let me love you

      ужасное чувство, когда ты взрослеешь гораздо быстрее сверстников, и тебе вдруг перестает быть интересно с любым из своих друзей. ну, разве что его парни, мартин, боян, крис и матиц с ним на одной волне. музыка дает ему чувствовать, что он уже не ребенок. ему нравится, когда кто-то говорит, что он классно играет.       так ему говорит взрослый парень после их выступления на улице. он подходит, когда ян любовно укладывает гитару в кофр, и говорит это, пока ян не видит еще ничего, кроме новеньких лаковых туфель и дорогих джинс. он поднимает взгляд и натыкается на внимательные карие глаза, от которых по-первости хочется спрятаться. но парень подает ему руку, и ян поднимается. это одновременно приветствие и легкий намек: их руки соприкасаются гораздо дольше необходимого.       его имя наце. как маленькие сахарные кристаллики на языке, как летний дождь сквозь солнечные лучи. ян думает, глупо ли, что ему хочется увидеться снова? глупо ли, что он бережно сохранил испачканную салфетку с его номером из маленькой кофейни, где они провели полтора часа, рассуждая о гитарах и музыкантах. в какой-то момент он так засмотрелся на изгиб чувственных губ, что пропустил вопрос, и постеснялся переспросить. вышло так неловко.       на следующую их встречу на улице заряжает страшный ливень, и оба вымокают до нитки, не найдя вовремя ни зонта, ни укрытия. наце предлагает зайти к нему погреться и просушить одежду. дом яна на другом конце города, и он соглашается, весь внутренне сжимаясь от волнения. его кроссовки хлюпают, а волосы, — всегда предмет его гордости, — повисли унылыми сосульками. он не чувствует себя готовым к тем искрам, что между ними.       смеясь ласковым смехом, наце протягивает ему полотенце и…любуется? ян не знает, как назвать такой взгляд. он вытирает волосы, и теперь они выглядят еще хуже. он видит себя в зеркальном отражении маленькой прихожей краем глаза, и ужасается. он похож на взъерошенного щенка. так ужасно стыдно быть таким для него.       — ты совсем замерз, — говорит наце, глядя на него, переминающегося у порога с ноги на ногу. — я найду что-нибудь для тебя. ты можешь раздеться и принять душ. это прямо и налево по коридору.       но ян слишком напуган такой перспективой, и когда наце делает к нему пару шагов и тянет руку к едва оформившейся бородке, тот шарахается и выдавливает:       — я-а... лучше пойду домой. дождь уже кончился.       и ян сбегает, с обидой в горле на самого себя, и тяжелым сердцем, что наце, — взрослый, серьезный мужчина, в отличии от него, совсем мальчишки, — посчитает его трусом и больше не захочет видеть. не прикоснется, и не станет смотреть с таким обожанием. это ян боится потерять больше всего.       но тем же вечером на экране высвечивается заветное имя, и ян тихонько скулит прежде чем ответить на вызов. голос друга взволнованный и ласковый. он спрашивает, нормально ли ян добрался. он говорит, что надеется, что ян не успел заболеть.       джокеры выступают в маленьком клубе. их пока никто не знает, и никакого аншлага нет, но наце в зале, и ян играет как в последний раз, чтобы после концерта опять услышать комплимент. и все так. наце предлагает подвести его домой, но он делает это слишком громко, и крис с мартином напрашиваются с ними — всем ехать в одну сторону. никакого интимного общения не выходит. ян только всю дорогу посылает ему просящие взгляды, чтобы у них были еще шансы. у них ведь будут? яну выходить первым, и наце тоже выходит, незаметно засунув парню в нагрудный карман билетик на свое шоу. он подмигивает, и ян знает — это мог бы быть поцелуй.       он никому не говорит, что идет. в зале полно незнакомых людей, это съемки вечернего телешоу, где наце играет в бэнде на сцене. в гостях скучнейшая светская львица, но яну все равно. он видит, как наце ищет его глазами в зале, и когда находит, оба внезапно так счастливы. снова его машина, и ян рядом, на пассажирском сиденье. он знает, что будет. он так хочет этого. на нем его лучшая рубашка, и он позаботился о том, чтобы пахнуть хорошо, когда наце приближается и…       это не первый его поцелуй, но земля форменно уходит из-под ног, или правильнее сказать, что сиденье уходит из-под напряженных ягодиц, когда на его губах теплое, бережное прикосновение. сердце маленькой птичкой бьется в груди, как в клетке. он ведь может трогать этого прекрасного мужчину? он может узнать, какие его кудри наощупь? он еле касается, и его пальцы так сильно дрожат. наце осторожно берет его руку.       — все хорошо? — спрашивает, рассматривая радужку огромных глаз.       «лучше всех» — хочется ответить яну, и ему правда так кажется, но только это глупое волнение не дает вымолвить ни слова. он только прижмуривается и тяжело сглатывает.       — если ты не хотел, прости меня. — говорит наце, покачивая головой, — ты так мне нравишься, и я думал, что я тоже тебе…       — ты мне тоже, — шепчет ян, бросаясь доказывать слова делом, целуя его теперь сам, потратив на это весь свой запал смелости. когда они заканчивают, наце берет его руку и прикладывается к ней губами. его глаза смеются.       ***       ян ужасный, он снова опаздывает на их свидание, и наце уже полчаса ждет его в машине у подъезда. решая, что в четвертый раз писать «еще пять минут» уже очень стыдно, он приглашает его домой, благо, его родители на работе. за пару минут, что наце поднимается, он распихивает под кровать разбросанные вещи и с колотящимся сердцем осматривает комнату на предмет вещей, которые наце не понравятся. но тот уже на пороге, и деваться некуда.       — на тебе футболка на левую сторону, — улыбается его гость, смотря на суетящегося яна. ян ругается себе под нос, стаскивая её, чтобы переодеть, и вдруг понимает, что стоит полуобнаженный перед ним. краска заливает ему лицо, стараясь быстрее вернуть футболку на место, он путает горловину и рукава, его живот и грудь — на обозрении, и это чертовски смущает.       — давай я помогу. — слышит он голос, и замирает, потому что осторожные руки тянут с него футболку, ненарочно касаясь кожи. он чувствует себя голым, хотя штаны еще на нем, но наце так близко, и касается его. и будто не видит, что за бурю в душе у яна он поднял, потом он просто верно выворачивает футболку и протягивает яну. их взгляды встречаются. сложно не заметить, что из губы у яна идет кровь от того, как тот терзал её зубами. наце слегка прикасается пальцем к губе, а у яна подкашиваются коленки.       — пожалуйста… — шепчет он, не зная сам о чем просит.       поцелуй выходит соленый, с неприятным привкусом крови, но это яну все равно. теперь между ними нет ни ремней безопасности, ни коробки передач, ни даже футболки яна, и так страшно, но так хорошо таять в надежных руках.       — можно прикоснуться к тебе? — вопрос возле самого уха, от которого низ живота весь напрягается. они никогда не обсуждали это, но для яна все в новинку. вся его взрослость так легко разрушилась бы, если бы наце задал такой вопрос. но он не задал. сам все разглядел. и теперь просто оставлял без воздуха тем, как нежно подталкивал яна к маленькому шажку до физической части любви.       снова целуясь, они добираются до стола, потому что он ближе всего, и ян старается не смотреть, как его спортивные штаны сползают до бедер, а потом и трусы со стыдным мокрым пятнышком. горячие чужие пальцы чувствуются на нежной плоти совсем не так, как собственные. неизвестно откуда, наце знает, как ему хорошо, и ласкает рукой едва ли минуту, прежде чем его пальцы заливает белое, липкое. наце вновь его целует, не давая смущению взять верх.       — а ты? — спрашивает ян осторожно, когда они убирают следы, и наце помогает ему одеться. — хочешь, я тоже...?       — хочу, — наце вздыхает, — но давай в другой раз… может быть, останешься у меня на выходные?       ян понимает что это за приглашение. и он говорит «да». всю дорогу, гуляя в парке за мороженным, ян засыпает его вопросами, о том, что он любит есть, и что обязательно должны сделать, когда будут вместе на выходных. он весь сияет, то и дело хватая наце за руку. дома же он создает целую схему, наплетая родителям с три короба о том, где будет в выходные. по легенде у них выступление в соседнем городе. парни соглашаются подтвердить его алиби.       он собирает вещи с такой тщательностью, как никогда, а потом также долго принимает душ, и мама, как всегда внимательная, как будто между прочим задает ему вопрос:       — познакомишь нас потом с ней?       он так сильно краснеет, понимая, что попался на лжи. но мама, кажется, не сердится. она с нежной улыбкой обнимает его и сует ему в карман джинсов упаковку презервативов. на его смущенное «ну ма-а», она говорит:       — лекций читать не буду, перед отцом прикрою.       ян крепко обнимает её в ответ и шепчет «обязательно познакомлю».       ***       его слегка мандражит стоять перед дверью квартиры, откуда он постыдно сбежал в прошлый раз. но наце встречает его в забавном фартуке — он что-то готовит для них, и ян смеется. уже поздний вечер, яна одолевает сонливость из-за сытного ужина и насыщенного разговора, за которым они пропустили суть какой-то глупой комедии. наце уточняет, на сколько его отпустили, и ян бормочет, что остался бы насовсем.       утром он находит себя в белоснежной постели в одном белье, и сердится, что заснул в неподходящий момент. но тут же рядом он обнаруживает обнаженную широкую спину наце, и его сердце замирает от желания. хотя бы разок докоснуться губами, только вдохнуть аромат его кожи, только на секундочку прижаться. он аккуратно подползает и делает это, умирая от нежности. он совсем не боятся, когда от его манипуляций дорогой друг просыпается и поворачивается к нему лицом, щурится от утреннего солнца. он говорит «привет», а яну хочется сказать «я так тебя люблю». но это ему страшно. он думает, что снова похож на растрепанного щенка, когда тычется мокрыми губами ему в лицо и шею, с трепетом прикасается пальцами к груди. и вдруг бедром натыкается на налитой член, все еще скрытый от него тканью белья.       — делай только то, что тебе нравится, — подсказывает наце.       не заставляет, но призывно приподнимает бедра, чтобы удобнее было раздеть его. ян делает. он часто дышит, когда берет горячий ствол рукой. гладит осторожно, не лаская, но изучая. ему хочется назвать член наце красивым, но это ведь будет глупо. он ведет пальцами по фиолетовым венам, по аккуратной уздечке. масла в огонь его души подливает шумный выдох наце, когда ян решается сдвинуть шкурку. он не простит себе, если не попробует все. он должен знать, как чувствуется атласная полусфера головки во рту? горькая ли на вкус капелька? сможет ли он заставить наце еще раз так соблазнительно вздохнуть? и он делает. наклоняется и берет губами. он боялся, что это будет неприятно, но он чувствует только азарт и восторг от того, как наце на него реагирует. и он быстро входит во вкус, поняв, что по слюне скользить губами выходит лучше. наце гладит его волосы, слегка двигает бедрами навстречу, но это все еще приятно им обоим. а когда финал приходит, — ян так гордится собой, что с первого раза вышло доставить ему удовольствие, — наце тянет его для поцелуя, пока сам доводит себя рукой, пачкая свой живот. яну не приходится просить об ответной ласке, потому что после долгого благодарного поцелуя, на его груди и животе не остается непоцелованного места, а сам он, кажется, еще никогда не был таким возбужденным. ему так стыдно, что он не вытерпел и двух длинных движений этих потрясающих губ по своему члену, потому что все закончилось слишком быстро. он хнычет. но наце обещает ему, что будет делать это так часто, как ему захочется, поэтому нет смысла расстраиваться из-за короткого первого опыта. когда он говорит это, ян так сильно в него влюблен.       ***       он чувствует, как быстро привыкает к его рукам, вьется вокруг, пока наце делает для них мудреные яйца «в мешочек» на завтрак, и заставляет наце рассказать все о своей безглютеновой диете, когда обнаруживает, что тосты отличаются на вкус от домашних. они купаются в душе вдвоем, а потом ян с тайным удовольствием натягивает его футболку на себя, хотя в рюкзаке есть пара своих. у наце, конечно же, находится гитара, и они джемят, наигрывая несуществующую мелодию на две партии. ян рассказывает ему о теории вероятности, высчитывая сколько шансов у них было не встретиться, даже в такой маленькой стране, как словения. но это происходит уже в постели, и его рассказ сбивчивый, потому что губы наце на внутренней стороне его бедер, а внутри него — скользкие пальцы. на щеках у яна яркий румянец. он боится, что наце подумает, будто он не хочет его, когда у того не выходит войти, даже после тщательной растяжки, но вот он весь дрожит из-за медленного проникновения, и чувствует теперь упругий напряженный член наце внутри себя.       — ты весь для меня, — шепчет ему наце, глядя в распахнутые глаза, — мой нежный янче. позволь мне любить тебя.       он кивает, тянется за поцелуем. то, что происходит с его телом там, внизу… он пытается не думать. наце говорил ему, предупреждал, что приятно сразу не будет, но ведь он сам хотел. и он просто старается сделать все, чтобы было приятно наце. потому что он самый лучший. он не понимает, почему мир начинает рассыпаться для него белыми искрами. в один момент тело прошивает острым удовольствием. он прижимает наце к себе сильнее, чтобы остановить или продлить это, он не знает. ему хочется закричать, заплакать, от того, как внутри него движется его любимый. в коктейле из чувств и ощущений он совсем теряется, когда он вновь открывает глаза, наце бережно стирает с его впалого живота белесую лужицу.       засыпая в объятиях, зацелованный, утомленный, ян слышит, как наце говорит «мой мальчик». ян улыбается. домой он возвращаться не хочет.       ***       ян думал, что знает о любви (как и все подростки в 18 лет), но то, что у них с наце заставляет его согласиться: в фильмах и книгах все ложь. ни один сюжет не может передать то, что он чувствует в теплых объятиях, то, каково это — просыпаться с ним в одной постели, дурачиться на кухне, мешая ему готовить. он весь замирает, когда знакомит наце с родителями, с которыми до этого, конечно же, был долгий разговор. вопреки всем его страхам, они оказались просто лучшими, и даже отец пожал ему руку и попросил не обижать яна. чудеса. на второй год они собираются за большим столом в доме у мамы и бабушки наце. ян чувствует себя таким ужасно сытым, когда после ужина они валяются в старой комнате наце на большой кровати, ленясь даже целоваться. он смеется, когда видит наце маленьким в старом семейном альбоме.       на третью годовщину у них не выходит встретиться целых два месяца: наце работает на теплоходе, и он катается почти без связи по две недели, у яна — серьезная вспышка популярности джокеров. парни много колесят по стране, и им везде рады. а яну тревожно. он без сна лежит в гостиничном номере, смотрит на бояна на соседней кровати, а сердце его рвется туда, где его родной, единственный…       вместо страстной ночи при встрече ему достается усталый тяжелый взгляд наце. ян не знает, что с ним, а тот не говорит. недомолвки, терпеливые взгляды копятся и превращаются в отстраненность. однажды ночью ян встает выпить воды, и находит наце на диване, смотрящим в одну точку. ему хочется взять руками его лицо. ему хочется сказать, что они все переживут и нежно-нежно поцеловать. но он находит в себе силы только на тихое:       — расскажи мне?       наце переводит взгляд, и его глаза мокрые. это видно в тусклом свете уличных фонарей, что сочится сквозь тюль.       — тебе надо взлетать, ян. — говорит он. — я тяну тебя на дно.       что это, черт возьми, должно значить? что за цитаты из какой-то заумной книжки? ян снова терзает губу, за годы не избавившись от нервной привычки.       — что за бред, нацко? какой смысл мне летать без тебя?       — у тебя и парней большое будущее. а я свое уже отыграл, кажется. — он усмехается.       — но ты тоже востребованный музыкант! — громче нужного восклицает ян, — тебя знают, тебя любят…       — только по вечернему шоу и глупой шляпе, — раздраженно отвечает он.       ян понимает, о чем он говорит. их отношения будто перестали быть равными, когда их возраст психологически почти сравнялся. наце не уверен, что хорош для яна достаточно. хорош также, как почти четыре года назад. но он хорош, и ян любит его также сильно, должно быть он не знает…       — нацко, — придвигается ян, складывает на него руки в объятии, и слезы у него в горле. — мне никто не нужен. мне все равно.       — мне не все равно. — он гладит руки яна, но это его не утешает. — ты просто никогда не сравнивал меня с другими. я не идеал. есть те, кто достоин тебя больше. успешнее, богаче.       — ты. хочешь все закончить?.. да?.. — говорит ян, и голос его дрожит.       — я думаю, тебе будет лучше так.       ян снова чувствует кровь на губе, и когда наце тянется, он не дается, срываясь на плач, уже чувствуя, что он не сможет изменить его решение. он вскакивает и сбегает в спальню, сворачиваясь в клубок по старой детской привычке. через несколько минут он чувствует что в постели не один. его сердце разбито, но он поворачивается, принимая поцелуй, с надрывом говорит:       — позволь мне любить тебя. даже если это… в последний раз.       наце снова целует его, соглашаясь. и это как в их первую ночь в старой квартире наце, но с горьким и страшным знанием, и осадком, который нельзя вымыть. таких коротких ночей ян никогда не знал. утром он не спешит просыпаться, лежа с закрытыми глазами. он слышит, как наце собирает сумку, как прихлопывается дверь.       ***       джокеры поднимаются выше по ступенькам славы. ян отдается этому чувству полностью, потому что не знает, куда ему девать копящуюся в сердце любовь. боян участвует в вечернем телешоу и они смотрят эфир из своей студии. его сердце саднит, когда за спиной фронтмэна мелькает любимое лицо. он отводит глаза.       ***       его тошнит в собственной ванной, пока парень из тиндера ждет его в спальне. в одной из попыток забыть человека, занимающего все еще слишком большое место в сердце в перечете на прошедшее время, он решил впустить в свою жизнь других и… не смог. чужие прикосновения, поцелуи, все ему кажется мерзким. он врет парню, что плохо себя чувствует и выпроваживает его. на кухне находится виски. с ним легче заснуть.       ***       они празднуют второй альбом в клубе. их вип-зона душит яна, в крови слишком много алкоголя, он пошатываясь, выходит в зал, не боясь быть узнанным. ему все равно. он немного возбужден, хотя с той попытки растерял интерес к сексу, но сегодня ему хочется. он садится за барную стойку. с его губ уже почти срывается заказ для симпатичного парня по правую руку от него, когда взгляд выхватывает лицо наце в той же стороне, но на самом краю стойки. он говорит с какой-то девушкой. они встречаются взглядами лишь на миг. у яна вспыхивает собственнический огонь в глазах. он слезает со стула и приближается, хватает наце за рубашку на груди и тащит за собой, наплевав на странно смотрящую девушку. дверь мужского туалета, удар бедром о раковину, последняя кабинка. они оба голодные, набрасываются поцелуем на губы друг друга, сталкиваются зубами и мнут одежду. ян чувствует, что наце тоже безумно соскучился, его жаркие руки шарят по телу, вспоминая, вскрывая старые шрамы. он пожалеет об этом, когда будет трезвее или уже когда кончит. они вжимаются друг в друга бедрами, и родной, обожаемый голос спрашивает:       — позволь мне…       — просто закрой рот и трахни меня.       грубый разворот лицом в стенку. его штаны спущены. шелест упаковки презерватива. раньше они были им не нужны. он боится заразить его? он был с кем-то? он встречается с той девчонкой? с другим парнем? ян до белых костяшек сжимает кулаки, борясь с пьяной жгучей ревностью. даже по смазке выходит больно, и ян ругается себе под нос. насаживается сам до упора, когда наце медлит. пытаясь сберечь. трахает его сам даже из нижней позиции, подаваясь назад. он громко стонет, когда наце, наконец, берет его как надо, сжимает белую кожу на бедрах, оттеняя болезненные толчки внутри. он чувствует как открывается поток воспоминаний о том, какими нежными могут быть его руки. он кончает с обещанием больше никогда не делать этого с ним. больше никаких надежд. наце еще какое-то время просто обнимает его, влажным дыханием дышит в шею сзади.       — поедем ко мне? — шепчет он. ластится, и от этого еще хуже. ян вытирается.       — уйди, ладно? я серьезно, проваливай.       — янче…       — пошел вон! — рычит ян, открывает дверцу и выталкивает его прочь прямо со спущенными штанами.       он слышит, как застегивается пряжка ремня, как наце моет руки. потом в туалет заваливается целая пьяная компания, и он больше не может его слышать. он садится на унитаз и закрывает голову руками в беззвучной истерике.       ***       -… и поэтому наш концерт в крижанке для меня станет последним, — говорит мартин, когда они собираются в студии.       на бояна страшно смотреть. юре потирает его плечо в объятии.       — как же так? — крис в отчаянии заламывает руки, — а как же евровидение? мы ведь хотели подавать заявку.       — не переживай, криско. у меня есть достойный кандидат на моё место. извините, что взял на себя смелость сделать все это сюрпризом, но я пригласил его сегодня присоединиться к нам.       — плохая идея, — бросает ян, перебирая струны, и это звучит так равнодушно, — ему кажется, что его душа уже никогда не сможет реагировать на что-либо горячо и эмоционально. — никто не сможет заменить тебя.       юре подходит к нему и кладет руки на плечи.       — ну все, снежная королева. давай, общие обнимашки для мартина. бросай свою гитару.       когда они все обнимаются в одном кругу, сложив макушки в центр, из-за спины бояна раздается деликатное покашливание. парни поднимают головы. наце стоит в дверях. ян медленно сглатывает. мартин обнимает наце за плечи.       — прошу любить и не жаловаться. лучший басист словении, сразу после меня — наце йордан. новый член «joker out», если вы, конечно, позволите.       ян видит, как он улыбается, как скользит взглядами по всем, безусловно ему знакомым ребятам, прежде чем «заметить» среди них яна. ян не выдерживает. это слишком. какой-то плохой сон. какой-то идиотский розыгрыш. он вырывается из так и не закончившихся объятий и вылетает наружу, судорожно закуривая. он трижды роняет зажигалку, прежде, чем ему удается. он хочет провалиться, потому что его глупое сердце скулит, умоляя его поверить, что эта их встреча подстроена ангелами, а не бесами.       он выдыхает дым и прижмуривается. он давно не плачет, но все равно больно. первая любовь, которая отказывается его отпустить, даже спустя почти полтора года. он впивается ногтями в ладонь, чтобы хоть немного облегчить то, что в его груди. он не слышит — чувствует, что чертов наце йордан уже стоит за его спиной. он не поведется на это больше, он себе обещал.       — ты куришь, — говорит он вместо всего.       — курю. тебе какое дело. — огрызается ян.       — тебе идет. но это вредно.       ян шумно вздыхает и оборачивается.       — какого черта, не подскажешь?.. — он не может смотреть бесчувственно, кажется, только не на него. наце такой красивый. он похудел и подкачался. у него идеально-сексуальная трехдневная щетина и целый рукав татуировок, который появился, пока они не виделись. яну хочется злиться, но с ним только бессилие. — зачем ты это сделал?..       — мартин позвал меня. — говорит он и ласкает его взлядом. — я хотел тебе сказать, но мой номер у тебя, кажется, в черном списке.       — а то ты прийти не мог.       — а ты бы впустил?       ян встряхивает головой, ненавидя себя за то, что вообще поддерживает разговор. он тушит сигарету, чтобы вернуться. наце говорит ему уже в спину:       — одно твоё слово, и я откажусь. просто скажи «нет», янче…       ***       мартин спрашивает об их решении, когда наце уходит. парни все, как один, смотрят на яна, и тот пожимает плечом.       — хороших басистов мало, — говорит он, понимая, что идет на сделку с самим собой.       он знает, что парни ему благодарны.       ян возвращается домой и находит наце у себя под дверью. он ничего не спрашивает, просто отпирает дверь ключом.       — ты сказал, что я мог бы прийти… — тихонько говорит наце, оправдывая свой поступок. на это ян фыркает:       — заходи уже. — сам он входит, не оборачиваясь, скидывает кроссовки. он старается быть невозмутимым, но его сердце рвется к нему. он не хочет говорить, и наце как будто это понимает. в тишине они оказываются на кухне, ян ставит чайник и включает радио.       к ним выходит пушистый черно-белый кот. он сонно потягивается и трется о ноги наце. ян фыркает.       — предатель. — тихо беззлобно говорит он.       — ты кота завел. — улыбается наце и берет его на руки. урчание слышно из другого конца кухни, где ян сооружает четыре неровных бутерброда.       — угу. познакомься, это игорь.       — у меня пёс. олли. — зачем-то говорит наце. у яна колет в груди. ему тоже было одиноко, раз взял щенка?       — значит, он там дома один? — ян приносит две кружки и скромный ужин на стол и садится рядом. кусочек сыра из бутерброда перепадает коту из рук наце. — наверное лужу наделал у дверей.        — он сейчас у мамы. я еще не успел забрать. так что… меня никто не ждет дома. если ты об этом.       никто не ждет. у него никого нет. яну кусок не лезет в горло.       — а почему? — его вопрос, конечно, не о собаке.       — ты знаешь, почему. — он опускает глаза.       — поешь, — ян чуть двигает тарелку пальцами, — хлеб…тебе можно.       наце отпускает кота с рук и берет бутерброд.       — у тебя теперь тоже непереносимость? — уточняет зачем-то. дурачок.       — беру по старой памяти, — говорит ян. он встает и отходит к окну, открывает створку, прикуривает. им надо поговорить, но ведь безопаснее обсуждать чертов безглютеновый хлеб. ян не может даже рассердиться как следует. он выдыхает дым.       — мартин сказал, что я принят в группу. что вы все согласовали мою кандидатуру. — говорит наце. ян угукает, не оборачиваясь. — это значит, что ты тоже сказал «да». — не спрашивает он.       пол скрипит, выдавая шаги наце. он подходит так близко как может, но все еще не касается. ян поворачивает голову.       — я не был против. это не одно и то же.       наце теряет уверенность и опускает взгляд. ян думает, что наце теперь похож на него самого в семнадцать, когда для него этот парень был всем миром, и любое его внимание было дороже золота. он и правда так повзрослел. он докуривает, тушит сигарету и закрывает окно. а в следующее мгновение оказывается в крепких руках, спиной прижатым к груди наце. и тот шепчет ему в темные пряди за ухом:       — скажи мне, что ты меня не любишь. скажи мне уйти, янче. скажи, чтобы я шел прочь, как в том клубе. пожалуйста, родной, потому что… потому что я не могу без тебя больше.       ян пытается вырываться, но выходит жалко. он так ужасно устал. он слышит его слезы, и плачет сам, хотя думал, что уже никогда не будет. он поворачивается в его руках, и их носы соприкасаются, но ян не позволяет сразу себя поцеловать. он говорит срывающимся шепотом:       — ты мне сердце разбил, гад такой. в клочья изорвал, ты знаешь? сколько я тебя забыть хотел, ничерта у меня не вышло. а теперь ты просто приходишь и просишь тебя выгнать. отпустил меня лететь, только крылья спалил…       — прости меня. пожалуйста, прости меня.       эти слова, такие долгожданные яном, тонут в отчаянном поцелуе, с которым он прижимается к губам наце, вцепляясь в него пальцами, будто он и правда сейчас уйдет. их дыхание судорожное, рваное. оба не могут перестать всхлипывать, лица мокрые от слез. но все это понемногу возвращает яну тепло в сердце, маленькими пластырями склеивает кусочки назад, залечивает. он знает, что за доверие им еще придется побиться, но, во всяком случае, они на правильном пути.       и эта ночь — такая долгая. наце просит у него прощения снова и снова: словами, поцелуями, руками. он шепчет слова любви, когда впускает яна сам, впервые позволяя ему эту роль. ян принимает его подарок бережно, так боясь навредить, но любовь снова подсказывает, как правильно. и никаких сомнений нет, что они — только друг для друга.       утром ян вздрагивает от дремы, боясь, что он уйдет. но широкая обнаженная спина все еще здесь, в облаках белоснежного одеяла. ян двигается и прижимается, оставляя между лопаток несколько влажных поцелуев. наце сонно вздыхает и гладит его руку.       ***       почти год спустя, они стоят на лондонской сцене. боян поет, и зал, не зная ни слова на словенском, подпевает каждой песне. ян выдает потрясающее соло и ловит восхищенный взгляд наце, будто тот слышит его впервые. позади евровидение и почти половина их европейского тура, о котором раньше не приходилось и мечтать. и главное — они вместе, прошедшие испытание временем, славой, расставанием.       кто-то бросает фату невесты на сцену, и боян, смеясь, пристраивает её на голове у наце. ян, счастливо смеясь, встает рядом. потом это фото с подписью «женатики» разлетается по всем фанатским историям. может быть, однажды, они и правда решатся, но вообще-то это не обязательно. важно только то, что они вместе, сколько бы им не было лет.       fin