Времена грёз 3 том

А в небе голубом горит одна звезда; Она твоя, о ангел мой, она твоя всегда. Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят; Пускай ведет звезда тебя дорогой в дивный сад. Тебя там встретит огнегривый лев, И синий вол, исполненный очей; С ними золотой орел небесный, Чей так светел взор незабываемый. Аквариум - Город

К моему удивлению, фраза «подальше от всех» значила буквально то, что у спальни, щедро выделенной Эрной, не было ни одной стены, прилегающей к чужим соседским покоям, кроме, разве что, ванной. Удивительная по своей красоте и месту комната оказалась вторым этажом восьмиугольной башни, где на первом этаже расположилась хозяйская часть здания. — По ночам не шуметь, к себе никого не водить. С внутренней части двора есть отдельная лестница в здешний коридор, ключи выдам позже, а пока… Сейчас поздновато убираться, так что если увидишь пыль, не обессудь. Буду благодарна, если ты сама позаботишься о порядке. Постельное белье и полотенце на кровати, в котельной должна была остаться теплая вода с вечера, можешь принять душ. Замерев на пороге, Чинта поставила руки в бока и по-хозяйски оглядела владения, будто проверяя, ничего ли не забыла сказать. — Завтрак в восемь утра, и я бы предпочла, чтобы ты оплачивала хотя бы его, так как продукты мы закупаем постоянно. — Да без проблем. Я бы и за место заплатила, но не знаю, как на долго хватит сбережений. — Раз уж за твое продвижение взялся Инпу, то можешь не бояться голода. Наверняка отдаст что-то из собственных заказов в ближайшее время. Я тоже поспрашиваю у знакомых, у нас возле приличных кварталов всегда водятся лишние шеи. Польщенная помощью по сути едва знакомого человека я невольно отвела взгляд и осмотрела предоставленные мне хоромы. Это была небольшая комната с ванной напротив входа, выкрашенная в слегка выцветший сине-зеленый оттенок. Возле окна, служившего частью эркера с тремя сетчатыми оконцами на гранях, стоял потертый рабочий стол из дерева, сохранивший память о прежних владельцах в виде пары-тройки едва заметных пятен на поверхности столешницы. Сбоку от него по левую сторону вытянулась кровать с металлическим изголовьем и сеткой вместо ламелей, как в больницах моего детства. На таких, помнится, чудесно было скакать, пока медсестра не делала выговор. Матрас на постели, свернутый, как в поезде, ждал меня на краю с сероватым постельным бельем сверху. По правую сторону от окна старинный, неподъемный комод с несколькими ящиками, один из которых закрывался отдельно на ключ, а над ним на стене простенькое зеркало, тоже с пятнами времени по нижнему краю кромки. На полу вязанный из толстого джута ковер, невероятно колючий для босых ног, но отлично заглушающий передвижение по комнате. Всё так прилично и аккуратно, что впору было плакать от радости, как минимум при виде собственного спального места. — Я… знаете… и в трущобах поработать возьмусь. — Не выйдет, там запрещено, поголовье строго контролируется местными, каждая даже самая бестолковая блоха сидит на выделенном участке и есть пьет строго отмеренную часть крови. Если не хочешь нажить проблем, а тем паче принести их мне, забудь о трущобах. — Когда я последний раз была тут, всё было совсем иначе. — Видать, давно это было, с приходом подпольного короля в развалины даже крысы в подвалах пересчитаны и ходят строем, что уж говорить о людях. — А Авреллиан? — Великий и слепой, ему удобнее, когда даже в гадюшнике всё относительно прибрано, полагаю, он знает, кто там командует, раз стражи договариваются об обходах с жителями. Но да хватит сплетен, ты выглядишь как покойник, ни дать ни взять, прими душ и ложись спать, я попрошу дочь оставить тебе порцию завтрака. — Спасибо. — Это за бабку. Не знаю, кем ты была в прошлой жизни, раз не пожалела золотой на какую-то нищую старуху, но дом Герц останется тебе признательным. Не так уж много родственников осталось по материнской линии, и находятся они, мягко говоря, далеко. — А вы сами откуда? — Отсюда, Санктума. — А… — Не время для расспросов, дорогуша. Приятно отдохнуть, увидимся завтра вечером. Лукаво улыбнувшись, Джасинта вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь и оставив меня в смешанных чувствах. Исходя из того, сколько мне всего довелось повидать в Арборе, и по тому, как звучит то или иное имя, можно было отдаленно догадаться, к какой стране принадлежит семья человека. Исключением были разве что Блэквуды, по понятным причинам не вписывающиеся в рамки стандартных правил. В случае с «Герц» ничего нельзя было сказать наверняка, но в словах о «доме», явно звучало что-то отдаленно аристократичное. Поразмыслив немного, я отмела предположения прочь, как и оборванный вопрос об отце Чинты. В конце концов это меня никак не касается, а едва вспыхнувшее любопытство скорее результат усталости и невозможности концентрироваться на по-настоящему важных вещах вроде, «где взять денег» и «что я буду есть через неделю». Оставив сумки на комоде и забрав из них только самое необходимое, я наскоро приняла душ и из последних сил разобрала постель. За окнами постепенно румянилась заря, среди туманных улочек стало заметно светлее. Не желая возиться с пододеяльником, я накрылась одеялом как есть, спрятав голову от подступающего утра. Собственная мягкая и удобная кровать послушно приняла меня в свои объятия, позволив вытянуть ноги и впервые за десять лет провалиться в сон так же легко и комфортно, как это было раньше. Ни холода, ни тряски, ни жесткого пола, ни переживаний о том, что случится, пока я отдыхаю в свое удовольствие. Ни капли не стыдясь, я почти ликующе стиснула подушку в объятиях и окончательно пропала для всего мира. По крайней мере так мне показалось. За короткий промежуток времени между мимолетной невесомостью тела во сне и ясным, ярким прикосновением диких трав к босым пятками я успела почти пожалеть о том, что моё сознание не отдыхает так же, как и плоть. Но вид, совершенно новый и неожиданный, заставил меня придержать все возмущения и претензии. Переступая с ноги на ногу в середине зеленого, цветущего сада, я наблюдала, как солнце, разгораясь рассветом, медленно поднималось из-за горизонта, приглушенное неожиданно крупными хлопьями падающего с небес снега, укрывавшего каждую травинку, листик и пестрый бутон. Не веря в происходящее, я вытянула ладонь и растерла упавшие на кожу снежинки, отчетливо почувствовав их холод. — Что… что тут происходит? Прислушавшись, я расслышала возню насекомых, их стрекот и журчание ручья, пусть и немного тише обычного из-за плотного белого покрывала, поглощавшего звуки. Птицы, перелетая от дерева к дереву, стряхивали с веток крохотные сугробы. Сад ощущался совсем невесомым, дремлющим и особенно ненастоящим, лишь продолжением чьих-то сновидений. Задрав голову, я, как и ожидала, увидела плотные облака, перекрывшие небо, но не прятавшие солнце. Следуя чудной фантазии здешнего бога, они словно нарочито старательно пытались приглушить, оттенить цветастые краски буйного лета, обитавшего здесь уже давно. — Как же это странно выглядит. — Странно? А мне показалось, идея выйдет интересной. Голос Мундуса раздался позади так неожиданно, что я дернулась и чуть не пропустила момент, когда над головой, почти бесшумно раскрылся большой шелковый зонт оливкового цвета. Спрятав меня от снега, он завис ненадолго, пока бог расстилал на земле принесенный с собой плетеный ковер и, пригласив присесть, опустился рядом, вновь придерживая наше укрытие за ручку. — Вышло и правда интересно, но я не понимаю зачем, и… Ты сам сделал этот ковер? — И зонт, и всю ту ткань, что ношу. Времени для этого полно. Заметив, с какой гордостью и аккуратностью Мундус расправил полы своего одеяния, я даже на миг позавидовала, что не могу сделать что-то настолько же прекрасное. Сегодня, вторя настроению сада, на ткани натуральных оттенков зеленого и бежевого красовались выпуклые узоры сплетенного между собой разнотравья. Несравнимо с тем, в чем обычно прихожу в сон я: сорочки, потрепанная старая одежда и прочее. Зябко передернув плечами, я поправила лямку своей ночнушки в стиле «отдых у целомудренной бабушки». Если бы знала, что сегодня меня ждет снег, прихватила бы хотя бы кофту. Зонт защищал от пушистых хлопьев, земля не была замерзшей, но прохлада всё равно ощущалась. — Поэтому же я всё еще здесь? — Не понимаю, о чем ты. С тихим шелестом на спину вдруг опустилась часть одеяний Мундуса, закрывая меня в теплый, уютный кокон. Вздрогнув, я повернулась к божеству, успев застать, как он осторожно подсаживается ближе. От него, как от малого солнца, мягко исходил жар, так что ни рубашка, ни шаровары не могли сдержать его. Во вновь наступившей тишине я едва вспомнила, о чем мы говорили до этого. — Ты получил, что хотел, я обещала тебя освободить. Увы, это не получится так быстро, как хотелось бы, но… — Кто сказал, что мне нужно только обещание? — Ты. — Это была не единственная причина, пускай и одна из самых важных. От дурного предчувствия сердце ухнуло куда-то в пятки, стать заложницей здесь, без права уйти, вовсе не входило в мои планы. — Что еще тебе нужно? Склонившись ко мне и бережно подхватив ладонь, Мундус накрыл ее своей, спокойно и вдумчиво подбирая слова. — Компания, и все еще… капля твоего доверия. Было бы славно. — Но зачем тебе моё доверие? Неужели обязательств мало? — Я хотел бы получить не просто спасителя, а верного друга. — Из меня так себе друг. — Уверен, лучше не найти на всем свете. Едва не просияв, он улыбнулся, заметив моё смятение. На все отказы, на все доводы будто заранее был подобран ответ настолько обезоруживающий, что не хотелось спорить. — Мундус… — Просто позволь мне стать чуть ближе, я не переступлю черты, которую ты обозначишь. — Мне что-то не верится. Когда божества слушали смертных? — Тогда… попроси остановиться, когда сочтешь нужным. Склонившись к моей руке, Мундус почти невесомо коснулся губами кончиков пальцев. В груди что-то дрогнуло, но я промолчала, не в силах прервать бога. Легчайший, ненавязчивый поцелуй мягко отметил покрасневшую ладонь, еще один — пульсирующую вену на запястье. В прошлый раз я не позволила идти дальше, но сейчас, после короткой заминки, горячие губы нежно коснулись шрама чуть выше кисти. Забыв, как дышать, я завороженно наблюдала за этой лаской, пока мои мимолетные сомнения, страх и смущение таяли под осторожными прикосновениями. Мои изъяны не казались ему такими мерзкими, как мне, либо он очень хорошо это скрывал, невольно заставляя трепетать. Так не бывает. Преодолев всё предплечье, поцелуи почти дошли до сгиба локтя, так близко ко мне, что под мимолетным, лукавым взглядом я не выдержала и всё же испуганно ляпнула. — Стой. Губы Мундуса замерли над самой кожей, опалив дыханием, но не дотронувшись. Медленно отступив, он отпустил мою руку, довольно добавив: — Ты могла это сделать раньше. — Да… — Почему не стала? Взявшись за рукоять вновь повисшего в воздухе зонта, я сжала ее чуть ли не до хруста, придвинув к себе поближе и отвернувшись обратно к снежному покрову, расстилавшемуся у ног. — Не хотелось. Тихо выдохнув и будто утешая меня в этой нелепости и неловкости положения, Мундус аккуратно забрал наш навес и, поправив накидку на моих плечах, словно невзначай слегка приобнял. Сосредоточенно и совершенно слепо наблюдая за тем, как падает снег, я не стала противиться, искренне наслаждаясь чужим теплом. Ветер не смел тронуть побелевшие шапки крон, огненный диск на небе поднялся над верхушками деревьев, окрашивая облака в яркий, оранжевый цвет. Собиравшиеся вокруг невысокие сугробы, едва закрывшие хотя бы щиколотку, сияли, охотно отражая свет и преображая сад еще сильнее. Какими же глупостями я здесь занимаюсь, пока драгоценное время уходит, и почему бы мне сразу не уйти. Отказывать совсем не хочется, не могу сказать «нет», просто не получается. Будто никогда не страдала от собственной наивности и ложных надежд. Всегда была падка на мимолетную заботу, внимание, и вот опять. Нужно сказать, чтобы мы больше не виделись во сне, ни к чему хорошему это не приведет. Когда-нибудь он выйдет из башни и наше знакомство закончится. Когда-нибудь... — Софи, смотри. Шепот, едва коснувшийся уха, заставил меня вынырнуть из подобия транса и оставить самобичевание. На краткий миг, Мундус показался слишком близко, словно для него уже не существовало границ, между нами, но буквально на мгновение веснушчатая ладонь поднялась в воздух и указала мне на новый, особенно заметный солнечный луч, вдруг неожиданно отделившийся от неба. Ослепительным вихрем он канул вниз, к укрытому тишиной саду и чем ниже спускался, тем сильнее напоминал крупного, золотого орла с поистине безумным размахом крыльев. Плавно опустившись на пушистое покрывало, неожиданный гость гордо поднял голову и величественно поклонившись двинулся куда-то по своим делам, невольно рассыпая вокруг множество солнечных зайчиков, отраженных от драгоценных перьев. Пораженно замерев, я проводила орла взглядом, почувствовав, как в уголках глаз собираются слезы. Где-то далеко в душе, в почти забытых детских воспоминаниях шептала песня матери и отца, для меня она была только их, и ничья больше, напеваемая на семейных праздниках. «Под небом голубым есть город золотой…» И не важно, что в оригинальных стихах, город был «над» небом. Пожалуй, со временем, с ним приключилась такая же беда как с островами, на которых меня ждал бог. Море, названное небесами, открывало простор для фантазии. Неожиданное совпадение. Осторожным, касанием Мундус дотронулся до моей руки, будто ненавязчиво уточняя всё ли в порядке и приглашая поделиться печалью. Мне и вправду хотелось немало рассказать, и о жизни в прошлом, и о бедах, о потерях и о боли, томившейся в груди уже большую часть сознательной жизни. Столько всего… Меня останавливал лишь страх, за годы лишений ставший почти каменной броней. Найдется ли кто-то еще, кто захочет узнать меня и разделить это бескрайнее горе? Будь что будет, к черту всё. Глубоко вдохнув и прогоняя дрожь, я на секунду закрыла глаза, сплетая наши пальцы.