогла хранителю покоев присесть на тахту, — Махидевран Султан попросила рассказать Вам обо всем. Ей сейчас очень тяжело и страшно, — девушка приложила ладонь к щеке, и они с Хасаном синхронно вздохнули. — Как только я смогу, то обязательно поеду в Бурсу. Мне нужно увидеться с госпожой и поговорить с ней, — решительно произнес мужчина и встал с места, выпрямив спину. Фидан тут же покачала головой и начала что-то говорить, но Хасан словно не слышал ее, — Это и моя вина тоже. Махидевран Султан не должна сейчас оставаться одна. — Если Вы поедете, все может стать еще хуже! — служанка почти перешла на крик, но вовремя осеклась и понизила тон, опасливо поглядывая на закрытую дверь комнаты, — Не допусти Аллах, кто-то увидит вас вместе, и тогда… — девушка прикрыла глаза и выдохнула, все же убедив Хасана сесть на место, — Я попрошу шехзаде позволить мне навестить госпожу в Бурсе. Но я не знаю, как скоро смогу отправиться туда. Возможно, через несколько дней, — Фидан подошла к мужчине и спокойно положила руку на его предплечье, — Не беспокойтесь. Госпожа сейчас в надежных руках. С ней отличная повитуха, которой мы заплатили, — размеренно говорила калфа, наблюдая за тем, как меняется выражение лица собеседника, — Все будет хорошо. Я уверена, скоро вы сможете связаться и поговорить. Все-таки это ваша общая беда.       Хранитель покоев все же решил поверить в слова Фидан — пожалуй, главным основанием для этого был тот факт, что этой девушке доверяла сама госпожа. К тому же, к удивлению мужчины, служанка отнеслась к их с госпожой роману с пониманием, будто бы это было в порядке вещей. Хасан ожидал от калфы другой реакции — осуждения, порицания и упреков, но встретился с неожиданным спокойствием со стороны девушки. Стоило Фидан скрыться за дверью, мужчина начал ходить из стороны в сторону, потирая пальцами виски. Он был не в силах принять сложившуюся ситуацию и до сих пор не осознал, что произошло. Вместе с тревогой и напряжением Хасан чувствовал странную радость и с иронией подмечал, что его давняя мечта иметь семью наконец исполнилась.       Калфа тем временем направлялась в гарем, то и дело оглядываясь назад в надежде, что никто не стал свидетелем ее визита к хранителю покоев. В дальней части дворца источником света был один единственный факел, но для длинного коридора этого было недостаточно — темнота и звенящая тишина заставляли Фидан испуганно озираться по сторонам. Внезапно позади послышались быстрые шаги, девушка резко обернулась, и ее глаза тут же расширились от удивления — перед калфой стояла Фатьма Хатун. — Что ты здесь делаешь? — возмутилась Фидан, с недовольством взмахнув руками, — Разве ты не знаешь, что покидать гарем без позволения нельзя? — в ответ на ее негодование Фатьма лишь легко усмехнулась, демонстрируя, что ничуть не боится гнева калфы, — Чего ты уставилась? — устало поинтересовалась служанка, — Возвращайся в гарем. Иначе хуже будет. — Кому будет хуже, еще посмотрим, — не меняя выражение лица, ответила Фатьма. Медленным шагом она подошла к калфе и продолжила: — Сейчас не мне угрожает смертельная опасность, — девушка вытащила руки из-за спины. В одной из них оказался смятый лист бумаги с какими-то надписями. Развернув его, Фатьма показала послание собеседнице, — Я нашла это в покоях Махидевран Султан. Любовное письмо, — Фидан почувствовала дрожь в коленях, но виду не подала, продолжив невозмутимо глядеть на хатун, — И оно там не одно, — рабыня разгладила лист рукой и внимательно перечитала его содержимое, после чего на ее лице появилась все та же наглая ухмылка, — Кроме того, я знаю, кто написал все эти послания, — калфа слушала ее и недоуменно хлопала ресницами, приоткрыв рот, — Хасан Ага. Ты от него идешь, не так ли? Небось, вы размышляли над тем, как бы организовать их с госпожой встречу, — Фатьма свернула бумагу и сунула лист в декольте, дабы Фидан не смогла отнять у нее весомое доказательство греха султанши, — Я забрала все письма и хорошенько спрятала. Никто, кроме меня, не знает их местонахождение, — хатун тяжело вздохнула и подняла взгляд, после чего мечтательно произнесла: — Подумать только… Что же будет с госпожой и Хасаном Агой, если тайное станет явным? Их должны казнить. Это ведь такой позор, — она покачала головой, — И тебе, Фидан Калфа, могут отрубить голову. Все-таки ты все знала и скрывала. — Что тебе нужно? — выпалила служанка, напрягшись всем телом. Фатьма всегда отличалась особым коварством, поэтому Фидан ей не симпатизировала и всячески старалась предупредить Махидевран Султан, надеясь, что та не станет доверять столь хитрой и изворотливой девушке. — Я уже говорила тебе о своем главном желании несколько месяцев назад, — спокойно ответила Фатьма, сложив руки перед собой, — Отправь меня к шехзаде, — Фидан хотела что-то возразить на это требование, но собеседница остановила ее движением руки, — Я хочу стать матерью его первенца. Однако Махидевран Султан не дает мне шанса. Сегодня мне сообщили, что через пару дней я поеду в Бурсу, чтобы быть рядом с госпожой, — Фатьма отрицательно покачала головой, — Но я не хочу уезжать. Если я стану наложницей шехзаде, меня нельзя будет отсылать из дворца, — девушка вновь ухмыльнулась и перешла на шепот, — Выбор за тобой, Фидан Калфа. Стоит тебе выполнить мое пожелание, и, клянусь Всевышним, я сожгу все эти письма. Но если ты откажешься, — она наклонилась к лицу служанки, — Госпоже и ее любовнику придет конец, — Фидан ничего не ответила, а лишь быстро закивала, демонстрируя свое согласие. Довольно улыбнувшись, Фатьма толкнула ее плечом и удалилась прочь, оставив калфу в одиночестве. Посмотрев вслед уходящей девушке, Фидан шумно выдохнула и схватилась за сердце.