***
Секс на рабочем месте. Глупо? Странно? Возбуждает? Чан застрял между тремя словами сразу, а ещё между Чонгуком и чёрным кабриолетом, с которым механик возится в эти дни. Осталось заменить машинное масло и ещё раз проверить шины, чтобы убедиться в исправности авто. Теперь, возможно, ему нужно ещё убрать следы спермы. Потому что Чонгук не использует презервативы, а Чан ненавидит, когда заканчивают, находясь в нём. И судя по рваным стонам и резким движениям бедёр, Чонгук близко. Перерыв подходит к концу, скоро все вернутся в гараж, но это последнее о чём думает Чан, когда его вжимают лицом в капот, а потом резко отрывают от гладкой поверхности и глубоко целуют. В голове у Чана вертится «Сожри меня», пока байкер обхватывает оба их члена, создавая рукой необходимое трение. У Чонгука руки большие, такие же как у Чана. И у Бана голос пропадает, когда он видит как рука, покрытая татуировками, играет с головкой его члена. Невольно вспоминает, как он уверенно сказал клиенту, отметившему в их первую встречу его большие руки: «У меня всё большое». — Я сейчас, — Чан хнычет. Хочет вцепиться в чужое плечо зубами и повиснуть, но Чонгук садист. Любит играть и доводить почти до обморочного состояния. — Будь хорошим мальчиком для меня. Чон играет языком с серьгой в губе, отчего механику окончательно сносит крышу, и он заканчивает с именем любовника на губах. Идеальный тайминг, потому что коллеги вернутся с обеда через пять минут. — Изверг, — Чан проводит рукой по волосам. Делает обиженный вид, но оба знают, что это часть их игры. — Я предупреждал, что буду любить тебя семь дней в неделю, милашка. Чан закатывает глаза. Он не воспринял эту угрозу всерьёз, когда позволял Чонгуку целовать и раздевать себя в их самый первый раз. — Мастерская угнетает. Завтра у меня, окей? Чан напрягается. Знает, что Чонгук никогда никого к себе не приглашает. Странно. — Мне нравится твой пирсинг, — парень указывать на крыло носа любовника. — Красиво. Чан довольно улыбается. Да, он сделал его специально для него, и что?***
— Детка, можешь, пожалуйста, потише? — парень, замотанный в три одеяла, выныривает из под хрустящих белых простыней. Хмурится, но морщинки на лбу тут же разглаживаются, когда он цепляется взглядом за ямочки, которые ему так нравятся. — Твой суп скоро приедет? Я умираю. Чан откладывает телефон, подходит к кровати и протягивает руку, чтобы получить градусник. Осматривает тяжело больного пациента, грозящего умереть сегодня, а затем хихикает, увидев температуру больного. — За-ай, — специально обращается по прозвищу, чтобы позлить его ещё больше, — у тебя температура 37.2. Это даже не жар. — Я умираю. Чонгук кутается в одеяло так, что видно только один глаз. Затем, подумав о чём-то своём, утягивает парня за собой на кровать, утыкаясь ему носом в шею. Мычит, ощущая, как неприятная температура по костям режет и сжимает виски. Он так не любит болеть. — И кто бы мог подумать, что большого страшного байкера Чонгука сразит эта детская температура, — Чан сталкивается с прищуром карих глаз, неловко смеётся и тут же жалеет, потому что его начинают щекотать. — Ну, хватит, — звонкий смех, который так приятно греет чужие уши, — ты не так уж и болен значит. — Мне плохо. Парень демонстративно падает на спину, раскидывая руки. Одна рука прилетает по лицу Чану. А тот лишь смеётся, вспоминая, как всё начиналось в мастерской, в которой он, кстати, больше не работает. И теперь они тут; живут вместе в квартире Чонгука, планируют дальнейшую совместную жизнь. Пока соседи косятся на них, громко обсуждая за спинами. Да и какая разница, когда они счастливы? — Суп приехал, — Чан пытается встать, услышав звонок. Но руки крепко держат его за талию. — Эй, мне нужно открыть дверь. — Ты же не уйдёшь? Чан часто моргает, смущается и отводит взгляд. Бормочет что-то про жар Чонгука и простуду, замеряя температуру рукой. Лоб действительно стал горячее. — Температура пройдёт, я поправлюсь. Но я правда не хочу, чтобы ты уходил. У Чана слезятся глаза. Он чувствует как щиплет слизистая носа. Это слёзы или коварная простуда?