Сегодня потолок казался особенно холодным, а день — особенно жестоким по отношению к ней. В комнате приятно пахло, потому что по разным углам, как и всегда, были рассованы разнообразные благовония и свечи с пахучими маслами и растениями, и сейчас они были подпалены. Атмосфера казалась соблазняющей и удушающей одновременно, словно всё, что они делают сейчас, а значит и делали раньше —
неправильно. Беззаконно, бесчестно, грубо, но разве это может быть так?? Разве может это быть грубым, когда только рядом с ней он становится таким мягким, только рядом с ней он становится таким...
Собой! Разве может это быть беззаконным, когда Нëвилетт — сам закон? Разве может она быть бесчестной, когда она — Архонт справедливости собственной персоной? Когда она была ниспослана на землю лишь для того, чтобы править этой самой землёй, ведь она — олицетворение воли Селестии на земле! Разве может это быть неправильным?
Наверное, может. Может, так же как и может быть неправ Оратрикс Меканик д'Анализ Кардиналь, в чем сегодня были убеждены абсолютно все на суде. Или все же был неправ Нëвилетт? Ведь как может ошибиться идеальная машина? Столько раз все совпадало, всё было как по сценарию, просто идеально, а сейчас.. А что сейчас? Времена меняются? Что происходит, из-за чего всё то, что работало долгими годами, внезапно приходит в негодность? Может, виновато что-то, что пришло сюда недавно? Может, это знаменитая на весь Тейват путешественница, ведь всё началось после того, как она прибыла в Фонтейн!? Или те близнецы-фатуи, которые оказались невиновны? Ведь Лини — или как там его — лазал к ядру Оратрикса, он легко мог сломать там что-нибудь, чтобы он принял неверное решение! Да, да, точно, наверняка всё так и было!!!
Но ведь он вынес верный вердикт во время их суда, что-то здесь всё же не складывается... Может, и правильно, что эта машина отправила Предвестника под замок. Главное, чтобы за ним не пришла лично Царица, отношения с ней у Фурины.. Своеобразные. Да и наверняка она не вылезет сама из своего Заполярного дворца, хаха. Но разве может быть такое, чтобы
сам Нëвилетт ошибся?
Сам Верховный судья? Если честно, в это не верилось от слова совсем. Глядя на его уверенное лицо во время суда, когда он сидел на своём месте, пока принимал решение, нет, никак не вязалось это с ошибкой. Не мог ошибиться он, не могла ошибиться машина... Брови немного хмурятся, и лицо Архонта приобретает довольно смешное выражение, но это не заставляет судью и дрогнуть.
Это не могла быть и путешественница. Как она могла помешать работе машины и зачем ей было это делать, если она уже помогла раскрыть к тому моменту дело о пропаже девушек? Она же не могла желать этому фатуи заточения под решёткой? Все уличные глаза и уши уже успели обсудить почти все версии, которые только могли предположить, и как минимум трое — продавцы в каких-то лавках — отчётливо видели, как путешественница мило болтала с Чайльдом, словно если не с братом, то с таким закадычным другом, что их уже можно называть родственниками, и, судя по их словам, он кинул ей что-то, похожее на глаз Бога. Разве можно было просто так избавиться от
такой вещи? Это было бы просто-напросто глупо, но, если верить, то его глаз Бога был гидро, и Предвестник сказал, что он "барахлит".
Барахлит.
Его Гидро глаз Бога барахлит.
Если задумываться об этом сейчас, осознание прошибает, словно током — и мысли самые неутешительные, самые горькие. Имеющие самый плохой исход для неё, для её народа, для всего чертового Фонтейна, потому что оно содержало то, о чем говорили сейчас все зеваки на улицах, и о чем так боялась думать сама Фурина. Кто-то верил, кто-то не верил, но после сегодняшнего суда почти ни у кого не осталось сомнений. Архонт знал слова, которые говорятся, наизусть. Каждое словечко, каждая запятая, это словно мантра, которую она читает про себя все время, будто заклинание. Будто, если она будет повторять его больше раз, оно не сбудется.
Говорят, каждый житель Фонтейна был рожден с "грехом". Как бы праведно и честно в Фонтейне не вершили суд, этот грех никогда не будет отпущен. Никогда, пока однажды, вода в Фонтейне не начнёт подниматься, и все грешники не утонут. В конце-концов, все они растворятся в воде, и останется один лишь Гидро Архонт, упивающийся слезами на своём троне. Тогда и лишь тогда, все грехи жителей Фонтейна будут смыты.
Один лишь Гидро Архонт... Упивающийся слезами на своём троне в горьком одиночестве. Без страны, без народа... Быть может, сам Архонт грешен, и таково его наказание? Потерявши все, что у тебя есть, ты теряешь смысл своей жизни, начиная просто существование. Неужто Селестия настолько жестока, раз может сделать это с её регионом? С её людьми, с её жителями... С еë Нëвилеттом...
Ещё пару дней назад наверняка бы большинство посмеялись над пророчеством, мол, как могут люди раствориться в воде? Даже если все знали бы, насколько сильно вода поднята в Фонтейне по сравнению со всеми остальными регионами, большинство бы сказало, что это особенности ландшафта или что-то вроде этого. Мало кто приезжает сюда через пустыню, почти никто не путешествует по линии Клементина, и раньше Фурина хотела, чтобы больше людей делали это, разглядывая невероятные виды, а сейчас.. Огромная стена воды в порту наверняка наведёт ещё больше паники на бедных жителей. Теперь, когда все знают и видят, когда даже тем, кто не был в оперном театре, рассказывают все, что там случилось, до самых мельчайших подробностей... Вчерашние скептики сегодня уже собирают вещи и рассказывают всем родственникам, что вода растворит их всех. Теперь не кажется странностью то, что фатуи раздают волшебные сумки для того, чтобы можно было переезжать "в случае чего". И эта формулировка теперь не кажется такой уж неуверенной, потому что есть конкретное событие, которого надо бояться. Теперь не кажется паранойей вера в пророчество, которое
уже сбывается. Вода
уже поднимается и растворяет коренных жителей Фонтейна. И никто
уже ничего не может сделать с этим, и даже если была одна хоть призрачная надежда на спасение, Фурина бы воспользовалась ею. Если бы только...
Или она есть? Может быть, есть тот, кто не подчиняется законам этого мира, кто может остановить ужасное грядущее разрушение, может то живое существо, что будет готово сразиться с самою Селестией для спасения стольких людей и их божества? Тот, кто сможет противопоставить свои силы тем, кто
сверху? Тот, кто станет последней надеждой, на кого можно положиться. Может быть, есть кое-кто... Может быть, есть рядом...
Она.
Фурина резко выходит из своих мыслей, словно бы из какого-то подпространства своего сознания, в реальный мир, и внезапно осознаёт, что сжимает широкие плечи руками до белых пятен и громко стонет, поджимая пальцы на ногах, сгибая сами ноги в коленках, почти закатывая глаза, пока её нежную грудь так жестоко и практически по-варварски кусают. Она может лишь стонать и хныкать, в промежутках между этим умоляя быть быстрее, царапая чужие плечи, пока ощущает, как внутри неё совершают перестановку почти все органы, потому что то, как двигается Нëвилетт, заставляет пускать из глаз и слезы, и искры. Это невыносимо, это так горячо и почти что граничит с болью, что к моменту, когда мужчина перестаёт приятно давить на неё весом своего тела, отрывается от груди и целует её в шею, как он всегда делал, когда они заканчивали свои ночные "посиделки", все тревожные и гадкие мысли практически уходят у неё из головы. Нëвилетт слабо улыбается, ложась рядом, пока девушка — интересно, почему Фокалорсу больше всего понравилось обличье юной девы, больше схожей с подростком по телосложению — перебирает его волосы и поглаживает рожки с лёгким смятением на личике.
— Что такое, мой Архонт? — Он кладёт руку ей на талию и гладит большим пальцем около пупка, а Фурина сползает чуть ниже с высоких подушек, подкатывается к нему и обнимает за шею, целуя нижнюю линию челюсти, отчётливо выдающуюся. Нëвилетту немного щекотно, и он легко щипает даму за бедро, вызывая фырканья. — Ты сегодня была особенно задумчива. Неужели не получается отделаться от мыслей о сегодняшнем деле?
— Угум.. — Девушка легко дует щеки и мычит почти недовольным тоном, чувствуя, как возвращаются горькие тревожные мысли. Она совершенно не хочет думать об этом всём в такой интимный и нежный момент, когда по её спине бежит тёплая рука её суженого, но она просто не может отвернуться от этого. Одна часть внутри неё буквально кричит о том, насколько ужасной будет её судьба и судьба всех её людей, которыми она так дорожит. — Что же мне делать, мой дракончик?
— Расслабиться и получить удовольствие? — Он легко усмехается, но его ухмылку тут же стирает серьёзный, совсем не присущий девушке взгляд.
— Если бы ты расслабился, может, и у меня бы получилось.
— О чем ты говоришь? — на его лице возникает привычное спокойствие и даже лёгкая прохлада во взгляде, словно он вернулся на работу. Разумеется, и его мучает множество мыслей, множество догадок, но скрыть он это может. Почти.
— Да ладно, не прикидывайся идиотом. — Фурина закатывает глаза. По окнам бьёт дождь, крупные капли ударяются одна за другой и теперь, когда это не скрыто пеленой стонов и мягких шлепков, их слышно. Слышно, с какой интенсивностью они капают, слышно как много, словно они льются целыми ручьями с неба, а мужчина словно в ужасном отдалении слышит, как какой-то мальчишка кричит "гидро дракон, гидро дракон, прошу, не плачь". Но разве возможно остановить слезы по своим людям, слезы от тех ужасных воспоминаний, которые резко нахлынули? Слезы от мысли, что ты виноват в смерти невиновного человека, которого ты знал невероятно давно, и что его дочь теперь помогла раскрыть то самое дело, которое когда-то не было раскрыто. Такие невероятные эмоции, которые нельзя выразить ни лицом, ни выплеснуть на бумаги, которые нужно заполнять завтра утром, пока нет других дел. И взгляд, который он бросает на девушку, кажется, просто невозможно описать. Он не содержит ничего, но содержит в то же время так много, и все эти эмоции накрывают с головой.
— Тшш, Нëви. — Архонт внезапно усаживается на постели, и, прикрываясь со спины толстым одеялом, под которыми обыкновенно спала, смотрит на мужчину. Смотрит с толикой непонимания, пока он, спрятав глаза за длинными прямыми ресницами, борется со своими чувствами. Чувствует, как они тихо наполняются слезами, но не позволяет ни одной капельке соскользнуть, пока девушка не берёт его за плечи, заставляя подняться к себе и крепко-крепко прижаться к её телу, проскальзывая руками под одеяло, обнимая её талию, прижаться к её худому, почти аристократичному плечу, и маленькие горячие капли солоноватой жидкости начинают капать на светлую кожу, практически обжигая её. Может, не в буквальном смысле, но глубоко внутри себя, Фурина чувствовала, как чужие слезы заставляют её мучаться, вызывая свои собственные. Тяжёлая голова опускается на чужое плечо. Слезы тихо каплют, стекают по широкой спине.
Потолки в этой комнате высоки настолько, что, лёжа на кровати, иногда тяжело увидеть прекрасные узоры, но сейчас никто из них и не глядит на потолок. Сегодня дым от благовоний заволачил комнату, и увидеть даже люстру стало просто невероятно сложным, хотя она намного ближе к полу, нежели к потолку.
Сегодняшняя их ночь была не такой, как всегда, и закончат они её вместе, не оставляя за собой никаких следов утром.
Но вода помнит все.
