Если мы проснемся...

      — Там, где воспитывали меня, ты была бы убита в первую же ночь.       Лаэзель осуждающе смотрела, как Ишатер отпустила рогатую воровку, что пыталась пошарить что-то в ее карманах. У воительницы уже не первый раз дергался глаз от поступков этой глупой жрицы. В каких яслях ее воспитывали?! Мягкотелая идиотка.       Сначала она тратит время, чтобы вытащить из плена эту полукровку-эльфа. Затем впрягается в бой за рощу, вместо того, чтобы идти искать ясли и путь к очищению. Ладно, это еще можно было оправдать тем, что где-то в этой роще прятался Зорру. Но все остальное — омерзительно! Омерзительно доброе. Этот поросший мхом осколок мироздания размягчает даже гитьянки.       — Потом поймешь, — коротко и чуть хрипло бросает Ишатер, и Лаэзель склоняет голову на бок, в который раз оценивающе рассматривая раздражающую, но необходимую для выживания девчонку.       — Чк-к, — цедит она сквозь зубы, резко поведя подбородком. Это раздражало в Ишатер еще больше! Она младше, она слишком добрая, и все равно мнит себя умнее! Хотелось прогнуть ее, поставить на колени и доказать, кто здесь главный.       Еще с треклятого наутилоида мерзавка отказывалась подчиняться.       Жрица Влаакит присела на корточки перед Матиасом и заговорила с ним спокойно, холодно и тихо, так, что даже слова не разобрать. Рогатый мальчишка несколько раз тяжело вздохнул и почесал затылок, после чего неуверенно махнул рукой в сторону не то импровизированного рынка, не то склада или барахолки, что беженцы организовали под каменным сводом. Ишатер кивнула ему и поднялась, отряхивая левое колено от пыли.       — Идем. Я знаю, где искать этого Зорру.       — Наконец-то. Хоть какой-то от тебя толк.       Эльфийка, Шэдоухарт, укоризненно качнула головой.       — Я говорила, что от этой, — она смерила Лаэзель презрительным взглядом, — проблем будет больше, чем пользы.       — Довольно, — резко обрезала Ишатер, и мысленно воительница усмехнулась. Когда в голосе этой жрицы проскакивала сталь, в ней чувствовалась истинная кровь гитьянки. — Потом друг другу глотки перегрызете.       Они разбили лагерь в старых руинах у реки. Подобраться туда сверху было бы проблематично, и проход к лагерю был лишь один. Продуманно.       Лаэзель спала чутко, и бесконечное ерзание на соседнем лежаке к тому времени, как луна уже была высоко, неимоверно раздражало. Воительница приподнялась на локте, чтобы высказать жрице Влаакит все, что она думает по поводу ее писка, однако Ишатер опередила ее, сама поднявшись с жесткого ложа. Не успев ничего сказать, Лаэзель только проследила, что девчонка направилась к реке. Что у нее на уме?       Поразмыслив, что это вроде бы не ее дело, но и оставлять просто так одну жрицу Влаакит не стоит, воительница встала с лежанки и отправилась следом за Ишатер. Последняя обнаружилась сидящей в ледяной воде почти по самую грудь, даже не раздевшись.       — Вылезай немедленно, пока я не вытащила тебя силком. Тебе положено спать и набираться сил для поисков яслей.       Ишатер не шелохнулась. Несмотря на холод воды, в ее теле не было заметно ни капли дрожи — даже ресницы не дрожали. Лаэзель шумно втянула носом воздух — если этой чистоплюйной идиотке так приспичило принять ванну, какого гхайка она делает это в одежде?! От девчонки несло солью, травами, выпитыми накануне зельями. От этого запаха у воительницы едва ли не вставали дыбом волосы на затылке.       Она хотела бросить еще какую-то колкость, но на жалкое мгновение перед глазами пронеслось чужое воспоминание — огонь, ожившие скелеты и их повелители, закаленные боями воины и молодые бойцы, павшие от рук нежити и сами становящиеся ею… Лаэзель моргнула — наваждение исчезло, словно Ишатер закрыла свой разум от невольного вторжения.       — Боишься ночных кошмаров? — воительница скрестила руки на груди. — Ты слишком многое перенимаешь от этих исстиков.       Ишатер медленно вздохнула и поднялась на ноги. Мокрая одежда облепила худощавое подтянутое тело, которое, как слышала Лаэзель, даже этот бледный эльф находил в определенной степени притягательным. А он-то считал себя ценителем, посвятив в один из коротких привалов целую лекцию подтянутости и широкой спине Уилла.       — Я медитировала, а ты меня прервала.       Тон Ишатер был не менее ледяным, чем вода, в которой она все еще стояла. Иногда эта безмозглая рыба умела проявлять жесткость и твердость характера. В конце концов, ее однажды послушал даже бесконечно болтливый Уилл, когда жрица просила его заткнуться и ни слова больше не произносить хотя бы в ближайший час.       — Смени одежду и иди спать. И хватит скулить.       Ишатер повернулась всем телом, и воительница встретилась взглядом с необычно серыми глазами, которые в лунном свете отливали холодным серебром клинка китраков. Может, оттого-то эту хилую девчонку и стали обучать жреческой науке, и этим серебром глаз ее отметила сама Влаакит?       Правую руку юной жрицы облекла золотистая дымка, знакомая Лаэзель до заворота кишок — любимое заклинание. В отличие от Шэдоухарт, отдававшей предпочтение темной магии и некротическим заклинаниям, Ишатер то и дело плевалась огнем и лучистым уроном. Лаэзель даже не дрогнула, а в глазах читался лишь вызов «ну-ну, попробуй».       — Прекрасная картина, — раздался насмешливо-высокомерный голос с камней справа. Когда этот бледнолицый успел там появиться?! — Продолжайте, отрадно видеть нашего вожака в праведном гневе.       Дымка заклинания рассеялась, и Ишатер только брякнула сердитое «чк-к» сквозь зубы. Жрица вышла из воды, не глядя на своих союзников, и размеренным шагом направилась к лагерному сундуку.       — Ох, какая жалость, так хотелось посмотреть на этот бой, — Астарион состроил наигранно-расстроенную мину. Лаэзель в этот же миг очень хотелось врезать ему промеж глаз. — Ишатер в гневе — отчаянно прекрасна.       — Даже думать не смей в эту сторону, эльф, — слова сорвались с губ гитьянки прежде, чем она успела их даже подумать.       Эльф ехидно прищурил свои красные глаза и ловко спрыгнул с камней. Этой ночью он был определенно каким-то слишком уж самодовольным и наглым. Больше обычного.       — Так-так, это уже интереснее, — хищная змеиная улыбка заставила воительницу поморщиться от отвращения. — Неужто ты ее ревнуешь? Ко мне?       — Только попробуй ее отвлечь от поисков очищения, я твои кишки намотаю на свой клинок.       — Вода в реке холодная, — продолжал подначивать эльф. — Может, мне стоит согреть нашу прекрасную жрицу этой ночью? Изучить под одеялом изгибы ее изящного тела…       Лаэзель, не стесняясь, громко и длинно выругалась, разбудив дремавшего неподалеку пса, которого эта жалостливая подобрала и приютила. Шкряб вопросительно склонил голову на бок, а затем негромко гавкнул, как бы выражая недовольство такими фразами — видимо, решил, что все сказано в адрес его новой хозяйки и друга. Астарион же только лукаво хмыкнул.       — Держись от нее на почтительном расстоянии, исстик. Цк-ва, — круто развернувшись, воительница отправилась к своей палатке, сопровождаемая самодовольными усмешками в спину.       Ишатер, облачившись в старую, но хотя бы сухую домашнюю одежду, сидела на коленях в полуразвалившейся часовне, бездумно глядя перед собой в старый алтарь. Этот старый сон опять не давал ей покоя, и если от влияния Абсолют ее защищал странный дроу, приходивший на границе яви и сна, то от этих воспоминаний он ее защитить не мог. От прошлого не убежать, ибо оно — часть тебя.       — Пей, — кто-то настойчиво сунул ей в ладони кружку с чем-то горячим. Голос же явно не желал слышать отказа.       Лаэзель села рядом, прокручивая в мыслях то, что ненароком увидела в воспоминаниях соратницы.       — Что это было?       Ишатер неспешно глотнула травяной настой. От горячего напитка стало куда теплее, хотя она и не подавала виду, что замерзла.       — Катастрофа в яслях, которых я росла, — наконец, ответила она.       — Когда это было?       — Несколько лет назад.       — Твои ясли были… здесь? На этом жалком, покрытом травой камне?       Ишатер коротко кивнула, всем видом показывая, что не хочет обсуждать эту тему. Да, ее ясли находились здесь, на Ториле, далеко отсюда — скрытые в песчаных пустынях Закхару. Позднее она отправилась в паломничество, и вот теперь наутилоид занес ее снова сюда. Разве что она плохо узнавала Фаэрун, ибо никогда прежде не доводилось быть на этой стороне планеты.       — Неудивительно, что ты такая мягкотелая, сородич.       Жрица не ответила.       — Лаэзель, у тебя совершенно удивительные глаза. Золотые, как пески Калима.       Жрица заскрипела зубами, слыша очередной комплимент от Уилла в сторону Лаэзель. Эти странные замечания в сторону воительницы и впрямь начинали раздражать. Впрочем, свое недовольство Ишатер легко могла списать на то, что именно в этот момент она выдирала ноги из опутавшей сапоги зачарованной лозы.       — А у тебя череп мягкий, — парировала Лаэзель, отряхивая волосы от налипшей на них листвы. — Щупальца гхайка без проблем наружу вылезут.       — Это что, комплимент? — воодушевленный вопрос Клинка Фронтира заставил Ишатер выдохнуть через зубы привычное «цк-ва».       — Нет, это факт. На этом Фаэруне все какие-то слюнтяи.       Взгляд воительницы скользнул по сжавшей губы жрице. Разумеется, что последнее относилось и к ней. И все-таки, все-таки… От взгляда гитьянки не ускользнул рассерженный короткий выдох и едва-едва мелькнувшая на кончиках пальцев правой руки желтая волна. Не ускользнуло это и от пытливого взгляда Астариона.       — Так-так, осторожнее, Уилл. Наши девочки-гитьянки ревностно относятся друг к другу. Еще пара комплиментов, и ты можешь нарваться на подожженые портки.       — Еще одно слово, эльф, и я укорочу твой не в меру длинный нос, — Лаэзель выхватила из ножен Астариона его же кинжал, однако ее руку перехватила странно горячая даже через перчатку ладонь Ишатер.       — Отставить грызню.       Воительница смерила жрицу недовольным взглядом, почти тут же сменившимся на подозрительно-опасливый.       — Нам надо вернуться в лагерь, — заметила она, выдернув кисть из ослабевшего захвата Ишатер и возвращая клинок эльфу.       — Нет, сначала мы найдем эту Карлах, — тон жрицы Влаакит не терпел возражений. — И уже потом вернемся в лагерь. В противном случае она может удрать.       — Соглашусь с Ишатер, — кивнул Уилл, выходя на разломанный мост и всматриваясь в открывающийся с него вид. — Кстати, Лаэзель, ты веришь в любовь с первого взгляда?       — Не думаю, что вообще верю в любовь, — воительница хмуро сверлила взглядом присевшую на край каменного ограждения жрицу. Ее состояние навевало очень неприятные ассоциации.       Уилл разочарованно выдохнул.       — Впрочем, я верю в плотское наслаждение, — закончила свою фразу Лаэзель, перепрыгивая разрушенную часть моста.       — Вот как? — в голосе колдуна послышалась странная надежда. Он что, всерьез решил заигрывать с ней?       — Довольно! — резко оборвала странную беседу Ишатер подозрительно надломанным голосом. — Надоели эти досужие разговоры!       Ее слегка пошатывало, когда она брала разбег, чтобы перепрыгнуть пропасть, и приземлилась на самый край. Правая нога соскользнула в пролом, и если бы не Лаэзель, то все они могли в следующий миг лишиться своего негласного лидера — воительница вовремя ухватила повалившуюся назад девушку за руку и затянула на устойчивую поверхность.       — Ты теряешь концентрацию, густил.       — Плевать, — Ишатер отдернула руку и опустила взгляд на камни. — Погодите-ка.       Она присела, внимательно рассматривая обуглившийся след. Затем стянула перчатку, провела пальцами по камням и принюхалась к пеплу.       — Карлах где-то рядом. Только ее огонь мог так опалить камень, — уверенно сказал Уилл, выдвигаясь вперед.       Жар, что ощутила Ишатер, невольно соединившись с разумом Карлах, был почти что сравним с тем, что пылал у нее во всем теле в этот самый миг. Жрица не выдержала, рухнув на колени, силясь преодолеть накатившие боль и страх — не свои. Карлах.       — …Влаакит, откуда в тебе столько упрямства, Уилл?! — она в ярости стукнула кулаком по земле. — Карлах не дьявол, и ты это прекрасно знаешь!       Слабость подкашивала ее, но от взгляда жрицы не ушел короткий жест тифлинга — она, кажется, хотела броситься ей на помощь. И лишь понимание, что огонь, исходящий от ее кожи, может опалить новую знакомую, остановил ее.       — …Я… меня обманули… — растерянно проговорил Уилл, и жрица лишь хмыкнула. Тюфяк.       Лаэзель фыркнула, как будто происходящее ее нисколько не удивило. Ишатер лишь поднялась на ноги, едва заметно пошатываясь. Взгляд Карлах был полон любопытства, почти что детского — кажется, она, как и многие, никогда не видела гитьянки.       — Приятно видеть для разнообразия хотя бы одно дружелюбное лицо. Уже начало надоедать, что все пытаются меня прикончить. Я Карлах, но ты это уже наверняка знаешь. А ты…?       — Ишатер, — коротко кивнула гитьянки.       — Ну здорово, солдат. Твоя помощь в атаке может пригодиться. Я могу догнать вас в лагере, только не начинайте ничего интересного без меня.       — Знаешь, Лаэзель, она выглядит едва ли не грознее тебя, — заметил Астарион. — Так что я всеми руками за!       В лагерь они вернулись все вместе — Ишатер понимала, что накатывающая слабость не сыграет на руку в предстоящей стычке. И это раздражало. Стянув с себя броню, которая будто бы стала в несколько раз тяжелее, жрица попыталась отогнать нелепое свое состояние достаточно странным способом — тренировкой.       Однако через несколько минут стало только хуже. Боль сковывала пальцы, пот ручьем стекал по лбу, по спине, по шее. Ишатер устало провела рукой по лицу и заметила струйку крови, бегущую из носа, растекающуюся теперь по ладони.       — Чкх`л гхайк Влаакит м`затх`ак!       Ледяная острая сталь клинка прижалась к горлу жрицы. Ишатер смело смотрела в глаза Лаэзель, не шевелясь, ожидая, когда та или прикончит ее на месте, или продолжит свою пламенную речь.       — Чувствуешь, как нечто расползается в твоем теле, м? — почти по-змеиному зашипела гитьянки. — Щупальца шевелятся в груди, охватывают сердце, проникают в живот?       Ишатер молчала.       — Я знаю. Я чувствую это в себе. Я вижу это в тебе. Все кончено.       Лезвие прижалось к шее плотнее, царапая кожу, выпуская наружу тонкую струйку крови.       — Мой клинок будет быстрым, — она словно уговаривала даже не саму жрицу. Себя. — Сначала ты, потом другие. Потом я.       Взгляды встретились, и разумы переплелись в одно. Жалость, отвращение… И толика сомнения.       — Это просто лихорадка, — младшая гитьянки прикрыла глаза. — К утру пройдет.       Рука воительницы дрогнула. В словах густил была толика правды — не далее чем пару дней назад она стояла по грудь в ледяной воде. Да и днем сегодня чувствовалась слабость в ее обычно крепком теле. Слабость тела, несдержанность слов… И эмоций.       — Если к завтрашнему вечеру тебе не станет легче, я тебя убью, — тихо проговорила Лаэзель, убирая клинок. Несколько секунд она смотрела на ослабшую соратницу, а затем…       Она позднее не сможет даже объяснить себе причину этого поступка. Рывком наклонившись к шее жрицы, Лаэзель слизнула ее кровь. Сладкую, и одновременно терпкую, чуть горьковатую, напоминающую имбирь. Фыркнув, воительница отпрянула от жрицы — эта идиотка привлекала ее непозволительно сильно.